Лингвистическая методология. Понятие о лингвистическом методе и приеме.

1. Сравнительно-исторический метод и его основные приемы.
2. Описательный метод: система выделения и описания единиц.
3. Типологический метод.
4. Основные психолингвистические методы: простой ассоциативный, отсроченный и направленный эксперименты, метод кластерного анализа, метод анкетирования, метод семантического дифференциала.

Выполните задания, ответьте на вопросы:

1. Как вы думаете, одинакова ли роль в применении исследовательских методов в открытых и закрытых системах?

2. Как, по вашему мнению, соотносятся метод и интуиция исследователя?

3. Как доказать правомерность использования того или иного метода в конкретном исследовании?

4. Какова роль «чужих» методов в лингвистике: количественные методики, логико-математический анализ и т.д.?

5. Какие методы и почему вы используете в собственном научном исследовании?

6. Прочитайте параграф методического пособия Е.Б. Трофимовой, ответьте на вопросы к нему.

 

 

Литература

Текст лекций.

2. Трофимова Е.Б. К методике организации психолингвистических и когнитивных экспериментов // Спорное в теории языка. – Бийск, 2002. – С. 69 – 74 (см. также Приложение)

3. Бондалетов В.Д., Хроленко А.Т. Теория языка. – М., 2004. – С. 421 – 480.

Приложение

К методике организации психолингвистических и когнитивных экспериментов

Настало время поговорить о методах, применяемых при исследовании антропоцентрической составляющей языка. Конечно, можно было бы предварительно вынести на обсуждение вопрос о лингвистических методах вообще. Однако, во-первых, это очень серьезная и объемная тема, и она может стать объектом отдельного и большого исследования, а во-вторых, мы уже договорились, что будем рассматривать только то, что спорно и неоднозначно определяемо в лингвистике.

Как вы понимаете, методы и методики зависят от объекта исследования, поэтому сначала вспомним, что есть психолингвистика и когнитивная лингвистика. Предмет психолингвистики обычно определяется как «структура и функционирование языковой способности», таким образом, он не отделим от так называемого человеческого фактора. Что же касается когнитивной лингвистики, то с определением ее предмета все обстоит не так просто. Так, А.А. Залевская считает, что когнитивная лингвистика является продолжением психолингвистики (1998). Это означает, что она, как и психолингвистика, берет на вооружение человеческий фактор. Однако в «Кратком словаре лингвистических терминов» (1995) под когнитивным содержанием понимается «отражение в языковой единице, имеющей самостоятельное значение, результатов познавательной деятельности человека (субъекта)», т.е. «когнитивное содержание» рассматривается как явление системоцентрического порядка. И наконец, прямо-таки в соответствии с гегелевским постулатом «теза – антитеза – синтез» узнаем, что когнитивный инструмент – это «система знаков, играющих роль в репрезентации и в трансформировании информации… эта система одновременно является объектом и внешним, и внутренним для субъекта» [Краткий словарь когнитивных терминов, 1996]. Данное определение «когнитивного инструмента» указывает сразу и на системоцентрические и на антропоцентрические его корни. Однако следует заметить, что и в плане системоцентризма, если разуметь под ним некую объективизацию языка, отдельность его от человека, «результат деятельности», как когда-то писал В. Гумбольдт, язык тоже является антропоцентричным, поскольку в нем, безусловно, отражено мировосприятие и миропонимание человека. Поэтому любое системное описание языка в той или иной степени связано с поисками человеческого в нем. А в таком случае лингвистика автоматически приравнивается к когнитивной лингвистике, и отдельность предмета последней исчезает как некий фантом. В связи с этим лично я солидарна с А.А. Залевской, которая, как уже отмечалось выше, ставит психолингвистику и когнитивную лингвистику в один ряд дисциплин, исследующих человеческий фактор не в системе языка, а в речемыслительной деятельности индивида. Теперь я непосредственно подошла к методам, используемым для исследования человеческого фактора в языке. Иначе как через эксперимент, причем с привлечением человека в качестве поставщика языковых данных, мы не можем получить нужный нам материал, далее подлежащий лингвистической интерпретации. Следующие связанные между собой вопросы, на которые надлежит ответить: а) каким образом мы можем извлечь необходимые нам экспериментальные факты и б) как отграничить когнитивные данные от психолингвистических. Начну с ответа на второй вопрос. Я бы предложила «закрепить» за психолингвистикой исследования спонтанной речи и спонтанного, т.е. безоценочного, восприятия. Тогда поле деятельности когнитивной лингвистики будет ограничено осмысленным (оценочным, интерпретирующим) восприятием. Условно спонтанность можно связать с функционированием подсознания, а осознанность – с деятельностью сознания.

Если с этих позиций обратиться к различного рода известным психолингвистическим экспериментальным методикам, то простой ассоциативный эксперимент применительно к любому материалу следует признать психолингвистическим, тогда как отсроченный, направленный эксперименты, кластерный анализ и т.д. придется отдать на откуп когнитивной лингвистике. К сожалению, на практике наблюдается как смешивание единиц системы языка с единицами восприятия, так и совмещение языковых единиц сознания и подсознания. Последнее вообще редко разграничивается в психолингвистической практике. Приведу примеры. И.Л. Медведева совершенно справедливо отмечает, что носитель языка далеко не всегда выводит лексические антонимы в светлое поле сознания из глубины подсознания, так как это – разные уровни. Но через несколько абзацев, сопоставляя элементы, являющиеся продуктом «свернутых подсознательных процессов анализа и синтеза» с оппозитами, возникшими в результате «процессов сопоставления, сравнения, осознанно проводившихся испытуемыми во время эксперимента», автор неожиданно завершает свое рассуждение следующим образом: «независимо от того, как именно происходят процессы, природа этих процессов едина» [Медведева, 1989, с. 70]. Другой пример. И.В. Роднева, изучая особенности восприятия омонимии носителями трех разносистемных языков, провела исследование в два этапа с использованием простого и направленного ассоциативных экспериментов. В заключение автор отмечает: «Проведенный анализ материала позволяет утверждать, что омонимы являются несомненным фактом как системы языка, так и языкового сознания носителей трех разносистемных языков» [Роднева, 1989, с. 21]. В действительности же первая часть эксперимента дает возможность утверждать, что подсознание (но не сознание!) располагает системой спонтанных единиц, как правило, для носителей языка не омонимов: в ответах большинства информантов указывалось лишь значение одного слова. Например, акция – денежная. Вторая часть проведенного исследования подтверждает наличие в сознании носителей разных языков омонимов, ибо многие отмечали, что в одном звучании объединены разные слова. Отождествление результатов, характеризующих различные аспекты языковой деятельности, порождает неверные представления как о языке в целом, так и об отдельных его явлениях.

Существует еще одна опасность, подстерегающая экспериментатора. Она связана с тем, что зачастую исследователь, составляя инструкции при проведении различного рода анкетирования, т.е. апеллируя к уровню языкового сознания, старается получить от испытуемых результаты, соотносимые с существующими в лингвистике мнениями об объекте исследования. Но сложившиеся представления отражают объективированные от человека речевой континуум и систему, его организующую. Отсюда понятно, что нельзя еще не выявленные языковые единицы подсознания и сознания помещать в прокрустово ложе системных языковых реалий. Как известно, А.А. Залевская ввела в теорию психолингвистические понятия «оппозиты» и «симиляры», которым в системной лингвистике соответствуют антонимы и синонимы. Между указанными лексическими параллелями нет полного соответствия. Поэтому если бы при проведении экспериментов на определение содержания синонимов и антонимов в сознании человека в инструкцию включали все признаки синонимии и антонимии (т.е. не только схожесть и противоположность, но и представленность одной частью речи в одинаковой форме), то «на выходе» было обнаружено то же, что и в системе. Много лет назад мне удалось в ходе психолингвистического (в моем теперешнем понимании – когнитивного) эксперимента выделить на уровне сознания взрослых носителей такую единицу как слог. По своей структуре он явно не совпадал с фонетическим слогом, поскольку в большинстве случаев завершался консонантом: шап-ка, под-писать и даже пос-мотреть. Я ввела тогда для него термин «интуитивный», который в настоящее время широко используется языковедами. В составленной инструкции взрослым носителям русского языка (филологам и нефилологам) предлагалось разделить слова на слоги и приводился один пример безусловно однозначного слогоделения типа ма-ши-на. Полученные результаты позволили объяснить преобладание интуитивных закрытых слогов ориентацией взрослых носителей на структуру корневой морфемы, как правило, имеющей форму закрытого слога.

В настоящее время, занимаясь проблемами восприятия фразеологизмов, мы с моей аспиранткой обратили внимание на то, что для носителя языка (даже для рядового филолога!) понятие «фразеологизм» обладает иным содержанием, чем принято в лингвистике. На первый план при выявлении фразеологизмов выходит устойчивость, повторяемость в той же форме или с незначительными модификациями. Все же остальные признаки, например степень идиоматичности, по-видимому, играют периферийную роль, т.е. как и в случае с симилярами и оппозитами А.А. Залевской границы указанного явления более размыты и неопределенны в сознании носителя, чем в системе языка.

Все вышесказанное заставляет нас при организации психолингвистических и когнитивных экспериментов соблюдать определенные правила. Во-первых, инструкция к эксперименту должна содержать как можно меньше ограничений, особенно когда речь идет о первых опытах. Позже, работая с полученными данными, можно проводить дополнительные экспериментальные исследования, учитывая возрастные, социальные и пр. параметры. Во-вторых, нельзя автоматически переносить результаты, полученные в ходе изучения одного объекта на другой, например, нельзя отождествлять функционирование мозга и языка, поскольку они «живут» по разным законам. Предостерегая от преувеличения роли изоморфизма, я уже приводила примеры некорректного перенесения результатов из одной области в другую (см. § 5). В-третьих, все так называемые «гибридные дисциплины», такие как психолингвистика и нейролингвистика, имеют своим объектом исследования не первый или второй компонент, отмеченный в названии, в то же время это непростая сумма исходных дисциплин. Отсюда понятно, что и теория, и методы, используемые в указанных «новообразованиях», должны быть свои, а не заимствованные из исходных научных дисциплин. Только при соблюдении этих условий можно согласиться с П.Б. Паршиным, что «в социально-психологической плане овладение научным методом означает приобретение знания о том, каким образом в широком классе исследовательских ситуаций можно, что называется, «трясти, а не думать», не рискуя при этом своей научной репутацией» [Паршин, 1996, с. 25]. Я имею в виду, что возможность «трясти, не рискуя репутацией» осуществляется только при условии четкого представления о том, что, как и зачем мы трясем.

Контрольные вопросы

1. Психолингвистика и когнитивная лингвистика – что объединяет и что разграничивает эти науки?

2. В чем отличие психолингвистических методов исследования от методов когнитивных?

3. Почему и как происходит подмена антропоцентрических подходов к исследованию системоцентрическими?

 

Литература

1. Медведева И.Л. Сравнение и противопоставление: психолингвистические исследования антонимии // Психолингвистические проблемы фонетики и лексики. - Калинин, 1989. – С. 66 – 72.

2. Паршин П.Б. Теоретические перевороты и методологический мятеж в лингвистике XX века// Вопросы языкознания. 1996. № 2. – С. 19 – 39.

3. Роднева И.В. Психолингвистические особенности восприятия омонимии в разносистемных языках: Автореферат дисс. канд. филол. наук. – Киев, 1989.

 

 

ВОПРОСЫ К ЗАЧЕТУ