Нет социализму (письмо в рдакцию)

Я прочёл статью Уильяма Симпсона в 102 номере дважды. Я очень внимательно читаю все его статьи с тех пор, как вы начали их публиковать, и чрезвычайно впечатлён его выводами.

Я вырос в христианской семье. Оба моих родителя были очень набожными людьми, и я начал читать Библию по настоянию матери, когда мне было 12 лет. С самого начала у меня возникли некоторые сомнения относительно и Ветхого, и Нового Заветов, и с тех самых пор библейское учение вызывало во мне внутреннюю борьбу.

Прочитав статьи Уильяма Симпсона в “Национальном авангарде”, я в итоге согласился с ним в том, что христианство неподходящая религия для германских народов. Оно ведёт наш народ к гибели. Библейское учение и спутанное мышление глав нашей церкви разрушают нашу цивилизацию. Меня убедило в этом то, что они рады видеть в Америке представителей всех низших рас. Отчасти в этом виновато и учение самого Христа.

Однако для меня неприемлемо в “Национальном авангарде” то, что вы тяготеете к Гитлеру и его национал-социализму. Я ненавижу всякий социализм, национальный или любой другой. Я не думаю, что для того, чтобы скинуть с наших политиков сионистское ярмо и избавиться от международных паразитов, есть необходимость устанавливать в Вашингтоне социалистическое правительство. Вы согласны?

Ван Бурен, Арканзас

Вторая мировая война была великим поворотным пунктом в падении Запада. Если бы любая из великих держав, в частности Британия, Франция или Америка, имела достаточно сил, чтобы оказать сопротивление евреям и не дать втянуть себя во всемирный заговор против Германии, мировой войны не случилось бы, а была бы только война между национал-социалистской Германией и марксистским Советским Союзом. Германия бы победила, марксизм был бы искоренен, и это повсеместно стало бы началом конца для евреев.

Увы, продажные политики, иудохристианское священство и еврейские манипуляторы общественным мнением убедили западных мужчин вооружиться против немецких братьев и выступить в нечестивый крестовый поход с целью искоренить национал-социализм и тем самым упасти евреев и раковую опухоль марксизма, которую они распространили по миру. До Второй мировой войны Запад ёще был жизнеспособен, после – уже нет.

Катастрофа 1945 года, победа евреев и их союзников, неизбежно привела к падению заслонов против небелых иммигрантов в Британии и Соединённых Штатах; к уничтожению американской белой средней школы; к принятию законов, урезающих свободу объединений для белых людей и права белых работо- и арендодателей (а вместе с ними и права белых наемных работников и арендаторов); к распространению феминизма, гомосексуализма и наркомании; к слому традиционного семейного уклада; к высочайшим темпам метисации и к замещению здорового белого искусства, музыки, литературы и драматургии мусорной иудо-демократическо-голливудской “культурой”. Она также привела к тому, что метастазы марксистского рака пронизали обширные территории Европы, а в Палестине возникло злокачественное сионистское государство, государство, которое несомненно станет зачинщиком Третьей мировой войны.

По этой причине тем из нас, кто ещё надеется, что из грядущего хаоса можно спасти достаточное для нового начала количество здоровых генов, следует как можно лучше понять Вторую мировую войну, главную личность этой войны Адольфа Гитлера и его идеологию национал-социализма, искоренение которой логически повлекло беды, вкратце описанные выше. Вот почему “Национальный авангард” часто публикует статьи на эту тему и намерен делать это и впредь.

Что же касается “социализма” в национал-социализме – не поддавайтесь обману со стороны его врагов, среди которых сторонники новых правых иудокапиталистов: он определенно не имеет ничего общего с семитским социализмом, который разносили Маркс и его сородичи. Главный лозунг гитлеровских национал-социалистов был таков: “Общий интерес превыше личного!” Они считали, что каждый немец, будь то фабрикант или дворник, должен ставить интересы народа и расы выше личных интересов. Вот что на самом деле означал “социализм” в национал-социализме.

Они также считали, что вожди народа обязаны заботиться о физическом здоровье каждого представителя нации, а не угождать отдельным её группам и не состязаться за благосклонность непостоянных, переменчивых масс.

Такие убеждения определяли расовую, экономическую и образовательную политику гитлеровского правительства. Это правительство было “социалистическим” в том смысле, что прикладывало значительные усилия к улучшению экономического благосостояния немецких рабочего и среднего классов, а также расового качества и расового сознания народа в целом. Но оно не пыталось навязать своим гражданам никакого искусственного “равенства” ни в части общественного положения, ни в части дохода. И оно не препятствовало предпринимательской деятельности немецких граждан, если эта деятельность не вредила национальным интересам. Частная собственность в национал-социалистской Германии не только оставалась неприкосновенной, но правительство даже ввело новые правила, которые позволяли мелким фермерам избегать отчуждения своей земли в пользу ростовщиков.

Если это “социализм”, то “Национальный авангард” определённо не против такого “социализма”. Скажу больше: мы не сможем сбросить с Америки сионистское иго, пока белые американцы не начнут осознанно ставить общие расовые интересы над интересами личными.

In Defense of Hitler and his National Socialism by William Pierce, National Vanguard, 1985

Зимбабве: последствия либерализма [28]

Здравствуйте. Давайте сегодня поговорим о либерализме. Мы рассмотрим, как эта душевная болезнь влияет на некоторых наших людей. Давайте взглянем на последствия либерализма в одной из стран на юго-востоке африканского континента, которая 20 лет назад была известна как Родезия, а сегодня называется Зимбабве.

Родезия сегодня называется Зимбабве потому, что в 1979 году родезийцы под давлением жестких дипломатических и экономических мер, инициированных против них либералами Америки и Европы, – и, говоря откровенно, также в силу ряда симптомов либерализма, проявившихся среди них самих – решили позволить неграм участвовать в выборах нового правительства Родезии. Поскольку в то время в Родезии проживало 6 миллионов черных, и лишь 275 тысяч белых родезийцев, это было по сути решение белых родезийцев совершить коллективное самоубийство. Некоторые из них сознавали это, но для большинства это было не очевидно, поскольку, как я уже сказал, среди них уже развились некоторые ранние симптомы либерализма. Сегодня большинство из немногих оставшихся родезийцев осознали, что 21 год назад допустили страшную ошибку. Однако, перед тем, как обратиться к нынешнему положению родезийцев, давайте немного освежим историю.

В начале 19-го века британские колонисты впервые начали заниматься сельским хозяйством и добычей ископаемых в районе Африки, расположенном к северу от реки Лимпопо и к югу от реки Замбези, который позже получил название Родезия. В течение 19 века поселенцы подвергались опустошительным набегам чернокожих, несмотря на то, что последние были в большей степени увлечены истреблением и поеданием себе подобных, чем убийством белых колонистов. Однако в итоге белым удалось привить чернокожим сносные манеры. К началу 20-го столетия, белые поселенцы обрабатывали бОльшую часть родезийского нагорья.

Эти земли, с их почти европейским климатом и плодородными почвами, не представляли интереса для привыкших к джунглям негров, но для белых они были идеальны, и в промежутке между двумя мировыми войнами поселенцы построили здесь цветущую страну, с мощным сельским хозяйством и горным делом, с прекрасными городами и развитой промышленностью. По окончании Второй мировой многие ветераны войны переехали жить из Англии в Родезию. Население Родезии по своим качествам значительно превосходило европейцев: в целом они были выше, светлее, стройнее, предприимчивей и энергичней. Взгляните на фотографии, сделанные в столице страны Солсбери или на родезийских фермах. Родезийские женщины славились своим ростом, белокуростью и красотой. В Родезии было хорошо жить и растить белых детей.

Но, разумеется, без червоточины не обошлось. После войны Европу захлестнула волна либерализма. Либерализм одержал победу над фашизмом. Трупы миллионов неприятелей либерализма разлагались в братских могилах по всей Европе. В конце войны их положили пулеметными очередями, повесили или заморили голодом. Миллионы других противников либерализма гибли от непосильного рабского труда в лагерях за Железным занавесом. Либерализм торжествовал. Болезнетворное влияние либерализма проникло и в счастливую, солнечную Родезию. Либералы Европы вопили об ужасах белого колониализма и белого империализма. Белый человек угнетает и эксплуатирует коричневых индийцев и чернокожих африканцев, и этому надо положить конец. Ведь, в конце концов, мы все равны. Расовые отличия не имеют никакого значения, разница между нами лишь в цвете кожи, и только. Тем, кто думал иначе, лепили ярлык “фашистов” и “расистов”. Мы только что победили в чудовищно кровавой войне, затеянной ради искоренения “фашистов” и “расистов”. Совершенно неприемлемо, что наши африканские колонии проводят “расистскую” политику. Черные должны иметь право голоса. Мы обязаны сложить полномочия, и передать власть в руки наших черных “братьев”.

Эти безумные идеи нашли своих сторонников даже в Родезии, особенно в христианских церквях. Несмотря на всю эту либеральную пропаганду, большинство родезийцев в те годы не собиралось никому отдавать свою страну. Это была ИХ страна. Эту страну построили они сами и их предки. Несмотря на непрекращающийся приток иммигрантов из Англии, большинство родезийцев родились и прожили всю свою жизнь в Родезии. И они хорошо знали, что из себя представляют негры. Они знали, что различия между белыми и черными бесконечно глубже, чем различия в цвете кожи. Более того, они знали, что черных никто не угнетает; напротив, с приходом белых негры стали жить гораздо лучше. Да и сами негры предпочитали время от времени получать порку за леность от своего белого фермера, чем быть съеденными другими чернокожими после поражения в межплеменной войне.

По крайней мере, так думали большинство черных Родезии, которые в основном работали батраками на фермах. Однако некоторые негры были обижены на белых или завидовали им. А некоторые белые были заражены либерализмом, и стремились раздуть эти обиды до острой ненависти. Часть этих зараженных белых работала в средствах информации. Еще бОльшая часть принадлежала к христианским церквям. Одним из основных видов деятельности христианских церквей в Родезии было обучение черных. По всей стране при христианских миссиях были созданы школы, где черных не только бесплатно лечили и учили читать и писать, но и накачивали пропагандой равенства и ненавистью к их белым работодателям. Черным преподавали бунтарскую теологию. Все черные террористы, которые объявились в стране после того, как между черными и белыми Родезии вспыхнуло вооруженное противостояние, – ВСЕ БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ! в свое время были воспитанниками миссионерских школ. Среди них и нынешний черный диктатор Родезии – то есть, пардон, Зимбабве, – бывший главарь террористов, а ныне президент, Роберт Габриэль Мугабе. Среди них преподобный Ндабанинги Ситоле, который в 1979 году возглавлял Африканский национальный союз Зимбабве (ЗАНУ), одну из крупнейших террористических организаций. Среди них епископ Абель Музорева, ставший первым черным верховным диктатором Родезии после того, как белые сложили полномочия.

Когда в 60-х годах черные террористы активизировались, родезийцы дали им достойный отпор. Другие европейские колонии в Африке были брошены белыми, но родезийцы вместе с южноафриканцами решительно встали на защиту своей земли и своих домов. И разумеется, либералы Европы и Америки безоговорочно выступили на стороне черных террористов. Либералы громко радовались всякий раз, как черные убивали семью белого фермера, или взрывали бомбу в Солсбери. Когда же террористы убивали или калечили черных работников белого фермера, либералы хранили молчание. Такие случаи не были им особо на руку, но что поделаешь: когда лес рубят – щепки летят.

По иронии судьбы, христианские миссии также нередко подвергались нападениям. Белые фермеры быстро научились брать террористов к ногтю. Их фермы были отлично вооружены, и они создали очень эффективную систему коллективной самообороны и оповещения. Поймав террориста живьем, они вешали его. В армии Родезии служили лучшие в мире бойцы, обученные бороться с терроризмом. Обнаружение, отлов и уничтожение черных террористов стало для них спортивной игрой, в которой им не было равных. Тогда обескураженные негры стали разорять христианские миссии, некогда их воспитавшие. Миссии не были вооружены и часто располагались в глухих районах, а потому представляли собой легкую добычу. Черные имели обыкновение по очереди насиловать белых монахинь и сестер милосердия, а затем перерезать им глотки. Они вспарывали животы белым детям, включая грудных младенцев, и вынимали внутренности. Они сажали на кол священников и вырывали им глаза. Либералы Америки ухмылялись. Убийства белых фермеров и их семей были им гораздо более по вкусу, чем расправы с белым персоналом христианских миссий – ну что ж, по крайней мере, жертвами все же были белые.

Совместными усилиями родезийцы отлично справлялись с черным терроризмом, поэтому либералы решили пустить в ход терроризм экономический. ООН объявила Родезии эмбарго. Целью было – измором принудить родезийских “расистов” повиноваться, лишив их ресурсов, необходимых им для самозащиты от черных террористов. Однако эмбарго оказалось неэффективным, поскольку родезийцы получали все необходимое от южноафриканцев, живших чуть южнее на соседнем берегу Лимпопо. Это взбесило либералов. Христианские церкви в Америке начали собирать и отправлять деньги черным террористам Родезии на закупку более совершенного оружия. Всякий раз, как родезийцы вешали группу террористов, христианские союзы и прочие либеральные организации Америки устраивали массовые ночные бдения со свечами – это, кстати, одно из самых излюбленных либералами мероприятий.

Однако самым эффективным оружием либералов против Родезии были еврейские средства информации. Американские СМИ выплеснули на родезийцев потоки совершенно кровожадной ненависти. Они вывели на демонстрации студентов университетов. Они стали приглашать главарей террористов на беседы в студенческие группы, и помогать собирать деньги для помощи террористам. Уничтожение белой Родезии было одной из первоочередных задач американских либералов в 1970-е годы. Но белые родезийцы не особенно беспокоились. В 1965 году, когда британские либералы попытались навязать им черную власть, они объявили независимость от Британии; и покуда у них была возможность обменивать сельхозпродукты и минералы на южноафриканские боевые вертолеты и нефтепродукты, они знали, что способны бороться с черным терроризмом сколь угодно долго.

Поэтому либералы усилили экономическое давление на ЮАР. И, к великому позору, южноафриканцы в итоге сдались. Они прекратили торговлю с Родезией и оставили родезийцев в изоляции. Я не могу винить в этом предательстве исключительно либералов. Измена имела место отчасти в силу эгоизма и идиотской недальновидности нелиберальных южноафриканцев. Южноафриканские бизнесмены и политики решили, что если они отдадут родезийцев на растерзание, им удастся несколько смягчить репрессивные экономические меры, введенные либералами в отношении ЮАР.

Даже без помощи ЮАР родезийцы были способны противостоять террористам. Однако многие родезийцы уже были заражены либерализмом, который подорвал их уверенность в себе и способность трезво мыслить. В 1979 году они решили, что жить под черным правительством, возможно, не так уж и страшно. Ведь черные тоже люди, – рассуждали они. Черные должны же понимать, что их благосостояние зависит от белых. Доля белых в населении Родезии составляла лишь 4,5 процента, но они выпускали 92 процента всей сельхозпродукции страны. Черные фермеры вели исключительно натуральное хозяйство, и семья крестьянина сама потребляла практически весь урожай. Если бы не крупные, высокорентабельные хозяйства белых фермеров, страну бы снова поглотили джунгли. И вот, подписав массу соглашений и получив массу гарантий и заверений и от правительства Британии, и от Организации Объединенных Наций, родезийцы вручили бразды правления черному большинству, надеясь на то, что теперь мировое сообщество перестанет их бичевать, их уровень жизни вырастет после отмены эмбарго, и наступит прежняя изобильная и мирная жизнь.

Однако спустя короткое время суровая реальность заявила о себе. Первым делом страна была переименована из Родезии в Зимбабве. Название столицы Солсбери было заменено на Хараре. А былое демократическое правительство с его системой сдержек и противовесов, гарантировавших безопасность белого меньшинства, очень быстро мутировало в типичную для черной Африки форму: однопартийную диктатуру во главе с непостоянным и непредсказуемым черным диктатором. Партия Роберта Мугабе занимает 147 из 150 мест в парламенте Зимбабве. В Зимбабве существует организованная черная оппозиция, но когда она пытается проводить общественные акции или предвыборные митинги, то подвергается нападениям головорезов из партии Мугабе, а ее лидеры либо бесследно исчезают, либо гибнут при несчастных случаях.

Так, во время мирного шествия в Хараре первого числа этого месяца, которое проводила группа оппозиции из 3000 человек, среди которых было 200 белых, митингующие подверглись нападению сторонников Мугабе, вооруженных дубинками и мачете, при полном бездействии черной полиции. Нападавшие выбирали белых в качестве жертв. Я прочту вам несколько строк из показаний очевидца. Цитирую:

“Полиция поспешно освободила дорогу, и они бросились в атаку. В демонстрантов полетели булыжники, и они стали в панике разбегаться. Я спрятался в подъезде дома и видел, как обычную торговую улицу захлестнула анархия. Бандиты бегали по тротуарам, сбивая прохожих с ног и отнимая кошельки... Владельцы магазинов спешно забаррикадировали двери, и отчаявшиеся люди на улице оказались в ловушке. Белый мужчина лет 50-ти упал под ударами камней. Его спутница, белая женщина сорока лет, упала рядом с ним. Спустя мгновение трое молодчиков набросились на них с дубинками, и на тротуар, где они лежали, брызнула кровь”.

Передо мной лежат показания десятков других очевидцев, свидетельствующие о том, как избивали, резали и кололи ножами белых, которые две недели назад приняли участие в этом мирном протесте против правительства Мугабе. Вряд ли вы прочтете подобные свидетельства в “Нью-Йорк Таймс” или “Вашингтон Пост”. Им очень не нравится освещать такие события.

В последнее время в Зимбабве было много волнений из-за прошлогодних угроз Мугабе отобрать хозяйства у белых фермеров и передать их своим черным сторонникам. На прошлой неделе, 6 апреля, он, наконец, официально объявил, что фермы будут конфискованы у белых без всякой компенсации. Но еще до этого объявления, черные банды вторглись в пределы 800 с лишним белых хозяйств незаконно захватив чужие земли, и Мугабе отказался вмешиваться.

Сегодня в Зимбабве осталось лишь 75 тысяч белых. Из 275 тысяч белых, проживавших в Родезии в 1979 году на момент установления черной власти, 200 тысяч уже покинули страну. Тем, что остались, принадлежат около 4,5 тысяч ферм, которые до сих пор производят более 90 процентов сельхозпродукции Зимбабве. Мугабе поддерживает свою популярность у черных обещанием отобрать фермы у белых и распределить их между черными.

Комментируя свой отказ выгнать незаконных поселенцев с белых ферм, Мугабе официально заявил на прошлой неделе, цитирую: “Мы не станем сгонять людей с ферм. Мы намерены сделать их общей собственностью. Мы все равны. И мы обязаны делить все поровну”.

Оставшиеся в Зимбабве белые пребывают в отчаянии. Фермы – это все, что у них есть. Когда фермы отберут, у большинства из них ничего не останется и некуда будет деться. Та малая их часть, которая имеет британские паспорта, может уехать в Британию, но они теряют все своё имущество, все, что построили и нажили в течение жизни.

В заключение этой истории. Четыре дня назад, во вторник вечером я увидел одноминутный репортаж о выселении белых фермеров Зимбабве по новостному каналу СиЭнЭн. Я и не ожидал, что репортаж будет длиннее. С точки зрения еврейских хозяев СМИ, эта новость из разряда незначительных. Пострадавшие здесь – наши люди, не евреи, не черные, вообще не цветные, так что нет нужды поднимать по этому поводу шум. И либералам, разумеется, это тоже не интересно.

Они были крайне заинтересованы в развале Родезии в 70-х, и с энтузиазмом этим занимались. Но вот развал состоялся и сегодня они утратили всякий интерес. Теперь им просто наплевать. Теперь у них новый проект: они уламывают Международный валютный фонд открыть мошну и дать НАШИХ денег нуждающимся странам Африки. В настоящее время они проводят уличные демонстрации в Вашингтоне, требуя денежной поддержки для стран-банкротов – таких как Зимбабве Роберта Мугабе. С тех пор, как белые, которые были основными работодателями для черных, начали несколько лет назад уезжать из страны, уровень безработицы в Зимбабве достиг 50 процентов. Годовой уровень инфляции также вырос до 50 процентов. Когда Мугабе начнет захватывать другие белые фермы, о чем он официально заявил на прошлой неделе, экономику постигнет полный коллапс. Кроме всего прочего, каждый пятый негр в Зимбабве инфицирован ВИЧ.

Да, у нового поколения активных студенток, патлатых маргиналов и распевающих гимны христиан скоро появится новая чудесная цель, которой они смогут отдаться: собирать деньги на еду и медпомощь для голодающих, больных СПИДом негров Зимбабве. Ради этой цели он станут устраивать демонстрации с тем же искренним энтузиазмом, с каким их проводили их предшественники, требуя отдать власть в Родезии черным.

Если помните, я начал сегодняшнюю беседу с упоминания о болезни либерализма. До сих пор я говорил лишь об одном из РЕЗУЛЬТАТОВ либерализма, лишь об одном из ПОСЛЕДСТВИЙ этой душевной болезни. Те самые активные студентки, патлатые маргиналы и распевающие гимны христиане, которые были так горды собой, когда им удалось уничтожить Родезию – все они также лишь одно из СЛЕДСТВИЙ либерализма. Они не либералы. У них нет идеологии. Они лишь хотят идти в ногу с модой. Они совершенно искренне поддержат любую цель, если она модная. Им не хватает ума предвидеть катастрофические последствия своего вредоносного энтузиазма. Им просто наплевать на последствия.

Было время, когда я хотел поубивать всех этих людей. Согнать в кучу всех этих активных студенток, патлатых маргиналов и бьющих в ладоши певцов, которые устраивали демонстрации за черную власть в Родезии, за бойкот Южной Африки или за предоставление черным Юга США избирательного права и так далее, заставить их вырыть для себя огромную могилу и расстрелять их всех пулеметными очередями. Я хотел разыскать все старые членские списки организаций, в которые входили эти люди, чтобы найти и уничтожить каждого из них. Они причинили столь чудовищный вред нашему миру, и живут себе дальше как ни в чем не бывало, даже не вспоминая об этом, не осознавая ни в малейшей степени, какой урон нанесли, что мне казалось совершенно справедливым истребить их всех до единого.

Однако сегодня я понимаю, что в этом нет особой нужды. В нашем мире просто чересчур много идиотов, следующих за модой. Они даже не злы по своей сути. Они просто лишены способности отличать добро от зла. Они, подобно животным, лишены морали. У них нет души. Все, что у них есть – это способность улавливать веяния моды. А убивать надо тех, кто вбивает в головы этих идиотов разрушительные идеи. Это и есть истинные либералы, истинные безумцы, которых необходимо уничтожать.

Позже мы поговорим о них подробнее. А сейчас я скажу вам, что у меня становится очень тяжело на душе, когда я думаю о том, что сделали идиоты-энтузиасты, подстрекаемые этими либералами, с белыми родезийцами, которые были одними из лучших представителей нашей расы и которых в настоящее время ожидает очень мрачное будущее.

Zimbabwe: Liberal Consequences by William Pierce, радиопередача 15 апреля 2000

 

Идея свободы

Идея свободы замысловата. Под этим словом разумеют многое и разное, и редко дают ему вполне ясное определение. Его часто употребляют как расхожее словечко вроде “равенства” и “братства”, при этом давая понять, что слишком углубляться в его смысл равносильно богохульству. Но эта идея важна, и мы должны четко её понимать во всех её ипостасях.

Давайте подойдём к этому пониманию, для начала определив её очень просто и общо: Свобода – это отсутствие ограничений. Положим, человек, ограниченный оковами или тюремными стенами, несвободен. Эти ограничения не дают ему свободно перемещаться и поступать так, как ему вздумается. Но если оков нет, и дверь тюрьмы открыта, будет ли этот человек свободен?

В абсолютном смысле, разумеется, не будет. Даже в этом случае он много куда не сумеет добраться и много чего не сможет сделать. Он не сможет полететь на Марс, как бы он того ни желал. Возможно, он даже не сумеет добраться до соседнего города, если у него нет автомобиля и денег на его покупку. Может выйти и так, что он не сможет добраться до ближайшего города даже автостопом, если это запрещает закон. Свобода любого человека всегда ограничена не только естественными, но и рукотворными причинами.

Ясно, что свобода, как мы её определили, всегда относительна и абсолютной не бывает. Попробуем сузить наше определение таким образом: свобода – это отсутствие определённых ограничений, скажем, рукотворных. Таким образом, мы можем считать человека свободным, если его не ограничивает никто другой. В этом случае неспособность полететь на Марс не будет ограничением свободы.

Но как нам решить, какие ограничение “нерукотворны”? Оковы и тюремные стены, конечно, из числа рукотворных. А бедность? Ведь правила, которые не позволяют человеку приобрести товар или услугу, если он неспособен за них заплатить, устанавливаются людьми. Такой образ мыслей свойствен либералам, они считают бедность ограничением свободы. Консерваторы склонны его отвергать и утверждают, что бедность не настоящее ограничение, потому что человек своим трудом может его преодолеть. Разумеется, этот же довод можно привести против иных явных ограничений: даже тюремные стены можно преодолеть, если человек готов ночью поработать напильником.

Многие видят ограничение свободы не только в безденежье: в Америке есть организованная и очень мощная группа поддержки инвалидов, которая считает, что неспособность правительства обеспечить их подопечных особыми приспособлениями – это посягательство на их свободу; они сетуют, что городской транспорт не оборудован специальными устройствами для пассажиров в инвалидных колясках, и поэтому тех не пускают в автобусы.

Любой рукотворный закон ограничивает свободу, хотя различные идеологические течения расходятся во мнениях и на этот счёт. Рональд Рейган любит подчеркивать, что различие между Советским Союзом и США заключается якобы в том, что там свобода отсутствует, а у нас она есть. Но притянутость и бездоказательность такого разграничения видны невооруженным глазом. Закон запрещает советским гражданам одно, а американцам другое – и наоборот. Русский не может издавать газету без разрешения правительства. Зато закон не принуждает русских отдавать детей в школу, где учатся чёрные. И русских не обязывают из своих налогов оплачивать еврейский террор в оккупированной Палестине.*

И хотя всякий закон неизбежно ограничивает свободу, беззаконие явно ограничивает её ещё больше. Либертарианцы чают общества без законов, без правительства, которое бы велело им, что они должны и не должны делать, но всегда найдётся сила, которая станет диктовать свою волю слабым. В отсутствие законов сильные хотя бы заполучат бОльшую свободу, но слабый человек будет “свободен” в этом понимании лишь на необитаемом острове.

Даже в обществе, которое управляется законами, рукотворных ограничений больше, чем собственно законов и таких сомнительных ограничений, как бедность. В нём, например, может не быть особого закона против непристойного поведения или многих иных поступков, которые порицаются большинством. Однако некто, кого тянет обнажиться на людях или в рамках закона повести себя иным образом, который наверняка вызовет общественное возмущение, обыкновенно воздержится от подобных поступков. Тирания общественного давления, хотя она и очень по-разному проявляется в разных обстоятельствах, способна ограничивать свободу сильнее, чем всякое политбюро или законодательное собрание.

Вспомним теперь о свободе американцев издавать газеты без государственных ограничений. Такая свобода может оказаться мнимой для любого, кто намерен проводить редакторскую политику, не одобряемую тайными, негосударственными силами, которые жёстко контролируют каналы распространения печати. Если издатель не может убедить запуганных владельцев киосков выставить свою продукцию на продажу, можно ли говорить о действительной “свободе” печати? Типографии неоднократно разрывали договор с журналом “Национальный авангард”, тем самым срывая его выпуск, после того как им угрожали волнениями среди рабочих или потерей другого бизнеса. Лишь счастливое обстоятельство, что на рынке печати очень высока конкуренция и многие типографии балансируют на грани банкротства и хватаются за любую работу, даёт возможность обойти это вполне реальное ограничение. Но раз на то пошло, ведь и русским – с помощью самиздатовских ухищрений – удаётся обходить ограничения, которые государство накладывает на их желание издаваться.

Чем пристальнее мы всматриваемся в понятие свободы, тем сложнее дать ему более точное определение, чем то, что мы приняли изначально. При ближайшем рассмотрении размывается даже грань между рукотворными и естественными ограничениями. Например, мы объясняли отсутствие свободы полететь на Марс естественным ограничением (а именно силой притяжения), но могли бы объяснить это бедностью, потому что человек, готовый и способный потратить на такую честь 50 миллиардов долларов, вполне мог бы совершить этот полёт.

Ну, а умственные и духовные ограничения? Человек, чьим умом манипулирует его церковь или хозяева зависимых новостных и развлекательных СМИ, да так, что он боится даже помыслить о запретном, действительно ли такой человек свободен? Разве глупец, человек без воображения, суеверный человек обладают не меньшей истинной свободой, чем человек с острым внутренним зрением, ясным умом и храбростью, несмотря на законы или бедность?

Если мы взглянем на свободу в более положительном ключе и определим её как наличие возможностей или потенциала для действия, а не как отсутствие ограничений, то и в этом случае мы придём к очень похожим умозаключениям на её счёт. Она всегда относительна и абсолютной не бывает, так что вряд ли целесообразно стараться чётко различать разные виды её ограничений. У сильного – при прочих равных условиях – свободы всегда больше, чем у слабого, потому что у первого потенциал для действия выше, чем у второго. Так же и богач свободнее бедняка. Храбрец свободнее труса. Умный, одарённый воображением человек свободнее человека глупого, лишенного воображения. Непредубежденный человек свободнее человека пристрастного и ограниченного. Образованный человек свободнее, чем невежда с таким же врождённым интеллектом. А человек дисциплинированный свободнее того, кто не закалял свою силу воли.

Два последние примера – о том, как знание и дисциплина увеличивают нашу свободу – иллюстрируют очень важный принцип: чтобы достичь наивысшей свободы, мы должны всегда сопровождать свой выбор добровольным принятием ряда ограничений. Человек, который владеет своим умом и телом и способен задействовать все их возможности для воплощения своей воли, будет иметь больший потенциал для прямого действия, для свершений, для достижения поставленных целей – а потому и больше свободы, – чем тот, кто зависит от своих прихотей, страхов, страстей, перемен настроения и желаний. Но самодисциплина достигается только через принятие ограничений: сначала ограничений со стороны других, а затем и самоограничений. Так же и систематизированное знание обретается только через самодисциплину.

Свободнее всех тот человек, кто мудрее прочих выбирает для себя ограничения.

* * *

The Idea of Freedom by William Pierce, National Alliance Bulletin, февраль-март 1986

Люди доблести

На следующей странице этого номера приведён отрывок из письма, которое нам написал один заключенный из федеральной тюрьмы строгого режима. Он убийца. Но он также вдумчивый человек, который много размышляет и пишет о мире за пределами стен своей тюрьмы.

Часть выводов в письмах, которые он нам написал, коренным образом расходятся с нашими собственными. Но его замечания о том, что нам не хватает белого правящего класса, истинны без всякого сомнения. Он пишет, что в Америке отсутствует класс белых людей, выдающихся своей доблестью, и что без такого класса нашей стране не выжить.

У нас, конечно, есть подобие правящего класса – тот или иной правящий класс присутствует всегда. Но люди, которые сегодня правят Америкой, определенно не являются людьми доблести. Это юристы, бюрократы, богатые торговцы, книжники и фарисеи.

Это люди без идеологии, люди, чей единственный твёрдый принцип гласит: “всегда делай то, что тебе выгодно”. И в некотором смысле эти люди “лучшие” среди себе подобных, ведь своим упорным трудом, своим умом и подлостью, а также своей приверженностью партийному курсу – официально провозглашённому лицемерию – они превзошли тех, кто не достиг таких вершин. В любом обществе выживают и благоденствуют наиболее “приспособленные”.

Но, увы, доблесть, по-видимому, не считается ценной для выживания в американском обществе XX века, по крайней мере, та доблесть, о примерах которой в минувшие века мы тепло вспоминаем. Каково бы пришлось в нынешней Америке прежнему янки или джентльмену-южанину? Как бы он себя повёл, если бы, шагая по тротуару, встретил развязного негра под руку с белой женщиной, за которыми бы ковыляла парочка их отпрысков-мулатов?

Что, если бы на улице он нос к носу столкнулся с одним из тех мерзавцев, которые сделали карьеру в политике, средствах информации или церковных кругах, потворствуя тому положению вещей, при котором белые женщины смеют появляться на людях под руку с черными? Долго бы ему удавалось избегать тюрьмы? Лучшие из ныне живущих понимают, что находятся на оккупированной врагом территории, и при такой встрече они только стискивают зубы и в немой ярости проходят мимо, а худшие заискивающе улыбаются. Короче говоря, в современной Америке жизнь для истинно доблестных людей при нынешних условиях невозможна. Если такой человек и явится случайно – скажем, в силу некоего генетического атавизма – люди встретят его как выпущенного из клетки дикого тигра: они обложат его со всех сторон, затравят и убьют. Доблесть и массовая демократия в корне несовместимы.