Глава 293. Гнев и милосердие.

Сьюзан сосредоточила свой гнев на Алане, пересекая его спальню, чтобы встать прямо перед ним.

Алан сидел на краю кровати, ничего не надев. Его пенис был наполовину набухшим и липким. На его бедрах тоже были случайные полосы спермы. Он думал прикрыть свою промежность руками, но потом взглянул на свою обезумевшую мать.

Каким-то образом, он обнаружил, что редкие случаи ее злости чрезвычайно возбуждают. Отчасти это было потому, что у нее была привычка, когда она была расстроена, скрещивать руки под сиськами, подталкивая их вверх и наружу, как она делала в данный момент. Но, в основном, это было ее лицо, раскрасневшееся и очень страстное.

Он полагал, что если бы держался за свой член, то мог бы заметить, что бессознательно дрочит его в ближайшее время, так же, как Кэтрин делала это. Поэтому он решил держать руки подальше от этой области и думать о несексуальных вещах. Он позволил своему покрытому спермой члену просто лежать на бедре в открытом виде.

Глаза Сьюзан, будто они могут убить, были направлены на него.

— Алан Эван Пламмер! Я РАЗОЗЛИЛАСЬ! То, что я не собираюсь тебя наказывать, не значит, что тебе все сойдет с рук!

Он знал, что всякий раз, когда она называла его по имени и фамилии — это был плохой знак. Добавить к этому его второе имя — это была версия семьи Пламмеров того, что его отправят в камеру смертников.

— Но Мама! — он храбро защищался, — Не надо меня винить! Мы были на грани кульминации, когда ты вошла. Я не могу помочь своему телу. Ты знаешь, что я не могу остановить эти вещи, как только они начнутся. Мое тело просто берет верх. Мое тело предало меня! Прости меня!

Она почти зарычала:

— Твое «тело» — ты имеешь ввиду ЭТО, — она указала на его пенис. Он стал вялым довольно быстро, — Как обычно в последнее время, это источник всех наших бед. Твой член перевернул этот дом вверх дном!

— Прости меня! Ничего не могу с этим поделать! Это как-то, что ты только что сказала сестре, у меня большие потребности. Врач сказал, что у меня должен быть оргазм шесть раз в день, и каждый раз после длительной стимуляции. Что мне прикажешь делать?! Это то, что я должен делать!

Сьюзан успокаивалась, тем более, что ее ревность заставила ее злиться на Кэтрин, а Кэтрин исчезла. После паузы она лаконично выплюнула:

— Я знаю, я знаю. Но черт возьми, почему, почему он должен быть таким БОЛЬШИМ?!

Алан этого не ожидал. Он должен был удвоить свои усилия, чтобы его член остался вялым и не подпрыгнул сразу до полной твердости, но он проигрывал битву. Видеть ее злой было слишком возбуждающе для него. Кроме того, он не мог не заметить, что злой кулак, который она держала перед своей грудью, теперь слегка качался вверх и вниз, как будто ее подсознание хотело ему подрочить.

Она продолжала стоять у двери и смотреть на него, хотя выражение ее лица стало немного менее сердитым. Он, что казалось тысячный раз за последние недели, уставился на ее огромные сиськи, что, как обычно, затрудняло ему рациональное мышление.

Ее ночнушка не особо выделяла ее сиськи, по крайней мере, не совсем по сравнению с некоторыми другими вещами, которые она носила в последнее время, но это не имело значения. Ему пришло в голову, что это почти не имеет значения, что она носила; все в его сексуальной матери заставляло его член вставать. Кроме того, теперь он знал каждый дюйм ее тела так хорошо от постоянного взгляда, не говоря уже о частых ласках, что, когда она была одета, он мог представить ее обнаженной и визуализировать это отлично.

Он также заметил, что ее гнев не сильно отличался от возбуждения: ее лицо покраснело, а грудь вздымалась. На самом деле, он был уверен, что гнев угасает, а возбуждение берет верх, отчасти потому, что он мог видеть нижнюю половину ее киски. Он заметил, что она сильно промокла.

Она продолжала, немного менее угрожающе:

— Почему он должен быть таким толстым, твердым и вкусным все время? Девять или десять дюймов, по крайней мере.

На самом деле, он была чуть меньше восьми дюймов, и он говорил ей это много раз, но она продолжала настаивать, что его член должен быть на два дюйма длиннее.

Она бредила:

— Смотри! Он снова встает, даже когда я говорю, черт возьми! И такой вкусный! Будь ты проклят! Как ты ожидаешь, что я буду хорошей, ответственной матерью перед лицом всей этой сперматозоидной доброты? Перестань быть таким сексуальным!

Она указала на его член протянутой рукой, используя другую руку, чтобы прикрыть взгляд. Она заставила его думать, что у Алана был какой-то нечестивый демон между ног, на который было слишком опасно даже смотреть.

Теперь он был спокойнее. Он мог ясно видеть, как проходит ее гнев и поднимается ее похоть.

— Мам, ничего не могу поделать. Именно так все и происходит.

— Я знаю. Но это не справедливо! Нечестно! — -теперь она смотрела на его длинный и толстый член более открыто. Ее руки были сжаты в кулаки, и она вдруг встряхнула их в воздухе в крайнем расстройстве, — Я стараюсь держать этот дом в рамках приличия. Но твоя сестра слушается пульса твоего члена больше, чем моих слов. Она сосала тебе! Членососка! Мой невинный Ангелочек! Ты видел ее лицо? Все в сперме. Полностью покрыто ею! Непристойно. Совершенно непристойно! И конечно тебе пришлось выплеснуть очень огромную нагрузку, как обычно. Ее лицо было просто…

Ее голос замолчал, отчасти потому, что у нее было искушение сказать «сексуальное» или «горячее». Видя, как Алан стреляет своим грузом на лицо Кэтрин — это возбудило ее больше, чем она была готова признаться даже себе.

Она беспомощно заключила:

— Что я буду делать?!

В мгновение ока остатки гнева Сьюзан исчезли, сменившись тоской и поражением. Совершенно истощенная, она села на кровать рядом с ним. Она указала на его быстро набухающий пенис.

— И посмотри на эту штуку! У него даже не было времени повиснуть, прежде чем он снова стал твердым, как сталь. И что мне теперь с этим делать? Он просто сохраняет необходимость кончать и кончать и кончать, и он никогда не останавливается!

Он посмотрел на ее лицо и почувствовал, что его сердце разобьется, видя ее такой грустной. Он подумал: «Вот почему я никогда не мог намеренно пойти против ее воли или разозлить ее. Я должен заставить ее чувствовать себя лучше! Давай, не расстраивайся, мам!»

Он обнял ее за плечи и прижал к себе.

— Не плачь, мам. Не плачь, — он видел, что она была на грани слез, — В этом нет твоей вины. Во всем виноват мой член. И это лечение. Все эти шесть раз в день вещи сделали мой член чрезвычайно возбудимым все время. Как прямо сейчас. У него есть собственный разум. Прости, мам. Я не хочу тебя винить, но обычно так бывает, когда ты рядом.

Они оба посмотрели на его все еще открытую, скользкую промежность. Его член внезапно стал тверже, чем когда-либо, даже дергался в воздухе, как будто искал плотную женскую дырочку для заполнения.

Это зрелище, казалось, отвлекало Сьюзан от ее печали. Несмотря на ее страдания, она не могла не думать: «Посмотрите, как сильно я его достаю. И так быстро. Он кончил несколько минут назад, и теперь он снова как сталь, из-за меня! Это моя ночнушка? Или это мое собственное тело? Я думаю, что это мое тело, потому что у меня много сексуальных ночных рубашек в эти дни. Интересно, как сильно ему понравится, если я сниму ночнушку.»

Он умоляюще сказал:

— Не вини сестру, хорошо? Она видит, что у меня есть потребности, и просто пытается помочь. Она просто делала то, что вы с тетей Сьюзи уже сделали; что в этом плохого? Вы двое не могли всегда быть здесь, чтобы помочь, поэтому она вмешалась.

Он чувствовал, как Сьюзан дрожит в его частичных объятиях.

— Я просто не могу представить моего любимого Тигренка с моим милым Ангелочком. Это просто слишком… странно! Твое лечение иногда слишком много для меня.

Она глубоко вдохнула и поняла, насколько в комнате пахло спермой ее сына. «О боже. Ему действительно нужно проветрить это место. Здесь так душно и воняет.» Она посмотрела на открытую дверь. «Я хотела бы иметь больше приватности. Будет неловко, если я сейчас встану и закрою дверь.»

— Мам, тебе не кажется, что ты слишком жестока к сестре? Это было не в первый раз, это правда. Но она заслуживает похвалы, а не наказания. Когда я тусовался с ней и Эми, они помогали мне с визуальной стимуляцией, и мой член напрягся. Он был очень жесткий, настолько сильно, что это было больно. Синие шары, помнишь? Она увидела мои страдания и ее сердце отдалось брату, которого она любит. Как только Эми ушла, она старалась изо всех сил помочь. Она видела, что вы с тетей Сьюзи делаете, и чувствовала, что должна справиться со своей долей нагрузки. Э-э, так сказать, — он поморщился из-за случайного двойного смысла, — Даже если бы это не было чем-то сексуальным и приятным, она все равно сделала бы то же самое, потому что она такая.

Он утешительно потер Сьюзан спину. У ее ночной рубашки было очень мало ткани сзади, что позволяло ему остро ощущать, как его рука скользит по ее шелковистой коже. Он также вполне осознавал, что все еще полностью обнажен, и что она была одета только в скудную ночнушку. Несмотря на все эмоциональные расстройства, он, тем не менее, заметил, что возбужденный, как ад. Тот факт, что она продолжала упоминать, какой большой, толстый и вкусный его член, безусловно, способствовало этому настроению.

Язык ее тела приветствовал его прикосновения, но она, тем не менее, заплакала.

— Должно быть, я ужасная мать. У моего сына… с моей дочерью… — она уткнулась лицом ему в плечо и рыдала.

— Ну, ну, это не твоя вина, — утешил он ее, — В этом никто не виноват. Это всего лишь биологическое. У меня есть определенные потребности, о которых нужно заботиться, благодаря этой сумасшедшей медицинской ситуации. Она просто пыталась помочь. Это не инцест, это то же самое, как вы с тетей Сьюзи помогали мне…

— Я знаю, я знаю, но… — она плакала, — Но это просто… Это неправильно. Меня тошнит даже от одного этого слова! Слово на 'И'. Я знаю, почему она это сделала, но другие люди не поймут. Я просто не понимаю, как мы можем оказаться в такой ситуации с одобрения доктора. Это безумие! Я имею в виду, она взяла такую большую нагрузку на лицо! Ты это видел? Как твое особенное семя полностью пропитывает ее лицо? Вся эта свежая, мощная сперма стекает по ее щекам?

— Это называется уход за лицом, мам. Или жемчужное ожерелье. Хотя, наверное, это больше используется, когда делаешь это на груди.

— Я знаю это. Сюзанна учила меня разным вещам. Ты разрисовывал мое лицо достаточно раз, чтобы я знала этот термин ОЧЕНЬ хорошо, — она обижалась на это, но это также увеличивало ее возбуждение.

Она продолжала:

— Но как я должна реагировать на это сексуальное зрелище, даже если у нее были хорошие намерения? Не говоря уже о том, что твой член выкачивает всю эту сперму. Я имею в виду твой пенис или… член. Пенис, давай назовем его так. Видеть это довольно хлопотно. Не говоря уже о том, чтобы прийти сюда и увидеть твой толстый член, зарытый по самую рукоятку в ее рот! Насколько могу я принять? Это просто ненормально. И меня это очень беспокоит. Двое молодых людей, вроде вас, возможно, имеют благие намерения и просто пытаются сначала следовать указаниям врача, но ты знаешь, когда остановиться?

— Я знаю, мам. Это странно. Но, пожалуйста, не злись на меня или сестренку, ладно? Почему бы тебе не пойти к ней и поговорить о границах? Теперь, когда мы с ней уже сделали так много, что плохого в том, что она иногда помогает мне, если понимает те же пределы, которые ты объяснила тете Сьюзи? Мне нужна любая помощь, которую я могу получить. Особенно, пока Рон был здесь, а ты с тетей Сьюзи недостаточно помогала. Вообще-то, тетя Сьюзи пыталась, но ты ей тоже не позволила. Мне было ТАК трудно кончать шесть раз в день. Ты даже не представляешь, как это тяжело! У меня были синие шары все время, всю неделю!

На самом деле, он не лгал открыто; он просто разыгрывал свои так называемые «потребности», чтобы получить сочувствие.

Сьюзан снова посмотрела на его промежность. Его член был очень прямостоячим и очень привлекательным. Очень настойчиво торчал. Она посмотрела на дверь в комнату, которая все еще была открытой. Она снова сознательно понюхала запах в комнате. Запах спермы сделал ее слабой в коленях и изгнал весь разум из ее мозга.

Она так сильно хотела сосать его член, с тех пор как бросила Рона в аэропорту, что практически болела от необходимости. Она вспомнила, как позавчера наказала Сюзанну. Тогда она предполагала, что будет сосать Алану четыре раза в день, по крайней мере, но это не сработало. Ее потребность была просто подавляющей.

Она сложила руки вместе и ерзала. Это было все, что она могла сделать, чтобы не просто наклониться и заставить свой рот опуститься на его эрекцию, хватая основание руками, накачивая его как орально, так и руками, пока она не будет вознаграждена большой нагрузкой. Но она сдерживалась, дрожа.

— Мне очень жаль, — ответила она с сожалением, — Твой отец, очевидно, не понял бы ничего из этого, поэтому я держалась подальше от тебя и пыталась держать всех остальных. Я не была настолько успешной, но я пыталась. Я забыла, как это должно быть тяжело для тебя. Когда во вторник у тебя болел пенис, это должно быть потому, что ты должен был сделать это сам, без чьей-либо помощи. Мы не можем этого допустить. И я не могу простить себя за пособничество твоему греху Онана прошлой ночью. Я постараюсь… Я постараюсь быть лучше.