Эпштейн М. После будущего. О новом сознании в литературе // Знамя 1991. № 1.

12                                                                                            Социокультурная ситуация и литература

Но уже в раннем творчестве Л. Толстого начинает преоб­ ладать морально-психологическая установка. Большинство писателей второй половины XIX века воздействовали на душу и совесть человека. В следующую — религиозную — фазу рус­ ская литература переходит через творчество Достоевского, а в произведениях Вл. Соловьева, символистов  (Мережковский,

A. Белый, Вяч. Иванов) религиозно-философское восприятие мира оказывается центром писательской системы.

Авангард начала XX века в постсимволистских течениях (футуризм, акмеизм, имажинизм) возвращает литературу в эстетическое русло. Именно этим завершается второй цикл русского литературного развития.

Третий цикл начинается с постановки социальных задач и провозглашения социального заказа в советской литературе 20—50-х годов. Это период, несколько затянувшийся, господ­ ства соцреализма. Интересно, что в названии “социалисти­ ческий реализм”, который некоторые критики (А. Синявский, Е. Добренко) наименовали “социалистическим классициз­ мом”, явны отзвуки социальной фазы первого цикла — клас­ сицизма и второго —реализма.

"Оттепель" знаменует морально-сентиментальную фазу третьего цикла. Нравственное совершенствование, интерес к “маленьким” людям, пафос искренности и взволнованности (“исповедальная проза”), поиски нравственных устоев и “жизни не по лжи” (А. Солженицын) определяют творчество

B. Распутина, В. Астафьева, Ю. Казакова, Ю.  Трифонова, В. Тендрякова.

Религиозная стадия проявляется в “тихой поэзии” и “деревенской прозе” с их метафизикой народных истоков, культа земли и природы, с поэтизацией чувства смирения, отрешения от земных благ перед чем-то высшим (духом, смертью). Затем в литературу приходит мифологизм и мифо­ творчество, интерес к восточным религиям и эзотерике в виде “демонов на договоре”, оборотней и т. д. (А. Ким, Ю. Мамле­ ев). Возникают различные толкования и переосмысления евангельских сюжетов (В. Тендряков, Ч. Айтматов). По мне­ нию М. Эпштейна, последняя фаза — эстетическая — полнее всего выражается в постмодернистской литературе с ее ориен­ тацией на предшествующие культурные коды, на эстетику творения, лишенного идеологической подкладки.

Концепция М. Эпштейна во многом уязвима. Она слиш­ ком схематизирует историю литературы, выделяя только одну

Социокультурная ситуация и литература                                                                 13

тенденцию. При этом спорным является утверждение, что со­ временная литература находится в эстетической фазе разви­ тия. Может показаться, что это действительно так: когда ста­ ло возможным не придерживаться канонов соцреализма, произошел эстетический скачок, выплеснулось накопившееся многообразие приемов и форм. Немало этому способствовало и возвращение литературы русского зарубежья, разной не только идеологически, но и эстетически. Кроме того, постмо­ дернистская литература при всем ее раскрепощающем значе­ нии не определяет ведущую тенденцию. Все более ярко про­ являются реалистические течения, обогащающиеся благодаря стилевому синтезу. Тем не менее схема М. Эпштейна позво­ ляет уловить наиболее общие, хотя и абстрагированные тен­ денции литературного развития.

Найти некоторые подходы к изучению современного лите­ ратурного процесса можно на основании теории Д. С. Лиха­ чева о закономерностях и антизакономерностях в развитии литературы. Согласно ей, каждая литература представляет со­ бой “некоторое единство, состоящее из того, что можно на­ звать “отдельностями” 1. “Отдельности” бывают двух родов: традиционные и вновь возникающие. До определенного мо­ мента в литературе нарастает антитрадиционная тенденция. Эта тенденция тем сильнее и отчетливее, чем прочнее пози­ ция традиционных форм. Так, в 70-е годы резко проявилась условно-метафорическая проза в ситуации доминирования реалистических традиций, появился постмодернизм как про­ тивопоставление реализму, антиреализм.

В отличие от сторонников циклической концепции лите­ ратурного развития, Д. С. Лихачев считает, что смена старых традиционных элементов новыми не происходит в одном ря­ ду. Идет нарастание иной традиционности. “В сущности это не “замена”, а общее изменение традиционности, появление новых  традиционных  форм  в  неожиданных  положениях”21. Вначале антитрадиционная тенденция проявляется в накапли­ вающихся индивидуальных отклонениях от норм, в антизако­ номерности. Применительно к литературному процессу 80— 90-х годов именно из “отдельностей”, нарушавших традицию реалистической прозы (учительства, проповедничества, нали-

 

1Лихачев Д. С. Строение литературы: к постановке вопроса // Русская литература. Л., 1986. № 3. С. 27.

2 Лихачев Д. С. Закономерности и антизакономерности в литературе // Русская лите­ ратура. Л., 1986. № 3. С. 3.

14                                                                                            Социокультурная ситуация и литература

чия авторского нравственного идеала, растворенности автора в героях и т. д.), сложилось явление, получившее название “другая проза”. Общность писателей “другой прозы” основы­ валась почти исключительно на их оппозиционности офици­ альной литературе, то есть на антитрадиционности. Но эта антитрадиционность действовала в разных направлениях, за­ трагивая у одних сферу идеологии, у других — тип героя, у третьих —художественные приемы. Казалось бы, закономерно ожидать, что “другая проза” создаст свои традиции, которые заменят прежние. Но, выработав общность в плане оппозици­ онности, в дальнейшем писатели “антизакономерно” разо­ шлись по разным стилевым течениям.

Д. С. Лихачев отмечает, что в развитии литературы зако­ номерности и антизакономерности дополняются свободой воли художника. Поэтому никакая линейная схема смены стилей, как бы правильно ни была уловлена последователь­ ность, не может отразить истинной картины литературного состояния. Всякая классификация неизбежно ведет к редуци­ рованию и упрощению литературы. Необходимо использова­ ние разных подходов. “ Рядом с естественным для науки вы­ явлением однородных явлений и расчленением на них литературы, необходим и “дополнительный” процесс восста­ новления целостности изучаемых явлений” 1.

Предложенные Д. С. Лихачевым принципы анализа лите­ ратурного развития применимы к современной литературной ситуации. Действительно, наряду с развитием традиционной реалистической прозы идет нарушение традиций и норм, об­ разование течений, которые не отменяют реализм, а сущест­ вуют рядом, формируя новую традицию. Одновременно появ­ ляются произведения — “нарушители” и старой, и новой традиции, не укладывающиеся ни в какие рамки и схемы. Ре­ альное состояние современной литературы может быть пред­ ставлено как существование и взаимодействие разных направ­ лений (в которые на основании общих признаков можно объединить те или иные произведения) и “отдельностей” (произведений, не поддающихся классификации, но допол­ няющих картину современной литературы). При этом надо учитывать еще и тот факт, что один и тот же писатель в раз-

 

1Лихачев Д. С. “Принцип дополнительности” в изучении литературы // Русская лите­ ратура. Л., 1991. № 3. С. 37.

Социокультурная ситуация и литература                                                                 15

ных произведениях может представать то как реалист, то как метафорист, то как концептуалист. В современном литератур­ ном процессе идет свободное самоопределение писателей, поиск “своего” стиля, что обусловливает неприкрепленность всего творчества писателя к определенному направлению.

Очевидно, что прошлое в своем главном, направляющем, лишенное несущественных деталей, укладывается в схемы и классификации; сегодняшнее же воспринимается ярче, объ­ емней, но почти не поддается систематизации. Сегодня до боли ощущается, но трудно анализируется.

Это справедливо и по отношению к литературе. Литера­ тура последнего десятилетия как никогда сопротивляется по­ пытке создать более-менее определенную картину ее разви­ тия. Это и понятно. Прежде господство официальной идео­ логии (единой и единственной) диктовало основные направ­ ления и тенденции в развитии литературы. Их не только можно было легко уловить, но возможно было и прогнозиро­ вать. Так, политика коммунистической партии и установка государства на научно-технический прогресс в конце 60-х го­ дов неизбежно влекли за собой появление образа передового, вооруженного новейшими достижениями науки и техники рабочего, а отсюда —доминирование рабочей темы. Наиболее чуткие писатели могли предвидеть, что очень уж активное вторжение в природу вызовет не только экологические, но и нравственные сдвиги. Естественно появилась тема “человек и природа”, а в произведениях произошло изменение характера главного героя: на смену энтузиасту, активно вторгающемуся в жизнь под лозунгом “Нам нечего ждать милостей от приро­ ды...”, приходит человек, для которого красота природы важ­ нее новой ГЭС. Но жизнь требовала и электричества, и пер­ возданности природы. Проблема совмещения преобразующей деятельности человека и сохранения природных богатств (еще остававшихся) по крайней мере на десятилетие определила ход литературы, инициировав появление таких произведений, как “Не стреляйте в белых лебедей” Б. Васильева, “Прощание с Матерой” В. Распутина, “Царь-рыба” В. Астафьева и др. Нравственность героя здесь определялась его отношением к природе.

В 70-е годы, когда язык официальной литературы с ее по­ ложительным активным героем стал восприниматься как ли­ цемерный и лживый, прогнозируема была тенденция ради­ кального поворота писателей от проблем открыто общест-

16                                                                                            Социокультурная ситуация и литература

венных к проблемам по сути тоже общественным, но уходя­ щим в сферу быта. Происходит изменение концепции героя. Интересно, что герой, полностью замкнутый на бытовых про­ блемах, представляющий собой функцию принятого образа жизни, был и в официозной литературе, и в произведениях пи­ сателей, выпадающих из нее. Но оценки, сделанные самими писателями, были различны. Персонаж, всецело зависимый от среды, от быта, клеймился в официозной критике и литерату­ ре как мещанин и обыватель, в то время как противостоящие писатели усматривали в быте основу человеческого существо­ вания. Достаточно красноречиво иллюстрирует это полемика вокруг городских повестей Ю. Трифонова, о котором критики писали как о борце с мещанством. Сам писатель опровергал это, говоря, что мещане —это все мы, люди, живущие повсе­ дневной жизнью и заботящиеся о хлебе насущном. Но появ­ ление повестей Ю. Трифонова, В. Тендрякова, рассказов В. Шукшина способствовало формированию героя, оценка которого не могла быть однозначной, а моральные критерии, определяющие ее, становились относительными, тяготели к релятивизации.

Достаточно предвиденным было появление в конце 70-х годов — в период распада господствующей идеологии и эсте­ тики —литературы новой волны, которая ввела в культурный оборот целый ряд прежде табуированных и имевших строго заданное освещение явлений: алкоголизм, физиология смер­ ти, изнанка семейных и любовных отношений и т. д., и все это в условиях какого-то темного и жуткого быта.

В десятилетия, предшествующие началу того поистине тектонического сдвига, который назывался “перестройка”, вся литература сравнительно легко разбивалась по примитив­ ным тематическим рубрикам: “военная”, “производственная”, “наш современник”, “человек и природа” и т. д. В первые годы перестройки еще работала эта инерция, правда, темати­ ческие рамки расширились за счет произведений “про лагерь и про Сталина”, “про репрессии”. Но собственно эстетиче­ ские признаки не выдвигались как основные для типологиче­ ских обобщений и систематизации литературы.

Уникальность и сложность литературной ситуации по­ следних десятилетий в том, что состояние ее меняется так стремительно, что выявить даже контуры системности не уда­ ется. 1986 год — это перелом в литературном процессе, свя-

Социокультурная ситуация и литература                                                                 17

занный с “открытием шлюзов” — началом публикаций воз­ вращенной отечественной и эмигрантской литературы. В те­ чение короткого времени были опубликованы почти все сколь-нибудь значимые произведения, не ставшие фактом читательского восприятия во время своего создания. Их вхож­ дение в литературный обиход обусловило своеобразие литера­ турного процесса периода 1986—1990 годов, существенно по­ влияв не только на идеологическую основу современной прозы, но и на ее эстетику. За пять лет было напечатано то, что создавалось русскими писателями (и метрополии, и зару­ бежья) более семидесяти лет. Эта фантастическая спрессован­ ность публикаций сбила и перепутала эпохи, перемешала слои литературы. Нарушилась последовательность движения жан­ ров, эволюция, процесс сменился взрывом.

Процесс в привычном понимании — это линейная после­ довательность событий, в которой одно вытекает из предыду­ щего. До середины 80-х годов понятие “современный литера­ турный процесс” было идентично понятию “современная литература”. В современный литературный процесс включа­ лись те произведения, которые были написаны и опубликова­ ны в течение 10—15 последних лет. С началом перестройки произошли изменения в соотношении этих понятий. Вхожде­ ние в литературное сознание произведений, которые прежде по разным причинам не стали фактом актуальной культуры, привело к тому, что “возвращенная” проза метрополии и про­ за русского зарубежья, не представляя современный срез ли­ тературы, тем не менее входили составными частями в совре­ менный литературный процесс, оказывая значительное влияние и на восприятие литературы, и на ее эстетику и по­ этику, и на уровень читательских требований и притязаний. Именно влияние входящей литературы и обусловило разме­ жевание понятий “современная литература” и “современный литературный процесс”. Необходимо упомянуть еще об одной составной литературного процесса — литературной критике. Прежняя критика была официально обслуживающей по сво­ ему характеру и назначению. Она сводилась в основном к констатации того, достаточно ли убедительно проиллюстриро­ ваны в той или иной повести или романе руководящие идео­ логические установки, воплотились ли в герое этические тре­ бования кодекса строителя нового мира. Хор критиков второй половины 80-х годов вдруг разделился на отдельные партии, а

18                                                                                            Социокультурная ситуация и литература

затем и голоса. И стало очевидно, что существуют действи­ тельно различные мнения о произведении, что возможно рез­ кое их несовпадение не только в деталях, но и в концептуаль- ном отношении. Как в 60-е годы XIX века, когда определенные критические школы группировались вокруг ли­ тературно-художественных альманахов, в середине 80-х годов XX века так называемые “левые” начали формироваться в ло­ не журналов “Октябрь”, “Знамя”, а “правые” — вокруг “Нашего современника” и “Молодой гвардии”. Полемика между противоположными группами критиков становится су­ щественной частью литературного процесса, оказывает влия­ ние на писателей, на восприятие их произведений читателя­ ми, на определение позиций самих читателей.

Литература второй половины 80—90-х годов проходит все фазы цикла как бы в ускоренном темпе. Начало перестройки возбудило резкую социальную направленность прозы. Тес­ нейшим образом переплелись в произведениях социальные и нравственные проблемы. Новая атмосфера 90-х годов повлек­ ла за собой деидеологизацию литературы. Закончилось время публикаций прежде запретных, а ныне возвращенных произ­ ведений, опубликовано почти все, созданное русской эмигра­ цией. Литературный процесс приобретает иные очертания, чем в предшествующее пятилетие. Современное его состояние определяется только современными произведениями. Те многочисленные произведения возвращенной и эмигрантской литературы, которые в 1985—1990 годах существенно влияли на состояние умов, в 1990—1994 годах заняли надлежащее ме­ сто в истории литературы соответственно времени их созда­ ния, сделались элементами духовно-исторического культур­ ного процесса. Структура литературной реальности 90-х годов стала простой и ясной: вновь, как это и должно быть, поня­ тия “современный литературный процесс” и “современная литература” совпали. Литература последнего пятилетия про­ никнута духом нестабильности и свободы, иронии и терпимо­ сти, индивидуализма и личной ответственности перед миром.

Литература 90-х годов с еще большим трудом поддается схематизации. Она необычайно многообразна в стилевом и жанровом отношении. Писатели начинают создавать свой собственный мир с присущими ему законами, освобождаются от жанровых стандартов, реализуют собственную тягу к ори­ гинальности. Отсюда возникают непривычные жанровые об-

Социокультурная ситуация и литература                                                                 19

разования, стираются границы между ними. Проза стремится к жанровой относительности.

Применять к сегодняшней литературе старые традицион­ ные критерии невозможно. Нельзя рассматривать современ­ ный литературный процесс как однолинейный, одноуровне­ вый. Литературные стили и жанры явно не следуют друг за другом, а существуют одновременно. Нет и в помине былой иерархичности литературной системы. Все существует сразу и развивается в разных направлениях. Состояние литературы 90-х годов можно сравнить с броуновским движением. Самое примечательное, что образуется единая общекультурная сис­ тема, в которую на равных входят произведения, несущие традиционную функцию духовного возрождения, и литерату­ ра, вышедшая из противостояния официозу и прежде брави­ ровавшая своей принципиальной невключенностью в него, бывшая “другой”, и проза, заведомо камерная, элитарная, рассчитанная на восприятие чисто эстетического ее содержа­ ния. Несомненно, что русская проза при всем ее многообра­ зии составляет единую русскую литературу.

Между уровнем развития литературы и уровнем общест­ венного развития существуют весьма непрямые, сложные и парадоксальные связи. К началу перестройки русская проза развивалась по нескольким руслам. На всеобщее обозрение была представлена литература, которая давно уже (еще в 60-е годы, в период “оттепели”) отошла от канонов соцреализма, но сохраняла традиционную для него идеологическую задан­ ность. Эта литература, естественно, обращалась к нравствен­ ности современника, так как именно на пути нравственного совершенствования человека возникали многочисленные про­ блемы, дающие новые импульсы развитию. Ю. Трифонов, Ю. Бондарев, Б. Васильев, В. Маканин, В. Распутин, В. Астафьев находили такие ситуации, в которых герой дол­ жен был сделать нравственный выбор, продемонстрировать весь нравственный потенциал своей личности. Проза, занятая нравственными поисками, как бы исключала социальный фактор из поля своего зрения, во всяком случае она была ло­ яльна по отношению к Системе, время от времени обнажая какие-то ее негативные стороны. Слова “нравственность” и “духовность” постепенно переходили в разряд излюбленных стереотипов официальной риторики предперестроечного вре­ мени. Нравственные проблемы при всей их вечности и тради­ ционности для русской литературы оказывались идеологиче­ ски ангажированными. Другое русло было более скрытым. По нему шла альтернативная проза, авторы которой с трудом —

20                                                           Социокультурная ситуация и литература

отдельными произведениями — добирались до читателя. Эта литература, называемая иногда “другой", иногда андерграун­ дом, была объединена своего рода художественным бунтом против официоза. При этом общность ее определялась не только идейными убеждениями или политическими взглядами авторов, но основывалась и на сходстве эстетических устано­ вок и желании видеть в литературе прежде всего Литературу — искусство эстетическое, словесное, противостоящее канону. При всем неприятии литературы как средства идеологиче­ ского воздействия “другая” проза сама была идеологизирова­ на, хотя с обратным официозу знаком.

Согласно традиционному взгляду, русская литература всегда выполняла мировоззренческую функцию, была тесно связана с религией, философией, политическими учениями. Она служила своеобразной моделью мира, призвана была да­ вать ответы на “вечные” вопросы. В художественной литера­ туре политические, социальные, даже экономические пробле­ мы выражались порой гораздо ярче, с большим прибли­ жением к реальности, чем в трудах историков, философов. Литература интегрировала разные системы ценностей, ис­ пользовалась в качестве средства воспитания, идеологического воздействия, политической борьбы.

Такое понимание значения литературы было характерно не только для метрополии, но и для зарубежья. Во всей лите­ ратурной системе собственно эстетическая функция по- прежнему стояла на втором плане, а доминирующим являлось общественное призвание литературы. Русская проза очищаю­ ще воздействовала на умы, она пробивала брешь за брешью стену идеологической лжи, общественной фальши и житей­ ской пошлости.

Русская проза второй половины 80-х — начала 90-х годов неоднородна по своим эстетическим принципам и этико­ философским установкам. Она распадается на три течения — неоклассическую, условно-метафорическую и “другую прозу”. Строго говоря, во все времена литература (и не только рус­ ская) развивалась по двум направлениям — реализм и не­ реализм. Но констатация  только этого означает схематизацию и искажение истинного состояния литературы, и прозы в ча­ стности, и мало дает для представления о живой литератур­ ной действительности и времени. Поэтому, анализируя ситуа­ цию в прозе, следует более дифференцированно подходить к тем явлениям, которые характеризовали ее в исследуемый пе­ риод.

 

НЕОКЛАССИЧЕСКАЯ ПРОЗА

Неоклассическая проза обращается к социальным и этиче­ ским проблемам жизни, исходя из реалистической традиции, поэтому иногда в критике можно встретить определение “традиционная” проза. Средствами и приемами реалистиче­ ского письма, наследуя “учительскую” и “проповедническую” направленность русской классической литературы, писатели- традиционалисты” пытаются создать картину происходяще­ го, осмыслить его, воспитать необходимые представления о норме социального и нравственного поведения. Для реали­ стических писателей жизнь социума является главным содер­ жанием. В неоклассической прозе преобладает общественная, общинная иерархия ценностей, характерная для русской ли­ тературы, в противоположность западной традиции, где опре­ деляющее значение имеет именно личностный взгляд на мир. Неоклассическая проза не может обойти те “последние” вопросы “о смысле жизни, о добре и зле, об абсолютных и относительных критериях их разграничения” 1, которые стави­ лись в творчестве Л. Толстого и Ф. Достоевского. В условиях кризиса современного общества, когда разрушились прежние ценностные понятия, основы прежней морали и принципы общественной жизни, именно в неоклассической прозе идут поиски новых гуманистических идеалов, утверждение христи­

анской морали, обретение нравственных основ.

В неоклассической прозе даже усилились в сравнении с литературой XIX века родовые черты русского реализма — примат идеи над художественностью, неприкрытая тенденци-