Поток материалов. Мы видели это с воздушным змеем. Для

Думать о воздушном змее как о предмете – значит опускать ветер-забывать, что он есть, в

fi

Во-первых,

Воздушный змей в воздухе. И поэтому кажется, что воздушный змей

fl

Ин-это результат взаимодействия между

Человек (the

fl

yer) и объект (воздушный змей), который можно объяснить, только представив
, что воздушный змей наделен внутренним оживляющим принципом, действием, которое приводит его в
движение, чаще всего вопреки воле

fl

Yer.

В более общем плане я предполагаю, что проблема агентства порождена попыткой-

Оживите мир вещей, уже заглушенных или ставших инертными, арестовав

fl

потоки
вещества, которые оживляют их. В EWO вещи движутся и растут, потому что они
живые, а не потому, что у них есть свобода воли. И они живы именно потому, что не
низведены до статуса объектов. Идея о том, что объекты обладают свободой воли, в лучшем случае является

fi

фигура
речи, навязанная нам (по крайней мере, англофонам) структурой языка, которая требует
, чтобы у каждого глагола действия был номинальный субъект. В худшем случае это привело великие умы к тому, чтобы выставлять
себя дураками таким образом, что нам было бы неразумно подражать. В сущности, представить
жизнь вещей как действие объектов означает осуществить двойное сведение вещей к объектам
, а жизни-к действию. И источник этой редуктивной логики лежит, я полагаю, не в чем ином
, как в хиломорфной модели.

МАТЕРИАЛЫ

И

СУЩЕСТВЕННОСТЬ

Когда аналитики говорят о “материальном мире” или, более абстрактно, о “материальности”,
что они имеют в виду (Ingold 2007b)? Какой смысл взывать к материальности
камней, деревьев, облаков, зданий или даже воздушных змеев? Задайте этот вопрос студентам
, изучающим материальную культуру, и вы, скорее всего, получите противоречивые ответы. Таким образом, камень, по словам
Кристофера Тилли, можно рассматривать в его “грубой материальности”, просто как бесформенный комок
материи. И все же, по его мнению, нам нужна концепция материальности, чтобы понять, как
конкретным кускам камня придается форма и значение в рамках конкретных

fi

c социальные и
исторические контексты (Тилли 2007: 17). Аналогично, археолог Джошуа Поллард объясняет, что “под
материальностью я имею в виду то, как материальный характер мира постигается,
присваивается и вовлекается в человеческие проекты” (Поллард 2004: 48). В обоих высказываниях мы можем распознать
две стороны гиломорфной модели: с одной стороны, грубую
материальность или “материальный характер” мира; с другой - наделяющую форму свободу воли
людей. В концепции материальности разделение между материей и формой является
воспроизводится, а не оспаривается. Действительно, само понятие материальной культуры является
современным выражением материальной формы гиломорфизма. Когда Тилли пишет о
“грубой материальности” или археолог Бьернар Олсен (2003: 88) о “жесткой телесности
мира”, создается впечатление, что мир прекратил свое существование и выкристаллизовался в виде
твердого и однородного осадка, ожидающего своей дифференциации посредством
наложения культурной формы. В таком стабильном и стабильном мире ничто

fl

Оу. Там могут быть

Ни ветра, ни погоды, ни дождя, чтобы увлажнить землю, ни рек, протекающих по ней, ни “восходящего

220

ЖИЛИЩЕ

С

(

ИЗ

)

ВЕЩИ

вверх” земли в растение или животное, на самом деле никакой жизни вообще. Там не могло быть никаких вещей, только
предметы.

В своих попытках сбалансировать хиломорфную модель теоретики настаивали на том, что
материальный мир не пассивно подчиняется человеческим замыслам. Тем не менее, арестовав

fl

поток материалов, которые они могут постичь только со стороны материального мира,
приписывая свободу действий объектам. Поллард, однако, звучит как нотка несогласия. Завершая
важную статью “искусство разложения и трансформации вещества”, он указывает
, что материальные вещи, как и люди, являются процессами, и что их реальная сила заключается именно
в том, что “их не всегда можно уловить и удержать” (Поллард 2004: 60). Как
мы обнаружили, он находится в противоположности захвату и удержанию, а именно разрядке и
утечка, что мы открываем жизнь вещей. Имея это в виду, мы можем вернуться к Делезу
и Гваттари, которые настаивают на том, что всякий раз,когда мы сталкиваемся с материей, “это материя в движении,
в

fl