Неопределенный артикль в стихотворном тексте

 

Стихотворный текст отличается бульшим разнообразием и несводим к одной более или менее структурированной форме, как это можно было видеть на примере сказки. Более того, было сильное сомнение в самой возможности и целесообразности грамматического сопоставления параллельных стихотворных текстов. Существует миф, что стихотворный перевод в наибольшей степени удален от первоисточника и подвержен произволу авторского субъективизма. Р. О. Якобсон когда-то высказал сожаление о «невозможности воспроизвести грамматический строй переводимого стихотворения». Впрочем, он говорил о переводах с русского языка на чешский. Видимо, в этом случае стремление переводчика к дословному копированию оригинала преобладало именно в силу близости языков.

Возможно, переводчик вынужден был бы искать большего приближения к замыслу автора, если бы язык перевода был более далек от русского.

Материал параллельных переводов поэтических текстов демонстрирует как раз то, что грамматическая партитура, на уровне глубинных универсальных смыслов, при переводе сохраняется практически в неизменном виде. Несмотря на существенные расхождения в плане образном, исследованные параллельные переводы стихотворных источников проявили удивительное единообразие в отношении грамматической части партитуры текста. Как и в прозаическом тексте, переводчики на сильноартиклевые языки, например, однозначно распознают прототипическую ситуацию интродукции и передают ее неопределенным артиклем:

Есть в мире сердце, где живу я (А. С. Пушкин)//

 There beats a heart wherein I dwell// die Welt besitzt ein Herz noch, wo ich wohne!// il est au monde un c œ ur O щ je vis / Un c œ ur o щ vit encore ma vie // c ’и ancora un cuore ove son viva / vi и nel mondo un cuore, nel quale io vivo // S mйg йlek йn egy tiszta szнvben.

Интересно, что в болгарских стихотворных переводах артикль един встречается гораздо реже: Он душу младую в объятиях нес / Для мира печали и слез (М. Ю. Лермонтов)//

He carried a soul in his arms, a young life/a babe’s soul //     Към мрачния

Er trug eine junge Seele/ eine kindliche Seele// Il portait     свят на печал

radieux dans ses bras caressants Une jeune в me au monde //     и лъжа той

 Un’anima giovane in braccio portava// Vitt arrafel й... egy    носел невинна

lelket a karjaiban                                                                                    душа.

Подобные наблюдения сделаны и в истории английского и других артиклевых языков. В ту эпоху, когда артикль еще был функционально «слаб», в поэтическом дискурсе даже в ситуации интродукции чаще предпочитался нулевой артикль. Это может, видимо, проявляться и в современных сильноартиклевых языках как грамматический архаизм:

Белеет парус одинокий / В тумане моря голубом!.. (М. Ю. Лермонтов)//

  Amid the blue haze of the ocean a sail is pass-       Самотен кораб се белее

 ing, white and frail/ A lone white sail shows сред сини морски ширини.../

 for an instant Where gleams the sea, an azure Самотен кораб се белее на

 streak// Wei Я gl д nzt auf blauer Wasserw ь ste тъмен морски кръгозор / Са -

ein Segel fern am Himmelsrand// Ein wei Я en мотен кораб се белее далече

 Segel weit vom Strande In blauen Meeres    в синьото море // Biancheggia

Einsam-keit// Une voile appara о t et blanche                vela solitaria Del mare

 et solitaire Sur la mer azur й e, en un loin-tain      nell’azzurra bruma// T б vol a

 brumeux// Blanqu й ase un velero solitario En-      k й k k ц dben feh й ren mag б nyos

 tre la bruma azul del mar//                                                         vitorla ragyog.

Исключение составляет счетная функция, но здесь артикль не совсем отделяется от собственно числительного:

И славен буду я, доколь в подлуном мире жив будет хоть один пиит

(А. С. Пушкин)//

  and my sublunar fame will dwell as long as there is one last bard     и славен

 alive/ as long as under heaven one poet y e t remains alive/ so          ще съм

 long the glorious fire Of poesy flames in one s i n g l e scutcheon//    аз, до -

solang auf Erdenbreiten Man einen e i n z ’ g e n Dichter preist//     дето във

tant qu’ici-bas vivra, F ы t-il seul au monde, un po и te/ un s e u l        всемира

 po и te existera/ qu’un po и te survive/ un po и te encore chantera/        е жив

 Fut-ce un s e u l po и te vivra// fino a quando in questo mondo          поне

 sublunare sar а vivo sia pure un s o l o poeta// Nevem d н csőn            един по -

 ragyog tov б bb, am н g e f ц ld ц n egyetlen k ц ltő lantja sz у l/ am н g a      ет.

f ц ldi t й reken lenn K ц ltő c s a k egy is dalra k й l//

Иногда в целях большей уникализации или даже персонификации вводимого терма можно встретить «произвольное» изменение неопределенно-артиклевого оформления переводчиком на определенно-артиклевое:

В пустыне чахлой и скупой,/ на почве, зноем раскаленной,/ Анчар, как

грозный часовой / Стоит – о д и н в о в с е й в с е л е н н о й (А.С. Пушкин)//

there stands the awesome Upas tree// Steht furchtbar Schildwach’ der

 Antiar// L’antiar, comme une redoutable sentinelle, se dresse, seul dans

 l’univers// l’antiar... se dresse unique dans la cr й ation/ L’antchar, seul, se

 dresse en l’azur torride// l’Ančar sta solo in tutto l’universo// Őrt б ll a r й mes

 Anti б r, ц r ц k mag б nyban, elhagyottan.

Впрочем, и автор исходного текста заранее «поддерживает» выбор переводчика в пользу уникальности, давая контекст «единственности» и порядок слов SV в оригинале (а не VS, типологически соответствующий неопределенности). В некоторых переводах даже появляется имя собственное: Анчар – злокобен часовой – бди сам във цялата вселена// Antiar, a sentry grim and dreaded, Alone in the universe Stands// Antchar se dresse, mйnaзant, Tout seul. И все же один из переводчиков предпочитает представить данный терм не как уникалию, а как представителя класса: Like a dread sentry an antiar, From all the world stands isolated.

Что касается типов интродукции, выделенных на материале сказочных текстов, то в стихотворном тексте, где высказывание часто осуществляется только от первого лица, интродукция переносится с основного лирического терма (Я) на объекты действия или обстоятельства. Интродукция при этом проводится ‘по всем правилам’, т.е. (ТАМ) ∃ {НА}Х, КОТОРЫЙ (или КАКОЙ-ТО):

Я памятник себе воздвиг нерукотворный (А. С. Пушкин)//

  Unto myself I reared a monument not builded/ By hands / A monument I‘ve

raised not built with hands// Ein Denkmal baut ich mir, wie H д nde keins er-

heben// J’ й rige un monument qui n’est pas de mains d’homme// J’ й rige un

 monument superbe, immat й riel// Para la eternidad me elevo un monumento//

Io mi sono innalzato un monumento ideale.

В силу известных причин в поэтическом тексте встречается намного больше случаев НА-форм в репрезентативной функции. Ярко выделяется уже упоминавшаяся сравнительно-экземплярная функция КАК {НА}Х:

К а к звук ночной в лесу глухом (А. С. Пушкин)//

A s... or in the timbered night a cry// W i e nachts ein Ruf im Waldrevier//

c o m m e un cri de la crainte La nuit dans un taillis profond/ C o m m e un

 bruit, la nuit, dans un bois// c o m e in un bosco un mormor н o// c o m e un

suono notturno in un sordo bosco.

В слабоартиклевых языках сравнительная конструкция также является «слабым местом» в функциональном потенциале неопределенного артикля, ср. венгерск. M i n t hang, mely bъs fбk kцzt eseng. Отклонения от обычной артиклевой партитуры связаны с большей абстрактностью, ‘понятийностью’ поэтических образов. В связи с этим возможен не только нулевой, но и определенный артикль, как в предыдущем и в следующем примерах. Отклонения при этом наблюдаются не только в болгарском или венгерском, но и в сильноартиклевых языках.

Возможные слияния сфер влияния неопределенного и определенного артиклей в поэтическом тексте отмечается многими исследователями. Т.В. Цивьян считает, что – в поэтическом тексте особенно – возможна инверсия значения и их слияние для определенности/неопределенности как непривативной оппозиции. Имеются основания полагать, что для неопределенно-артиклевых форм имени можно установить сферу сильных функций и сферу слабых функций. В сфере сильных функций без неопределенного артикля не обойтись (в рамках баланса интенции автора и инференции читателя). В сфере же слабых функций возможен выбор других артиклей как средств высказывания или перевода (хотя, разумеется, и не без семантических нюансов).