Борьба между языческими обычаями и церковно-государственным законодательством стала важнейшим фактором формирования правовой культуры древнерусского общества в x- XIII вв.

Вселенское каноническое право и законодательство греко-римских императоров, в основном, представляют нам примеры полного отречения от христианской веры. Но практика данного преступления в древней Руси редко включает факты полного отступничества. Киевской церковно-государственной «симфонии» более известно неполное отступничество, то есть выполнение христианами правил и обрядов других культов (в основном, языческого), когда начала осуществляться грандиозная программа превращения Руси языческой в Русь Святую. Внешними признаками соединения православного христианства с язычеством являлись: участие в поклонении языческим идолам, принесение им жертв, выполнение других языческих обрядов, приверженность к языческим суевериям и т.п. Исследователь истории церковного суда в России К. Неволин соединяет понятия « идолослужения » и « языческого суеверия » в одно целое – «идолослужение», устанавливая связь между ними одним грехом – поклонением идолу, а не истинному Богу; только в первом случае это поклонение более материального характера, во втором – идеальное. Другой исследователь, иеромонах Николай (Ярушевич), напротив, считает, что эти понятия все-таки различаются по своему внутреннему содержанию и законодательные акты квалифицируют их как два различных, хотя и во многом связанных между собой, преступления: идолослужение (в узком смысле) и приверженность к языческим суевериям.

Можно согласиться с последней точкой зрения: активное, осознанное язычество, выраженное в жертвоприношениях идолам, вкушении идоложертвенного и т.п., и использование христианами в повседневной жизни языческих понятий, правил, верований есть два проявления, может быть, даже два этапа, одного преступления – уклонения православных христиан в язычество. Первый состав является более квалифицированным, так как часто трудно определить, является ли поклонение и принесение жертв языческим идолам полным, сознательным отречением от христианской веры или это привычное действие для новокрещенного христианина, только вступившего на путь христианского просвещения и еще во многом остающегося язычником.

Как уже было указано, язычники принимали новую религию сравнительно быстро и легко, потому что для них все религии были одинаково истинны, все боги одинаково реальны. Но именно поэтому для них была немыслима перемена веры, невозможно отречение от их старой веры.

Душе язычника свойственно совмещение или, точнее, подлепоставление нескольких вер. Поэтому, привыкая к христианскому Богу, простой русский народ по-прежнему благоговейно почитал свои прежние святыни, несмотря на то, что городские идольские требища были разорены и служение старым богам было запрещено правительством. Молитва в христианском храме не успокаивала пугливой мысли русского новокрещенца, и он спешил помолиться в овин, в хлебное поле, в рощу и к воде, чтобы не обидеть исконных покровителей его обыденной жизни, и приносил обычные жертвы на болотах и у колодцев.

Таким образом, с началом христианской миссии на Руси начинается период сознательного, открытого двоеверия, которому соответствует такой вид религиозного преступления как идолослужение и связанные с язычеством: волхование, чародеяние, зелейничество, различные виды преступлений против христианской нравственности (блуд, многоженство, кровосмешение и пр.) - словом, все те деяния, которые были объявлены преступными церковными уставами князей – крестителей Руси.

Здесь очень сложно различить полное и неполное отступничество, совмещение двух вер или совершенное отречение от христианства.

С течением времени, под влиянием активной миссионерской деятельности русского духовенства и правительства, христианство стало вытеснять языческих богов, приучая народное сознание бояться их, как злых демонов. Удивительные образцы христианской добродетели, которые явила Русская земля в первые времена христианства и которые стали для новокрещенного народа конкретным воплощением христианских идеалов, близкими национальными примерами добродетели, не могли не тронуть чуткую к самопожертвованию и любви русскую душу. Великая подвижническая деятельность св. князя Владимира и его преемников, мученичество ради мира общественного св. князей Бориса и Глеба, проповедь и учение св. Леонтия ростовского, прп. Кукши и многих других миссионеров, наконец, рождение удивительного чуда Русской земли – св. монашества, наглядно явившего грубому языческому обществу идеал христианского самоотречения, подвижничества и любви и ставшего для русского человека главным, незыблемым критерием христианской добродетели, - все эти и многие другие национальные христианские делатели, строители нового общества, произвели революцию в народном сознании. Христианство все более становится народной религией, проникая во все сферы частной и общественной жизни. Церковь раскрыла для бывшего язычника понятие греха и над всем его внутренним миром, над всеми частностями его внешнего поведения поставила Бога как бдительного Судию. Мысль о неизбежном Божественном Суде произвела необыкновенно сильное впечатление на пугливое воображение язычника, пример тому – обращение самого великого князя Владимира, которого более всего в христианском учении поразила картина Суда Божьего и загробных страданий грешников. Источники скупо сообщают нам о характере религиозности простого народа, но достаточно – о русских князьях, духовенстве и вообще о наиболее просвещенном меньшинстве нашего общества. Летопись сохранила примеры необыкновенной набожности, усердия к молитве (св. князь-мученик Борис, великий князь Владимир Мономах, князь Игорь Святославич Новгород-северский), усердия к строительству храмов и обителей, путешествию к святым местам (например, из жития прп. Евфросинии Полоцкой мы узнаем, что уже во второй половине ХII в. в Иерусалиме был особый русский монастырь Пресвятой Богородицы, основанный русскими монахами для приюта многочисленных отечественных паломников).

Таким образом, в Киевский период русской «симфонии» трудами светских и духовных миссионеров, просветителей, иноков был создан тип русского человека, искренне привязанного к христианству, но еще мало сознающего основы исповедуемой им религии и, конечно, еще довольно сильно опутанного старыми языческими суевериями. Национальный талант православия, о котором много будут писать русские философы, историки ХIХ-ХХ веков еще только рождался в народной душе.

С утратой сознательной веры в языческих идолов закончился период активного двоеверия, но это, отнюдь, не означало исчезновения язычества вообще. Наступил период скрытого, бессознательного двоеверия. Как язычество содержит в себе нечто, что никогда не может совершенно оставить сознание человека (как в области нравственной - грех), так и в народном сознании осталась нетронутой целая обширная область язычества: тесно сросшийся с народным бытом языческий культ с системой годовых праздников с их игрищами и песнями, с множеством поэтически-символических обрядов, обычаев и верований. Сюда же можно отнести неискоренимые даже у цивилизованных народов и вместе с тем характерно-языческие пристрастия к разнообразным гаданиям о будущем и к привлечению сверхъестественной силы путем волхования и чародейства (Рыбаков Б.А.).

Поэтому в источниках, начиная с конца ХШ века, идолослужение сменяется другой формой отступничества – приверженностью к языческим суевериям и обрядам, которая также с течением времени, при неустанной борьбе за чистоту веры духовной и светской властей, слабеет в своих проявлениях.

Но, видимо, бессознательному двоеверию, как явлению неизбежному для всех народов, невозможно исчезнуть совершенно, потому что и сейчас, в ХХI веке, в числе тяжких грехов Церковь называет языческие суеверия, и сейчас народная жизнь сохраняет осколки древних праздников, примет и обычаев, которые уже перестают сознаваться как язычество, а воспринимаются людьми как «народная мудрость», традиции и наследие предков.

В ряду организационных, просветительных и охранительных действий государственной власти по христианизации населения (открытие епархий, строительство храмов, организация монастырей, школьного дела, материальная поддержка духовенства и т.д.) важное место занимали меры правительства по определению судебных полномочий Церкви и устройству церковно-судебного ведомства. С одной стороны, признав православное христианство государственной религией, светская власть признала все преступления против веры и Церкви государственными преступлениями. Но, с другой стороны, сохраняя верность каноническим принципам независимости духовного суда и не имея пока в своем распоряжении ни норм, по которым будут рассматриваться данные деяния, ни судей, которые были бы знакомы с ними, государство предоставило Церкви право самостоятельно осуществлять суд по всем делам веры, в том числе и по отступничеству, оставляя за собой только обязанность оказывать помощь духовному суду в наказании и исправлении преступников.

Как бы в назидание русским князьям из Константинополя была прислана грамота патриарха Германа II (1221-1240 гг.) митрополиту Кириллу I, в которой говорилось о неприкосновенности церковного суда. Но данное напоминание, во-первых, слишком опоздало, а, во-вторых, было излишним, так как русские князья уже предоставили церковным судьям широкие полномочия не только в области решения дел церковного характера (вера, нравственность, семья, церковная дисциплина), но и в делах смешанной церковно-гражданской юрисдикции и даже в светских делах.

Церковный устав св. Владимира-крестителя в числе предметов, подлежащих ведению церковного суда, указывает такую форму отступничества как идолослужение: «кто молится под овином, или в роще, или у воды...» (Б.А. Рыбаков в своем исследовании «Язычество древних славян» упоминает о культе Сварожича - бога огня: славяне для просушки снопов зажигали под овином огонь, и для того, чтобы огонь не уничтожил снопы, они бросали в него необмолоченный сноп ржи как жертву Сварожичу-огню). Данные виды совершения языческого культа указаны только в списках Пространной редакции устава св. Владимира (по Новгородской Софийской Кормчей). В Краткой редакции устава идолослужения нет. Кроме того, обращает на себя внимание скупость формулировки данного состава преступления. Видимо, указаны наиболее распространенные на Руси формы идолослужения. Все это позволяет нам сделать вывод, что для духовного судьи главным руководством являлся греческий Номоканон, где подробно определялись мотивы и обстоятельства отступничества, а также наказания за его совершение, которых нет в русском уставе. При всей трудности определить, идет ли в уставе речь о полном отречении от христианской веры, сознательном отрицании христианского богослужения, или мы имеем дело с неполным отступничеством, двоеверием новокрещенного народа, вероятнее предполагать второй состав: устав св. Владимира объявил войну остаткам язычества. Редакция данного документа по греческому Номоканону содержит более подробную формулировку идолослужения и, кроме того, указывает отступничество в иудаизм:

«Аще молятся твари, солнцу, луне, звездам, облакам, ветрам, кладезям, рекам, дубию, горам, камениам, или Июдейское ослепление, Рефану, денници, Молоху Моавитскому идолу служение, или пасху празднует кто с Июдей».

Помимо идолослужения, устав св. Владимира включает преступления, связанные с язычеством славян, являющиеся проявлением язычества в сфере нравственной, семейной жизни (господство силы, плотских удовольствий и т.п.).

В церковном уставе великого князя Ярослава Владимировича(списки Пространной группы Восточно-русской редакции) указано такое преступление, как религиозное и житейское общение с неверными (язычниками, иудеями, мусульманами) и отлученными от Церкви; например:

«Если кто поганое есть по своей воле, или кобылину, или медведину, или иное что отреченное (запрещенное), - митрополиту в вине и в казни».

Возможно, что запрет на мясо медведя был связан с борьбой против языческого культа. «Кобылина» (конина) была обычной пищей кочевых народов, в частности половцев. «Отреченным» (запрещенным) было также мясо задушенных, а не зарезанных животных и птиц.

«А с некрещеным или иноязычником, или от нашего языка некрещен будет (в том числе и с русским неверным), - ни есть, ни пить с ним, пока не крестится; а ведая кто ест и пьет, да будет митрополиту в вине».

«Если кто с отлученным (от Церкви) ест и пьет, да будет сам отлучен».

Практика христианской миссии на Руси не могла не вносить национальных особенностей в объективную и субъективную стороны многих религиозных преступлений, в том числе и отступничества. Национальный интерес требовал разъяснения, уточнения, иногда дополнения его постановлений, учитывая неполноту и нечеткость норм наших княжеских церковных уставов. Поэтому большое значение приобретает такой источник церковного права как толкования, правила, разъяснения пастырей русской Церкви по многим вопросам религиозной, нравственной, семейной жизни членов православного русского общества, духовенства и мирян. Канонические ответы и послания русских пастырей защищают вселенское церковное право от произвола национальной практики, они «дают нам достоверные данные о том, какие именно нормы признавались действующими в древний период русской Церкви» (Бердников И.С.).

«Правило церковное вкратце» или «Ответы киевского митрополита Иоанна II на вопросы Иакова черноризца» (1089 г.), с XIII века постоянно вносившиеся в наши Кормчие книги, касались многих вопросов церковного управления, жизни духовенства, веры и богослужения, семейных дел, отношения к неверным и иноверцам. Тех христиан, кто «жрет бесам, болотам и кладезям» (отв. 5), кто «без стыда продолжает жить с двумя женами» (отв. 6), митрополит Иоанн объявляет «явно чуждыми непорочной нашей веры и отсеченными от кафолической Церкви», но спасение их - обязанность и призвание Церкви:

«И подвигнись всею силою исправить их и обратить к более благочестивому и благоприличному образу жизни, убеждай их и поучай не однажды и не дважды, но различно и часто, пока они, раскаявшись, не познают истины и возвратятся на добрый путь... Тех же, которые упорствуют и не оставляют своей злобы, считать чуждыми Церкви и недостойными, и непричастными наших догматов».

Другой канонический памятник XII века, получивший на практике значение действующего закона, - «Вопрошание Кириково» или «Вопросы черноризца Кирика, предложенные новгородскому епископу Нифонту и другим духовным особам, с их ответами» (1130-1156 гг.) - строже относится к двоеверию, чем «Правило» митрополита Иоанна II и более соответствует вселенским постановлениям об отступничестве. В «Вопрошании» двоеверие не только грех, но и преступление, которое подлежит духовному наказанию. Но данный документ указывает уже не активное двоеверие - идолослужение, а пассивное - различные виды языческих суеверий:

«...А се есть у жены: аже не взлюбят их мужи, то омывают тело свое водою, и ту воду дают мужьям» (епитимия на шесть недель). А еже детей деля жены творят что-либо; а еже взболят, или волхвам несут, а не к попови на молитву» (епитимия на шесть недель или на три недели, «оже будут молоди»).

Особенности Киевского периода христианской миссии на Руси, борьбы христианства с язычеством нашли свое отражение и в произведениях первых наших писателей. Например, Кирилл, епископ Туровский (XII в.), в одном из своих «Слов» об исходе души от тела, мытарствах и Страшном Суде, среди грехов человеческих называет и грех двоеверия, суеверия: «...Всяка ересь, и верующий в стречу, в чех, в полаз и в птичий грай, ворожю, и еже басни бают, и в гусли гудуть; и еще унии блуд творят...; буе слово, срамословие, бестудная словеса и плясания, еже в пиру и на свадьбах, и в павечерницах, и на игрищах, и на улицах». Сохранилось также очень интересное произведение неизвестного автора - «Слово некоего христолюбца и ревнителя по правой вере», в котором автор обличает христиан, верящих в Перуна, Хорса, Мокошь, Сима, Регла и в Вил, - «требы им кладут невегласы и кур им режут..., молятся огню, зовут его Сварожичем, и чеснок богом творят». Кроме того, автор обличает священников и «людей книжных», которые или сами придерживаются языческих обычаев, или не возбраняют этого своей пастве, не учат людей истине и добру. Ревнитель веры осуждает «игры бесовские, плясанье, гудьбу, песни, жертвы идольские...; не подобает молиться под овином, молиться огню, Вилам, Мокоши, Перуну, Волосу - скотью богу, Роду и Роженицам».

 

Таким образом, в древнейший период русской христианской истории (кон. Х-XIII вв.) практика такого преступления против христианской веры как отступничество (в основном, неполное отречение от веры: двоеверие, идолослужение, приверженность к языческим обрядам, верованиям, обычаям) очень ярко демонстрирует нам, насколько трудной была борьба христианства с языческими обычаями, и в этой борьбе зарождалась национальная правовая система, правовая и духовная культура русского общества.

 

Характеризуя процесс формирования правовой системы Древней Руси, мы можем сделать вывод, что русское право с самого начала развивалось как право национальное, самобытное, обусловленное народной юридической традицией. Рецепция византийского права оказала огромное влияние на развитие правовой мысли, переходу к более совершенным формам и понятиям (византийские правовые понятия более всего отразились у нас на сфере брачно-семейного, наследственного, уголовного права), но эта рецепция всегда была творческой, избирательной, сообразующей византийское законодательство с потребностями национального права, русскими правовыми обычаями и правовыми понятиями.

 

Именно таким – национальным – памятником права стала Русская Правда - первый русский правовой кодекс, сочетающий обычное народное право, княжескую судебную практику, княжеское законодательство и византийские правовые источники.

III/ Русская Правда как памятник права древней Руси ^{[4] *}

 

А) Возникновение Русской Правды. Редакции, структура кодекса.

Наш первый правовой сборник, безусловно, базируется на нормах обычного народного права и княжеской судебной практики. Сам термин «правда», часто встречающийся в источниках древнерусского права, имеет различные значения (судебник, договор, присяга, испытание), но, в первую очередь, «правда» - это право: «налезти правду» (найти свое право), «судити в правду» (по праву) и т. д. Так как представления о праве и справедливости жили в народных обычаях, то именно они признавались «правдой». Например, Псковская судная грамота предписывает князю и посаднику судить «взирая в правду», то есть, применяя на суде обычаи Псковской земли.

Русская Правда дошла до нас более чем в 100 списках, которые большинство исследователей разделяют на 3 редакции: Краткую, Пространную и Сокращенную из Пространной (необходимо отметить особую точку зрения С.В. Юшкова, разделявшего РП на 5 редакций: Краткую, Пространную, а также третью, четвертую и пятую редакции, которые возникли, когда текст РП окончательно сложился; историк права В.И. Сергеевич указывал 4 редакции РП, разделяя Краткую редакцию РП на две отдельные редакции: Правду Ярослава и Правду Ярославичей).

Краткая редакция РП была открыта В.Н. Татищевым в 1738 году и издана впервые А. Шлёцером в 1767 г. Пространную редакцию ввел в науку В.В. Крестинин, опубликовав ее в 1788 году. Сокращенная редакция впервые была осмыслена как особая обработка Правды и издана Н.В. Калачевым (1846).

Деление Русской Правды на статьи выполнено исследователями, подлинный текст документа не содержит постатейной нумерации.

Древнейшей редакцией РП является Краткая Правда (КП). Она сохранилась в двух основных списках Новгородской I летописи Младшего извода: Академическом и Археографическом (сер. XV в.). Остальные 11 списков КП относятся к XVIII-XIX вв. и, так или иначе, восходят к Академическому списку.

Краткую Правду исследователи обычно разделяют на 4 части: Правду Ярослава (или Древнейшую Правду) - ст.ст.1-18; Правду Ярославичей (или устав Ярославичей) - ст.ст. 19-41; Покон вирный – ст. 42 (норма о «корме», содержании общиной вирника – княжеского чиновника, собиравшего «виры» - судебные штрафы); Урок мостников - ст. 43 (норма оплаты труда (по договору найма) строителей мостов и площадей.

 

Относительно времени возникновения отдельных частей и всей Краткой Правды в литературе нет единого мнения.

Наиболее компромиссной версией создания Правды Ярослава является период правления великого князя Киевского Ярослава Мудрого (т.е. до 1054 г.). КП помещена в Новгородской I летописи под 1016 г. («...Ярослав иде к Киеву, седе на столе отца своего Владимира... и отпусти (новгородцев) всех домой и дав им Правду и Устав списав...»). В связи с этим ряд историков (Б.Д. Греков, Л.В. Черепнин, А.А. Зимин) полагают, что Правда Ярослава была составлена Ярославом Мудрым около 1016 г. Ссылаясь на известия летописей около 1036 г. в Новгороде («...людям написа грамоту…»), М.Н. Тихомиров временем ее возникновения считает 1036 г. К 30-м гг. XI в., как дате ее составления, склонен и С.В. Юшков.

Возникновение Правды Ярославичей исследователи датируют периодом правления сыновей Ярослава Мудрого – Изяслава, Всеволода и Святослава 60-70-х гг. XI века. М.Н. Тихомиров и С.В. Юшков связывают ее создание с восстанием смердов и горожан 1068—1071 гг. и относят его к известному по летописи съезду князей в Вышгороде 1072 г. Греков Б.Д. датирует этот памятник второй половиной 50-х – 60-ми гг. XI в. Зимин А.А. относит его ко времени княжения Ярослава Мудрого (1036—1052 гг.).

Обычно к 30-м гг. XI в. относят появление Покона вирного. Нет данных для точной датировки Урока мостников.

 

В целом Краткую Правду многие исследователи считают памятником конца XI в. (М.Д. Приселков, С.В. Юшков и др.). Некоторые ученые связывают ее появление с движением в Новгороде в 1136 г. (М.Н. Тихомиров, Л.В. Черепнин). Существует также версия о времени ее возникновения в последние годы княжения Ярослава Мудрого, прибытия в Новгород князя Изяслава (А.А. Зимин).

 

Пространная редакция Русской Правды (ПП) получила наибольшее распространение на Руси. Она дошла до нас в целом ряде позднейших списков, которые обычно помещались в юридических сборниках (Мерило Праведное, Кормчая) и реже в летописях. Ее списки исследователи объединяют в ряд групп, изводов. Существует несколько опытов классификации списков ПП. (В.П. Любимов, С.В. Юшков и др.). Древнейшим из дошедших до нас списков ПП является Синодальный список (он помещен в Синодальной Кормчей 1282 г.). Троицкий список XIV в. лучше всего сохранил протограф ПП.

Исследователи обычно разделяют Пространную Правду на 2 части: Суд Ярослава – ст.ст. 1 - 52; Устав Владимира Мономаха – ст.ст. 53 – 121.

Вопрос о времени составления протографа Пространной Правды остается дискуссионным в российской историографии. По мнению С.В. Юшкова, ПП образовалась в результате механического соединения «Суда Ярослава Владимировича» (ст. ст. 1 - 52 ПП), появившегося в Киеве в конце XI или в начале XII в. (до 1113 г.), и «Устава Владимира Мономаха» (ст. ст. 53 - 121 ПП), принятого на совещании в селе Берестове вскоре после подавления восстания в Киеве в 1113 г. Но, многими исследованиями было установлено, что Краткая Правда была использована при создании Пространной Правды, как в части до упоминания в тексте установлений Владимира Мономаха, так и после них, причем одни и те же статьи не заимствованы дважды, что свидетельствует о единовременном обращении составителя ПП к тексту КП. Так, А.А. Зимин считает, что первый заголовок появился при составлении всей ПП как ее общее наименование, и относит составление ПП в целом ко времени княжения Мономаха (около 1116 г.), считая, что в основу ее первой части (ст. ст. 1 - 46) положен самостоятельный, не дошедший до нас памятник — «Правда Ярославичей» (которую он отличает от «Устава Ярославичей»), принятая на княжеском съезде 1072 г. после широкой волны народных восстаний, и базировавшаяся на законах Ярослава (ст. 2 ПП — «яко же Ярослав судил»).

Вместе с тем, ряд исследований позволяют выделить в составе ПП группы статей, которые есть основания считать заимствованными из законодательства не только Владимира Мономаха, но и других Киевских князей, социальная политика которых известна по источникам. Так, по Л.В. Черепнину, начальные статьи (1 - 46) ПП отражают правовой кодекс, который мог быть принят на княжеском съезде в Любече в 1097 г. Статьи 47 - 52, по мнению А.А. Зимина и Л.В. Черепнина, являются продуктом творчества князя Святополка Изяславича, покровительствовавшего ростовщикам. К уставу Владимира Мономаха исследователи относят ст. ст. 53 - 66, трактующие вопросы долговых обязательств и кабальных отношений. Этот устав появился после подавления народного восстания 1113 г. Далее Л.В. Черепнин выделяет Устав черниговского князя Всеволода Ольговича (1138 - 1146), регулирующий социальные отношения в феодальных вотчинах (ст. ст. 67 - 73, 75 - 85) и основанный на документальном Уставе Святослава Ярославича 1072 г. Цельную группу статей 90 - 95, 98 - 106, представляющую собой самостоятельный устав о наследстве, Л.В. Черепнин также связывает с деятельностью князя Всеволода Ольговича. Статьи 74, 86—89, 107—109 объединяются в группу, посвященную связанным с судебным процессом нормам обеспечения судебно-административного аппарата; статьи 96 - 97 говорят о денежном довольствии лиц, ведавших некоторыми делами общественного характера. Статьи 110 - 121 ПП представляют собой устав о холопстве, выделенный в самостоятельный раздел еще Н.Л. Дювернуа. Исследователь Черепнин Л.В. относит статьи о судебно-административном аппарате и устав о холопстве к деятельности владимирского великого князя Всеволода Юрьевича и связывает последний с восстанием 1174—1175 гг., приведшим к гибели его брата Андрея Боголюбского. По И.И. Смирнову, начальные статьи этого устава (110, 111) - позднейшие, вставленные в ПП уже после объединения в ней всего прежнего законодательства.

В целом создание Пространной Правды большинство исследователей относят к первой четверти ХII в., вскоре после восстания 1113 г. в Киеве и вокняжения Владимира Мономаха. «Суд Ярослава» можно рассматривать как законченный при Мономахе систематический свод Правды Ярослава Мудрого, его сыновей и внуков (это как бы третий этап в истории кодификации древнерусского права), а «Устав Владимира Мономаха» - как сборник постановлений великого князя Владимира Мономаха, в который, возможно, вошли и нормы более позднего времени.

 

Третья редакция Русской Правды – Сокращенная – дошла до нас всего в двух поздних списках (ХVII в.): Толстовском IV и Оболенском I. Большинство исследователей рассматривает этот памятник как переработку одного из списков Ферапонтовского вида Пространной Правды. Филиппов А.Н. указывал, что Сокращенная редакция РП, являющаяся извлечением, или сокращением, Пространной, была составлена в XIII в. Н.А. Максимейко связывает возникновение Сокращенной Правды с кодификационными работами середины ХVII в. С.В. Юшков относит время ее составления к XV веку. А.А. Зимин, исходя из того, что Ферапонтовский вид Пространной Правды сложился около половины XVI в., ставит вопрос о возможности появления Сокращенной Правды в начале XVII в. и связывает его с попытками кодификации, имевшими место в это время.

Таким образом, Сокращенная редакция РП не внесла новых норм в право, возникла, когда текст Русской Правды окончательно сложился, и, скорее всего, является попыткой приспособить, переработать нормы Пространной Правды в условиях развития Московского государства и права

XV – XVII вв.

Б) Происхождение Русской Правды.

Данный вопрос остается дискуссионным в российской историко-правовой науке.

Одной из самых спорных точек зрения, связанной с «норманнской теорией» происхождения российской государственности, является признание Русской Правды кодексом, заимствованным из скандинавского или, вообще, из германского права (Шлецер, Эверс, Рейц, Н.М. Карамзин и др.). В настоящее время доказана совершенная несостоятельность данной версии, как и норманизма в целом. При сравнении памятников права разных народов, - если только эти памятники относятся к одному и тому же культурному возрасту народа, - всегда будут находиться схожие нормы и учреждения. По очень точному замечанию М.А. Дьяконова в споре с норманистами, «византийские влияния оставили огромное количество документальных следов, и наоборот, нам совершенно неизвестны следы германских влияний».

Обращаясь к взглядам, признающим Русскую Правду национальным памятником, надо, в свою очередь, различать три основные точки зрения:

1) Согласно мнению многих исследователей (см. выше), Русская Правда является официальным сборником нашего права, составленным Ярославом Мудрым и его преемниками – русскими князьями.

В поддержку данной версии выступает территориальное и временное действие РП: данный кодекс являлся основой правовой системы не только Киевской Руси, но и удельных княжеств периода политической раздробленности, сохранял свое действие и в период развития московского права. Такой авторитет РП, действовавшей на протяжении нескольких веков, исследователи связывают, прежде всего, с авторитетом составителей данного сборника – великих князей Киевских.

2) Историки права XIX – начала XX вв. (Владимирский-Буданов М.Ф., Латкин Н.В., Дьяконов М.А., Филиппов А.Н. и др.) считали Русскую Правду сборником (или сборниками) нашего древнего права, составленным частными лицами из княжеских уставов, судебной практики, обычного права и византийских источников.

Некоторые доводы ученых в пользу частного происхождения РП достаточно убедительны, с некоторыми доводами можно поспорить: во-первых, авторы Правды везде говорят от третьего лица, тогда как князю-законодателю естественней было бы говорить о себе в первом лице; во-вторых, княжеские судебные решения также излагаются в третьем лице и в них не видно попытки обобщить их в норму, имеющую применение во всех аналогичных случаях, как это можно было ожидать от княжеского «устава»; в третьих, разнообразие содержания Русской Правды по отдельным спискам не могло бы наблюдаться в такой степени, если бы была первоначальная редакция Правды как княжеского устава. Напротив, если признать Правду произведением частных лиц, записывавших народные обычаи, судебные решения, княжеские уставы и пр., то станет понятным и разнообразие ее содержания по отдельным спискам.

 

Некоторые ученые, как например, профессор С.В. Пахман, пытаясь примирить указанные два мнения, предложили компромиссную точку зрения:

«Хотя Русская Правда, по внешнему составу и имеет характер частного сборника, тем не менее, по содержанию, она имеет официальное значение, потому что в течение нескольких веков, а именно до XVI ст., она служила руководством в судебных делах и официально была признаваема источником права».

Пахман С.В.

3) Существует особая версия В.О. Ключевского, согласно которой «текст Русской Правды сложился не в сфере княжеского суда, а церковного суда». Русская Правда является церковным сборником, составленным для рассмотрения не церковных дел.

Суд по «духовным» делам над всеми христианами производился по Номоканону и церковным уставам, а суд по светским, гражданским и уголовным, делам в отношении «церковных людей» должен был производиться по местному праву и вызывал потребность в письменном своде национального права, каковым и явилась Русская Правда.

«Именно церковным судьям был необходима данная кодификация, поскольку первыми церковными судьями на Руси были греки или южные славяне, незнакомые с русскими юридическими обычаями, а, с другой стороны, этим людям нужен был такой письменный свод туземных законов, в котором были бы устранены или, по крайней мере, смягчены некоторые туземные обычаи, особенно претившие нравственному юридическому чувству христианских судей, воспитанных на византийском церковном и гражданском праве».

Ключевский В.О.

С другой стороны, княжескому судье едва ли был нужен писаный свод русского права: во-первых, были еще крепки древние юридические обычаи, которыми руководствовались в судебной практике князь и его судьи; во-вторых, тогда господствовал состязательный процесс, и если бы судья забыл или не захотел вспомнить юридический обычай, то ему настойчиво напомнили бы о нем сами тяжущиеся стороны; и, в-третьих, князь всегда мог, в случае нужды, своей законодательной властью восполнить юридическую память или разрешить казуальное недоумение судьи.

В подтверждение своей интересной версии В.О. Ключевский указывает, что многие списки Русской Правды помещались в Кормчей книге, среди дополнительных статей к Номоканону. Кроме того, в сборнике не упоминается «поле» - языческий судебный поединок, который не признавала Церковь. Не упоминается также самый варварский источник рабства – плен. Не указываются в Русской Правде политические преступления, не входившие в юрисдикцию церковного суда, а также преступления против веры, Церкви, нравственности и семьи, регламентированные церковными уставами. Таким образом, заключает ученый: Русская Правда и церковный устав Ярослава Мудрого – это две части одного церковно-юридического сборника (в соответствии с двойной юрисдикцией Церкви).

 

Несмотря на убедительные, интересные доводы В.О. Ключевского, а также историков, рассматривающих Русскую Правду как частный юридический сборник, большинство исследователей истории отечественного государства и права поддерживают версию официального происхождения Русской Правды. Она подтверждается и внешней историей этого сборника, тем авторитетом, который имела Русская Правда в Киевской, Удельной, даже Московской Руси, и внутренним содержанием этого памятника, в котором, несмотря на общую казуальность и бессистемность, все же можно, при очень внимательном изучении, рассмотреть движение русского права, стремление составителей не просто собрать, записать известные им нормы, а переработать, регламентировать, приспособить народное обычное право к условиям развивающегося феодального общества, новым политическим интересам власти.

«Несомненно, что в первоначальной жизни культурных народов наступают такие обстоятельства, когда неписаное (т. е. обычное право), по некоторым своим особенностям, оказывается неудобным на практике, когда нужно заменить его точными записями и выяснить отношение его к законодательным нормам. Такие обстоятельства наступили у нас особенно со времени принятия христианства и столкновения начал своего права с правом иноземным».

Филиппов А.Н.

Сравнивая Краткую и Пространную редакции Русской Правды, мы можем наблюдать эволюцию русского права и по источникам, и по системе изложения материала, и по отраслевому содержанию.

 

В) Источники Русской Правды. Общая юридическая характеристика кодекса.

1. Русская Правда, несомненно, в первую очередь воспроизводит ряд древнейших народных юридических обычаев, имевших применение не только у нас, но и у других народов, на известной ступени их развития.

Там, где мы видим в Русской Правде принцип самодеятельности тяжущихся, отсутствие государственного вмешательства в их споры за свое право, там мы можем предполагать народную юридическ