М е д и т а ц и я   и   м о л и т в а .

Если, по Мальбраншу, внимание есть естественная молитва, то концентрация и медитация являются молитвой в большей степени, но именно только естественной молитвой, имеющей все недостатки естественного метода. Это — метод головной, ментальный, без участия сердца, и увлекает в ментальный мир, мир «отвлеченных начал», который не есть высший, духовный мир. Если абстракция в мышлении есть телесный акт собирания ума, безмолитвенная медитация есть остановка на этой душевной ступени. Духовным завершением медитации является обращение или восхождение ума к Богу в молитве. Медитация без молитвы есть замыкание ума в самом себе, молитва к самому себе, к своему я. Отсюда автотеосия Йоги, самообожествдение, антропоцентризм. Мудрость и знание человек получает здесь из того же источника, от своего нуменального Я. Это — мудрость мира сего и века сего, отвергнутая апостолами. Созерцание завершается и оформляется в мышлении. Буддийская медитация, дхиана, замкнута гнозис Гаутамы Будды в философскую систему, полную противоречий. Западный ум в лице Фихте, Гегеля и Шопенгауэра без всякой аскезы, медитации пришел к тем же выводам.

Созерцание в безмолитвенной медитации — это в лучшем случае созерцание платоновских идей, но в их безжизненном, безличном аспекте и вне их связи с центральной Идеей-Логосом. Отвлеченная идея не живет, человеческая софия не проникает в жизнь и потому отворачивается от нее.

В Древней мистике, где она не испорчена и не извращена спекуляцией, значение молитвы признается полностью, например в «Тимее» Платона. Прокл говорит в «Комментариях к Тимею»: «В молитве душа перестает быть сама собою, она в Боге». Умирая, Сократ так молился: «Создатель всех! Дух и Премудрость! Тебе предаю душу мою!»

Духовность медитации обусловлена молитвой. Исаак говорит:

«Всякое размышление о духовном устанавливается молитвой и нарицается именем молитвы, и под сим именем сводится во едино» (Слово, 39,171).

То же и в отношении к созерцанию:

«Молитва возносит к созерцанию, которое называется духовным видением» (там же, 21,111).

Медитация имеет тенденцию вытеснить молитву. Медитативное лечение может быть успешно лишь в том случае, если устранен корень болезни — эксцентризм, отпадение от Бога. Медитация духовно эффективна только в соединении с молитвой. Гармоническое соединение медитации и молитвы мы видим в умной Иисусовой молитве, в умном делании, в Логос-медитации.

Симеон Новый Богослов говорит:

«Внимание так должно быть связуемо и неразлучно с молитвой, как связано и неразлучно тело с душой. Внимание должно идти вперед и сторожить врагов, как некий страж; оно первое пусть вступает в борьбу с грехом и противостоит злым помыслам, входящим в душу, а позади внимания пусть следует молитва, которая истребляет и побивает тотчас все те злые помыслы, с которыми вело брань внимание» (Добр. 5, 505).

Т А Й Н А   М О Л И Т В Ы.

Никакой психологический анализ не в состоянии вскрыть тайну молитвы, ее универсальное действие на все тримерию. Из всех видов внутреннего делания молитва в наибольшей мере способствует отрешению от внешнего человека и от внешнего мира, от всех чувств, ощущений, забот, желаний и мыслей. Молитва есть акт подлинного Я, небесного человека, Архетипа, есть акт божественный, и потому молился постоянно Сам Богочеловек Иисус. Безмолитвенная концентрация и медитация завершается размышлением, то есть переходит во внешнюю активность. В чистой молитве нет даже следов мышления, и потому пробуждается внутренняя активность: внутренний ум, внутреннее чувство и внутреннее слово. Бездумная молитвенная концентрация есть наиболее чистая и высшая форма концентрации, когда начинает быть слышным голос сердца, глубочайший, интимнейший, заглушенный в обычных условиях шумом сердечных эмоций, помыслов и страстей.

Существенным элементом молитвы является слово, которое само по себе есть сила активная. Эта сила приходит на помощь силе концентрированного ума. Молитва есть активная концентрация ума словом, есть диалогическая форма концентрации, когда посредником между человеком и высшей силой является сила слова. Настоящее чудо молитвы начинается, когда внешнее слово в молитве, логос профорикос, уступает место внутреннему слову, логос эндиатетос. Тогда молитва идет сама из глубины вместе с голосом внутреннего Логоса. Когда есть молитва, то все другие виды концентрации и медитации не нужны, так как они входят в молитву, как ее основные элементы. Молитва является в то же время универсальной концентрирующей силой, вростая в умном делании в первую половину его, в концентрацию ума в сердце и доводя концентрацию до ее предельной степени. В молитве происходит поляризация души в сторону духа. Тогда молитва отворяет «сердечный вход» концентрированному уму, утверждает ум в «сердечном месте» и ведет к внутреннему царству небесному. Именно в молитве — огромная сила древнецер-ковной аскезы (медитация), ее глубоко проникающая сила, ведущая до самого центра человеческого существа, где находится Божество в человеке.

Д У Ш А   И   М О Л И Т В А.

Молитва есть пища для души. Как телесная пища есть питание тела, так и молитва есть питание дугой. Молитва есть для души пища духовная, в то время как дыхание, ведущее к накоплению психической энергии, есть пища душевная. При наличии духовной пищи душевная пища для души излишня, поэтому дыхание не играет в древнецерковной медитации той роли, какую оно играет в Йоге. Духовная пища действует во всех частях души: умственной, раздражительной и желательной, и усиливает все душевные функции. Духовная пища действует и на телесном плане. Мученики голодали в темницах до двух-трех недель, их поддерживала духовная пища, подаваемая в молитве, она поддерживала и их тело. Христос говорил ученикам: «Я имею пищу, которую вы не имеете», подразумевая духовную пищу.

Молитва есть жизнь души. Калл ист говорит:

«Как сие тело наше, по исходе из него души мертво бывает и смердяще, так и душа наша, не движущая себя на молитву, мерта есть, окаянна и злосмрадна» (Добр. 5,372).

О Св. Евфимии говорится, что он «молитвами оживлял душу свою».

На втором месте нужно поставить катартическое действие молитвы. Илья Экдик говорит:

«Когда душа, упразднившись от всего внешнего, соединяется с молитвою, тогда молитва, как пламя некое, окружив ее, как огонь железо, делает ее всю огненною, и тогда душа бывает неприкосновенною для внешнего, подобно раскаленному железу» (По Каллисту, Добр. 5,107).

Аскеты говорят, что «имя Иисуса, произносимое в умной молитве, попаляет всякую скверну, появляющуюся в душе» (Иоанн Лествичник и др.). Каллист говорит в свете молитвы:

«Свет ума и души есть рачительная молитва, свет негасимый и непрестанный» (Добр. 5,374), — в то время как воображение (фантазия) и внешние чувства помрачают ум и душу. Огонь и свет, подаваемые душе в молитве, ведут к сублимации неразумной души, возводят две неразумных силы души на степень их первозданной интеллигибельности (тимос и эпитимию) осуществляя эротопоэз и иллюминацию души.

У М   И   М О Л И Т В А.

Каллист говорит о концентрирующем действии молитвы на ум:

«Ум во время молитвы трезвенно углубляется в сердце и ничему уже внимать не может, кроме Бога» (Добр. 5, 457),

Исаак говорит об отрешающем действии на ум: «В молитве ум освобождается от уз попечений, утончается и просветляется» (Сл. 39,170).

Ум несовершенных, по Исааку, зависит от изменений четырех влаг тела, от четырех стихий, это — вещественный ум, созерцающий только видимое. Утончение ума в молитве возводит его до созерцания невидимой основы вещей, ум делается нематериальным, световидным, как говорит Григорий Синайский (Patr. M. 15О, 1281). Только в молитве достигается полная интроверзия ума, полное собирание ума и возвращение его к самому себе, освобождение его от рассеяния по миру и гедонической привязанности к вещам мира, от опьянения миром. В своей трезвенной молитвенной концентрации ум действует на душу, как огонь и свет, сжигая в ней страсти и чувственность и освещая темную бездну сердца. В молитвенной интенции ума осуществляется величайший мистический акт уподобления. Максим Исповедник говорит:

«Ум, направленный к Богу молитвою и любовью, делается мудрым, сильным, человеколюбивым, милосердным, или, просто говоря, имеет все свойства Божий» (Patr. M. t. 9O/1,1001).

В молитвенной концентрации ум вновь обретает утерянную им способность созерцания, так как молящийся ум уже не мыслит. Мышление и созерцание — антогонисты, когда ум мыслит, то созерцать он не может. Для созерцания нужно полное отрешение ума от мысли. Умозрение о вещах отпечатлевает в уме образы этих вещей и мешает созерцанию. Молитва отрешает ум от рефлексии и философствования и тем самым создает благоприятные условия для созерцания. Погруженный в сердце в умной медитации ум пребывает в нем неподвижным, то есть свободным от чувственного созерцания и умозрения, и, по Каллисту, «приемлет мысленные озарения, как блистания молнийные, и собирает божественные разумения» (О молитве, Добр. 5,458).

Ум освобождается от эмпатии, становится бесстрастным умом.

Созерцание тесно переплетается с молитвой, но это — не одно и то же:

«Молитва есть сеяние, созерцание — собирание рукоятей, при котором живущий приводится в изумление неизглаголанным видением, как из малых и голых посеянных им зерен вдруг произросли пред нами такие красивые колосья» (Исаак, Добр. 2,720).

Нил Синайский говорит:

«Иное есть бесстрастие ума, а другое — истинная молитва, что и выше. Но и когда ум не коснит в простых помышлениях о вещах, не значит еще, что он достиг уже и места молитвы; ибо он может быть занят философским умозрением о сих вещах и углубляться в причинные их отношения» (Добр. 5,418).

Но при философствовании неизбежно происходит отпечатление ума, а это, по Нилу С., «далеко уводит от Бога». Философствующий ум пребывает в отвлеченностях, и потому для него и Бог, и дух, и душа — только отвлеченности, идеалы и фикции разума, а не живые сущности. Христианское молитвенное делание духовно чисто и потому в нем созерцается и Бог и сама жизнь в целом. Молитва освобождает ум не только от противоестественных цепей, но и от естественных рамок и ограничений, и вводит ум в область Божественного сверхъестества.

Утончение ума в молитве и пробуждение созерцательной его функции повышает до неузнаваемости гностические функции ума. Подлинный гнозис, то есть углубленное внутреннее познание, с проникновением в сущность вещей, достигается в молитвенной интенции ума и весь невидимый мир открывается уму со всеми своими духовными законами и тайнами. Марк Подвижник говорит о трех способах познания:

через чувства, в понятиях чувственного, в интеллектуальном созерцании вещей.

3)в состоянии молитвы (Комм., Patr. M. t. 88, 1141).

Молитвенное познание проникает дальше всех, так как ведет к самому источнику Бытия и жизни.

В молитве совершается мистическая сублимация душевного ума, логикон, или логистикон, и его соединение с латентным духовным умом — нус. Каллист Тиликуда говорит о сублимации ума и души:

«Над всеми добрыми делами державствует молитва: слезу покаяния она рождает, к умирению помыслов весьма содействует, будучи понуждаема единого Бога почитать высочайшим миром; любви к Богу она есть родительница; мысленную силу души она одна очищает, вожделевательную силу чистою для Бога сберегает, раздражительную часть души укрощает. Все силы души и все действия ее очищает и исправляет, особенно при созерцании и рождающейся любви к Богу» (Добр. 5,465—466).

В молитве совершается мистическая триадизация ума при соединении его с Богом, о чем говорит Григорий Палама:

«Когда единичный ум бывает тройственным, тогда он соединяется с Троической единицей... Бывает же ум тройственным в возвращении к самому себе и в восхождении через себя к Богу» (Добр. 5,324—325).

В молитве совершается эротопоэз ума и всей души. Исаак говорит:

«От молитвы рождается любовь Божья» (Сл. 39, 171).

Мы уже приводили слова Максима Исповедника о том, что в умном делании две силы души, раздражительная и вожделевательная, превращаются в любовь. То же самое происходит и с умом. Эротопоэз ума — одно из величайших чудес древнецерковной мистики и свидетельствует о том, что ум достиг одухотворения и соединения с умным (духовным) чувством. Здесь ум — «всецело пребывает в себе и в Боге, вкушая источающееся изнутри духовное радование... духовным чувством познает, сколь благ Господь... и испытывает неизреченное нечто» (Гр. Палама, Добр. 5,325).

Эротопоэз сопровождается чувством мистического блаженства, которое нельзя передать словами.

На высших ступенях молитвы ум как бы выходит из себя, приходит в иступление, восторгается или восхищается, восходит к Богу, но не один, а со всей душой и духом, в экстазе и мистическом единении (unio mystica). «Мысленно в воздух света восхищаемая душа светло осиявается, еще паче очищается, вся восторгается к небесам и созерцает красоты уготованных святым благ» (Никита Стифат, Добр. 5,142).

Нил Синайский говорит:

«Высшая совершенная молитва есть некое восхищение ума и полное его исступление от всего чувственного» (Добр. 5,419).

Духовная активность ума в молитве неисчерпаема и лежит в основе катартического действия ума при концентрации его в серце. Это ум вычерпывает из темной бездны.сердца все его ядовитое и смрадное содержимое.

Д У Х   И   М О Л И Т В А.

Дух и духовность являются идеалом христианской жизни и поэтому молитва должна быть духовной. Нил' Синайский говорит:

«Качество молитвы состоит в том, чтобы молиться в духе умом» (Добр. 5,419).

Ап. Павел различает молитву умом и молитву духом:

«Что же делать? Стану молиться духом и стану молиться умом; буду петь духом, буду петь и умом» (1 Кор. 14,15).

Из дальнейших слов апостола видно, что под молитвой духом он разумеет внутреннюю, тайную молитву, незаметную для окружающих людей, и поэтому он говорит о двух видах молитвы, внутренней и внешней. Внутренняя, умная Иисусова молитва, или умное делание, есть молитва «умом в духе», по Нилу Синайскому, совершаемая духовной интенцией ума, придающей молитве более глубокий интимный характер.

Дух сам преображается в молитве, и об этом говорит Феофан Тамбовский:

«Молитва есть оживотворение духа. Кто бывает в мироварнице, пропитывается миром (маслом). Кто возносится к Богу, исполняется Божеством. Божественное течение в нас, будучи само по себе просто и единично, разивается в нас по трем силам нашего духа, просвещает разум, дает крепость воле, возвышает сердце. Молитва есть все для нас» (Начала христ. нравоуч. М, 1891,395).

Духовность в христианской аскезе подается по признаку молитвы:

«Умеющего молиться должно назвать имеющим дух. Молитва есть дыхание духа... В молитве разверзаются глубины нашего сердца и дух возносится к Богу, чтобы приобщением к Нему воспринять дар соответствующий» (там же, 394).

Т Е Л О.

В йогическом каталептическом экстазе Самадхи тело не принимает никакого участия, оно пребывает в состоянии трупного окоченения и полностью разобщено с экста-тированным духом и душой. Отсюда — абсолютно бессознательный характер йогического экстаза с неизбежной постэкстатической рефлексией Тарка, заполняющий пропасть между сверхсознанием йога и его парализованным сознанием.

В молитвенном экстазе умной медитации тело принимает участие, несмотря на полное восхождение ума, духа и души к Богу. Бессознательность здесь относительная, в смысле выключения физического, мозгового сознания с его чувственно-рассудочным содержанием. Сверхсознание аскета (умного делателя) органически вливается в ставшее латентным физическое сознание, которое вместе с телом аскета подвергается метаморфозу в такой степени, что способно вместить сверхсознание аскета, и рефлексии здесь нет места. В молитвенном экстазе тело одухотворяется, становится, по ап. Павлу, телом духовным, просветляется светом рождаемого в сердце аскета Логоса-Христа. По Диадоху — «огонь святой благодати распространяется и на внешние чувства», происходит, по Исааку, «уразумление внешних чувств», восстановление их первначальной интеллигибельности, реинтеграция внешних чувств, вместе с реинтеграцией всей тримерии в тотальном молитвенном экстазе умного делания.

С Е Р Д Ц Е.

Примат сердца над головным умом остается в силе и во время молитвы:

«Твори гу.олитву душевно или умом, причем ум да внимет сердцу» (Григорий Синайский, Добр. Б, 261).

О действии молитвенной концентрации ума на сердце говорит Филимон:

«Непрестанными молитвами отверзаются умные очи сердечные и зрят царя сил и бывает радость великая и сильно воспламеняется в душе Божественное желание неудержное, причем совосхищается туда же и плоть действием Духа (Св.), и человек весь соделывается духовным» (Добр. 3,397).

Таким образом тотальное одухотворение человека, участие плоти в экстазе, осуществляется в сердце, как в центре человеческого существа. Тотальность молитвенного экстаза обязана его сердечному характеру.

Об участии самого сердца в молитве говорит Иоанн Лествичник:

«Огонь (ума), прошедши в сердце, воскрешает молитву; по воскрешении же и вознесении на небо, бывает сошествие огня небесного в горницу души» («Ле-ствица»).

Соединение человеческого огня с огнем божеским происходит в сердце при молитвенной интенции ума. Если тело человеческое есть храм Божий и храм Духа Св., по Павлу, то сердце есть алтарь в этом храме, есть место, где возносят свои молитвы два Параклита рода христианского: Христос и Дух Св., вопиющие в сердце человека: «Авва Отче».

Молитва ума в сердце пробуждает латентную духовную активность сердца, но это не значит, что само сердце духовно пассивно и только ум активен. В интенции автономного ума, в его мыслительной функции, в рефлексии, сердце как бы замыкается в себе, прячет от ума свои духовные сокровища, как от разбойника. Когда ум очистился, переродился, обновился, отрешился от мира и мышления о нем, вернулся к себе и укрепился в духовной интенции, тогда он «находит сердечный вход», входит в сердце, как в рай, и все богатое духовное содержание сердца приходит в движение. Тогда сердце открывается и все духовное и божественное подсознание становится сознательным, то есть доходит до сознания, включая и энергию Духа Св., и энерию внутреннего Логоса. Тогда вместе с метаморфированным умом начинает молиться и сердце, и умная молитва становится сердечной или умно-сердечной молитвой. Ум находит внутреннее сокровище в сердечной молитве.

К А Ч Е С Т В А   М О Л И Т В Ы.

«Надлежит молиться чистым умом»,— говорит Филимон (Добр. 3,401).

«Где смирение и молитва — там место Божие и сердечное небо»,— говорит Филофей Синайский (Добр. 3,441).

О смирении в молитве говорит Калл ист Тиликуда:

«Ум да имеет дерзновение к Богу во смирении своем. Смирение пусть держит по причине бедности твоей и твоего ничтожества, а дерзновение — по причине всепревосходящей любви Божьей и Божьего снисхождения к людям» (Добр. 5,464).

Качеству молитвы соответствует и эффективность ее, и Иоанн Лествичник говорит:

«Все, которые просят что-либо у Бога и не получают, без сомнения не приемлют по одной из следующих причин: или потому, что просят прежде времени, или потому, что просят недостойно и тщеславно, или потому, что, получи, они стали бы превозноситься, или потому, что вознерадели бы по исполнении их прошения» (Лествица, 1891,4-е изд. стр. 202).

О чистой молитве говорит Исихий:

«Кто не имеет чистой от помыслов молитвы, тот не имеет оружия на брань, молитвы, которая непрестанно действовала бы во внутреннейших сокровенностях сердца» (Добр. 5,406).

Чистая молитва творится в безсмыслии.

П Р А В И Л А   М О Л И Т В Ы.

Из аскетического опыта преподаются следующие правил а молитвы:

«Нет нужды много говорить к Богу, но немного, с разумным сознанием» (Симеон Новый Богослов, Добр. 5,62-63).

Исаак Сирин говорит:

«Когда предстанешь в молитве пред Богом, сделайся в помысле своем как бы немотсутствующим младенцем. Не говори пред Богом что-либо от знания, но мыслями младенческими приближайся к Нему, и ходи перед Ним, чтобы сподобиться тебе отеческого промышления, какое отцы имеют о детях» (Добр. 2,731).

Нил Синайский говорит:

«Подвизайся ум свой во время молитвы соделывать немым и глухим и будешь тогда иметь возможность молиться, как должно» (Добр. 5,731).

Молитва должна начинаться с контроля над состоянием ума и сердца:

«Приступай к молитве и обращай лик на сердце свое и ум; желай, чтобы чистая молитва воссылалась тобою к Богу, преимущественно смотри, нет ли чего препятствующего молитве, занят ли ум твой Господом так же, как у Земледельца — земледелием, у мужа — женою, у купца — торговлею; и когда преклоняем колена свои на молитву, не восхищают ли помыслов твоих другие.» (Макарий В., Добр. 1,218).

Идеалом умной аскезы является непрестанная молитва, отсюда — аскетическое правило:

«Когда в сидении своем (умная молитва совершается сидя) видишь, что молитва действует и не перестает двигаться в сердце твоем, никогда не оставляй ее, чтобы встать на пение, пока она сама не оставит тебя по смотрению. Ибо иначе бы ты, оставя Бога внутри, вне стоя будешь обращать к Нему беседу, от высшего к низшему переходя... К тому же и смуту произведешь этим в уме, отвлекши его от мира и тишины. Ибо Бог наш есть мир, превыше всякой молитвы и шума сущий» (Добр. 5,236).