Закрывая городские ворота, отрезать жителям Юнани нить надежды.

Му Цин поинтересовался:

— Ваше Высочество, почему вы ушли так надолго?

Се Лянь удивлённо переспросил:

— Разве меня долго не было?

Путь туда, путь сюда, на Небеса, потом на землю, набрать воды, забраться на облако, сотворить дождь… принц не следил за сменой дня и ночи, и даже потратив немало времени, совершенно ничего не заметил. Му Цин воскликнул:

— Уже много дней! Молитв верующих в храмах наследного принца накопилось так много, что они высятся горой.

В этот момент Се Лянь ощутил, что дождь стал слабее. Вытянув ладонь, принц произнёс:

— Я разве не повелел, чтобы вы пока помогли мне разобраться с самыми срочными делами?

— Разумеется, мы разбирались с теми, где могли оказать помощь, но… но для выполнения многих других пожеланий у нас недостаточно привилегий, мы не можем исполнять их за тебя. Поэтому я и сказал, что лучше тебе не откладывать молитвы слишком надолго. Возвращайся скорее.

Когда он договорил, дождь остановился. И то время, что он шёл, оказалось намного короче, чем Се Лянь себе представлял, поэтому сердце принца невольно потяжелело. Тучи в небесах немного рассеялись, зелёная бамбуковая шляпа мягко спланировала вниз. Се Лянь поймал артефакт обеими руками и произнёс:

— Но ты же видишь, что происходит. Я не могу сейчас освободиться.

Му Цин хмуро спросил:

— Ваше Высочество, вы позаимствовали артефакт Повелителя Дождя? И откуда принесли воду?

— Из южного государства Юйши.

— Так далеко? Сколько же магический сил вам потребовалось на один заход? К тому же, дождя выпало совсем мало, и длился он недолго, большие территории им не накрыть. Если так пойдёт и дальше, как вы будете исполнять просьбы своих последователей в храмах наследного принца?

Се Лянь, впрочем, не нуждался в напоминаниях — он и сам прекрасно всё понимал. Последователи в храмах наследного принца для него, как для Бога Войны, являлись основой, на которой стоят его храмы, источником его магических сил. По существу, своими действиями он тратил основной капитал на иные нужды, и малейшая неосторожность сулила крах по обоим фронтам. Но разве у него был другой выход, кроме этого?

Се Лянь ответил:

— Я знаю. Но если оставить всё как есть, если в Юнани вспыхнет восстание, храмы наследного принца рано или поздно также от него пострадают.

Му Цин же возразил:

— Оно уже и так готово вспыхнуть!

— Что? — потрясённо спросил Се Лянь.

Услышав доклад Му Цина, принц немедля вернулся в столицу Сяньлэ. Когда они оказались на улице Шэньу, то как раз наткнулись на отряд воинов императорского гарнизона, облачённых в полный доспех, с оружием в руках, которые гнали прочь толпу в лохмотьях и мужчин, закованных в кандалы на руках и шейные колодки. По обеим сторонам улицы скопились простолюдины, на лицах каждого пылал гнев возмущённой толпы. Фэн Синь, сжимая в руках чёрный лук, стоял наизготовку, в любой момент готовый предотвратить беспорядки. Се Лянь крикнул ему:

— Фэн Синь! Кого это заковали в кандалы? В чём их обвиняют? И куда их ведут?

Фэн Синь, услышав его голос, широким шагом подошёл ближе и ответил:

— Ваше Высочество! Это — люди из Юнани.

Мужчины, несколько десятков человек, были все одинаково высокими и худыми, со смуглым цветом кожи. За воинами, которые вели пленников, следовали несколько стариков, а также перепуганные женщины и дети. Се Лянь спросил:

— И эти, что за ними, — тоже?

Му Цин ответил:

— Это всё они.

Выяснилось, что за месяцы засухи в Юнани его жители понемногу перебирались на восток, спасаясь от бедствия. И пока они приходили группами по нескольку десятков, процесс был не столь заметен, но раз за разом — и их накопилось уже более пяти сотен. И теперь, когда эти пять сотен собрались вместе, людская толпа стала намного более внушительной.

Люди из Юнани не были знакомы с местностью, не имели в столице ни кола, ни двора, а стоило им заговорить, нездешний говор выдавал чужаков с головой. Оказавшись в незнакомом, но процветающем городе, они, конечно же, сбились в кучу, чтобы обогревать друг друга. Поэтому несчастные стали рыскать по столице в поисках угла, и в итоге обнаружили зелёную местность, где никто не проживал. Вне себя от радости, беженцы разбили здесь лагерь из бараков и временно поселились в них. На беду, эта зелёная местность, где действительно никто не проживал, оказалась излюбленным местом жителей императорской столицы. Люди Сяньлэ часто предавались наслаждению и созерцанию, а особенно в этом преуспели именно жители столицы. Многие простолюдины в праздный час приходили сюда прогуляться, потанцевать, потренироваться в фехтовании, а также декламировать стихи, рисовать, да и просто собраться вместе. Что же касается Юнани, город располагался на западе Сяньлэ, среди неплодородных земель, и никогда не отличался богатством, даже наоборот. Характер и обычаи простого люда разительно отличались от жителей Востока, и в сравнении с ними обитатели столицы всегда намного сильнее ощущали себя истинным «народом Сяньлэ». А теперь некогда изящный и возвышенный пейзаж был осквернён присутствием шайки беженцев, которые целыми днями варили снадобья, плакали по умершим, стирали одежду, разводили огонь и заполняли округу тошнотворным запахом пота и объедков. От тех, кто проживал поблизости и не мог стерпеть подобного, сыпались жалобы.

Несколько старших членов общины Юнань, которые считались главными среди них, прекрасно понимали людские жалобы, и потому тоже хотели найти другое место для поселения, но в столице и без того народу проживала тьма, куда ни ткнись — повсюду живут в тесноте, не найти другого места, которое могло бы вместить такое количество людей. Тем более, среди пяти сотен беженцев имелись раненые и больные, немощные старики, женщины и дети, которым частые перемещения не шли на пользу. Поэтому приходилось, постоянно извиняясь и откладывая в сторону чувство стыда, оставаться на месте. Жители столицы, хоть и выражали недовольство, но всё же принимали их как народ своего государства и временно готовы были терпеть неудобства, раз уж другие попали в беду.

На этом моменте рассказа до принца донёсся крик воинов, которые привели группу мужчин из Юнани к рыночным воротам:

— На колени!

Пленники выразили явное нежелание повиноваться, но когда к горлу приставили сабли, им пришлось опуститься на колени, даже не желая того. Глядя, как они беспорядочно падают на землю, собравшиеся поглазеть жители столицы тут же стали вздыхать, а кое-кто даже браниться. Се Лянь спросил:

— По вашим словам выходит, что обе стороны проявили терпимость друг к другу, но что же случилось с ними сегодня?

Фэн Синь и Му Цин не успели ответить, когда из толпы раздались горестные рыдания женщины:

— Ах вы, бесчеловечное ворьё! Тащат всё, что под руку попадётся! А ещё избили моего мужа до такого состояния, что он даже встать не может! Если с ним что-то случится, я потребую от вас заплатить жизнью!

Сразу несколько человек принялись её утешать, и тут же кто-то ещё с укором бросил:

— Покинули родные края, явились в чужие земли и не понимают, что нужно знать своё место и не позволять себе лишнего!

— Да уж! Пришли в чужой дом, а ведут себя бесцеремонно, вещи крадут!

Один из молодых людей в кандалах не смог сдержаться и принялся оправдываться:

— Мы же сказали, что это вовсе не мы украли! И в драку первыми не мы полезли! К тому же, среди нас тоже есть раненые…

Какой-то старик из своих тут же оборвал его:

— Перестань!

И тот мужчина сердито замолчал. Фэн Синь сказал:

— В столице у кого-то пропала собака. А из-за того, что ранее голодные дети из Юнани украли и сварили чью-то утку, все начали подозревать, что и собаку тоже украли люди Юнани, чтобы пустить на мясо и съесть. Народ бросился в их пристанище и, ни слова не объяснив, полез в драку.

Се Ляню это показалось абсурдным:

— Из-за какой-то собаки произошёл такой скандал и схватили стольких людей?

Фэн Синь ответил:

— Да, именно из-за какой-то собаки и случился такой скандал. Обе стороны терпели слишком долго, мелкого пустяка хватило, чтобы вырасти в большую проблему. Каждая сторона клянётся, что первыми драку затеяли оппоненты, что это они виноваты. Началась беспорядочная драка, которая по неясным причинам всё разрасталась.

Глава отряда воинов объявил:

— Массовые беспорядки влекут строгое наказание! На вас надели кандалы и выставили всем на обозрение, чтобы преступление не повторялось вновь! — с такими словами воины расступились, а в следующий миг в мужчин из Юнани полетели гнилые листья овощей и тухлые куриные яйца. Пожилые члены группы тут же начали отвешивать поясные поклоны со словами:

— Простите! Люди добрые, простите!

— Просим к себе милости, просим милости!

Се Ляню проблема казалась ужасно преувеличенной и до крайности абсурдной, но всё же кое-что он мог понять в общих чертах.

— И что же в итоге, это они украли собаку? Животное нашлось?

Фэн Синь покачал головой:

— Да кто его знает. Съели, а кости обглодали и выбросили, кто же их отыщет? Однако, судя по их реакции, не похоже, что это они украли.

Однако воины императорской стражи, разумеется, выносили решение в пользу жителей столицы. Не имеет значения, кто украл. Раз уж случилась драка — следовательно, наверняка неправы люди Юнани. К тому же, мужчины из столичных больше любят развлекаться и гулять, они вовсе не так хороши в драке, как мужчины из Юнани. По всей видимости, им хорошо досталось от чужаков, честь была поругана, а вместе с тем и обида завязалась немалая. Се Лянь покачал головой. Пробежав глазами по ряду пленников, он неожиданно для себя заметил, что молодой мужчина в середине, что стоит с опущенной головой, кажется ему знакомым. Это был Лан Ин, который тогда в лесу похоронил своего сына.

Се Лянь так и застыл. Тем временем неподалёку послышались жалобные возгласы:

— И почему мне кажется, что за последние месяцы людей из Юнани в столице становится всё больше? А сегодня они ещё и драку затеяли.

— Они что, решили всем скопом сюда перебраться?

Мужчина, по виду торговец, замахал руками:

— Такого Его Величество государь не допустит! Мой дом несколько дней назад ограбили люди из Юнани. Если они все сюда заявятся, так ведь житья не будет!

Услышав эти слова, Лан Ин, который всё время стоял, потупившись, и спокойно терпел, как в лицо летят гнилые овощи, поднял голову и спросил:

— Ты это видел?

Торговец, очевидно, не ожидая, что этот человек вдруг посмеет с ним заговорить, невольно ответил:

— Что?

— То, что люди из Юнани украли твои вещи. Ты видел это своими глазами?

— …

Торговец ответил:

— Своими глазами я не видел, но раньше всё было прекрасно, а с тех пор как вы сюда явились, внезапно начались кражи. Неужели это никак не связано с вашим появлением?

Лан Ин кивнул и ответил:

— Вот оно как, значит. Я понял. До того, как мы пришли, все кражи, что здесь происходили, совершали ваши люди. А с тех пор, как мы здесь обитаем, всё украденное повесили на нас…

Не успел он закончить фразу, и в него полетел гнилой помидор, который попал прямо в рот, будто бы расквасив губу большим кровавым цветком. Торговец покатился со смеху, а взгляд Лан Ина тут же потух, он замолчал и не произнёс больше ни слова.

Се Лянь занялся тем, что отбивал летящие в пленников острые камни, чтобы молодым людям из Юнани хотя бы не разбивали головы до крови. Народное поругание продолжалось до самого вечера, потом толпа постепенно поредела, воины решили, что на этом достаточно, и наконец с надменным видом подошли, чтобы снять кандалы. Да предупредили, чтобы жители Юнани впредь не зачинали ссор, иначе им это с рук не сойдёт, и так далее, и тому подобное. Пожилые мужчины тут же согнулись в поклоне и с улыбкой закивали, обещая, что такого больше не повторится. Лан Ин же с бесстрастным лицом просто направился прочь. Се Лянь, видя, что тот ушёл один, выбрал момент, показался из-за дерева и преградил мужчине дорогу.

В тот миг, когда принц показался перед ним, взгляд Лан Ина на мгновение сделался суровым, будто мужчина готов был схватить Се Ляня за горло. Спустя мгновение он всё же разглядел, кто перед ним, опустил руки, которые едва не пустил в ход, и произнёс:

— Это ты.

Се Лянь принял образ того самого молодого монаха. Его немного удивило то мимолётное движение Лан Ина, принц подумал: «Этот человек поразительно ловок». Вслух же произнёс:

— Я дал тебе драгоценную бусину. Почему ты не вернулся с ней в Юнань?

Лан Ин посмотрел на него:

— Мой сын здесь. И я тоже буду здесь.

Помолчав, он достал из кармана на поясе коралловую бусину со словами:

— Хочешь её забрать? Держи.

На руке, которой он протягивал бусину, до сих пор остались следы от оков. Се Лянь некоторое время помолчал, но не принял бусину обратно, говоря:

— Возвращайся домой. Над излучиной Ланэр сегодня выпал дождь. — Затем указал на небо: — А завтра! Выпадет ещё. Я обещаю, непременно выпадет.

Лан Эр покачал головой в ответ:

— Не важно, пойдёт дождь или нет, я уже не вернусь.

Глядя ему вслед, Се Лянь несколько мгновений стоял поражённый, ощущая лишь безграничную досаду.

Пока он не вознёсся, кажется, ни разу не испытывал досады. Если принц что-то хотел сделать, ему это непременно удавалось. К удивлению Се Ляня, после вознесения его в момент окружили бесконечные неприятности, свои собственные и чужие. Теперь совершить какое-то дело оказалось ужасно трудно: хвост вытащишь — нос увязнет. Казалось даже, что ему это просто не под силу. Се Лянь вздохнул, развернулся и тоже пошёл восвояси — вернулся в храм наследного принца, чтобы разобраться с молитвами верующих, которые уже много дней ожидали исполнения.

Впрочем, в данной ситуации Се Ляня нельзя было назвать тем, кто обеспокоен сильнее всех. А вот государя — можно.

Опасения государя Сяньлэ обернулись явью, и пять сотен беженцев из Юнани стали только началом.

Се Лянь, прихватив одолженную ему шляпу Повелителя Дождя, постоянно бегал между Севером и Югом, только лишь своими силами посылая на землю дождь. Один такой цикл требовал от него огромных затрат магических сил, а времени уходило по крайней мере пять-шесть дней. Если бы на его месте оказался кто-то другой, он бы наверняка не выдержал подобной беготни. Разумеется, кроме Цзюнь У. Но Император Шэньу управлял землями намного более обширными, ему требовалось тратить намного больше сил на молитвы верующих и поддержание порядка на территориях, площадью превосходящих одно лишь государство Сяньлэ. Да и мог ли принц позволить себе отправиться к Цзюнь У и отвлекать его такими просьбами? Сам же принц мог оросить дождём лишь небольшую часть территории Юнани, да и эффект держался крайне мало. Это могло ненадолго спасти положение, но проблему в целом не решало. Поэтому спустя ещё месяц жители Юнани начали в открытую собираться в группы и переселяться на Восток. Сначала это были кочевые караваны по несколько десятков человек, а теперь их число возросло до нескольких сотен и даже тысяч. Люди стекались рекой, огромными толпами, одна за другой.

А ещё через месяц глава государства Сяньлэ издал указ: в связи с непрекращающимися конфликтами, которые вспыхивают на протяжении нескольких месяцев, а также частых драк, дабы сохранить покой жителей столицы, с этого дня скитающиеся по столице государства Сяньлэ люди из Юнани обязаны покинуть город. Каждому будут выделены деньги, чтобы беженцы могли отправиться в другие города и поселения и обосноваться там.

Перед людьми из Юнани, мощным потоком текущими на Восток, закрылись ворота столицы Сяньлэ.

 

Заметка от автора: Они представляют собой две провинции одного государства, столицу и бедный провинциальный город, у них случилась смута, не забывайте! Здесь всё иначе, не стоит привносить сюда правила, действующие в трёхмерном мире!

— Откройте ворота!

— Впустите нас!

Воины отступили в город и захлопнули тяжеловесные створки. Люди, которых они только что вышвырнули прочь, нахлынули обратно подобно чёрной волне и принялись колотить в ворота. Командующие чины, что стояли на городской стене, разразились криками:

— Уходите! Уходите! Те, кто получил путевые, может отправляться в путь, дальше на восток, не нужно здесь задерживаться!

Всё-таки жители Юнани, покинув родные земли и спасаясь от бедствия, пришли в ближайший город — столицу. Теперь столичные ворота для них захлопнулись, и если они хотят выжить, придётся обогнуть столицу и отправиться в другие города, что расположены ещё восточнее.

Но, добираясь сюда, они уже пережили бесчисленные трудности и опасности, погибшим и раненым потерялся счёт. Откуда взять сил, чтобы идти дальше? Даже если каждому выдадут немного денег, воды и пропитания, сколько дней они продержатся в дороге?

Чумазые с головы до ног люди тащили кто кухонную утварь, кто детей на спине, кто носилки. Тех, кто мог идти, поддерживали под руки, кто не мог идти — лежал, не в силах сделать и шага. Люди группами расселись на земле под городскими стенами. Молодые мужчины, у которых ещё остались силы на гнев, колотили по городским воротам с криками:

— Вы не можете так поступить с нами! Вы же отправляете нас на смерть!

— Мы же все — люди Сяньлэ, разве можно так издеваться над нами?!

Кто-то даже охрип от криков:

— Можете выгнать нас, пускай! Мы не войдём в город, но пусть останутся наши жёны и дети, позвольте им?!

Но все их попытки были тщетны — всё равно что муравей хотел сотрясти дерево. Городские ворота не сдвинулись ни на самую малость.

Се Лянь стоял на городской стене, его белые одеяния трепетали на ветру, а взгляд устремлялся сквозь зубчатую стену вниз. За городскими стенами только и было видно, что живое море людских голов, темнеющих плотным покровом, похожим на муравейник, который принцу приходилось видеть во время игр в императорском саду.

Тогда, в детские годы, Се Лянь из любопытства хотел посмотреть подольше и даже протянул палец, чтобы незаметно ткнуть в муравейник. Но тут же кто-то из дворцовых служанок воскликнул:

— Ваше Высочество, они ведь ужасно грязные, не вздумайте трогать, не вздумайте! — затем женщина, подхватив юбку, торопливо подбежала и растоптала всех муравьёв.

Живые муравьи занятно копошились, а больше в них не было ничего интересного. Когда же насекомых раздавили в грязь, так что теперь они и на существ не походили, ничего интересного не стало и подавно.

А тем временем в столице загорались яркие фонари над каждым домом, по воздуху плыли песни и музыка. Два совершенно разных мира разделила городская стена.

И если бы только государь ограничился запретом впускать людей из Юнани — но ведь прогнали даже тех, кто уже поселился в столице. Мера была суровой, однако Се Лянь примерно понимал причину подобного решения: за последние месяцы между простыми жителями столицы и беженцами из Юнани вспыхивало всё больше конфликтов. Стоило столичным властям оставить в городе такую толпу взрослых мужчин, велика вероятность, что те объединятся с оставшимися снаружи и учинят неизвестно какие беспорядки.

Однако существовал один момент, с которым Се Лянь бы поспорил. Предавшись размышлениям, он произнёс вслух:

— Почему они выставили за ворота также и женщин, и детей? Среди них есть и те, кто уже не может пересекать большие расстояния.

Фэн Синь и Му Цин почтительно стояли за спиной принца. Му Цин ответил:

— Если прогонять, то нужно прогонять всех разом. Не бойся малочисленности, а бойся неравенства¹. К ним нельзя относиться по-разному, это лишь сильнее разъярит людей. Почему это кто-то может остаться, а я не могу?

¹ Выдержка из ориг. цитаты Конфуция — Я слышал, что владыки государств и главы домов не боятся малочисленности [своих людей], а боятся неравенства; не боятся бедности, а боятся отсутствия мира. Ведь при равенстве не бывает бедности, при мире не бывает малочисленности [людей], при спокойствии не бывает упадка.

Фэн Синь заметил:

— Не слишком ли много ты надумал?

Му Цин бесстрастно ответил:

— Кто-нибудь непременно так решит. Кроме того, если жёны и дети останутся здесь, мужчины ведь тоже не станут уходить далеко. И ещё вернутся, рано или поздно. Оставлять в городе людей — значит, оставить грядущие беды.

Люди из Юнани не желали уходить, не могли уйти со стен и воины. Каждый бросил:

— Хмф! Так и будем тянуть время, стоя на своём!

Но ведь Его Величество государь уже издал указ, неужели они думали, что вот так сесть здесь и сидеть — это выход из положения? Они могут протянуть один-два дня, но разве смогут высидеть пару месяцев, пару лет?

Это понимали и воины, и простолюдины. Некоторые беженцы в отчаянии смирились с указом и решили попытать счастья — продолжить двигаться на Восток, но таких оказалось немного. Большинство всё же упорно остались сидеть у городских ворот, в надежде, что ворота откроются, и их впустят в город, по крайней мере, для того, чтобы немного передохнуть и привести себя в порядок, а затем отправляться в путь. Приходили и новые люди из Юнани — они разочарованно глядели на плотно закрытые ворота, но потом видели, что огромные толпы сидят под стенами, поэтому тоже присоединялись к большинству в ожидании и надежде.

Так, спустя три-четыре дня у городских стен собралось ещё больше народу — несколько десятков тысяч человек просто-напросто расположились здесь лагерем, зрелище потрясало масштабностью. Они с трудом держались на воде и пайке, который распорядился выдать им государь, однако и эти припасы должны были вскоре подойти к концу.

Что и случилось на пятый день.

За прошедшее время каждый день Се Ляня разделялся на три части. Первую треть он тратил на молитвы последователей в храмах наследного принца, вторую — на перемещение воды и ниспослание дождя, а третью — на заботу о простых людях Юнани, что расположились за городскими стенами. Но даже с поддержкой Фэн Синя и Му Цина временами это казалось принцу тяжёлой ношей, которая ему не под силу. И сегодня, как раз в тот час, когда Се Ляня не было за городскими воротами, под палящим солнцем перед воротами вдруг раздался жуткий крик.

Кричала женщина с ребёнком на руках. Её тут же окружила толпа, посыпались вопросы: «Что с ребёнком?», «Он голоден или хочет пить?», вскоре кто-то взволнованно крикнул:

— Принесите кто-нибудь немного воды ребёнку, мне совсем не нравится, как он выглядит!

Женщина в слезах попыталась дать воды ребёнку, личико которого покраснело от напряжения, но малыш всё выплюнул обратно. Его отец сказал:

— Не знаю, что случилось. Он заболел. Лекарь. Нужен лекарь!

Он взял ребёнка, бросился к городским воротам и забарабанил по створкам с криками:

— Откройте! Откройте, спасите! Человек умирает! Мой сын умирает!

Конечно же, воины за воротами не решились открыть. Не важно — на самом ли деле кто-то умирает, ведь снаружи несколько десятков тысяч человек! Стоит только открыть, и обратно уже не закроешь. Они посмели только доложить о случившемся вышестоящему командованию. Стояла жара, и командиры, которые уже много дней провели на стенах, находились в нетерпении и беспокойстве, поэтому небрежно отдали приказ:

— Дайте ему воды и еды.

За стену на верёвке спустили немного пропитания и питья. Мужчина в ответ прокричал:

— Спасибо вам, спасибо, братцы солдаты, но нам нужна не вода и пища, не могли бы вы позвать нам лекаря?

А вот это уже оказалось трудно задачей. Нельзя впускать их в город на поиски лекаря, но и спустить лекаря вниз также было невозможно. Только Небесам известно, что натворит толпа людей, голодающих уже несколько дней. Поэтому командиры повелели:

— Ладно, не обращайте на него внимания. Просто игнорируйте просьбы. Никто не умрёт. Если спросит, скажите, что обо всём доложили, и просьба направлена Его Величеству государю.

Государь уже многие дни пребывал в чрезвычайном беспокойстве из-за беженцев из Юнани, то и дело выходил из себя. Разумеется, никто бы не решился на самом деле беспокоить его по таким пустякам. Воины отвечали, как велено, и мужчина немного успокоился, всё время повторял «спасибо», благодарил государя, падал на колени и бил земные поклоны. Однако прошло два часа, потом ещё два, тени на земле переместились с одной стороны на другую, а лекарь всё не появлялся. Ребёнку на руках мужчины становилось всё хуже, он весь горел от жара.

У супругов, обнимающих сына, непрерывно дрожали руки. Мужчина обливался холодным потом и бормотал:

— Придёт ли кто-нибудь? Откроют ли нам ворота?

Наконец он не выдержал и громко закричал, обращаясь к башням на городских стенах:

— Генералы, простите, я бы хотел спросить… где же лекарь?

Воины отвечали ему:

— Уже отправили просьбу к Его Величеству государю, подождите ещё.

Кто-то из людей внизу, теряя терпение, спросил:

— Четыре часа назад нам говорили то же самое, почему же до сих пор никого нет?

Рядовые солдаты, следуя приказу сверху, ответили однажды и перестали обращать на них внимание. Люди под стенами возмущались и гневались, при этом ничего не могли поделать, но в то же время и переживали за ребёнка. Окружив дитя, они стали высказывать сомнения:

— Они правда доложили Его Величеству государю? А не могли они обмануть нас?

Отец ребёнка больше не мог ждать. Набравшись смелости, он привязал ребёнка на спину и что-то сказал жене. Женщина сняла с шеи талисман и надела на мужа. Мужчина бросился к городским стенам и попытался забраться по ним наверх.

Внешняя сторона стены была отделана так, чтобы трудно было за что-то зацепиться. Он попытался, но подняться не вышло, тогда другие мужчины наперебой закричали: «Я помогу тебе!» и подошли, чтобы подсадить его. Несколько десятков человек выстроились пирамидой, которая подняла мужчину на высоту больше чжана. Здесь у него наконец получилось с трудом ухватиться за верёвку, на которой недавно спустили воду и пищу, и продолжить карабкаться вверх. Десятитысячная толпа под стенами с волнением наблюдала за ним, не сводя глаз, не решаясь даже поддержать криком, боясь, что кто-то заметит. Солдаты на городской стене уже несколько дней стояли на страже, и за это время беженцы из Юнани не натворили ничего серьёзного — разумеется, караульные неизбежно расслабились. И только когда мужчина добрался уже до половины, они внезапно обнаружили человека на стене и принялись громко кричать:

— В чём дело?! Не залезать на стену! Нарушителя убьём без суда! Ты слышал? Того, кто залезет на стену, убьём без суда!

В ответ на угрозы мужчина тоже громко крикнул:

— Я не имею злых намерений! Я просто хочу отнести ребёнка к лекарю, я ничего не сделаю! — он кричал и продолжал взбираться наверх.

Один из генералов, который как раз был занят приёмом пищи, услышав о случившемся, пришёл в крайнее раздражение. Если этот человек беспрепятственно поднимется на стену, целый и невредимый, это станет примером остальным, так ведь бесчисленные беженцы из Юнани последуют за ним! Его необходимо остановить! Поэтому генерал широким шагом вышел к краю стены и крикнул вниз:

— Тебе жизнь не дорога?! Немедленно спускайся, если не спустишься, мы тебя не пощадим!

Но мужчина уже забрался очень высоко, перелез за половину стены, ещё немного, и он доберётся до самого края. Разумеется, он не желал остановиться. А генерал никогда не бросал слова на ветер, и никто не смел ослушаться его приказов. Если же кто-то всё-таки ослушался, итог был прост. Генерал подошёл к краю стены, выхватил меч и рубанул по верёвке.

Мужчина, сжимая оборвавшуюся верёвку, полетел вниз. Под пронзительный крик бесчисленной толпы он тяжело упал на твёрдую землю за городской стеной.

Именно в этот момент здесь и появился Се Лянь.

Мужчина упал на спину, к которой был привязан ребёнок. Раздался отвратительный звук, тельце просто раздавило в кровавую кашу, брызги кровавым цветком разлетелись на несколько чжанов вокруг. Мужчина сломал шею. Глаза его остались широко распахнутыми, а со свёрнутой шеи соскользнул талисман, на котором виднелись иероглифы «Сяньлэ», вышитые золотой нитью. Это был талисман, освящённый при открытии храма наследного принца.

Перед тем как полезть на стену, мужчина и его жена подержались за этот талисман и молча вознесли молитву Его Высочеству наследному принцу, прося благословения. Поэтому Се Лянь и услышал его голос, полный мольбы, и поэтому поспешил сюда.

Но всё же принц не был тем героем из легенд и народных повестей, что появляется ровно в нужный момент, чтобы предотвратить беду и спасти людей прямо из-под носа смерти. Жена не нашла в себе смелости перевернуть тело мужа и посмотреть, во что превратился их сын. Она закрыла руками лицо, громко вскрикнула и, ни на кого не глядя, побежала вперёд, словно умалишённая, с громким стуком ударилась головой о стену, упала и больше не шевелилась.

Это случилось прямо на глазах Се Ляня, мгновение — и под стенами императорской столицы лежали три трупа!

Принц ещё не успел никак отреагировать, а простой народ за стеной больше выдержать не смог.

Раздались возмущённые крики:

— Мертвы… семья из трёх человек, все мертвы! Смотрите, вот вам и бравый генерал, что служит нашему Его Величеству государю! Вместо того чтобы спасти нас, наоборот — толкает на смерть!

— Не впускают нас, и к нам никого не выпускают, что же нам остаётся? На вас смотрят три человеческих жизни, залитых кровью!

— Людям из Юнани велели убраться из столицы, но что-то я не видел, чтобы богачи убрались вместе с нами! А мы, без денег и власти, что же, заслужили того, чтобы беспомощно ждать смерти? Теперь-то я всё понял!

— Больше терпеть нельзя… Больше никак терпеть нельзя. Из года в год с нас взимают положенные налоги, все до монетки, а куда же делись эти деньги, когда нам понадобилась помощь во время бедствия?

— Вместо того чтобы спасать народ, пострадавший от беды, он кормит этими деньгами паразитов да возводит храмы для своего сынка, а нам — каплю воды да краюху хлеба! И что мы в его глазах? Невежественный правитель, невежественный правитель!

Солдаты на стенах громко выкрикивали приказы прекратить волнения, ну а генерал и не такие стычки видывал, потому вовсе не принял случившееся близко к сердцу. Однако ситуация постепенно начала выходить из-под контроля. Бесчисленные пары рук в гневе стали толкать ворота, кто-то бился головой, кидался всем телом, и теперь это уже не походило на то, как муравей трясёт дерево.

Городские ворота сдвинулись, и даже башня на городской стене едва заметно содрогнулась!

С самого своего появления на свет Се Лянь никогда ещё не видел ничего, подобного происходящему. Тот народ, который он знал, был сердечным, дружным и весёлым, эти приятнейшие люди жили в достатке. Но теперь искажённые гневом лица, громко кричащие и рыдающие, будто бы перенесли его в иной, незнакомый мир, от которого невольно мороз бежал по коже. Наверное, даже столкнувшись лицом к лицу с самым жутким демоном или иной нечистой силой, принц не ощутил бы того, что ощущал сейчас. В тот же миг с башни на стене раздался рёв, полный ярости.

Принц молниеносно обернулся и увидел, как худощавая высокая фигура схватила за шею того самого генерала, который обрубил верёвку, забрав при этом три человеческих жизни. Раздался хруст — и шея генерала была сломана.

Солдаты так и не поняли, как этот человек оказался наверху, всех постигло ужасное потрясение, они тут же с криками окружили его, выставили мечи и завопили:

— Кто ты такой?! Как ты поднялся?!

Се Лянь немедленно обратил внимание на руки мужчины, которые уже превратились в кровавое месиво. Оказалось, что он поднялся на городскую стену, голыми ладонями хватаясь за щели между камнями. Когда мужчина повернулся, принц увидел Лан Ина!

Окружённый воинами, он нисколько не растерялся. Запрыгнув на зубчатую стену, он бросил труп генерала с башни, сам наступил на него и прыгнул вниз, воспользовавшись трупом как смягчающей ступенькой.

В момент прыжка он смотрел прямо на Се Ляня. То есть, вовсе не на него, а сквозь него, на императорский дворец в центре столицы.

С этого дня мятеж в государстве Сяньлэ разгорелся окончательно.