Частная территория Родезия. Севернее Булавайо

Январь 1935 года...

 

Булавайо. Место бойни.

Название города имеет два объяснения, одно – со слов белых, другое – матабелов, воинственного африканского племени, бывших хозяев этих мест, которые никогда не смирятся с поражением, пока жив хоть один из них. По словам белых Булавайо, происходит от многочисленных боен, которые и в самом деле есть в этом городе. К этому городу сгоняют на бойни многочисленный скот: это крайнее место, куда достает железная дорога. По железной дороге ходят рефрижераторные вагоны и только здесь за скот можно рассчитывать получить хорошую цену. Железная дорога тянется вдаль, до самого ненавистного Кейптауна: две ненавидящие друг друга страны соединены вместе этой стальной магистралью. Два народа – буры и англичане, пролив немало крови друг друга, несут бремя белых на краю света. И черт его возьми, несут достойно.

Со слов матабелов, а наверняка, они знают лучше, потому что это их земля и их язык – Булавайо означает «место, где его убили». Лобенгулу, последнего короля матабелов, которого могли нести лишь десять сильных воинов – личные телохранители унесли именно сюда, в холмы близ Булавайо. Здесь он и умер, с погоней на хвосте, возможно, раненый. За это, рано или поздно отомстят по-настоящему. Никто в этом не сомневается – ни белые, ни черные. Сейчас многие матабелы смирились, пошли в пастухи к белым лендлордам, матабелы не могут без скота, скот для них – все. Но иногда, нет-нет, да вспыхнет в глазах пастуха недобрая искра, глядя на белые дома, на белых женщин и белых детей. Это значит, он думает о том, как в одну прекрасную ночь, он возьмет этих белых детей за ноги, одного за другим и разобьет их головы о ближайшее дерево. Потом он вместе с братьями и соплеменниками, изнасилует белых женщин, отрежет им груди и вспорет животы. И все это, он сделает на глазах белых мужчин, которые пришли и отняли у них эту землю. Потом он подожжет дом белого вместе с самим белым внутри и трупами его женщин и детей – так он вернет себе свою землю. То, что завоевано винтовкой – только винтовкой и может быть возвращено назад. Белые это знают. Поэтому каждый из них, даже подростки, вооружены, а на чердаках многих домов есть «така-така» – пулеметы Максима, которыми и завоевали эту землю, вырезав свинцовым градом бесчисленные отряды матабельских воинов. В некоторых хозяйствах есть и пушки, даже «двадцатипятифунтовки». Оружие всегда берут с собой, выходя из дома, оружие берут, садясь на коня: не раз и не два леопарды или львы пробирались в краали. Большинство белого населения Родезии – англичане, уцелевшие в третьей англо-бурской, уцелевшие в бойне, устроенной сумасшедшим генералом Герцогом. Повторения они не хотят.

Дальше, от Булавайо нормальных дорог нет. Расходятся во все стороны протоптанные конными экипажами, тяжелыми грузовиками и даже бронетехникой, вытоптанные в сухой, жесткой как камень земле дороги, по направлению к ферме и границам. Некогда нетронутые человеческой рукой поля, огорожены колючей проволокой от хищников и людей, и на них пасется скот. Настоящее богатство этих мест, что для белых, что для черных. Матабелы считали богатство головами скота, скотом платили выкуп за своих женщин, скотом брали дань со своих врагов, если считали, что убивать их пока нет смысла. Коровы в здешних местах разводятся не на молоко, а на мясо и совершенно не похожи на европейских коров. Большие, красновато-бурого оттенка, как и эта земля, с круглыми, похожими на серп луны рогами, они мирно пасутся под охраной вооруженных людей на конях.

Родезия – единственное в мире государство, основанное частной компанией. Аналогичным примером может стать Конго, но Конго основано Королем. Североамериканские соединенные штаты движимы свободой, они восстали ради свободы, но все же они организовывались как государство, а не как частная компания. Родезия же – земля Родса, она организована как частная компания гением по имени Сесил Дж. Родс, гением предпринимательства и государственного строительства, апологета распространения британского государственного опыта на весь земной шар. Родс умер, но дело его живет и до сих пор в Родезии, формально ставшей государством, сохранились сильнейшие атрибуты корпоративизма. Например, налоги взимаются не просто так, а целевыми сборами, и размер этих сборов, определяется в зависимости от того, что нужно сделать. Скуповатые фермеры и лендлорды с радостью раскошеливаются на строительство дорог и мостов – земля, до которой дошла железная дорога резко подскакивает в цене. А вот на армию они, и лишний пенни не выложат: здесь каждый вооружен и готов скакать к соседней ферме, случись на нее нападение. Впрочем, когда начинается такое как сейчас – скупость не кажется разумной.

 

Почти стемнело: но на горизонте, на фоне заката все еще был виден столб черного дыма. Это горела ферма Тениссонов – с той стороны уже не стреляли. Значит, мистера Тениссона уже нет в живых: он остался на чердаке за пулеметом, прикрывать отход своей семьи. И все это прекрасно понимают, но миссис Тениссон, высокая, бледная женщина не подает виду, помогает раненым. Ждать помощи особо неоткуда: Пит Прайс прискакал из Лупаны и сказал, что полицейскую станцию уже вырезали. Сам Пит оказался там со стадом скота: скот пропал, а торговец – матабел (им нельзя было владеть землей, но далеко не все были на работе у белых, некоторые торговали и были очень богатыми) саданул его в живот ножом прямо во время торга. Пит был еще жив, но чувствовалось, что это ненадолго. Перед тем, как потерять сознание он успел сказать, что видел среди толпы черных боевиков белых офицеров.

Кто они такие? Да кто угодно. Может, буры из «Оосева брандвааг», [264] совершенно свихнувшиеся на своем превосходстве над англичанами. Хотя может и нет: вооружать и поднимать восстание черных против белых может только такой белый, у которого либо нет ума, либо нет здесь колоний. Беспорядки здесь начинаются легко, заканчиваются нескоро и протекают до крайности кроваво, а у буров своих черных сколько хочешь. Может быть, это португальцы, они всегда цацкались с черными, у них есть даже такое понятие – ассимиладо, то есть черный с правами белого. У них есть хорошие коммандос, и они давно не в ладах с родезийцами по вопросам использования своего порта и тарифов. Пользуясь тем, что Родезия не имеет выхода к морю, они задрали тарифы на провоз по железной дороге и портовый тариф настолько, что выгоднее везти товар в Кейптаун, через враждебный Трансвааль. И где справедливость? А может, это немцы. Опыт полковника фон Леттов-Форбека, впервые создавшего смешанные войска из черных солдат и белых офицеров изучает вся Африка. Африканский солдат многим лучше белого: он может питаться настоящей падалью, привычен к солнцу и гнилой воде, воины некоторых племен, таких как матабеле, могут без перерыва бежать целый день. Но африканцы наивны как дети, не могут освоить современное оружие, конфликтуют друг с другом. К тому же африканец не может подчиняться африканцу из соседнего племени, это позор. А белому офицеру подчиняться не позорно, потому что по местным понятиям он никто. Пришелец. Чужак.

А немцы давно точат зубы на поля и шахты Родезии. Тем более что португальцы – их вассалы. Возможно, что и немцы.

Впрочем, разницы не так уж и много.

Они скрывались в холмах, это было много лучше, чем оказаться ночью в чистом поле под ударом импи – боевых отрядов племени матабелов. Когда-то давно от этого спасали выстроенные в ряд фургоны и пулеметы Максима: импи же атаковали почти полностью голые, вооруженные лишь копьями и мечами, их традиционным холодным оружием. Сейчас у них есть винтовки и, похоже, что современные пехотные винтовки Маузера как у буров в начале века. Во всем остальном они остались прежними: воин-матабел, вырывая копье или короткий меч из тела врага, кричит «нги дла!» что значит – «я поел!». Невозможность убивать для них сродни голоду.

Патронов у них, судя по всему, тоже было предостаточно, в отличие от тех, кто был осажден на холмах. Пулеметы – два Максима, в том числе один в станковом варианте и один в ручном, а так же три Льюиса, берегли на случай массовой атаки. Отстреливались винтовками. Осадившие их матабелы зажгли костры в поле, но стрельба по ним ничего не давала: чувствовалось присутствие белых, побывавших в переделках офицеров. Отдельные стрелки обстреливали белых из винтовок, постоянно перемещаясь, основные отряды еще не закончили с грабежом ферм и угоном скота. Когда они подойдут, а это будет скоро, начнется второй и заключительный акт Мерлезонского балета. Скорее всего, это произойдет ночью, этой или следующей. Сначала будет массированный обстрел из всего, что есть. А потом: ночная атака обкурившихся бума [265] боевиков – если будет, кому ее отражать. Если учитывать, что из восьмидесяти переселенцев, укрывшихся на холмах в ожидании помощи взрослых мужчин, способных стоять на ногах и держать в руках оружие, только семнадцать.

– Что будем делать, господа? – спросил Джон Бирли, скотовод и лендлорд из местных. Для военного совета они укрылись за валуном, дающим хоть какую-то защиту от щелкающих по камням пуль. Бирли, коренастый, седобородый эйтландер, был даже внешне похож на буров. Его жену убили оранжисты, и он поднимал ферму вместе с двумя сыновьями и дочерью. Один из сыновей лежал сейчас среди раненых и вряд ли он дотянет даже до утра. Хотя англичане невероятно живучи, особенно если их сильно разозлить. Другой сын и дочь сейчас на позициях с винтовками. Анджела росла без матери, поэтому с винтовкой даст фору любому сверстнику из тех, которые носят брюки. Хотя она и сама давно не признает другой одежды и даже коротко остригла волосы.

– Можно отправить женщин детей и раненых подальше в холмы, – сказал Тодд Барлоу, еще один англичанин, – самим остаться здесь.

– Сам-то веришь?

– Выйдут в пограничную зону. Там будет помощь.

Пограничная зона Родезии – отдельная тема. Колючая проволока и мины, скрытые, постоянно перемещающиеся пулеметные расчеты – со всех сторон Родезия окружена совсем не дружественными государствами, англичанам в Африке желают смерти многие. Граница поделена на сектора, тот, к которому ближе всего – носит название «Ураган». Единственная проблема в том, что любой чернокожий в десять раз быстрее каравана белых, да еще и отягощенного ранеными.

– Импи перехватят их на дороге. Лучше им умереть здесь, с нами... – сказал Рихард Брук, еще один землевладелец, в чьих жилах текла смесь голландской, германской и английской крови. Он был из первых переселенцев.

– Что ты сказал? – вскипел Бирли.

Дело закончилось мордобоем, но спорщиков быстро разняли. Собственно говоря, у самодостаточных и крутых скотоводов, хозяев ферм, почти каждое решение, которое надо было принять совместно, заканчивалось дракой. Однако, решение надо было принимать и принимать быстро, а оно не принималось.

 

Рихард Брук усталый, безошибочно находя путь в нагромождении валунов, спустился чуть ниже. Туда, где была его семья, ему удалось увести их полностью. Далеко не у всех была такая возможность.

Марта, все еще красивая в свои сорок с лишним, протянула кусок сухой кровяной колбасы. Бруки единственные в округе держали свиней, потому колбаса от Бруков, расходилась на ура. Англичане не умели делать колбасу вообще, они жарили мясо на огне, а местные – сушили.

Грызя колбасу и не чувствуя ее вкуса, он перебрал патронные сумки. Сорок семь патронов к его «Маузеру», не считая того, что в самой винтовке. Еще револьвер и охотничье ружье... почти ничего. В достатке патронов только к ружью, но когда придет его час...

Об этом не хотелось даже и думать.

– Па...

Роберт, высокий, голенастый, нескладный в свои двенадцать лет, загорелый до черноты, подсел в темноте к отцу.

– Па, я пойду по дороге в Булавайо. Приведу помощь!

– Пойдет он! Ну-ка, иди сюда! – взбеленилась мать.

– Па, я командир скаутов! Знаю все тропинки! – вырываясь, кричал пацан, – я знаю африкаанс! Меня могут принять за своего!

– Какого своего!? Думай, что говоришь!

– Ма, пусти! Надо привести помощь!

– Помолчи! Иди к сестре!

– Па, я не маленький!

Но в душе, Рихард уже понимал, что иного пути – нет. Кто-то должен пойти – и этот кто-то – не взрослый...

 

Импи еще не заняли свои позиции... они производили слишком много шума. Переговаривались, делились впечатлениями от налетов на белые фермы. Все-таки это были уже не импи, не закаленные в боях воины, которым все равно, что отнять чужую жизнь, что отдать свою. Когда у них был король: ежегодно в честь него производился праздник, и на этом празднике мужчины должны были голыми руками убить взрослого быка. А сейчас... это были всего лишь работники ферм, которым опостылела личина покорности, и которые, наконец-то явили свое истинное лицо. Они громко лязгали затворами, пили просяное пиво из сосудов (из выдолбленных и засушенных тыкв) и не видели крадущегося белого. Любой охотник бы увидел...

Роберт и в самом деле был командиром отряда скаутов. Но еще, он не прочь был стащить вместе с пацанвой что-то из чужого сада с фруктами. Сады охраняли собаки, и надо было быть особенно осторожными...

Когда линия импи осталась позади – он встал и побежал. Побежал, как это делают местные, размеренно и быстро. Так, как его учил матабел по имени Малхаас, работник на их ферме. Не обязательно быть сильным, важно быть выносливым. Следи за дыханием. Не хватай ртом воздух, дыши размеренно. Считай, когда бежишь – до скольки сможешь. Потом начинай сначала.

В школе их учили хорошо считать...

Он бежал, забирая вправо, от рассвета. Держась дороги, но не выходя на нее, на дороге могла быть опасность. Всю местность здесь он помнил наизусть, не раз и не два он исходил все окрестности вместе с немногочисленным скаутским отрядом. Они даже послали Би-Пи [266] самодельный альбом с подписями.

Ночью, в местах, где есть фермы не так опасно, как кажется. Большинство хищных кошек охотится ночью, это верно, но они стараются избегать обитаемых мест, зная, какую опасность могут представлять вооруженные люди. Да и добыча – зебра, буйволенок или молодой буйвол, – ее было в избытке, незачем лезть к краалям. Человек и вовсе в большинстве случаев не рассматривается хищниками как объект для охоты. Слишком мало мяса, голод человеком не утолить. Опасность представляет только старый, и одряхлевший хищник, изгнанный сородичами и не способный охотиться на свою обычную добычу. Вот он – может решить попробовать человечинки. Еще надо вовремя уклоняться от мест, где есть львы, их можно опознать по нескольким признакам. Если наткнуться на львов и побежать, они бросятся, даже если сыты. Как и все кошачьи – они не могут устоять перед бегущей добычей.

Ужасающий горловой рык взрослого льва раздался совсем рядом и Роберт бросился на землю, благодаря Господа, что места эти покрыты травой. Взрослый лев серьезная опасность, но прежде чем он успел придумать, что делать, раздались выстрелы, судя по всему из винтовок, а может и из чего другого, а потом все перекрыл грохот пулемета...

Роберт лежал, боясь двинуться.

Лев рыкнул еще раз, скорее даже мяукнул, обиженно, выстрелов больше не последовало. Потом, минут через десять скаут услышал шорох травы под ногами нескольких людей и голоса.

– Dit is nie goed om 'n dier dood te maak as jy dit nie kan eet... [267]

– Is dat jy ook om te lees van die Bybel, man? [268]

– Jy durf nie te laster nie. Die Here sal straf. [269]

– Swyg almal! Ons gaan voort om te beweeg! [270]

Говорили на африкаанс. Роберт, сам на четверть бур, хорошо представлял возможности бурских охотников-следопытов. Но они прошли мимо, восемь человек, судя по звуку шагов. И шли они к тому месту, где были его родные.

Где-то неподалеку возможно, был раненый лев. В африканском буше нет ничего опаснее раненого льва, не счесть могил тех, кто преследовал раненого льва или просто столкнулся с ним. Если есть лев, рядом может быть и прайд с самками и детенышами.

Но надо было идти.

Роберт вскочил и побежал в темноту...

 

На отряд он наткнулся, когда совсем рассвело.

Это был кавалерийский отряд, настоящие кавалеристы, скауты, которых осталось совсем немного в армиях развитых стран мира, все чаще и чаще кавалерии превращалась в бронекавалерию, меняя лошадей на боевые машины. Но это была именно кавалерия: сильные, рослые лошади, полуавтоматические винтовки, запасные, «заводные» лошади на которых было навьючено снаряжение. Лошади не нежен бензин, лошадь не нужно ремонтировать в местах, где нормальная мастерская в сотне миль от места поломки, лошадь умна как собака, и чует, когда кто-то скрывается рядом, будь то зверь или человек. На одной из лошадей ехал, держась за белого маленький черный следопыт, зажмуривший глаза от ужаса, всадники были в основном белыми – черные тоже были, но меньше в несколько раз. В отличие от Оранжевой республики, где негров считали за говорящих животных, в Родезии все было сложнее. Единственное бесспорное ограничение для негров – негр не мог владеть землей. Во всем остальном, все зависело от денег. Был имущественный ценз, равный для белых и черных. Тот, кто проходил по цензу мог избирать и быть избранным, мог служить в армии, мог учиться в университете, если было чем заплатить. Так что, черные кавалеристы среди «Скаутов Грея», а это были именно они, кавалерийская разведка, тоже были, хоть и немного.

– Подождите! Постойте! – Роберт бросился навстречу кавалерийскому отряду.

Идущий первым всадник на скаку выхватил «Маузер», но тут же опустил его, поняв, что переборщил.

– Ты кто такой, мальчик? – всадник был высоким, со светлыми глазами и лицом, наполовину прикрытым шейным платком как у ковбоев Дикого запада. Но в седельной кобуре вместо «Винчестера» – был «Ремингтон» восьмого номера, мощное и скорострельное полуавтоматическое оружие. Родезия, ввиду того, что и Германия и Трансвааль объявили эмбарго на поставки военного снаряжения и оружия, закупала, где и что придется, в основном гражданские образцы. Но иногда это было даже в плюс – «Ремингтон» восьмого номера с полицейским, длинным магазином – на коротких дистанциях не уступал ручному пулемету «БРЕН».

– Я Роберт Брук, сэр, с фермы. Нас разгромили матабелы, у нас восстание.

Всадник нахмурился:

– А как ты здесь оказался?

– Прибежал, сэр. Нам нужна помощь.

Подъехал еще один всадник, бородатый, с веселыми глазами и в кожаной куртке, куртку из кожи буйвола носят охотники на львов. Поглядел на мальчишку, распорядился:

– Трубите привал, пятнадцать минут. Лошадей напоить, но немного...

Соскочив с лошади он оказался рядом с пацаном. От него пахло лошадиным потом и почему-то смазкой.

– Твои родные далеко?

– Около тридцати миль сэр, в холмах. Я покажу.

– Парень, ты хочешь сказать, что пробежал тридцать миль по ночному бушу? – недоверчиво и насмешливо спросил первый всадник.

– Да, сэр, чтоб вы знали! – окрысился Роберт, – я не вру!

– Заткнись, Берк... – устало сказал бородатый, – займись своим делом. Парень, ты не лжешь? Лгать нехорошо. Ты знаешь меня?

– Нет, сэр.

– Капитан скаутов Эдмунд Стивен Харрис.

Смертельно уставший пацан, изумленно уставился на военного. Перед ним была легенда. Военный и одновременно охотник на крупную дичь, о котором писали все газеты. Год назад он, вместе с восьмерыми своими людьми прижал к ногтю и истребил банду скотокрадов, в которой было больше пятидесяти человек. Не потеряв ни одного своего!

– Сэр...

– Иногда меня и так называют. Итак, ты ничего не хочешь еще вспомнить?

– Да, сэр. Я слышал пулемет в буше ночью!

– Пулемет?!

– Да, сэр!

Роберт коротко рассказал о ночном происшествии в буше.

– Так значит... они говорили на африкаанс. Ты ничего не путаешь? Может, это был... к примеру немецкий?

– Нет, сэр. Я знаю, как говорят по-немецки. Закупщик мяса у нас немец, герр Штайнер.

– Герр Штайнер, значит. Давно он тут?

– Да года два...

Пацан не понял, зачем ему задают такой вопрос. Он просто еще был слишком молод и неопытен для этого. А вот капитан Харрис, действовавший в свое время и в Германской Центральной Африке, за что немцы приговорили его к повешению, отлично понимал, кто на самом деле скрывается под видом закупщиков мяса, торговцев швейными машинками «Зингер», тракторами и патентованными лекарствами, за дипломированными врачами и механиками. Один к одному, джентльмены, один к одному. Наверное, даже мясо пошло в дело: африканцев сложно поднять на восстание деньгами и посулами, зато легче легкого – оружием и сушеным мясом. За мясо африканцы, тем более матабелы пойдут за тобой хоть на край света.

– Хорошо платил этот герр Штайнер? – машинально задал следующий вопрос капитан.

– Хорошо, не обманывал, отец даже его в поместье звал, в гости...

Подошел один из скаутов:

– Сэр, лошади напоены.

– По коням. Направление... северо-северо-восток. Уходим с дороги. Выслать вперед усиленный дозор, удаление в полмили. Быть готовым к бою, передайте по цепи: у врага могут быть винтовки и пулемет. При контакте: обстрелять и сразу отход.

– Есть, сэр...

– И... возьми пацана в седло. У тебя лошадь хорошая...

 

К утру – они атаковали позиции импи...

Капитан Харрис разделил свой отряд на две неравные группы: головной дозор и основные силы. Головной дозор к утру наткнулся на осаждающих переселенцев в скалах импи, нанес удар в спину, но как только импи начали разворачиваться, выделяя колонну для атаки нового противника, их было, по меньшей мере, десяток на одного белого, скауты сыграли отступление и растворились в предрассветной ночной черноте. Импи уже не могли атаковать держащихся из последних сил переселенцев, часть из них начала строить полевой лагерь с выставленными наружу кольями против атак кавалерии, а часть решила, что с них хватит. Такое часто бывает, при превосходстве сил властей мятеж прекращался как бы сам собой, оружие зарывалось в землю, раненых выхаживали в отдаленных краалях, практически никогда не удавалось установить, кто конкретно участвовал в мятеже, а кто – нет. Когда удавалось, мятежников, конечно, вешали, но чаще всего – не удавалось. А правосудие требовало установить вину конкретных людей и даже белые подчинялись выдуманным им законам. Как бы ни трубила уже тогда прикормленная пресса о творящихся на британских землях жестокостях... это тебе не германцы, которые разгоняли мятежи штурмовиками.

С первыми лучами солнца британцы, подгадав так, чтобы оно светило в лицо матабелам, мешая целиться – конной лавой атаковали лагерь...

Роберт помнил каждую деталь этой кавалерийской атаки. Скауты дали залп из своих коротких карабинов, гранатометчики из гранатометов, а потом, сблизившись с полевым укреплением импи, перешли на револьверы и пистолеты. У каждого скаута было по два пистолета или револьвера, но некоторые носили до шести в кожаных перевязях на груди, заранее снаряженных, чтобы не терять время. На короткой дистанции скорострельное и разворотистое оружие было в разы эффективнее неуклюжих, перезаряжаемых ручным затвором «Маузеров», а ведь у скаутов были и пулеметы.

Огромный конь нес их к затянутому дымом, наскоро сооруженному ненадежному полевому укреплению, казалось, что конь летит над землей по воздуху. Воздух был наполнен грохотом и пороховым дымом, отрывисто гремел «Маузер», посылая во врага пулю за пулей. У самого укрепления скауты без команды разделились, обскакивая его справа, Роберт запомнил распяленное в крике, залитое кровью лицо матабельского индуны – военного командира, которого можно опознать по прицепленным к поясу бычьим хвостам. И кто-то из скаутов, видимо уже раненый не смог повернуть коня, и тот на полном скаку врезался грудью в обожженные колья, конь и его всадник полетели на землю, избиваемые копьями и боевыми дубинками. А потом вдруг все закончилось, только тяжело хрипел едва не загнанный конь, да во рту было солоно от закушенной в кровь губы...

 

Из поселенцев спаслись немногие...

Скауты пробирались по горным тропинкам, искали тех, кто выжил, пытались оказать помощь. Среди них был и Роберт, он впитывал в себя все, что видел: кровь, кровь, кровь... кровь на камнях, кровь на земле, кровь на раскиданных среди валунов телах, и матабельских, и белых. Кровь застывшая, медленно текущая, сворачивающаяся...

Оцепеневший от ужаса разум холодно фиксировал происходящее. Белокурая девочка... лежит под матабельским воином, которого кто-то прикончил выстрелом в спину... нет, он не изнасиловал ее, просто не успел. Схватил, решил, что с него на сегодня достаточно и потащил в лагерь. Кто-то выстрелил – и пуля сразила их обоих. Может случайно. А может, и нет.

Тела, густо лежащие перед пулеметной позицией, оборудованной между двумя удобно стоящими валунами. Озверевшие импи, забыв про данное им огнестрельное оружие лезли вперед с ножами и короткими копьями. Роберт слушал работников-матабелов, потому что понимал их язык: они рассказывали про великие битвы, столь великие, что телам не хватало места на земле, и они лежали друг на друге. Тут тоже самое: выпив просяного пива и обкурившись бума матабелы упорно лезли на пулемет и тела лежали на земле грудой, скошенные пулеметным огнем. Потом патроны кончились, и они забили до смерти пулеметчика.

Тело ребенка... кто-то из матабелов схватил его, но потом видимо нашел себе добычу получше. И чтобы ребенок не занимал руки, с размаху ударил его головой об валун, а потом бросил. Дальше лежали тела матабелов... наверное, это был один из них. А может, и нет...

Целая семья, изрубленная короткими боевыми копьями, больше похожими на гибрид копья, ножа и лопаты. Кровавое месиво...

А вот и его семья...

Отец лежит на спине, откинувшись навзничь, скрючившиеся пальцы цепко держат двуствольное ружье, он отбивался до конца. В распяленном в крике рте – озерцо крови.

Неподалеку мать и сестра. Судя по позам – сестру пытались утащить, а мать не давала. Кровь, перемешанная с волосами, их убили ударами матабельских боевых дубинок по голове.

Неподалеку, брошенная винтовка с открытым затвором.

Роберт сел рядом с убитым отцом, обхватил руками колени и застыл...

 

Капитан Эдмунд Стивен Харрис наблюдал за мальчишкой, стоя на склоне в нескольких метрах. Смотрел и напряженно думал.

Так получилось, что у него не было семьи, и он знал, что семьи – не будет. В молодости у него, как и у всех была девушка, которая предпочла ему сына богатого мясника, и капитан не держал на нее зла. По крайней мере, сыну мясника светило наследство в виде богатой мясной лавки, нескольких мест на рынке, налаженных связей со скотоводами. Ему светило одно из двух: либо торжественные военные похороны с заунывным воем волынки, либо – безымянная могила где-нибудь в Африке, и то хорошо, если похоронят, а не просто бросят на растерзание зверью. Говорят, что женщинам нужна романтика, но все это полная ерунда. Женщине не нужна романтика – ей нужна семья. Настоящая, с детьми, с домом, с работой на огороде, с ожиданием мужа с работы, с воскресными походами в церковь. Ничего этого он дать не мог. Он сам выбрал свой путь, причем примерно при таких же обстоятельствах, которые, сейчас были у этого пацана. У трупа отца и матери, убитых разъяренными бурами, мстящими за британские концлагеря.

Он до конца будет одиноким. Наверное, у него есть дети, нажитые в странствиях по африканскому континенту, только он о них не знал. Его служба и сейчас подразумевала, что он может погибнуть в любой момент, в седле он проводил целые месяцы. Вряд ли какая-то женщина будет все это терпеть. В его полку почти все офицеры фактически были в разводе, хотя официально не разводились – то был смертный грех.

И когда он будет умирать, кто подаст ему стакан воды? А когда он предстанет перед Господом, и Господь спросит его, что ты, Эдмунд оставил за собой на Земле – что он ответит на это? Я оставил позади себя лишь залитые кровью поля брани, да безымянные могилы?

И куда он попадет после такого ответа?

Понятное дело, куда.

И потому, капитан Эдмунд Стивен Харрис решительно подошел к пацану и протянул ему руку.

– Пойдем.

 

Место засады, которую устроили буры, нашел на обратном пути следопыт на дороге. Нашли примятую траву, где лежали стрелки, случайно выпавшую из кармана солдатскую ложку с короткой ручкой, место, где стояли сошки легкого пулемета. Не приходилось сомневаться: услышав звуки боя, буры решили, что ловить им тут больше нечего и растворились в буше. Идти искать их было полным безумием.

 

Несколько лет Роберт прожил приемным сыном в доме капитана конных скаутов Эдмунда Стивена Харриса. Фактически, он стал сыном полка, и на ежегодных парадах шел, в общем строю, у знамени, и никто не задавал по этому поводу никаких вопросов. Когда для Роберта пришло время идти на службу, рекомендацию ему подписали все офицеры полка до единого. С ней он и постучал в ворота Крэнборнских казарм в Солсбери. Там располагалось засекреченное подразделение, которое делало только первые шаги в своем долгом и трудном пути – военно-воздушные коммандос, спецназ сил самообороны Родезии, аналог парашютного полка Гвардейской бригады. Затем он оказался в числе первых родезийских офицеров, отправлявшихся в метрополию, для прохождения специальной подготовки в Герефорде, и последующей организации 6-го батальона 22-го полка специального назначения – Родезийской САС...

 

Несмотря на то, что Родезия юридически не была колонией либо вассальным государством британской короны, спецназ Родезии, САС и скауты из буша, активно участвовали во всех активных мероприятиях, проводимых британским правительством. Естественно, все это делалось... не то чтобы тайно, но без официального оформления. Юридически Родезия не была государством вообще, юридически она была территорией в частной собственности, фактически одной громадной фермой, таких было немного, но такие были. Самые известные: Конго – было личной собственностью Короля Бельгийского, а Финляндия – не частью России, а личной собственностью российского Самодержца. Соответственно, вооруженные силы в таких вот «квазигосударствах», тоже были как бы частными. Международное право относилось к таким случаям крайне негативно: вооруженные силы Родезии, согласно всем военным конвенциям рассматривались как наемники, участие родезийцев в любом вооруженном конфликте за пределами Родезии рассматривалось как привлечение наемников. Никакие конвенции о правах солдата на поле боя и в плену к наемникам не относились, наемника при взятии в плен можно было расстрелять на месте.

Но британское правительство, учитывая чрезвычайно высокий уровень подготовленности, мотивации и богатый боевой опыт родезийцев, а также их желание послужить Родине, которой они считали Великобританию – все-таки нашло подходящую формулу. Родезийские части называли «волонтеры Его Величества»...

 

 

20

 

Ретроспектива

Мэтью Керзон