Тема 6. Досуг в Европе XIV-XVIII веков. Общие, тенденции и праздники сословий.

Кажется, Монтеню принадлежит суждение о том, что европейская культура пострадала от неумеренного религиозного рвения и тягостной докучливой опеки церкви над умами людей больше, чем от всех варваров вместе взятых. Нет для человека зверя на свете страшнее, чем человек. Персидские цари, Александр Македонский, римские цезари терпимо относились к религиям и богам покоренных ими стран. Не такими были смиренные христиане. Из Ветхого Завета они извлекли и использовали "право богоизбранного народа захватывать земли и разрушать города соседей-иноверцев", из Нового Завета восприняли наказ Христа своим апостолам о жестокой каре для тех, кто не внемлет Слову Божию и гонит апостолов вон. Для соблазна идет нагорная проповедь, для оправдания огня и меча — наказ апостолам. Завоевав умы императоров, цезарей, королей, христианство мечами легионеров утверждало монополию на духовную жизнь. Запретам и осуждению подвергались все языческие (считай, народные) обычаи, все письменные источники, за исключением дозволенных. Например, Аристотель был дозволен, ибо теологи удачно адаптировали его к учению. Языческие верования и традиционные обряды причудливым образом сочетались с христианским учением и только в таком виде смогли пережить средневековье. Да и церковь, сгоряча запретив всякие человеческие радости, веселье, со временем поняла, что выгодно сохранить даты, места и формы народных праздников, внедрив в них христианское содержание.

Приведем два—три примера о торжестве церкви и противостоянии идеологии церкви и Возрождения.

Апогей папской (церковной) власти пришелся на XI в., когда папа Григорий VII (Гильдебрант) пытался добиться от короля Генриха IV неподвластности церковных владений и иерархов светским владыкам и приоритета церковной власти над мирской. Эпизод, известный в истории как хождение в Каноссу в 1077 г., при котором многодневные и безрезультатные унижения Генриха IV побудили последнего действовать силой, невзирая на отлучение. Еще более ста лет (с временным примирением в 1122 г.) продолжалось противостояние, при котором нередко возникали ситуации одновременного действия двух пап, предающих ДРУГ друга проклятию.

Примечание. О девальвации отлучений и церковных проклятий свидетельствует следующий факт: отлученный Арнольд Брешианский, ученик Пьера Абеляра, почти 10 лет (1145—1154 гг.) управлял Римом и пытался реставрировать там порядки республиканского Рима. Беспрекословный авторитет церкви был поколеблен, что породило ересь и более смелое инакомыслие. Поколеблен и только, ибо на пике Возрождения и в его центре — Флоренции — стал возможен эпизод Джироламо Савонаролы, доминиканского монаха и красноречивого проповедника, добившегося в 1491 г. изгнания компании жизнелюбца Медичи и семь лет задававшего тон аскетизма в городе. Успех его проповедей связан, пожалуй, с осуждением не только многомерности и естественной радости жизни человека, красоты, искусств, праздников, собирания языческих скульптур и письменных источников, характерных для образа жизни в эпоху Возрождения, но и пороков официальной церкви (роскошь, корысть, лицемерие). После одной из его проповедей для сотен детей и подростков последние пошли по домам и именем Савонаролы призывали уничтожить дорогие одежды, украшения, картины, книги, собирали их и несли в костер на площади.

"Крестные ходы заменили светские праздничные процессии, а вместо веселых песен карнавала слышались хвалебные церковные гимны" (Мутер Р. История живописи. — СПб., 1900. - С.136).

Через год папские легаты схватили, судили и сожгли на костре неугодного монаха. Флорентийцы, утомленные докучливым аскетизмом, не встали на защиту вчерашнего кумира. Это массовый пример колебания общественного сознания между унылым, противным человеческой природе аскетизмом церкви и новыми идеями жизнелюбия и красоты.

В творчестве художника Пьеро Козимо жизнерадостные, чувственные мотивы сменялись картинами средневекового аскетизма. Те же противоречия заметны и в творчестве художника эпохи Возрождения Сандро Боттичелли. У Козимо произошел психологический надрыв. Ему поручили оформить карнавальное шествие во Флоренции в 1511 г., и он устроил нечто потрясающее. Вот как описывает это его земляк и младший современник, историк живописи и архитектуры Дж. Вазари: "Центр этого шествия составляла черная похоронная колесница, запряженная буйволами, расписанная человеческими костями и белыми крестами. На ней победоносно восседала фигура смерти с косой в руке. Затем тянулась бесконечная вереница гробов. Когда шествие останавливалось, раздавалось похоронное пение, крышки гробов приподнимались и оттуда выглядывали мертвецы, завернутые в саваны... Потом вдруг раздавались пронзительные трубные звуки, мертвецы наполовину вылезали из гробов, садились и пели жалобным голосом Dolor piano e penitenzia. За колесницей и гробами ехали мертвецы верхом на лошадях, для чего Пьеро нарочно выбрал самых тощих кляч. На черных попонах были написаны белые кресты. Каждый всадник-мертвец имел четырех оруженосцев-мертвецов с черными копьями и большими черными знаменами в руках, опять-таки украшенными крестами и мертвыми головами" (Мутер Р. История живописи. — СПб., 1900. — С. 147).

Вот таким был карнавал. Савонарола с того света напоминал о себе. Да ведь ту же борьбу аскетичного духа, чувственности и греховности тела мы наблюдаем у И. Босха, П. Брейгеля, в творчестве которого соседствуют "Триумф смерти" и "Битва Карнавала и Поста". Мировоззренческий "рулет" эпохи причудливо смешался в народном сознании. Его не понять без внимательного чтения выдающегося аналитика народной жизни этой эпохи и фундаментального теоретика философии праздника М. М. Бахтина. ("Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса"). И все-таки, и все-таки... Не разделяя берлинской стеной досуг и праздники классов и сословий эпохи, считаю возможным назвать четыре группы праздников и досуговых действ: церковные, дворянские, городские и сельские народные.

I. Итак, осознавая, что господствовать лишь с помощью окрика и проклятий становится все труднее, церковь ринулась завоевывать такой важный плацдарм человеческой души, как праздники. Первые установки на этот счет были известны еще в VII в., но они касались внешних атрибутов: сооружать храмы на месте традиционных

языческих культов и заменять языческих идолов на христианские (распятия, иконы). С XII в. в дни торжественных служб в литургии возникают элементы иллюстрации латинских текстов действием, с фразами на языке молящихся: архангел Гавриил вещает Марии о ее высоком предназначении (одежда, драпировки, полеты ангелов с помощью лебедки); поклонение волхвов в Вифлееме; избиение младенцев Иродом; Воскресение Христа и т.д. Исполняли актеры или куклы. Со временем действие выносится на церковную площадь и по мере удаления от церкви все более дополняется светскими, неканоническими текстами. "Игра об Адаме", например, излагающая сюжет об искушении Адама и изгнании его из рая, разыгрываемая на площади, включала дьяволят, которые общаются с аудиторией, весело искушая публику.

В рождественские дни в деревнях на юге Франции к церкви направлялось пестрое шествие под звуки флейт и барабанов: крестьяне с корзинами фруктов, пастухи в широких плащах с ягненком на украшенной лентами телеге. После церемоний и танцев с ягненком в руках его вручали священнику, а в церкви выпускали птиц. Ягненок с вином — любимая пища Христа, а пастухи — наиболее доверчивые слушатели его проповедей.

На празднике тела Господня, утвержденном в 1264 г., откровенно использовались карнавальные элементы. Действо открывалось шествием гротескных тел: чудовища, совмещавшие в себе животные и человеческие черты (Минотавр, Кентавр, Анубис), с "вавилонской блудницей", видимо, для того, чтобы вызвать отвращение к язычеству; мавры и негры — как отклонение от нормы, великаны и карлики; далее следовала толпа танцующей чувственные танцы молодежи. Венчали шествие церковники, несущие причастие и частицы святых мощей. В финале костюмированные актеры разыгрывали на повозках или иллюстрировали сцены на античные и христианские сюжеты. Карнавально-"капустные" элементы в церковные праздники средневековья и Возрождения внесли низшие и средние церковные чины, школяры, студенты богословских факультетов и многочисленное племя бродячих монахов без прихода.

Праздник дураков, существовавший на протяжении столетий вопреки неоднократным запретам. Он мог быть посвящен любому литургическому богослужению, но особенно популярным был на Новый год и Богоявление. Действие представляло собой пародийное переложение официального обряда с гротескным снижением церковных символов путем перевода их в материально-телесный план. Один остроумный и досужий монах "выцедил" из Священного писания многочисленные тексты о пиршествах и застольях ("Вечеря Киприана") и дал отличный материал для иллюстраций действием Книги (Библии) с переодеваниями, масками, обжорством, питием и неприличными плясками прямо в церкви.

Примечание. За основу сюжета взята евангельская (от Матфея) притча о короле, который праздновал свадьбу сына. На пиру сходятся действующие лица Ветхого и Нового Завета в соответствующем образе и рассаживаются следующим образом: в середине Адам, рядом на фиговом листе — Ева, Каин — на плуге, Авель — на кувшине с молоком, Ной — на ковчеге, Иуда — на денежном сундуке. Согласно святому писанию, им подаются напитки и блюда. Христу, например, изюмное вино (здесь обыгрывается созвучие названия вина и понятия страстей, которые претерпел Христос). После еды Пилат приносит воду для умывания рук, Марфа прислуживает за столом, Давид играет музыку, Иуда раздает поцелуи, Ной пьян. На другой день хозяину пира приносят дары: Авраам — барана, Моисей — скрижали, Христос — ягненка. Затем по сюжету выясняется, что во время пира случилась кража. Гостей третируют, а затем во искупление вины "убивают" и торжественно погребают Агарь. Свободно и со смехом здесь обыгрываются самые священные имена и символы Священного писания. Или изображали важного церковного иерарха во время литургии в драных холщовых одеждах, в кадильнице которого вместо ладана дымил коровий навоз. Или обыгрывали латинское созвучие слов "дух" и "спирт" (spiritus - sirtus). Карнавальный принцип шутовского снижения высокого до смешного и низменного Петр Великий хорошо обыграл в 1717 г. на процедуре избрания и постановления в чин князь-папы Всепьянейшего собора.

Другой монах, вместо зубрежки теологических трактатов, записывает соти и шванки (по-нашему анекдоты) своего времени и, преподнося свой сборник господину, смиренно просит не судить его строго за не вполне богоугодное дело: необходимо-де, чтобы глупость, которая является нашей второй природой и кажется свойственной человеку от рождения, могла хотя бы раз в году свободно излить себя. Все мы, люди, плохо сколоченные бочки, которые лопнут от вина мудрости, если это вино будет находиться в непрерывном брожении благоговения и страха Божьего. Нужно дать ему воздух, чтобы оно не испортилось. Поэтому мы и разрешаем себе в определенные дни шутовство, чтобы потом с большим усердием служить Господу. Мудрый был монах.

Разновидностью праздника дураков является праздник осла в память о бегстве Марии в Египет, где центральной фигурой действия мессы оказывается осел, и всякий "аминь" производится ослиным криком. Шутливые, юмористические эпизоды и тексты извлекались к празднику Пасхи и Рождества.

Или вот запись Ф. Рабле о празднике, устроенном кардиналом Дю Белле в Риме 14 марта 1549 г.: в начале праздника было разыграно ряжение с эффектами, фейерверками, "убитыми", которые оказались соломенными чучелами, был здесь и карнавальный ад в виде изрыгающей пламя головы Люцифера. В конце праздника был устроен грандиозный пир для народа. Речь идет, конечно, не о заурядном кардинале, а о просвещеннейшем человеке своего времени. Вот ведь как: ради удержания людей они поступились принципами и конкурировали с мимами, жонглерами, гистрионами, трубадурами и другими любимцами народной толпы.

II. Аристократы той поры, в мирное время в большинстве своем вполне досужие люди, устраивали праздники и зрелища во дворцах.

На севере Европы все было примитивно: порой многодневный, с небольшими перерывами пир с бесконечной сменой блюд, примитивными забавами нанятых мимов, бродячих актеров, трубадуров. А вот дворцовые праздники устраиваемые знатью на севере Италии и юге Франции в XIV—XVI вв., заслуживают доброго слова, ибо из них "родились" и опера, и балет. Возрождаются салоны. Признаком хорошего тона для аристократа стало содержать при дворе музыкантов, поэтов, художников, архитекторов, содержать или нанимать певцов, танцоров. Заявки шли в духе возрождения Антики. От отдельных номеров и развлекательных программ дворцовые праздники все больше приближались к целостным программам, в которых получали музыкально-поэтическую и танцевальную разработку мифы и сюжеты греко-римской культуры. Сценой чаще всего был парк при дворце. Художник (он же архитектор) устраивал декорации, обеспечивал светотехнику (иллюминация, световые эффекты, полеты и исчезновения с помощью блоков, люков, лебедок). Устройством таких празднеств не гнушался Леонардо да Винчи при миланском дворе, а позднее — у французского наместника. Гений другой эпохи — Гете также занимался подобным ремеслом при Веймарском дворе. Дело это требует творческого ума и хорошего вкуса. Это ведь не зрелище для римского плебса или казанских трудящихся по случаю Дня независимости устраивать.

В досуге дворян интеллектуально-скромного пошиба наряду с упомянутыми многодневными пиршествами видное место в XI—XIII вв. занимали рыцарские турниры. Описать рыцарский турнир в пору его расцвета и относительного благородства лучше, чем это сделал В. Скотт ("Айвенго") о времени короля Ричарда I Львиное Сердце, не берусь. Назову лишь основные структурные элементы турнира.

1. В пору редкого затишья между войнами могущественный феодал (король, герцог), решивший устроить турнир, рассылал гонцов по стране и к соседям, чтобы те от его имени пригласили лиц рыцарского достоинства принять участие в турнире.

2. В это время подготавливали поле. За городом взрыхляли поле, а в городе, что было нечасто, площадь засыпали песком и землей. Устраивали деревянный амфитеатр для зрителей, гостей, родственников участвующих.

3. Въезд и размещение. Это целый спектакль тщеславия, несколько напоминающий римские триумфальные въезды победителей: демонстрация заслуг рыцаря и его рода (порой с нанятыми актерами и трубадурами). На окне дома размещали знамя или штандарт рыцаря. Посылали щит и меч распорядителю (хозяину) турнира в знак оповещения о своем прибытии.

4. В назначенный день проходил парад участников перед судейской коллегией (ее, как правило, возглавлял хозяин) и дамами, располагавшимися на балконах домов вокруг площади или на деревянном амфитеатре, покрытом коврами. Они могли отвергнуть участника, если его рыцарство было недостаточно убедительным или он скомпрометировал себя как рыцарь.

5. Вызов на поединок: бросание перчатки, поклон даме, ее благословение (в принципе, дама, сочтя какого-либо участника в недостаточной степени рыцарем, могла отклонить его участие в поединке).

6. Снаряжение рыцаря: кольчуга из стальных колец, тяжелые сплошные латы, щит, пика, топор и меч. При таком снаряжении пеший рыцарь был не более подвижным, чем робот. Поэтому каждого рыцаря сопровождал оруженосец, он помогал ему сесть на коня, а при падении должен был поднять и увести его с поля. Оруженосцы заменяли сломанные копья, уносили поверженных.

7. Условия: победой считалось выбить противника из седла или сбить шлем, сбросить на землю. Не каждому тяжеловооруженному рыцарю было по силам самостоятельно подняться, так что приставлять меч к шее было не обязательно. Победитель имел право на коня и доспехи побежденного, при нескольких победах — на приз хозяина турнира. Запрещалось наносить убийственные удары, хотя редкий турнир, как и нынешние военные учения, обходился без жертв.

8. Виды сражений: поединки, стенка на стенку. Предположительно были, схватки группы на группу, т.е. по несколько человек (не совсем стенка).

Пара фактов о размахе и нравах турниров. На один турнир во Франкфурт собралось 32 князя, 200 графов, более 5 тысяч рядовых рыцарей. Если принять во внимание их семьи, свиты, слуг в соответствии с титулами, то получается довольно крупная тусовка. На турнире хозяин-распорядитель соорудил дерево, на котором вместо листьев были золотые и серебряные монеты, которыми он награждал победителей. В Магдебурге в 1229 г. в качестве награды была назначена молодая девушка. Вот и судите о мере рыцарства этих турниров и о цене расшаркиваний, поклонов перед дамами.

Рыцарские турниры служили потехой в пору богатства рыцарских родов. Когда стали получать звания и безземельные и разоряться старые рыцарские династии, турнир воспринимали как способ поправить свое материальное положение. Это отметил уже Вальтер Скотт. Как и в современном спорте: слава и честь победителя, честь рода, страны отступили на второй план перед гонорарами.

Таким был досуг аристократов.

III. Это время формирования раннебуржуазных отношений, и город все более отчетливо желал заявить о себе и о своей идеологии жизни. Одним из распространенных способов показать себя стали городские процессии—шествия. Они устраивались по поводу приезда в город знатных гостей и в связи с ярмарками. В них активно включалась церковь. Этот жанр действия развивался в XV—XVI вв. на севере Европы. Утверждение протестантизма (кальвинизм, лютеранство) привело к снижению или отказу церкви от участия в них. К середине XVII в. данный жанр окончательно изжил себя.

Об интенсивности, частоте действий можно судить по такому факту: в г. Брюгге (Нидерланды) с 1479 г. по 1491 г. состоялись 154 процессии, т.е. около 12 в год.

Население о предстоящем событии оповещали глашатаи от городских властей. На время шествия запрещалась торговля вином и закрывались бесчисленные ларьки на рынке. За порядком следили назначенные городским советом комиссары. Отлаженная схема не требовала долгой подготовки: каждый городской цех и гильдия имели заготовки и что показать; духовенство и монашеские ордены выступали со своими реликвиями, знаменами; городские чины и именитые граждане занимали свое место; городские красавицы, великан и великанша знали свои обязанности и место. Иногда шествие дополняли декорированные повозки с живыми картинами религиозного, главным образом, содержания. С конца XV в. нередко шествие оживлялось иллюстративно-театрализованными компонентами. После завершения шествия устраивались спектакли на городских площадях и улицах. Но о них поговорим отдельно. А сейчас две иллюстрации из книги А. Гвоздева и А. Пиотровского по истории европейского театра.

Брюссель. 1549 г. В честь наследника испанского престола Филиппа (Нидерланды в ту пору подчинялись испанской короне) было устроено оригинальное шествие:

открыли его вооруженные отряды стрелков, пеших и конных воинов (это, полагаю, было намеком будущему королю на то, что Нидерланды постоят за себя при случае);

далее следовали традиционные кортежи религиозных братств, купеческих гильдий;

инсценированные картины на повозках, подготовленные ремесленными цехами: дьявол в виде неистовствующего зверя, следом за ним — предводитель небесного воинства архангел Михаил. Большая повозка с оркестром: человек в шкуре медведя играл на органе, клавиши которого были соединены с кошачьими хвостами (бедные кошки при каждом ударе на клавишу издавали вопль);

группа людей, одетых в шкуры диких зверей, танцевала вокруг повозки, на которой обезьяны в клетках играли на лире. Они изображали спутников Одиссея, превращенных в зверей (согласно Гомеру, Цирцея превратила их в свиней);

пляшущие великан и великанша — обычные фигуры шествий;

верблюд с деревом на спине, на ветвях которого сидели обнаженные младенцы, изображая родословную Богоматери;

несколько колесниц с живыми картинами на библейские сюжеты о Богоматери (богоявление, благовещение, рождение и поклонение волхвов, побег в Египет, вознесение и т.д.);

завершали шествие его традиционные участники: именитые бюргеры, юристы, бургомистр, члены городского совета, религиозные ордены — доминиканцы, францисканцы, кармелиты (иезуиты Игнация Лойолы пока не добрались сюда), духовенство в пышных нарядах;

на площади перед ратушей для гостей была разыграна мистерия.

Лувэн. 1594 г. Ремесленные цехи города подготовили 29 повозок, объединенных общей темой — библейские женщины и Богоматерь:

открыли шествие уже известные нам фигуры дьявола и архангела Михаила, покровителя города;

сцена изгнания Адама и Евы из рая;

шествие (34 сюжета) с библейскими женскими персонажами (например, группа Сары: она верхом на осле, Авраам идет рядом пешком, а впереди — египтянка Агарь); все персонажи несут свитки с пояснительными текстами из Библии;

женщины прошли, движется повозка с родословной (древо) первого иудейского царя Давида;

несколько повозок с сюжетами Богоматери (введение в храм, благовещение и т.д.);

языческая вставка: семь юных дев едут на аллегорических животных;

завершение картин о житии Богоматери.

Начался земной цикл шествия:

девять ангельских хоров (читай — дети);

ученики церковных школ, деканы и студенты богословских факультетов;

монашеские ордены, духовенство с церковными певчими;

опять языческая вставка: гигант Геркулес, Мегера и т.д.;

отряды стрелков, городские чиновники;

опять дракон и Святой Георгий.

Обращаю внимание на рамочный характер начала и завершения шествия. И опять драматический кружок города изобразил на площади моралите "Суд Соломона".

Вазари оставил ряд описаний итальянского шествия, в которых религиозные мотивы картин преобладают, но есть интересные технические и изобразительные находки.

Праздничными для горожан являлись и театрализованные въезды. В них есть перекличка с триумфами Рима. Они устраивались по поводу прибытия королевских особ, въезда после коронации, вступления наследника знатной особы в ленные права, прибытия важных посольств. По сути — это зрелища, устраиваемые с целью поразить народ величием, великолепием, чуть задобрить угощениями и развлечениями. Мало что изменилось за тысячелетия. (Мы и сегодня наблюдаем подобные действия властей по случаю официальных дат. Впрочем, мало изменилась и психология простолюдинов.) Преуспели в этом жанре Италия, Франция, Нидерланды.

Въезжающие ночевали накануне в нескольких километрах от города, наводили блеск и чистоту на всех компонентах кортежа, с утра одевали нарядные пышные одежды, выстраивали кортеж по протоколу. К назначенному времени городская знать и представители сословий (немалым числом и тоже не без роскоши) выезжали за город и ожидали там гостей. После ритуальных поклонов и речей горожане присоединялись к кортежу.

Как водится, приведенные в порядок городские улицы и площади по пути следования гостей обставлялись публикой, должной выражать преданность, восторг и восхищение. Дома украшали цветами и драпировками, в которых преобладали цвета гербов знатных особ — героев дня. На видных местах нанятые актеры в пантомимах и живых картинах изображали узнаваемые античные сюжеты ("Суд Париса", "Три грации").

После полудня местные любители разыгрывали на площади представление, а вечером устраивались фейерверки и иллюминация.

Развитие светской образованности привело в XV—XVI вв. к возникновению в городах литературно-художественных объединений, кружков, салонов. Вот что пишет об этом А. Гвоздев: "Большую роль в устройстве мистерий играли кружки и союзы, объединившие группы граждан для выполнения разного рода культурных потребностей. Некоторые из этих кружков, занимавшиеся литературой, поэзией и искусствами, специализируются на постановках театрализованных зрелищ и выступают с самостоятельной инициативой" (Гвоздев А., Пиотровский А. История европейского театра. —М.; Л., 1931. — С.468). Театрализованные группы в шествиях и в дни въездов, а также постановки на улицах иногда экипировались и оплачивались из городской казны, некоторые устраивали представления за свой счет. Главные же их цели — просветительские, выявление своих культурных устремлений.

В Нидерландах такие объединения известны под названием "риторические камеры". В XVI в. насчитывалось около 250 известных камер. Проходили и своеобразные смотры-конкурсы. Один из них состоялся в Антверпене 3—23 августа 1561 г.

Первый день: торжественные "въезды" коллективов вроде парада-алле. Каждый коллектив составлял группу из колесниц и нескольких повозок, возглавляемую шутом-затейником. Таким образом 1393 участника были организованы на 23 колесницах и 197 повозках. Соперничали участники и в искусстве декорирования домов, в которых они размещались, ибо за это назначались призы. Вечером жеребьевка определяла порядок, очередность выступлений.

Второй день', торжественное шествие в собор. И по этому случаю полагался приз (предположительно за отражение религиозной тематики в костюмированных персонажах и т.д.). Далее следовали состязание шутов в исполнении сцен и монологов, а также в выпивке; прием городскими властями руководителей коллективов. С пятого дня начинались основные состязания, которые предполагали сочинение текста и исполнение моралите на заданную тему, где проверялись эрудиция и способность к импровизации; за серьезными моральными пьесками следовали веселые игры-пьесы, комедийные сцены. Последние, надо полагать, были домашними заготовками. В финале принимающая камера (хозяева) давала прощальное выступление и раздавала призы. Участники разъезжались по окрестным городам и селениям, где выступали на сельских праздниках.

Возникают ассоциации с КВН: визитная карточка (въезд и шествие), конкурсы капитанов (состязание шутов), задание на импровизацию и показ домашних заготовок. Города и городки в меру сил спонсировали "свои" камеры риторов. Поскольку темами самодеятельных пьес часто были мораль и политика с отчетливо публицистической направленностью (типа современного агиттеатра), отцы Отечества посчитали их деятельность исчерпавшей себя (Утрехтская уния обеспечила независимость от испанской короны и католичества, и больше некого критиковать) и на рубеже XVI—XVII вв. отказали риторическим камерам в поддержке, а в 1606 г. запретили театрализованные представления кружков.

На юге Германии и в Австрии центрами культурной жизни городов и городков становились мейстерзингерские школы-объединения любителей музицирования и пения, возглавляемые учителями музыки. Надо полагать, они играли не только для себя, а их приглашали в дома и на общественные мероприятия.

Несколько пояснений о характере театрализованных представлений (моралите, сценировок) той поры.

Площадки.

а) представления на повозках. Сюжет делится на несколько эпизодов, каждый из которых разыгрывается на отдельной повозке со своим составом участников. Повозки следуют друг за другом по установленному маршруту с остановками на площадях и перекрестках улиц. Остановка. На верхней площадке актеры исполняют свой эпизод, закрытая нижняя площадка служит гримерной и костюмерной. Отыграли. Подъезжает другая повозка. Дает свой эпизод. Так перед публикой проходит все представление. Сама форма и декорирование повозки соответствовали теме эпизода;

б) инсценировка в кругу амфитеатра, приближенная к цирковой, для чего сооружались временные деревянные амфитеатры. Дорого, но была сцена, взаимодействие со зрителем. При этом отверстие под сценой обозначало ад, иногда декорированный пастью дракона, чудовища, из которой выскакивают дьяволята и играют с публикой (дьяблерии);

в) инсценировка на городской площади, где стены домов были естественной декорацией и давали хорошие возможности для эффектов. Одна сторона площади была адом, противоположная — раем, а в середине развертывались основные земные события. Зрители располагались (стояли) с двух сторон.

Костюмы: условность и еще раз условность. Они в значительной степени зависели от материального достатка участников и меры поддержки города. Иногда и раб мог быть в дорогих одеждах. Условна и историческая достоверность. Главное — дать понятие о социальной или профессиональной принадлежности: Орфей мог предстать в одеянии современного трубадура, а римский легионер — в наряде ландскнехта.

Машинерия и эффекты. Конечно, дворцовые праздники были эффектнее и богаче. На площадных инсценировках использовались блоки и веревки, закамуфлированные растениями или тканями, для эффектов полета, вознесений, а также световые и дымовые эффекты для декорирования ада, головы дьяволов (огненные глаза, дым и огонь из пасти и т.п.). На башне ада вертелось колесо с мучающимися грешниками (или адский котел исходил паром и воплями грешников). Шумовые эффекты вроде грома и молнии уже тогда были в практике инсценирования.

Театральный принцип: натурализм и иллюстративность. А. Гвоздев и А. Пиотровский со ссылками на свидетельства той поры приводят и смешные, и трагические сюжеты, обусловленные натурализмом действия. Ведь участники не обладали школой театральной условности: например, ударить мечом противника или копьем "Христа" на кресте, чтобы они при этом не пострадали.

Особый сюжет с дьяблериями, т.е. чертовщиной. Это розыгрыши и сценки, не связанные с основными сюжетами, которые исполняли актеры в костюмах дьяволят, чертей. Они играли с публикой и по сути носили карнавальный характер: шутили, задирали, острили по поводу известных сплетен, слухов, фактов реальной жизни, "задевали" вполне конкретные имена и людей (более примитивные варианты Жванецкого и Шендеровича). Именно дьяблерии были изюминкой разрешенного властями города театрализованного представления. Поэтому камеры риторов добивались разрешения на дьяблерии, а власти старались ограничить или убрать сюжет с ними. Камеры риторов, которые хотели заработать средства для своей дальнейшей деятельности, настойчиво добивались от властей разрешения на дьяблерии. Получив его, костюмировали актеров в дьяволят и рассылали их по городу с оповещением о предстоящем представлении. Обещание дьяблерии обеспечивало сбор публики на представление. Люди в костюмах чертей чувствовали себя в карнавальной обстановке и нередко задирали, приставали к почтенным, не склонным к юмору гражданам. Порой "черти" злоупотребляли ролью, "шутя" обобрав и поколотив бюргера или крестьянина. Именно эти злоупотребления ролью побуждали власти отказывать в таком приложении к инсценировкам. И все-таки публике нравились юмор, сатира, зубоскальство и непристойности, позволяемые "чертям". Порой городские власти разрешали дьяблерии. В них народ, как в зеркале, видел себя.

Наконец, о главном празднике эпохи — о Карнавале. Отметим, что церковники и аристократы не почитали этот праздник. Как хорошо сказал российский славист Всеволод Миллер: "Карнавал — это праздник для слуг". Конечно, не совсем для слуг, но для ремесленников и простого народа это был главный праздник. Во всех этих шествиях, въездах, представлениях народу была отведена роль зрителя, источника восхищения и аплодисментов. А Карнавал...? Это свой, народный праздник. Основные массы горожан готовились и всегда были готовы к нему. Аристократы и церковники стремились ограничить во времени и формах этот праздник.

Истоки карнавала — в вечерне-ночной неофициальной части древнегреческого праздника Великих Дионисий. Из дионисийских шутливых сценок родилась комедия. Греческая культура доминировала на всем пространстве Римской империи. Не обладая той концентрацией ума и свободы духа, что были в Афинах, римский мир воспроизводил греческую культуру праздника в отдельных ее компонентах. Питейные и эротические элементы праздника в Риме были такими, что власти запрещали вакхические (дионисийские) увеселения. Западноевропейский карнавал XV—XVII вв. использовал, кроме того, и традиции римских сатурналий (всеобщее равенство), марсалий (скачки, конные состязания), в вечерней игре со свечами есть перекличка и карнавальное травестирование красного индийского праздника Дивали. Карнавал как истинно народный праздник не был обременен обязательными обрядами или ограничениями. Он вбирал в себя все занимательное и смешное из буден и праздников.

О философии и психологии карнавала кратко не скажешь, да и сказать об этом лучше, чем М. Бахтин в книге "Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса", не в моих силах. Посильная и краткая популяризация идей М. Бахтина о празднике предпринята мной в книге "Культурологические аспекты праздника".

Организация карнавала. Дата главного карнавала года известна — за две недели в канун Великого поста. Бывали периоды, когда атмосфера карнавала с его вольностями господствовала с конца декабря до начала марта. Церковь и власти добивались ограничения вольностей по возможности короткими и конкретными по времени периодами.

За очевидной стихией карнавала стоят традиции организации. Ремесленные цехи, сообщества, литературно-художественные кружки и просто жители городского квартала готовились загодя и состязались за право главного организатора карнавального шествия. Готовили маски, костюмы, "сюрпризы", сочиняли и репетировали шутей-ные сцены с изрядной долей сатиры и непристойностей. Бродячие актерские группы и циркачи, как в дни ярмарок, подтягивались к городам, рассчитывая если не на заработок, то на угощение.

Сюжет карнавала. За исключением шествия у карнавала нет сюжета. Он, как ртуть, малыми брызгами рассыпается (растекается) по городу, ибо карнавал — не разовое действие, а образ жизни на определенный срок, жизни диковинной, вывернутой наизнанку, перевернутой вниз головой.

Карнавальное шествие. Оно занимало весь день и могло повторяться. Основа и эпицентр шествия — корабль дураков: лодка на повозке с мачтой и оснасткой; колесо или вертушка на мачте были местом обершута-остроумыча, а на веревочных лестницах снастей располагались другие шуты и ряженые, так что стрелы задиристых шуток и юмора летели во все стороны. Публика (тоже в масках), отложив на время свои заготовки в области дурачества, толпилась и следовала за кораблем дураков. Колесницы ада с дьяволами и прочими ряжеными следовали за кораблем и не бездействовали. Импровизированные сценки об узнаваемых людях, сатирические присказки и шутки, объектами которых порой становились окружающие люди, — главный источник веселья.

Небезынтересным было и продолжение: ремесленные цехи состязались в выдумке и сюрпризах. Вот цех мясников образовал танцующий круг, держась за ремни в форме колбас; вот с обнаженными мечами и в рыцарском облике танцуют оружейники; разнообразные фигуры образуют бочары, держась за обручи, и т.п. Здесь же могут быть группы "рыцарей", "музыкантов", оружием и инструментами которых является кухонная утварь: кастрюли, тазики, ухваты, вертела, противни, ложки, ножи, котелки и т.п.

Нередко цехи устраивали и серьезные демонстрации своего мастерства и делали приятные сюрпризы публике. Для карнавала в Кенигсберге в 1583 г. мясники изготовили колбасу весом в 440 фунтов (около 200 кг), а несли ее 90 человек. Там же к карнавалу 1601 г. сделали колбасу на 900 фунтов (около 400 кг). Предполагаю, что после шествия происходило ее коллективное поедание. Та же участь постигала быка после его "шествия" в группе мясников: убиение, костер, угощение горожан. Все это было зрелищем с приятным (не для быка) финалом.

Непременным атрибутом карнавального шествия были контрастные (а потому комические) фигуры толстого коротышки и долговязого доходяги вроде Санчо Пансы и Дон Кихота. Бывало, город содержал для шествия и карнавалов великана и великаншу, контрастные фигуры.