Языковой антропоцентризм и системоцентризм: проблемное поле исследования 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Языковой антропоцентризм и системоцентризм: проблемное поле исследования



В статье системоцентризм и антропоцентризм рассматриваются не только в аспекте разных подходов к языку, но и как реально существующие составляющие языкового организма, содержащие единицы разного уровня, обеспечивающие функционирование языка и эволюционирование его систем.

В лингвистике (во всяком случае, в российской) системоцентризм и антропоцентризм принято рассматривать исключительно с позиций метода. Такое понимание данных терминов восходит к известной статье В.М. Алпатова «Об анропоцентрическом и системоцентрическом подходе к языку», опубликованной в 1993 году в журнале «Вопросы языкознания» [ВЯ, 1993, с. 15-26].

Антропоцентрический подход, по мнению В.М.Алпатова, базируется на анализе лингвистических единиц, основанном на простом наблюдении - это тот метод интроспекции, который не опирается на специальный сложный инструментарий. Такой подход сформировался довольно рано, еще до нашей эры, и характерен для любой науки: это сбор материала, описание, создание классификаций с опорой на свойства, которые даны в прямом наблюдении. «При таком подходе не встает вопрос, что такое слово или предложение» [Алпатов, С.15]. Работая в рамках, как правило, родного языка или такого, на котором исследователь легко вступает в коммуникативные отношения он, опираясь на свою интуицию плюс знания, почерпнутые в процессе наблюдения за поведением языка, создает его описание. При этом антропоцентризм исследователя, безусловно, отличается от интуитивного представления о языковых единицах носителя языка. Это отличие, прежде всего, проявляется в том, что носитель не создает классификаций, его восприятие, если так можно выразиться, является «атомарным».

Автор отмечает, что системоцентрический подход сформировался достаточно поздно – на стыке 19 и 20 вв. в трудах И.А. Бодуэна де Куртенэ, Ф. де Соссюра, Ф.Ф. Фортунатова и др. Ссылаясь на Е.В. Рахилину, он пишет: «Системоцентрический подход к языковым явлениям, в отличие от антропоцентрического, приближающего лингвистику к философии и психологии, пытается сблизить ее с естественными науками в их современном понимании. Согласно этому подходу, язык есть некоторая, почти независимая от нас функционирующая система, лингвист изучает ее законы, носитель языка им подчиняется. Исходный пункт этого анализа – множество текстов, устных и письменных. Основным методом исследования становится сопоставление материала, выявление сходств и различий тех или иных фрагментов текста, позиционных характеристик, сочетаемости и т.д. Важную роль, в отличие от антропоцентрического подхода, здесь играет строгая формулировка процедуры следования» [там же, с.17]. При этом В.М. Алпатов отмечает, что эти подходы всегда влияли друг на друга и их нелегко разграничить.

Несмотря на то, что Владимир Михайлович старается быть объективным, ощущается приоритетность для автора именно системоцентрического подхода: «Системоцентрический подход структурализма был шагом вперед по сравнению с антропоцентрическим подходом традиционного знания» [там же, с.17]. При этом в качестве отрицательного фактора подчеркивается, что «антропоцентрические определения частей речи целиком семантичны, либо включают семантический компонент» [там же, с. 17]. Действительно, семантика плохо поддается формализации, но это проблема метода, а не объекта, поскольку большинство лингвистов считает, что именно семантика играет определяющую роль в языке, причем, прежде всего, в его эволюции [Зубкова, с.482; Николаева, с. 118]. Системоцентрический подход в отрыве от антропоцентрического не дает возможность прогнозировать характер изменений в языке. В паре говорящий – воспринимающий именно последний диктует условия: если он не понимает говорящего, тому приходится менять стратегии общения.

Достаточно давно, опираясь на конкретный языковой материал, я проанализировала результаты, получаемые при использовании того и другого метода, что позволило выдвинуть гипотезу, согласно которой сам язык устроен как системоцентрическое–антропоцентрическое образование, включающее четыре языковые составляющие (чтобы не создавать терминологическую путаницу, я не использую понятие «подсистемы языка»). Учитывая, что не все знакомы с моей концепцией, перечислю их. 1.Объективизированный речевой континуум («тексты» в широком понимании). 2.Внутритекстовая составляющая - в достаточной степени автономное образование, не данное в прямом наблюдении и определяющее специфические свойства любого языка, причем, обслуживающая все единицы других составляющих. По отношению к тексту указанная составляющая выступает в роли своеобразной «производящей основы», организующей его форму и содержание. 3. Механизмы речеобразования и речевосприятия, характеризующиеся спонтанностью функционирования, а также порождаемые и воспринимаемые языковые единицы как результат деятельности этих механизмов. 4. Механизмы речеобразования и речевосприятия, а также языковые единицы как результат осознаваемой деятельности носителей языка.

При таком понимании онтологических свойств языка первые две составляющие следует отнести к системоцентрической его части, а вторые - к антропоцентрической; демаркационная линия между ними формируется в зависимости от того, по каким принципам диагностируются языковые явления. Таким образом, используя системоцентрический (безоценночный) подход, мы получаем системоцентрические единицы, а при ориентации на мнение носителей языка – антропоцентрические [подробно см. Трофимова. Стратификация языка … с. 25-50]. Равноценны ли данные единицы по степени онтологической достоверности? К сожалению, не равноценны, поскольку не все они даны в прямом наблюдении.

В отличие от В.М.Алпатова, считаю, что именно антропоцентрический подход формирует реальные единицы, но не всего языка, а только его антропоцентрической части. Что же касается системоцентрических составляющих, то одна из них, а именно внутритекстовая, не данная в наблюдении, описывается через конструкты, и насколько данные лингвистические единицы соответствуют языковым, далеко не всегда можно установить.

Как определить, какая модель отражает онтологию языка, а какая – виртуальную реальность? Я предлагаю в качестве лакмусовой бумажки использовать следующий критерий: если то или иное явление, выделенное исследователем в качестве языковой реалии, участвует в эволюционном процессе, то оно принадлежит языку, если нет, то это конструкт, хотя, возможно, удобный для тех или иных ситуаций описания. Почему реальная языковая единица должна оцениваться с этих позиций? Потому что язык – сложная неравновесная иерархическая система, в которой, конечно, есть и лабильные участки, и устойчивые, но и они с течением времени преобразуются.

Я и сейчас не отказываюсь от вышеобозначенного представления о языке как системно (имманентно - было бы точнее) – антропоцентрическом образовании, состоящем из четырех составляющих, поскольку проведенное мною экспериментально-теоретическое исследование на фонетических единицах разного уровня (звукотипы, слоги, ударение) в типологически различных языках (русский, китайский, узбекский) показало правомерность разграничения системоцентрических и антропоцентрических языковых реальностей. Тем не менее, в настоящее время, во многом под влиянием работ в области синергетики, я рассматриваю системоцентризм и антропоцентризм несколько с иных позиций, а именно с точки зрения участия языковых явлений в эволюционных преобразованиях. При таком понимании системно-структурной организации языка разумно признать, что в нем действуют законы двух типов, по-разному организуя поведение системоцентрических и антропоцентричесих единиц. Деятельность системоцентрического уровня можно сравнить с работой автомата, обеспечивающего устойчивость языкового организма. Здесь все целесообразно и мотивированно, а, следовательно, само по себе не нуждается в перестройке. Второй уровень – антропоцентрический - антипод системоцентрического. Он обладает достаточно высокой энтропийностью, а следовательно, именно благодаря ему осуществляется перестройка языка. Неравновесность языковой системы создается именно за счет подвижности единиц антропоцентрического уровня, но эта подвижность не может быть безграничной и неуправляемой, так как в этом случае система просто погибнет. Поэтому первый, стабильный, уровень осуществляет дозировку изменений. Конечно, с течением времени и системоцентрические составляющие языка претерпевают изменения.

На конкретных примерах посмотрим, как это происходит. Само собой разумеется, что непосредственно контактировать мы можем только с единицами антропоцентрического уровня. Что же касается уровня системоцентрического, то выйти на имманентные свойства его единиц возможно только при условии наличия методик, позволяющих вывести исследуемую потенциальную реалию на уровень наблюдения. При решении многих проблем языковой онтологии благодатным материалом для исследования служат фонетические единицы, ибо их природная материальность позволяет применять объективные методы экспериментально-инструментальной фонетики.

Почему в древнерусском языке произошло падение редуцированных? Обычно данный процесс объясняют перестройкой слоговой структуры: коль скоро редуцированные гласные фонемы исчезли, запрет на образование закрытых слогов перестал действовать. Однако экспериментально доказано, что и в современном русском языке при скоплении согласных неконечные слоги имеют открытый характер. Целый ряд исследователей-фонетистов пришли к выводу, что даже при использовании разных экспериментальных методик слог остается открытым [Бондарко, 1969; Златоустова, 1962]. Чем же в таком случае вызвано падение редуцированных? Полагаю, что указанная перестройка языковой системы была обусловлена потребностью усилить подвижность морфемы, повысить значимость согласных, имеющих большую информационную нагрузку, чем гласные, в русском языке. Граница же слога при этом так и осталась прежней, поддерживая стабильность языковой формы. Кстати, этот факт свидетельствует, что изменения в языке, возникающие на уровне формы, в действительности обслуживают область семантики, поскольку при таких условиях расширяется общее семантическое пространство языка, в котором заинтересовано сознание: психолингвистические эксперименты показали, что сознанию носителя русского языка претит представление об открытом характере слога при наличие стечения согласных внутри слов (шап-ка, но не ша-пка …) [Трофимова, 1972]. Суть этого феномена объясняется достаточно просто: в сознании носителя языка в качестве кратчайшей последовательности звуков выделяется обобщенная, наиболее типичная структура корневой морфемы, что лишний раз свидетельствует о приоритетности семантики над формой в языке. Таким образом, фонетический слог, экспериментально выделенный как физическая единица, принадлежит системоцентрическому уровню языка, а интуитивный слог, полученный в ходе психолингвистического эксперимента -антропоцентрическому. В этом случае системная перестройка не затронула основ фонетического слогоделения, что же касается различных гипотез, интерпретирующих данное явление, то они есть порождение исследовательского антропоцентризма.

Любопытно с этих позиций сопоставить слог и морфему в китайском языке. Данные единицы считаются в китаистике омонимами. Однако известный китаист А.Н.Алексахин не согласен с такой точкой зрения. Он полагает, что данные единицы структурно не тождественные. Слог не членим, морфема членится на фонемы, хотя сами границы слога и морфемы совпадают [Алексахин, 1990]. Итак, с позиции антропоцентризма в китайском языке слог и морфема изоморфны, а на глубинном, системоцентрическом, уровне эта изоморфность отсутствует.

Следующий пример. Дифференциальные признаки в пределах звукотипов равноценны, что доказано, прежде всего, в акустической классификации Г. Фанта, М. Хале, Р. Якобсона, [Фант, Халле, Якобсон, 1962, с. 173-230], т.е. по спектрограммам невозможно выявить градацию значимости каждого из дифференциальных признаков. Встает вопрос, а не проявится ли такая градация на антропоцентрическом уровне? С целью выяснения данной ситуации был проведен следующий эксперимент: носителям русского языка предлагалось оценить степень близости слогов в таких парах: 1) ту-ду, ту-тю; 2) пу –ту, су-ту 3) ку – пу, му – ну и ряде других, различающихся по тем же признакам. Поскольку слоги отличались только составом согласных, реципиенты и анализировали степень противопоставленности консонантов. Эксперимент показал, что более близкими для информантов в первой паре оказались согласные, объединенные по способу образования шума и коррелятивные по звонкости-глухости, по сравнению с согласными, противопоставленными только по признаку твердость-мягкость; во второй паре предпочтение было отдано общности способа образования шума при сравнении с местом образования; в последнем случае выбор му-ну обусловлен совокупностью двух факторов: не только общности способа образования звука, что наблюдается и при сопоставлении ку-пу, но и общностью используемого резонатора (собеседование, проведенное с участниками эксперимента, показало, что под близостью реципиенты понимали «комфортность», «близость звучания»).

Полученные результаты сопоставим с использованием данных признаков в речевом функционировании. Признак твердость-мягкость как различительный менее востребован по сравнению со звонкостью-глухостью. Например, в определенной позиции ассимиляция по звонкости-глухости, как и оглушение на конце слов обязательны, а по твердости-мягкости - факультативны (например, [д]верь – [д’]верь и др). «Поведение» сопоставляемых признаков в процессе функционирования и представление носителей языка о степени близости тех или иных коррелятивных единиц в данном случае соответствуют друг другу, хотя в области парадигматики дифференциальные признаки, как указывалось, пока представлены в качестве равноправных.

Вышеприведенные примеры свидетельствуют о том, что именно антропоцентрические единицы языка, активно участвуя в коммуникативном процессе, приводят к эволюционным преобразованиям. Встает вопрос: как и когда происходит контактирование между системоцентрическим и антропоцентрическим уровнем? Ответ на этот вопрос в какой-то степени можно найти в исследовании доктора математических наук, профессора В.Ф. Турчина «Концептуальная теория метасистемных переходов» [Турчин, 2000]. Суть этой теории сводится к следующему: в нелинейных неравновесных системах переход от низших уровней к высшим осуществляется путем метасистемных переходов. Каждый метасистемный переход можно рассматривать как результат объединения ряда подсистем низшего уровня и появление дополнительного механизма управления объединенными системами. В результате формируется система нового уровня. Исследователь уделяет особое внимание «количественному наполнению» потенциала развития в исходных подсистемах. Если обратиться к данным синергетики, то метасистемные переходы можно определить через такие синергетические понятия, как теория катастроф и бифуркация. Теория катастроф занимается математическим описанием резких качественных перестроек, т.е. скачков в поведении нелинейных динамических систем, эволюционирующих во времени. Бифуркации же это как раз момент перестройки системы. До точки бифуркации системы имеют один путь развития, ее поведение полностью предсказуемо, после бифуркации система может пойти по одному из возможных путей, сформированных самой точкой бифуркации и в синергетике определяемых как случайность в развитии. В языке же присутствуют две составляющие, онтологически противоположные, но в то же время активно взаимодействующие.

Возникает вопрос, как с позиции данной эволюционной теории представить «поведение» системоцентрического и антропоцентрического уровней в языке? Какой из них считать низшим, а какой - высшим? Дело в том, что описание метосистемных переходов отчетливо просматривается в физических и химических процессах, онтологически более однородных по сравнению с языком, где обе составляющие, несмотря на безусловную противопоставленность, которую я показала на конкретных примерах, тем не менее, тесно связаны. К критической точке бифуркации, по-видимому, приводит перенасыщение дублетными и вариативными образованиями на том или ином участке системы языка, что, безусловно, оказывает негативное влияние на процесс коммуникации. Нельзя также сбрасывать со счетов влияние социальных изменений в обществе, обусловивших в языке, например, принцип экономии. Он уже просматривается не только на антропоцентрическом уровне, но затронул и имманентную составляющую языка. Полагаю, что когда-нибудь научатся предсказывать наиболее возможный результат постбифуркационных процессов, что изменит представление о роли случайности в эволюционных преобразованиях. При определении скорости возможных изменений в системе, следует учитывать степень сложности данной реалии, проходящей через точку бифуркации, поскольку, чем выше сложность, тем, по-видимому, растяжимее время метасистемных переходов. Данное замечание прежде всего относится к таким сложно- и разноструктурным образованиям, как язык и сознание, их внутрисистемная перестройка может осуществляться поэтапно и в течение длительного времени. Следует также при прогнозировании языковых событий учитывать различие в достоверности прогноза в области формы и в семантике. В связи с этим полагаю, что следует сопоставить содержание антропоцентрической и системоцентрической составляющих в разных языках, в первую очередь примитивных. Перспективным также является изучение эволюционных событий в языке с привлечением данных других наук, таких как нейрофизиология, психология и т.д. Надо учитывать, что с позиции теоремы Геделя невозможно изучить сложное явление, не выходя за его пределы.

 

Литература

1. Алексахин А.Н. Структура слога в китайском языке как проявление системообразующих свойств согласных и гласных // Вопросы языкознания. – 1990. - № 1. – С. 72-88.

2. Алпатов В.М. Об антропоцентрическом и системоцентрическом подходах к языку // Вопросы языкознания. – 1993. - № 3. – С. 15-26.

3. Бондарко Л.В. Слоговая структура речи и дифференциальные признаки фонем: Автореф. дисс…. докт. филол. наук. – Л., 1969.

4. Златоустова Л.В. Фонетическая структура слога в потоке речи. – Казань, 1962.

5. Зубкова Л. Г. Принцип знака в системе языка. – М., 2010.

6. Николаева Т.М. Просодическая схема слова и ударение как акт фонологизации // Вопросы языкознания. – 1993. - №8. – С. 16-28.

7. Рахилина Е.В. О концептуальном анализе в лексикографии А. Вежбицкой // Язык и когнитивная деятельность. – М., 1989.

8. Трофимова Е.Б. Очерк фонетического и интуитивного слогоделения. – К.,1972.

9. Трофимова Е.Б. Стратификация языка: теоретико-экспериментальное исследование. – М., 1997.

10. Турчин В.Ф. Концептуальная теория метасистемных переходов. – М, 2000.

 

Практическое занятие № 5

Тема: Методология языкознания. Проблема метода.

Терминология: сравнительно-исторический метод, метод глоттохронологии, описательный метод, методика дистрибутивного анализа, методика анализа по непосредственным составляющим, методика компонентного анализа, метод ассоциативного эксперимента, методика семантического дифференциала, метод лингвистического эксперимента, полевая лингвистика, корпусный анализ.

Персоналии: Л.В. Щерба, Л. Блумфилд, А.Е. Кибрик, Ч. Осгуд.

 

Вопросы для подготовки



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-04-19; просмотров: 1934; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.139.81.210 (0.023 с.)