Антагонизм экономики и хозяйства

К проблеме хозяйства российские учёные приходят, осознавая ограниченность экономики. При этом, как правило, экономику сводят к экономическим отношениям. Это ограничение экономики отношениями, а экономических отношений – возмездными товарно-денежными отношениями, то есть, по существу, отношениями товарно-денежного обмена, требует их дополнения социальными или хозяйственными отношениями. В отличие от экономических отношений, социальные хозяйственные отношения рассматриваются широко, они затрагивают все сферы общественной жизни. При таком подходе экономика естественным образом дополняется социальной сферой или хозяйством и никакого антагонизма между экономикой и хозяйством нет.

Коренное различие экономики и хозяйства начинает проявляться, только когда мы выходим за рамки производственных социально-экономических отношений. Хозяйственный подход выражает единение с природой, прежде всего с пространством, на котором происходит хозяйствование; что предполагает природосообразное землевладение, неотчуждённость народа от земли. Если, например, мы говорим о крестьянском общинном хозяйстве, то речь идёт не о домострое, к чему у многих всё сводится, а о природосообразном землевладении, жизни в единстве с землёй и её обитателями. Территория общинного крестьянского хозяйства широка настолько, что хозяйствование на ней является безотходным, экологичным, сообразным природе. Экономика же, напротив, предполагает не жизнедеятельность, а чуждое природе производство, которое естественно порождает экологические проблемы и экологию как самостоятельную науку, со своим объектом исследования и особым предметом. В возникновении экологии проявляется коренное отличие экономики от хозяйства.

Для раскрытия антагонизма хозяйства и экономики необходимо отойти от описания социально-экономической или «экономико-хозяйственной» реальности. Иллюзия неразрывной близости хозяйства и экономики объективно обусловлена невозможностью проведения между ними разделительных границ; кажется, они просто дополняют друг друга, поскольку домашние или семейные «хозяйства» являются субъектами экономики, наряду с фирмами и государством. При таком подходе экономика и хозяйство мирно сосуществуют в социально-экономической системе, а явно ощущаемый в нашей жизни антагонизм видится в другом, например, в политическом противостоянии Запада и России, или в противоречиях социализма и капитализма и т.п.

Благодаря нашему прозападному образованию сложилось устойчивое убеждение, что производство абсолютно необходимая в жизни вещь, что производительные силы и производственные отношения были всегда. И тем не менее, человека создает хозяйствование в миру, а не производство, основанное на отчуждении и разделении процесса труда. В народном общинном хозяйстве глубинной России развивалась сложная кооперация, а не производство, поскольку изменения целесообразности человеческой деятельности и отчуждения труда от человека не происходило, труд не превращался для человека в работу, в средство существования, а оставался главной потребностью, моментом мирской жизнедеятельности человека. Труд был сообразен с целью жизни, с её смыслом, был стороной хозяйственного уклада, поэтому оставался целесообразным. При анализе народного хозяйства глубинной России следует говорить о сложной кооперации, основанной на естественном распределении видов труда, а не о разделении и отчуждении труда, которое в принципе не может быть естественным, соответствующим деятельной природе человека умелого и только потому разумного.

Хозяйство как жизненный уклад, колыбель рождения души человека, в развитой рыночной экономике стало жертвой роста производительности отчужденного труда, и чувственно-практическая хозяйственная деятельность человека деградировала до средства существования, до рутины или работы, которую вместе и наравне с работниками в процессе производства выполняют машины.

Трактовка разделения процесса труда как естественного явления, не связанного с рождением капитала, смешивание разделения труда и кооперации, отождествление труда и работы отразились в современном понимании общественного разделения труда, как прогрессивного естественного явления, соответствующего, якобы, природе человека. Это не позволяет ощутить антагонизм хозяйства и экономики, хотя именно абсолютизация общественного разделения труда, его господство над человеком приводит к разрушению народно-хозяйственного уклада и развитию капиталистической рыночной экономики.

В экономической науке понимание целесообразности труда осложнено смешением труда и работы. Труд является продолжительным процессом, включающим созидание орудий и средств труда с целью их применения для осуществления необходимых условий жизнедеятельности в миру. В любой момент процесса труда человек целесообразно воздействует орудием на предмет. Само это действие и принято считать трудом, хотя в действительности оно является лишь моментом труда, работой. Различие между трудом и работой не столь существенно, если человек, работая, управляется, занят целесообразной чувственно-практической хозяйственной деятельностью. Однако, если в результате отчуждения и разделения процесса труда работа обособляется, приобретает самостоятельность в виде отдельной профессии, различие труда и работы становится определяющим для понимания сути происходящего с человеком, с его внутренним миром.

Недостаточность анализа разделения труда проявляется в отсутствии понятия кооперации. Между тем, К. Маркс именно сложную кооперацию рассматривал как объект исследования. Разделение процесса труда означало появление совокупного работника, производящего продукт труда. Возникла особая кооперация, основанная на разделении процесса труда и его отчуждении от человека. В развивающемся таким образом способе производства человек уже не управляет собой, он подчиняется совокупному работнику, его воле и сознанию. Рождается основанный на разделении и отчуждении процесса труда новый феномен – капитал. В капиталистической кооперации производство имеет особую ограниченную целесообразность, не связанную непосредственно с мирской жизнью человека, с его потребностью в детях и труде по их одухотворению, – экономическую целесообразность, основанную на абсолютизации роста производительности процесса отчужденного труда. В результате, труд, как источник развития потенциала человека, становится жертвой роста собственной производительности, чувственно-практическая хозяйственная деятельность человека деградирует в работу как средство для удовлетворения потребностей в продуктах производства.

Трактовка разделения процесса труда как естественного явления, не связанного с отчуждением труда и рождением капитала, смешивание разделения процесса труда с кооперацией видов труда в хозяйстве, отождествление труда и рутины, лишенной целесообразности, отражается в современном понимании разделения труда, как естественного явления, соответствующего, якобы, природе человека. Более того, если у Смита разделение труда является следствием «природной склонности» человека к обмену, торговле, что проявляется во взаимосвязи разделения труда с размерами рынка, то в современном образовании разделение труда признаётся «исторической основой собственно человеческих форм общения».[4] В современной литературе под разделением труда в обществе некритически понимается даже отделение ремесел от земледелия, хотя данный процесс не связан непосредственно с отчуждением и разделением процесса труда, а является лишь обособлением видов труда в обществе.

Разделение процесса труда присуще именно капиталистической кооперации, где закреплено обособление управления от иной физической и умственной работы и естественное, в силу отчуждения процесса труда от человека, отчуждение от него и продукта труда. Разделение труда резко увеличило производительность, но разрывая межпоколенные связи, разрушило целесообразность труда, поскольку превратило труд, эволюционно накапливающий потенциал человека, в работу, в расходование рабочей силы, в «абстрактный труд», в рутину, в средство существования. Окрепла взаимосвязь и взаимообусловленность процессов отчуждения и разделения труда[5]. Механизация, автоматизация, индустриализация, экономический прогресс значительно усилили отчуждение, разрушение жизненного уклада народа, заменяя человеческий труд капиталистическим общественным производством.

Проблема антагонизма экономики и хозяйства многогранна. Прежде всего, это проблема смысла хозяйствования; но это и требование глубины этого смысла. Признание у хозяйства смысла жизни фиксирует принципиальное отличие хозяйства от экономики. Противоположность хозяйства и экономики заключается в качественном различии критериев развития человека, в принципиальном различии его базовых потребностей, которые в них удовлетворяются и этим непосредственно создаются. Если хозяйство удовлетворяет и создаёт прежде всего потребности человека в труде и детях, то экономика удовлетворяет и тем самым воссоздаёт потребности в товарах и услугах. Именно в характере своего воздействия на человека хозяйство в корне противоположно экономике.

Концентрированное выражение антагонизма хозяйства и экономики дает рассмотрение жизненного уклада. Уклад в народном сознании имеет глубокий внутренний смысл. Основанием духовного богатства является лад или мир. Мир с природой, мир в семье и общине, мир в душе. Когда такой мир или лад существует, накапливается человеческий потенциал, возникает клад как некое приложение к ладу. В жизненном укладе реализуется смысл мудрость хозяйства, накапливается духовный жизненный потенциал.

В экономике же никакого лада нет и быть не может. Основанные на отчуждении между индивидами, на отсутствии жертвенной любви и лада экономические институты порождают разлад, конкуренцию, губительный для живой природы рост производительности и эффективности. Экономика порождает собственность, как присвоение продукта отчужденного труда, и строительство разделительных заборов, фиксирующих разложение народа на классы, поэтому их следует понимать буквально именно как заборы, которые забирают душевную энергию, как заборы народной крови. Экономические институты, разрушая накопленный в человеке клад, про клад ывают человечеству широкую дорогу в приоткрытую кинорежиссёром Георгием Данелия галактику «Кин-Дза-Дза», в пустоту, в никуда. В этом и заключается антагонизм лежащего в основании экономики принципа экономии с хозяйственным укладом народа. Экономика в своём прогрессивном творении антиприроды уничтожает жизненный народно-хозяйственный уклад, божий мир, земной рай, живую Землю.

Государственная власть России обеспокоена недостаточно быстрым развитием экономики. Не устраивают темпы роста ВВП — надо, чтобы они превышали темпы роста мировой экономики. Хочется Россию основательно переделать, развить в ней экономику, но так, чтобы страна оставалась все той же, родной нашему сердцу Россией, не превратилась в какие-нибудь либеральные «Соединенные Штаты». Вот такая интересная задача: развивать Россию, которую сберегаем. Развивать, сберегая, или сберегать, развивая, — кому как нравится.

Между тем, общая тенденция экономического развития всегда направлена на «освобождение» от Земли; иначе говоря, это — либеральное движение «от природы — к неприроде». Вместе с тем, суверенитет России не позволяет подчинить развитие страны глобальной экономике. Поэтому, в соответствии со своей трудовой природой глубинная Россия будет сохранять народное хозяйство, а общественное разделение труда будет использоваться только как средство, сохраняющее суверенитет страны и обеспечивающее накопление человеческого потенциала.