Божественно-демоническая четвёрка слушает историю кровавого шествия

 

Се Лянь тут же вскочил из-за стола. Ши Цинсюань тоже поднялся и даже поставил одну ногу на стол и засучил рукава, будто приготовился ринуться вниз.

Се Лянь поспешил его задержать:

— Всё в порядке, ничего страшного. Ваше Превосходительство, успокойтесь.

Ши Цинсюань воскликнул:

— У них глаза из орбит выпали, это тоже ничего???

— Ничего. Просто нам повезло увидеть здесь кровавое шествие, такая возможность редко выпадает.

Ши Цинсюань сразу убрал ногу со стола.

— Кровавое шествие? Что это?

Они оба вновь уселись, и Се Лянь объяснил:

— В разных местах народные гуляния отличаются разными течениями. Кровавое шествие — это особый вид гуляний, крайне редкий, я и сам только слышал о нём, но видеть раньше не приходилось. Из-за несравнимо кровавого зрелища, а также секретных техник нанесения грима, которые держатся в секрете, подобные шествия сейчас устраивают всё реже.

Ши Цинсюань изумился:

— Грим? Так это всё — фальшивка? Н-н-но… но ведь так похоже на настоящее! Я даже решил, что это порождения какой-то тёмной магии!

Он нисколько не преувеличивал. Се Лянь со вздохом поддержал:

— В народе немало умельцев!

При взгляде на загримированных участников шествия в глаза бросались не только «проникшие в самую глубь» острые предметы — у некоторых из распоротого живота вываливались внутренности, кому-то, ввиду отсутствия конечностей, приходилось ползти по земле, надрываясь в рыданиях; несколько человек несли высокую деревянную раму, на горизонтальной балке которой болталась женщина, изображающая повесившуюся самоубийцу; ещё двое тащили за ноги другую женщину в изодранных лохмотьях, она волочилась по земле лицом вниз, оставляя за собой длинный кровавый след. Поистине зрелище достойное преисподней. Ясное дело, эти люди всего лишь играли свои роли, но картина выходила страшнее, чем в Призрачном городе, где повсюду сновали демоны. По сравнению с этим шествием Призрачный город казался просто-напросто шумным рынком мира людей. Неизвестно, как именно эти люди накладывали грим, но даже Се Лянь, которому приходилось слышать о подобных традициях, с первого взгляда едва не решил, что к ним приближается толпа нечисти.

Немало женщин и детей, не в силах сдержать любопытства, протискивались к передним рядам зрителей, но увидев, от страха взвизгивали и бежали прочь.

Ши Цинсюань спросил принца:

— Ваше Высочество, но вы разве не сказали, что таким образом они что-то празднуют? Что же это за праздник такой, от которого все в ужасе разбегаются, а маленькие девочки потом видят страшные сны? Неужели людям и впрямь весело наблюдать за подобным представлением?

Весело ли людям наблюдать за подобным представлением, наверняка не скажешь. Но зрелище кровавой резни в действительности возбуждало в сердцах людей волнение. Обуревающий зрителей страх проходил, после чего в глубине души у многих зарождалось удовольствие. Кажется, кровавое шествие на местном диалекте иначе называли «резня, приносящая радость», и Се Лянь понимал это так: кто-то хватал нож и со всей злостью вонзал его в противника, убивая последнего, после чего ощущал радость на сердце.

Ведь в глубине человеческой души всегда прячется желание убивать.

Разумеется, Се Лянь не стал говорить всё это вслух, а только перевёл сосредоточенный взгляд на представление. Среди грандиозного шествия принц обратил внимание на бледного мужчину в чёрном одеянии, очень высокого и худого как хворостинка. Он с силой опустил острое орудие, которое держал в руках, на голову другого актёра, в роскошных одеждах. Острый нож вошёл ровно в лоб жертве, а затем мужчина поднял того вверх на копьё и так оставил висеть. Зрелище, жестокое и кровавое до крайности, выглядело точно как настоящее убийство, от испуга толпа разразилась криками, которые затем дополнились одобрениями.

Се Лянь предположил:

— Думаю, они воспроизводят какую-то историю, и мужчина в чёрном, должно быть, главный герой. А все те, кого он убил, антигерои, злодеи. Эта история рассказывает нам о том, как «наказали зло и возвеличили добро».

На этом моменте Се Ляня вдруг осенило.

— Ваше Превосходительство, смотрите внимательно.

Ши Цинсюань ответил:

— Я смотрю.

— Я имею в виду, посмотрите на эту историю, кого они играют и о чём она повествует. Наверняка Божок-пустослов отправил вас сюда с какой-то целью и не зря выбрал именно этот день. Возможно, именно для того, чтобы показать вам кровавое шествие.

Главный герой всё время хмурился, лицо его выражало страдание. «Убив» в одиночку сотню «злодеев» из колонны, он тоже оказался исколот всевозможным оружием, и в конце концов, прижав к себе два изувеченных и повешенных на шёлковой ленте «трупа», уронил голову и замер неподвижно. Выходит, тоже погиб, забрав жизни своих врагов. Прошла одна колонна, за ней потянулась следующая, и представление повторилось. Се Лянь спросил:

— Вы поняли, что это за история?

Брови Ши Цинсюаня тесно сошлись к переносице.

— Нет. Кажется, я ничего так и не понял. Он ведь только и делал, что убивал.

Хуа Чэн, сидящий подле Се Ляня, неторопливо произнёс:

— Думаю, эта история вовсе не из тех, что знают в каждом доме. Поспрашивайте местных. Возможно, представление повествует о ком-то из их земляков.

Как раз кстати к ним подошёл слуга, который принёс блюда и спросил:

— Дорогие гости, как вам зрелище, захватывает? Щекочет нервы?

Се Лянь ответил:

— Захватывает, и нервы щекочет. Уважаемый друг, позволь спросить, в честь кого устраивают кровавое шествие в вашем посёлке?

Как и ожидалось, слуга ответил:

— Ага, об этом приезжим как правило неизвестно, все задают такой вопрос. Народные гуляния в посёлке Богу посвящены истории одной легендарной личности, нашего земляка. Рассказывают, что несколько сотен лет назад здесь жил один студент. По фамилии Хэ. И этот самый студент Хэ был весьма способный малый, хоть и из очень бедной семьи. С детства он отличался пугающим умом, все науки постигал быстро и досконально, да к тому же славился образцовым сыном: что бы ему ни велели, всё исполнял беспрекословно. Да только, как назло, сам по себе неудачлив оказался, никакое счастье у него долго не задерживалось. Отправился он как-то сдавать экзамен на учёную степень. И сдал ведь лучше всех! Но из-за того, что не поднёс экзаменатору подарок, прогневал вышестоящих, вот они и спрятали его ответы со злым умыслом, заменили на чистый лист, и так продолжалось несколько лет. Потом решил он жениться на девушке, которую с детства знал¹, прекрасной как цветок, подобной яшме, ласковой и добродетельной…

¹ Досл. — зелёные сливы и бамбуковые лошадки, о влюблённых, которые дружили с детства.

Да только как назло жену, а заодно с ней младшую сестру его силой увели в гарем какому-то богачу, так одна не покорилась, и её забили до смерти, а другая, не вынеся позора, удавилась сама. Обратился он в суд, но там его, напротив, самого обманом обвинили в прелюбодеянии и воровстве да и посадили в темницу, где он чуть не умер с голоду. Семидесятилетние родители приходили за него просить, всю ночь били земные поклоны, не помогло — вышел он на свободу лишь спустя два года, когда мать умерла от болезни без надлежащего ухода, а отец остался еле живой, поскольку в преклонном возрасте трудился в поте лица, чтобы себя прокормить. Забросил бедняга учёбу, ушёл в торговцы. Но из-за того, что дело его пошло в гору, другие торговцы сговорились и так на него насели, что отобрали весь его маломальский доход, а тот ещё и должен им остался.

— …

Слуга горестно охнул:

— Ну скажите, как кто-то может быть настолько неудачливым?

Се Лянь кашлянул и от всей души согласился:

— Да уж!

Как ещё кто-то, кроме него, может быть настолько неудачливым?!

Слуга, закончив вздыхать, увлечённо продолжил:

— А потом он сошёл с ума, вышел из себя, и однажды ночью, ровно в такой же как сегодня канун холодных рос, схватил орудие убийства и зарубил им всех, кто сделал ему какое-то зло! Что называется, кровь лилась рекой, радости его не было предела! А поскольку те, кого он убил, уже давно замучили весь посёлок своими деяниями, простой люд только захлопал в ладоши и порадовался сему. Так что после этого каждый год накануне холодных рос в посёлке проводят кровавое шествие в его честь. Чтобы господин наш, студент Хэ, защитил и избавил нас от злодеев.

Верно, он наказал зло и возвеличил добро, да только в итоге… ни добро, ни зло хорошего конца не удостоились. Слуга ушёл, а Се Лянь увидел, что Ши Цинсюань будто задумался о чём-то, и спросил:

— Ваше Превосходительство, вас посетила какая-то мысль?

Ши Цинсюань отвлёкся от своих мыслей и ответил:

— Кажется, у меня возникло одно странное предположение, но… слишком неожиданное, не могу пока объяснить его суть. А вы что думаете, Ваше Высочество?

— Я думаю, не мог ли этот студент Хэ оказаться прижизненным воплощением истинного Божка-пустослова?

Пока они разговаривали, следующая колонна в процессии вновь начала показывать ту же историю, и Ши Цинсюань, посмотрев из окна, спросил:

— Прижизненным воплощением?

Се Лянь ответил:

— Верно. Подобная ему нечисть, что принимает человеческую форму, всегда берёт своё начало в особенно сильной затаённой злобе или привязанности. К примеру, я слыхал об одной демонессе в землях Дунъин², которая зовётся хашихимэ³, и она как раз является порождением затаённой женской злобы. В одних легендах говорится, что причиной всему страдание женщины по мужу, который не вернулся домой, в других же повествуют о безумии ужасной ревнивицы. И так же истоком зарождения истинного Божка-пустослова вполне мог быть кто-то, кого преследовали несчастья, его ненависть к несчастливой судьбе или же зависть к тем, кому сопутствует удача.

² Досл. — восточное море, таким названием обозначается Япония.

³ Досл. — принцесса моста.

Мин И произнёс:

— Нужно изучить местные легенды. Сопоставить время.

Се Лянь согласился:

— Верно, изучить стоит.

Чтобы понять, верно ли предположение принца, следует разузнать, сколько именно сотен лет назад жил этот «студент Хэ». И если выяснится, что он существовал позже самых ранних упоминаний об истинном Божке-пустослове, следовательно, догадка ошибочна. Ши Цинсюань кивнул, затем подумал и добавил:

— Есть ещё кое-что…

Как вдруг снизу с улицы раздался голос, который с хохотом выкрикнул:

— Погоди! Твоих самых родных людей, самых лучших друзей — всех ждёт скорбная кончина⁴!

⁴ Досл. — не останется и могилы.

Ши Цинсюань при первых же звуках резко переменился в лице, левой рукой опёрся о столешницу и выпорхнул в окно.

Голос раздавался из толпы участников шествия!

Се Лянь крикнул ему вслед:

— Ваше Превосходительство! Вернитесь!

Приземлившись среди окровавленной толпы живых мертвецов, Ши Цинсюань в гневе закричал:

— А ну, выкатывайся! Покажись!!!

Однако актёры, сохраняя застывшие выражения на лицах, совершенно не удостоили его вниманием, продолжая продвигаться по улице, словно брели во сне. Ши Цинсюаня закружило среди людского потока, совершенно не представлялось возможным понять, кто же именно здесь настоящая нечисть. Увидев одного подозрительного, Повелитель Ветров готов был нанести удар своим веером, но потом заметил другого, тоже вероятного, и понял, что ошибка может стоить невиновному жизни. Хуа Чэн тем временем, выложив на тарелке из овощей, к которым никто так и не притронулся, улыбающееся лицо, произнёс, не поднимая головы:

— Бесполезно. Всё равно что тысячелетнему оборотню спрятать лисий хвост, ему скрыться — раз плюнуть.

Приди в голову какому-то нечеловеческому созданию смешаться с этой необычной толпой, проще дела и представить нельзя. К тому же, по своей форме Божок-пустослов и так походит на человека, что уж говорить о самом сильном среди них «истинном божестве»?

Вскоре Мин И тоже спрыгнул вниз и притащил Ши Цинсюаня обратно. Четвёрка покинула трактир и снова направилась к храму Ветров и Вод. Рука, которой Ши Цинсюань сжимал веер, до сих пор подрагивала, но если вначале это происходило из-за испуга, то теперь больше походило на злость. Выйдя из трактира с вином в руке, он прошёл немного, сделал резкий глоток из сосуда, и лишь тогда кровавые прожилки в его глазах стали постепенно исчезать.

— Мин-сюн, всё-таки лучше тебе пока не быть моим лучшим другом. Снова станешь им, когда я прибью это проклятую тварь!

Мин И, нисколько не церемонясь, ответил:

— Ты о ком? Я никогда им и не был.

— …

Ши Цинсюань разгневался:

— Мин-сюн, ну как у тебя совести хватает говорить такое? Нельзя же, увидев, что ситуация приняла дурной оборот, сразу отворачиваться от человека!!!

Так они шумно обменялись ещё парой упрёков, а Се Лянь тем временем покачал головой, что-то выудил из рукава и произнёс, обращаясь к Повелителю Ветров:

— Ваше Превосходительство, думаю, вам пока лучше воспользоваться вот этим.

Ши Цинсюань протянул ладонь и спросил:

— Затычки для ушей?

Се Лянь кивнул:

— Способ довольно примитивный, истинную причину не устранит, но всё же на какое-то время поможет. Если вы не сможете услышать тварь, он ничего не сделает с вами. Я установил небольшую сеть духовного общения, пароль для присоединения к ней — «С благословением небожителей никакие запреты не ведомы». Пока что мы будем общаться с вами посредством этой сети.

Ши Цинсюань вставил затычки и действительно не смог ничего услышать. Они все вчетвером по очереди присоединились к сети, которую создал Се Лянь. Как вдруг принц услышал у себя над ухом тихий голос Хуа Чэна:

— Гэгэ, гэгэ.

Подняв взгляд, он понял, что Хуа Чэн не открывал рта, только поморгал, глядя на него. Но голос всё продолжал звучать совсем рядом:

— Ты ведь хотел мне что-то сказать? Раз ты не связывался со мной, мне пришлось сделать это самому.

Се Лянь с улыбкой ответил:

— Кто же заставлял тебя заводить такой пароль.

Хуа Чэн:

— Ладно, ладно. Это моя вина.

Ши Цинсюань поправил затычки в ушах и, не услышав от них ни слова, но при этом видя, как они улыбаются друг другу, с подозрением произнёс посредством вновь установленной сети:

— Ваше Высочество и Собиратель цветов под кровавым дождём, что это вы там делаете? Неужели обменялись паролями и тайно переговариваетесь?

Се Лянь кашлянул и серьёзным тоном ответил в сети:

— Вовсе нет.

Хуа Чэн приподнял бровь и передал ему сообщение:

— Лгунишка.

Се Лянь едва не поскользнулся, пытаясь делать строгий вид и идти вперёд, не глядя на Хуа Чэна, и тут же ответил:

— Сань Лан, не насмехайся надо мной… я хочу попросить у тебя помощи в одном деле.

Они шли плечом к плечу, не пересекаясь взглядами. Хуа Чэн спросил:

— В чём же?

Се Лянь ответил:

— Помоги мне проверить, не является ли кое-кто истинным Божком-пустословом.