Каковы основания привлечения к гражданско-правовой ответственности за фактический контроль?

Для того чтобы ответить на вопрос об основаниях ответственности за фактический контроль, важно понять правовую природу этого вида имущественной ответственности. О правовой природе ответственности членов органов управления и фактически контролирующих лиц в доктрине высказано немало порой противоположных позиций, и их аргументация зависит, в частности, от понимания авторами сущности правоотношений, складывающихся между членами органов управления, фактически контролирующими лицами и корпорацией.

Характеризуя ответственность членов органов управления перед корпорацией, О.В. Гутников именует ее корпоративной ответственностью и обосновывает ее особую правовую природу, отличающуюся как от деликтной, так и от договорной. Так, он пишет: "Основанием такой ответственности является не нарушение договора и не общегражданский деликт (причинение вреда), а повлекшее возникновение убытков нарушение установленных законом и учредительными документами юридического лица многочисленных и конкретных корпоративных обязанностей членов органов юридического лица, важнейшей из которых является обязанность действовать в интересах юридического лица добросовестно и разумно. Содержание этих обязанностей выходит далеко за рамки обязанности просто не причинять вред, нарушение которой является основанием наступления деликтной ответственности. Речь идет об обязанности проявлять повышенную заботу об интересах юридического лица, действовать добросовестно и разумно, о чем в обязательствах из причинения вреда не идет и речи. Лица, перед которыми члены органов управления несут корпоративную ответственность, не ограничиваются стороной договора (как это бывает в договорной ответственности). Право предъявлять к этим лицам требования о возмещении убытков предоставляется не только юридическому лицу, но и его участникам, а в некоторых случаях - также кредиторам юридического лица (например, при банкротстве юридического лица, вызванного умышленными действиями членов органов управления)" <301>.

--------------------------------

<301> Гутников О.В. Юридическая ответственность в корпоративных отношениях // Вестник гражданского права. 2014. N 6. Т. 14. С. 71. Особый характер ответственности членов органов управления юридического лица обосновывал также, в частности, Б.Р. Карабельников (Карабельников Б.Р. Трудовые отношения в хозяйственных обществах. М., 2003. С. 80).

 

Е.А. Суханов называет ответственность, предусмотренную п. 3 ст. 53.1 ГК РФ, виновной деликтной ответственностью <302>.

--------------------------------

<302> Суханов Е.А. Сравнительное корпоративное право. М., 2014. С. 198.

 

Д.В. Ломакин и О. Гентовт утверждают, что применительно к директорам гражданско-правовая ответственность не может быть признана деликтной, поскольку для нее не характерны атрибуты деликтной ответственности <303>. Природа гражданско-правовой ответственности лиц, обладающих фактическим контролем над организацией, по мнению Д.В. Ломакина, будет зависеть от наличия между фактически контролирующими лицами и юридическим лицом корпоративных правоотношений. Характеризовать рассматриваемую ответственность в качестве деликтной правомерно лишь в случае отсутствия корпоративных отношений между указанными лицами <304>.

--------------------------------

<303> Подробную аргументацию см.: Ломакин Д., Гентовт О. Ответственность контролирующих лиц: правовая природа и механизм привлечения к ней // Хозяйство и право. 2016. N 1.

<304> Ломакин Д.В. Контроль как форма зависимости юридических лиц // Хозяйство и право. 2018. N 2. С. 16. Судя по приведенной цитате, автор полагает, что между фактически контролирующим лицом и обществом могут быть корпоративные правоотношения. Очевидно, наличие таких правоотношений нельзя исключить, поскольку могут быть смешанные основания установления контроля (и формально-юридические, и базирующиеся на фактических обстоятельствах). Например, у фактически контролирующего лица может быть незначительная доля в уставном капитале. Вместе с тем представляется, что по общему правилу между фактически контролирующим лицом и корпорацией не возникает корпоративных правоотношений.

 

Представляется, что имущественная ответственность членов органов управления корпорации действительно обладает значительными особенностями, которые позволяют говорить о ее особой правовой природе <305>. Важно подчеркнуть, что при всей специфике ответственности в корпоративной сфере, базирующейся на обязанности членов органов управления и фактически контролирующих лиц действовать в интересах юридического лица добросовестно и разумно и на отсутствии перечня противоправных действий (бездействия), за совершение которых они могут быть привлечены к гражданско-правовой ответственности, требование доказать противоправное поведение указанных лиц является обязательным.

--------------------------------

<305> Подробнее см.: Корпоративное право: Учебный курс. Т. 1 (автор главы 19 - И.С. Шиткина).

 

Для привлечения к гражданско-правовой ответственности за фактический контроль должен быть доказан полный состав правонарушения, т.е. следующие обстоятельства в совокупности: противоправность поведения ответчика как причинителя вреда, вина, наличие и размер понесенных убытков, а также причинно-следственная связь между незаконными действиями ответчика и возникшими убытками. Недоказанность хотя бы одного из указанных элементов является достаточным основанием для отказа в удовлетворении требований о возмещении убытков.

Как разъяснено в абз. 1 п. 12 Постановления N 25, по делам о возмещении убытков истец обязан доказать, что ответчик является лицом, в результате действий (бездействия) которого возник ущерб, а также факты нарушения обязательства или причинения вреда, наличие убытков (п. 2 ст. 15 ГК РФ).

Применительно к фактически контролирующему лицу должна быть также доказана фактическая возможность определять действия юридического лица, включая возможность давать обязательные для исполнения указания.

Следует подчеркнуть, что возможность давать указания также должна носить фактический характер. Если она основывается на договоре, положениях устава, наличии доли участия в уставном капитале либо имеет иное юридическое основание, то она не может считаться фактической.

Верховный Суд в одном из дел указал, что общество как участник юридического лица с долей в 75,004% в уставном капитале имеет фактическую возможность определять действия юридического лица, голосуя на внеочередном общем собрании участников общества за одобрение спорного договора, и впоследствии может быть привлечено к солидарной ответственности за убытки, причиненные по его вине, поскольку в силу ст. 53.1 ГК РФ оно обязано действовать в интересах юридического лица разумно и добросовестно <306>.

--------------------------------

<306> Определение ВС РФ от 05.12.2016 N 310-ЭС16-17965 по делу N А08-3569/2015 // СПС "КонсультантПлюс".

 

Из этого судебного акта следует, что в том числе у судов пока еще не сложилось единого подхода к пониманию фактического контроля. Конечно, участник общества, имеющий преобладающую долю участия в уставном капитале, имеет возможность определять решения этого общества, однако не в силу фактических, а в силу юридических оснований - наличия корпоративных прав, обусловленных владением долей в уставном капитале.

Что же такое фактическая возможность определять действия юридического лица? Отвечая на этот вопрос, важно помнить, что главная идея концепции фактического контроля - стремление выявить реального носителя экономического господства, того, кто формирует волю юридического лица, и привлечь его к ответственности за противоправные действия при осуществлении такого контроля.

Отказывая истцу в удовлетворении требований о взыскании с члена совета директоров общества убытков, возникших, по мнению истца, в результате того, что член совета директоров дал указание бухгалтеру заключить соглашение о расторжении договора аренды, суды пришли к выводу о недоказанности как наличия у члена совета директоров полномочий выступать от имени общества или фактической возможности определять действия юридического лица, так и совершения ответчиком как членом совета директоров каких-либо недобросовестных и неразумных действий, повлекших причинение спорных убытков. Суды указали, что само по себе участие члена совета директоров в обсуждении возможности расторжения договора не свидетельствует о наличии возможности давать обязательные для исполнения указания или фактической возможности определять действия юридического лица <307>.

--------------------------------

<307> См.: Постановление АС Северо-Западного округа от 24.04.2017 по делу N А56-22790/2016 // СПС "КонсультантПлюс".

 

Действительно, совет директоров как коллегиальный орган управления принимает решения посредством голосования и, как правило, не менее чем половиной голосов от числа присутствующих, так что позиция одного члена совета директоров не может быть расценена как указание контролирующего лица. При этом член совета директоров может быть привлечен к гражданско-правовой ответственности в соответствии с основаниями, определенными ст. 53.1 ГК РФ для членов коллегиальных органов юридического лица.

Возможность определять действия юридического лица, как и давать обязательные для исполнения указания, законом не определена, а значит, может быть сформулирована в судебной практике и научной доктрине <308>.

--------------------------------

<308> Такая попытка была, например, предпринята автором этой статьи. См.: Шиткина И.С. О проблеме "обязательных указаний" основного общества дочернему // Хозяйство и право. 2006. N 7. С. 44 - 47.

 

В частности, представляется, что рассматриваемая норма может применяться для привлечения к солидарной ответственности основного общества, выдавшего директиву членам совета директоров дочернего общества, которые проголосовали согласно этой директиве, если в результате такого голосования хозяйственному обществу причинены убытки. Почему выдача директивы на голосование может быть признана нами проявлением фактического контроля?

Дело в том, что, за исключением случая, когда акционером компании выступает государство <309>, действующим законодательством не предусмотрена выдача директив членам органов управления юридического лица. Правовая связь между акционером (участником) и выдвинутым им членом совета директоров отсутствует; член совета директоров состоит в корпоративных отношениях именно с хозяйственным обществом и несет ответственность за добросовестные и разумные действия в интересах этого общества, а не выдвинувшего его в состав совета директоров акционера <310>. Выдавая директивы на голосование, основное общество оказывает фактическое (не формализованное в законе) влияние на члена совета директоров и поэтому должно разделить с ним ответственность. То есть фактически определяющий действия члена совета директоров акционер и действующий во исполнение его указаний член совета директоров несут солидарную ответственность.

--------------------------------

<309> Согласно Постановлению Правительства РФ от 03.12.2004 N 738 "Об управлении находящимися в федеральной собственности акциями акционерных обществ и использовании специального права на участие Российской Федерации в управлении акционерными обществами ("золотой акции")" члены совета директоров - государственные служащие, а также поверенные, действующие в соответствии с заключенным договором, в акционерных обществах с государственным участием должны голосовать по директиве. Согласно п. 17 того же Постановления представители интересов Российской Федерации в совете директоров осуществляют голосование по вопросам повестки дня заседания совета директоров на основании письменных директив Федерального агентства по управлению государственным имуществом.

<310> Пленум ВАС РФ в подп. 5 п. 2 Постановления от 30.07.2013 N 62 "О некоторых вопросах возмещения убытков лицами, входящими в состав органов юридического лица" (далее - Постановление N 62) указал, что директор не может быть признан действовавшим в интересах юридического лица, если он действовал в интересах одного или нескольких его участников, но в ущерб юридическому лицу.

 

При доказывании фактической возможности контролирующего лица определять действия подконтрольного лица важно доказать, что в силу наличия определенных фактических обстоятельств подконтрольное лицо зависимо от контролирующего. Этим указания контролирующего лица должны быть отграничены от консультаций, советов, рекомендаций, в том числе предоставляемых внешними консультантами. Последние не характеризуются признаками принудительности или обязательности для лиц, которым они даются.

Но может ли быть привлечено к имущественной ответственности должностное лицо основного общества, формирующее указание подконтрольному дочернему обществу?

Для выявления подходов, складывающихся в правоприменительной практике, рассмотрим недавно принятый судебный акт - Постановление АС Московского округа от 8 февраля 2018 г. по делу N А40-13997/17 (далее - дело ООО "РН-Аэро") <311>.

--------------------------------

<311> Определением ВС РФ от 28.05.2018 N 305-ЭС18-5148 отказано в передаче кассационных жалоб для рассмотрения Судебной коллегией по экономическим спорам ВС РФ.

 

В этом деле к ответственности за фактический контроль было привлечено должностное лицо основного общества - начальник управления авиазаправочного бизнеса, уполномоченный действовать от имени основного общества, среди прочего, трудовым договором, приказами и письмами основного общества по руководству деятельностью дочернего, а также на основании электронной переписки.

Суды посчитали доказанной недобросовестность и неразумность действий должностного лица основного общества и директора дочернего общества по заключению с посредником экономически необоснованного и заведомо невыгодного для дочернего общества договора поставки нефтепродуктов.

Суд исходил из того, что в предмет доказывания по данному делу входило в том числе наличие фактической возможности определять действия дочернего общества, в том числе возможность давать указания его директору, недобросовестность и/или неразумность действий (бездействия), повлекших неблагоприятные последствия для юридического лица.

В обоснование своей невиновности директор дочернего общества указывал, что он, являясь генеральным директором, не обладал правом на принятие каких-либо управленческих решений, его деятельность как генерального директора строго контролировалась единственным участником в лице привлекаемого к ответственности фактически контролирующего лица, возможности неисполнения распоряжений которого он был лишен, поскольку все без исключения сотрудники не воспринимали его как генерального директора и напрямую исполняли указания фактически контролирующего лица.

АС Московского округа, отклоняя доводы генерального директора о том, что, заключая договор от имени дочернего общества, он действовал исключительно по указанию должностного лица основного общества и, соответственно, не должен отвечать за причиненные дочернему обществу убытки, посчитал, что суды правомерно исходили из того, что генеральный директор дочернего общества обязан возместить убытки, причиненные в результате его неразумных и недобросовестных действий, независимо от наличия либо отсутствия указаний со стороны привлекаемого к имущественной ответственности должностного лица или иных третьих лиц (п. 3 ст. 53 ГК РФ).

Отклоняя доводы фактически контролирующего лица (должностного лица основного общества) об отсутствии солидарной ответственности, поскольку у него отсутствовала фактическая возможность давать руководящие указания директору дочернего общества, суды исходили из наличия в материалах дела доказательств, обосновывающих как фактическую возможность причинения этим лицом вреда дочернему обществу посредством своих руководящих указаний, так и реальное нарушение фактически контролирующим лицом прав и законных интересов дочернего общества ввиду намеренного привлечения посредника в процесс поставки авиатоплива региональным оператором. В качестве доказательств фактического контроля судом были приняты положения трудового договора, протоколы согласования цен, протокол ретроспективного заседания тендерной комиссии по выбору поставщика, письмо о полномочиях фактически контролирующего лица, подписанное вице-президентом основного общества.

При этом возникает целый ряд вопросов о соотношении норм трудового законодательства и законодательства об ответственности контролирующих лиц. Заметим, что в приведенном судебном акте привлеченное к ответственности должностное лицо основного общества не являлось его единоличным исполнительным органом, членом какого-либо коллегиального органа управления, которые могут нести ответственность в полном объеме за убытки по нормам гражданского законодательства (ст. ст. 277, 281 Трудового кодекса (ТК) РФ), а значит, на это лицо должны распространяться положения трудового законодательства, ограничивающие ответственность работника прямым действительным ущербом (ст. 238 ТК РФ) в размере не более одного среднего месячного заработка (ст. 241 ТК РФ), если иное не предусмотрено ТК РФ и иными федеральными законами. Представляется, что применительно к фактически контролирующим лицам положения гражданского законодательства должны применяться приоритетно (п. 3 ст. 53.1 ГК РФ). Действительно, если контролирующее лицо числится помощником генерального директора, это не должно означать, что такое лицо может избежать ответственности в силу норм трудового законодательства. Другой вопрос, что для целей применения к нему норм гражданского законодательства следует отграничивать реализацию этим лицом трудовой функции от осуществления фактического контроля над юридическим лицом. Если лицо не является единоличным исполнительным органом или членом коллегиального органа управления корпорации, а в силу трудовой функции может влиять только на отдельные сферы деятельности корпорации, то его не следует привлекать к ответственности по ст. 53.1 ГК РФ за фактический контроль. Например, начальник отдела закупок, определяющий поставщиков и причинивший ущерб неправильным выбором контрагента, по общему правилу не должен рассматриваться как контролирующее лицо. Также стоит задуматься о защите трудовых прав работников, в рамках своей должности выполняющих управленческие функции в отношении подконтрольных юридических лиц. Кроме того, надо отметить, что трудовые споры подведомственны судам общей юрисдикции, в то время как споры об ответственности членов органов управления и лиц, осуществляющих фактический контроль над юридическим лицом, являются корпоративными и подведомственны арбитражным судам (п. 2 ч. 6 ст. 27 АПК РФ) и подлежат рассмотрению по правилам главы 28.1 АПК РФ (п. 9 Постановления N 62).

Думается, что приведенный выше судебный кейс должен быть принят во внимание группами компаний для построения безопасной модели управления холдингом. При этом справедливости ради надо отметить, что суды не всегда расценивают действия должностных лиц основного общества как действия самого общества или признают этих лиц контролирующими.

Так, отказывая в удовлетворении исковых требований, суд указал, что обязательные для общества указания от банка, если бы такое право было предоставлено банку уставом общества, вправе давать только органы управления банка <312>. В силу норм ст. 53 ГК РФ наличие (отсутствие) переписки с использованием адресов электронной почты сотрудников банка не означает, что банк имел право давать обязательные для общества указания или что банк в лице своих уполномоченных органов дал какое-либо обязательное для общества указание на заключение спорного договора.

--------------------------------

<312> См.: Постановление Девятого ААС от 04.07.2017 N 09АП-21488/2017 по делу N А40-174145/16 // СПС "КонсультантПлюс".

 

Важным обстоятельством является сама возможность доказать наличие фактического контроля, ведь, как правило, такой контроль намеренно скрыт от третьих лиц. Здесь интересно привести позицию Верховного Суда РФ, высказанную, правда, в деле о банкротстве, но релевантную и к рассматриваемой нами теме доказательства фактического контроля.

Не согласившись с выводами судов о том, что контроль над обществом-должником должен быть подтвержден лишь прямыми доказательствами - исходящими от бенефициара документами, в которых содержатся явные указания, адресованные должнику, относительно его деятельности, - судебная коллегия подчеркнула, что конечный бенефициар, не имеющий соответствующих формальных полномочий, не заинтересован в раскрытии своего статуса контролирующего лица. Наоборот, он обычно скрывает наличие возможности оказания влияния на должника. Его отношения с подконтрольным обществом не регламентированы какими-либо нормативными или локальными актами, которые бы устанавливали соответствующие правила, стандарты поведения.

По мнению судебной коллегии, о наличии подконтрольности, в частности, могли свидетельствовать следующие обстоятельства: действия названных субъектов синхронны при отсутствии к тому объективных экономических причин; противоречат экономическим интересам должника и одновременно ведут к существенному приросту имущества лица, привлекаемого к ответственности; не могли иметь место ни при каких иных обстоятельствах, кроме как при наличии подчиненности одного другому, и т.д. <313>.

--------------------------------

<313> Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 15.02.2018 N 302-ЭС14-1472(4,5,7) по делу N А33-1677/2013 // СПС "КонсультантПлюс".

 

Еще один интересный аспект правоприменительной практики - предоставленная истцу в силу конструкции солидарной ответственности возможность самому выбрать лицо, к которому предъявить требование.

Так, в уже упомянутом деле ООО "РН-Аэро" судебная коллегия приняла во внимание ссылку фактически контролирующего лица на то, что убытки следовало взыскивать также и с остальных лиц, причастных к согласованию и подписанию спорного договора, однако указала, что в данном случае она не может являться основанием для отмены оспариваемого судебного акта и освобождения ответчиков от ответственности, поскольку ответственность за убытки является персонифицированной и в силу ст. ст. 1064 и 1080 ГК РФ наличие вины других лиц не влечет снятие вины с ответчиков непосредственно.

Представляется, что такой избирательный подход к поиску виновных лиц, де-юре обоснованный солидарным характером ответственности, по сути свидетельствует об опасной тенденции к "назначению виновных лиц" из числа неугодных или тех, с кем имеется намерение разобраться по совокупности обстоятельств, исходя из другого опыта и других оснований.

Конечно, с правовой точки зрения здесь можно возразить, что действующее законодательство предусматривает общее правило: если иное не вытекает из отношений между солидарными должниками, должник, исполнивший солидарную обязанность, имеет право регрессного требования к остальным должникам (п. 1 ст. 325 ГК РФ).

Однако представляется, что лицо, возместившее совместно причиненный вред, в итоге может столкнуться с проблемой более сложного доказывания того, что ответчик по иску о регрессном требовании является таким же причинителем вреда, как и возместившее вред лицо (ответчик по иску в пользу общества), в сравнении с той ситуацией, когда это лицо (к которому предъявляется иск в порядке регресса) было бы изначально привлечено в качестве соответчика по иску в пользу общества. Даже в случае удовлетворения регрессных требований ответчик может по разным причинам не исполнить судебный акт в пользу лица, возместившего вред в полном объеме. Иначе говоря, "выбранное" в качестве ответчика по иску в пользу общества лицо оказывается в невыгодном, неравноценном положении в сравнении с другими солидарными должниками.

Установление фактических бенефициаров, а не номинальных владельцев имущества (в том числе фактических владельцев акций (долей) корпораций), является значимым юридическим обстоятельством и в случае привлечения фактически контролирующих лиц к уголовной ответственности.

При рассмотрении уголовных дел суды нередко устанавливают конечных собственников (выгодоприобретателей) того или иного имущества.

Так, в уголовном деле в отношении бывшего заместителя главы г. Екатеринбурга В.В. Контеева, одним из эпизодов которого было получение В.В. Контеевым взятки в виде 51,28% доли в уставном капитале ООО, судами было установлено, что "Контеев, занимавший в то время должность председателя комитета по развитию товарного рынка администрации г. Екатеринбурга, в связи с чем принадлежавшая ему доля в уставном капитале была оформлена на других лиц... считал себя основным владельцем этой организации, и директор регулярно отчитывалась перед ним по вопросам, касающимся деятельности базы", а также что "потерпевшие Р. заключили с И. договоры купли-продажи, согласно которым потерпевшие продали принадлежавшие им доли в уставном капитале... в общем размере 48,72% за... рублей. Фактически же данные сделки были заключены с Контеевым, а И. лишь формально являлся их участником, действуя в интересах Контеева" <314>.

--------------------------------

<314> Приговор Курганского областного суда от 10.06.2014 по делу N 2-01/2014 // СПС "КонсультантПлюс".

 

Апелляционная инстанция также указала, что "доводы адвоката о том, что при условии доказанности вины Контеева в получении взятки его действия надлежало квалифицировать как неоконченное преступление, поскольку Контеев юридически не приобрел право на долю 51,28% уставного капитала ООО... являются несостоятельными... [так как] в результате незаконного завладения 51,28% доли уставного капитала ООО Контеев обладал всем объемом прав, предоставляемых указанной долей, оснований считать, что им было совершено покушение на получение взятки, не имеется" <315>.

--------------------------------

<315> Апелляционное определение Судебной коллегии по уголовным делам ВС РФ от 21.01.2015 N 82-АПУ14-31 // СПС "КонсультантПлюс".

 

В другом уголовном деле, связанном с обвинением лица по ч. 3 ст. 159 Уголовного кодекса (УК) РФ, судом было установлено, что подсудимый являлся фактическим владельцем юридического лица, не контролируя его напрямую.

Суд, в частности, указал, что "фактическим руководителем и собственником ЦЛТ является подсудимый, который в начале 2011 года зарегистрировал данное общество на свою гражданскую супругу", фактическое руководство подсудимым данной компанией подтверждается показаниями учредителя (гражданской супруги подсудимого) и директора данного юридического лица, а также протоколами осмотра записей телефонных переговоров, "анализ содержания которых позволяет сделать вывод о том, что [подсудимый] и [директор] общаются друг с другом как владелец предприятия и наемный работник соответственно" <316>.

--------------------------------

<316> См.: приговор Верх-Исетского районного суда г. Екатеринбурга от 10.03.2015 по делу N 1-10/2015; Апелляционное определение Судебной коллегии по уголовным делам Свердловского областного суда от 25.05.2015 по делу N 22-4327/2015 // СПС "КонсультантПлюс".

 

Таким образом, привлечение к ответственности за фактический контроль находит свое отражение в отечественной судебной практике и по уголовным делам. Опасной тенденцией, с нашей точки зрения, является связь гражданских дел с уголовно-правовым преследованием. Многие факты гражданских дел доказываются в уголовных делах, и в корпоративных спорах они принимаются как имеющие преюдициальное значение <317>.

--------------------------------

<317> См., напр.: "дело Браудера"; вышеприведенный кейс о привлечении к имущественной ответственности должностного лица основного общества, дающего указания дочернему, как фактически контролирующего лица (Постановление АС Московского округа от 08.02.2018 по делу N А40-13997/17); указанное лицо также было привлечено в качестве обвиняемого по ч. 1 ст. 201 УК РФ "Злоупотребление полномочиями". В Определении ВС РФ от 28.05.2018 N 305-ЭС18-5148 по этому делу среди прочего указано, что "судами учтено, что в связи с выявленными фактами против Шаргалина В.В. и Кузнецова С.Л. было возбуждено уголовное дело и уголовное преследование в отношении указанных лиц прекращено не по реабилитирующим основаниям (вследствие акта об амнистии). Указанные обстоятельства были исследованы судами в совокупности и взаимосвязи с другими доказательствами, представленными в материалы дела".

 

Понятно, что доказывать фактические обстоятельства в уголовном деле значительно проще в связи с широким набором оперативно-розыскных средств, и собранные таким образом факты ложатся в основу гражданских дел.

Интересно поставить и такой вопрос: концепция фактического контроля необходима только для целей привлечения к имущественной ответственности или же фактически контролирующих лиц следует наделить какими-либо правами?

Заметим, что обеспечение баланса прав, обязанностей и ответственности является важнейшей задачей правового регулирования, на что неоднократно обращал внимание Конституционный Суд РФ <318>.

--------------------------------

<318> Как указано в Постановлении КС РФ от 18.07.2008 N 10-П, "в силу конституционного принципа справедливости, проявляющегося, в частности, в необходимости обеспечения баланса прав и обязанностей всех участников рыночного взаимодействия, свобода, признаваемая за лицами, осуществляющими предпринимательскую и иную не запрещенную законом экономическую деятельность, и гарантируемая им защита должны быть уравновешены обращенным к этим лицам требованием ответственного отношения к правам и свободам тех, кого затрагивает их хозяйственная деятельность".

 

Здесь следует обратиться к "делу Москалева" <319>, в котором суд признал бенефициарного владельца заинтересованным лицом, среди прочего обладающим правом на предъявление иска о признании решений общего собрания акционеров общества, бенефициаром которого он является, недействительными. Три инстанции отказались удовлетворить требования истца, указав, что право на иск о признании решения общего собрания недействительным имеют лишь прямые акционеры, однако Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда РФ не согласилась с такой позицией и направила дело на пересмотр.

--------------------------------

<319> См.: Постановление АС Московского округа от 19.01.2017 N Ф05-12058/2015 по делу N А40-104595/14; Определение ВС РФ от 12.05.2017 N 305-ЭС15-14197 по тому же делу об отказе в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ.

 

Впоследствии указанный бенефициарный владелец обратился с исковыми требованиями о признании недействительными сделок купли-продажи акций банка, являвшихся основным активом общества, в отношении которого он был признан конечным бенефициаром <320>.

--------------------------------

<320> Так, АС Московского округа оставил в силе Постановление Девятого ААС от 25.01.2017, решение АС г. Москвы от 20.03.2015, которыми требования о признании сделок недействительными были удовлетворены (Постановление АС Московского округа от 21.04.2017 N Ф05-14808/14 по делу N А40-95372/2014).

 

Заметим, что складывающаяся судебная практика не является устойчивой. Так, в рамках другого дела, в котором истец пытался признать недействительными сделки по продаже акций уже того общества, по отношению к которому он был ранее признан конечным бенефициаром, ссылаясь на то, что не давал распоряжения акционерам этого общества совершать сделки по продаже указанных акций, суд апелляционной, а затем и кассационной инстанции отказали в удовлетворении исковых требований, сочтя недоказанным факт, что истец является бенефициаром и имеет законный интерес в оспаривании данных сделок <321>.

--------------------------------

<321> См.: Постановление АС Московского округа от 21.04.2017 N Ф05-14808/14 по делу N А40-95372/2014 // СПС "КонсультантПлюс".

 

С одной стороны, при всей справедливости отношения к фактическому владельцу, предполагающего наряду с возложением на него ответственности также наделение его правами, включая право на иск, у такого подхода имеется серьезная опасность - неопределенность, выражающаяся в возможности неожиданного появления такого фактического бенефициара и последующего обжалования им сделок или решений органов общества. Такая ситуация чревата непредсказуемостью для других участников имущественного оборота.

С другой стороны, коль скоро у фактически контролирующих лиц есть обязанности и ответственность, то для баланса им необходимы и права. Представляется, что если лицо представит достаточные доказательства бенефициарного владения акциями (долями в уставном капитале) корпорации, то при нарушении его охраняемого законом интереса допустимо наделение такого фактически контролирующего лица рядом процессуальных прав, включая право на предъявление иска.

Так, рассматривая спор о присуждении физическому лицу акций российского юридического лица, который являлся фактическим бенефициаром этих акций через схему доверительного (трастового) управления, Арбитражный суд г. Москвы указал следующее: "...у ответчика как у доверительного собственника отсутствует какой бы то ни было собственный охраняемый как российским, так и кипрским правом интерес в спорных акциях... все теоретически возможные действия ответчика по реализации корпоративного контроля над обществом в период до вступления решения в законную силу, должны в любом случае осуществляться в соответствии с условиями Декларации об учреждении траста в интересах истца, что с учетом практики корпоративного управления спорным пакетом акций подразумевает необходимость согласования действий ответчика с истцом" <322>.

--------------------------------

<322> Решение АС Московской области от 12.11.2013 по делу N А41-42445/2013 // СПС "КонсультантПлюс".

 

В этом деле, известном как "дело Россинки", арбитражный суд фактически проигнорировал титульного акционера (доверительного управляющего - кипрское юридическое лицо, поскольку он был признан лишь номинальным владельцем акций и в силу этого не имеющим материально-правового интереса в спорных акциях) и присудил акции напрямую бенефициару траста и восстановил его в реестре акционеров, обязав реестродержателя списать акции со счета юридического акционера - доверительного управляющего.

Аргументируя возможность наделения фактически контролирующих лиц процессуальными правами, нельзя не учитывать то обстоятельство, что право на судебную защиту (право на иск) является субъективным правом, гарантированным каждому лицу ст. 46 Конституции РФ, а также иными федеральными законами (ст. 11 ГК РФ, ст. 4 АПК РФ, ст. 3 ГПК РФ).

К тому же в процессуальном праве имеется вариативность - наряду с непосредственными участниками процесса в нем на стороне истца или ответчика могут участвовать и иные заинтересованные лица (третьи лица).

При этом однозначно не следует наделять фактически контролирующих лиц корпоративными правами (на участие в общем собрании, получение информации, участие в распределении прибыли и др.). Для реализации корпоративных прав необходима видимая, оформленная правовая связь между участником и корпорацией.

В завершение рассмотрения вопроса о становлении института фактического контроля в корпоративном праве представляется нужным затронуть тему о возможности применять к фактически контролирующим лицам положений законодательства об освобождении или ограничении гражданско-правовой ответственности.