Марленусу есть О чем поговорить

 

 

Руки девушек связали за спиной.

Марленус передал Вьерну одному из своих людей, туго стянувшему веревкой ее запястья. Потом наклонился и охотничьим ножом перерезал кожаные ремни, которыми я был привязан к деревянному каркасу.

– Марленус! Марленус! – донесся до меня женский голос.

Одна из девушек со связанными за спиной руками бросилась вперед, но оказавшийся рядом коренастый мужчина удержал ее.

– Это я, Мира! – закричала девушка. – Мира!

Марленус обернулся.

– Отпустите ее, – приказал он державшему ее человеку.

Тот развязал девушке руки.

Она подняла с земли свои шкуры и надела их, перебросив через левое плечо.

– Предательница! – крикнула ей Вьерна, вырываясь из рук державшего ее мужчины. – Предательница!

Мира неспешно подошла к своей бывшей предводительнице и плюнула ей в лицо.

– Рабыня, – с брезгливым презрением процедила она сквозь зубы.

Вьерна тщетно пыталась вырваться, но державший ее мужчина оказался гораздо сильнее.

– Ты сможешь взять любой город, – заметил Марленус, – если сумеешь доставить свое золото за его стены.

Я сидел, растирая затекшие запястья и лодыжки.

– Спасибо, Марленус из Ара.

– Я буду главной в банде после Хуры, когда ее разбойницы займут эту часть леса, – с горящими от возбуждения глазами сообщила Мира своей бывшей соплеменнице.

Вьерна не ответила.

Марленус поднялся на ноги, и я с трудом последовал его примеру. Он снял с себя плащ и набросил его мне на плечи.

– Благодарю, убар, – с чувством произнес я, оборачивая плащ вокруг тела наподобие туники.

Марленус, как всегда, излучал царственное величие. Он действительно был убаром из убаров.

– Привяжите эту женщину к деревянной раме, – сказал он, указав на Вьерну.

Четверо мужчин, широко разведя разбойнице руки и ноги, привязали ее к деревянным балкам кожаными ремнями, которыми совсем недавно стягивали мои щиколотки и запястья. Она лежала на том самом месте, где до этого пришлось лежать мне.

Марленус смотрел на нее сверху вниз.

– Ты доставила мне много неприятностей, разбойница, – сказал он.

Остальных девушек-пантер, за исключением Миры, связали вместе: их соединяла длинная веревка, перетягивающая правую щиколотку каждой.

– Но хотя ты и разбойница, – продолжал Марленус, – ты все же остаешься женщиной.

Вьерна подняла на него удивленный взгляд.

– Именно поэтому, – заключил великий убар, – я не повесил тебя прямо здесь же, на одном из этих деревьев.

Она продолжала пристально смотреть на него. Их взгляды встретились.

– Возблагодари судьбу, что ты женщина. Только это спасло сейчас твою жизнь.

Кулаки Вьерны напряженно сжались. Она попыталась пошевелиться, но кожаные ремни держали надежно.

– Да, – глядя на нее сверху вниз, повторил Марленус, – только то, что ты женщина, спасло твою жизнь.

Мне показалось, что в обращенных к Марленусу глазах Вьерны, гордой, неприступной Вьерны, блеснули слезы. Она поспешно отвернулась. Значит, только ее пол спас ей жизнь. Ее пощадили только потому, что она женщина!

– Мне известно, что скоро в этой части леса появится новая банда женщин-пантер, очень многочисленная, – сообщил я. – Нужно уйти отсюда до их появления.

Марленус рассмеялся.

– Ты имеешь в виду разбойниц Хуры? Их нанял я.

Вьерна застонала от переполнившего ее бешенства. Марленус окинул ее безразличным взглядом.

– Я решил, что они могут оказаться полезными в моей охоте. – Он указал на Вьерну носком сапога. – Но вот эта девица, – продолжал он, кивнув в сторону Миры, – оказалась для нас полезнее всех остальных. На мои деньги Хура сколотила себе, наверное, самую сильную в лесу банду. Те же деньги помогли мне расположить к себе и Миру, не последнего человека вот в этой банде. – Он окинул взглядом связанных разбойниц.

– Мира получила еще не все золото, – напомнила бывшая соплеменница Вьерны.

– Да, – согласился Марленус и, достав из-за пояса увесистый кожаный кошель, протянул его девушке.

– Благодарю вас, убар.

– И за это она выдала вам месторасположение лагеря Вьерны и зону обитания ее банды, – уточнил я.

– Совершенно верно.

– А что с моими людьми, оставшимися в лагере? – спросил я.

– Сначала мы пришли в лагерь, – ответил Марленус. – Там мы и освободили их.

– Хорошо.

– Но их головы уже успели обрить, – добавил Марленус.

Я пожал плечами.

– Некоторые из них, по-видимому, разбойники? – поинтересовался Марленус.

– Эти люди пришли со мной, – ответил я. Марленус рассмеялся.

– Мы освободили их всех, – сообщил он.

– Большое спасибо, убар. Я в долгу перед вами, – сказал я.

– Как вы собираетесь с нами поступить? – вмешалась в наш разговор Вьерна.

– Рабыне не подобает проявлять любопытство, – напомнил ей Марленус. – Ты можешь быть сурово наказана за это.

Вьерна стиснула зубы; она буквально кипела от ярости.

– Мы оба друг у друга в долгу, – вернулся к разговору Марленус, кладя руки мне на плечи. Он еще не забыл свое возвращение на трон Ара.

– Вы изгнали меня из Ара, – напомнил я ему, – и отказали мне в хлебе, соли и очаге.

– Верно, – согласился Марленус, – поскольку некогда ты похитил священный Домашний Камень Ара.

Я промолчал.

– Верные люди, – продолжал Марленус, – сообщили мне, что ты отправился в северные леса. – Он усмехнулся. – Я надеялся тебя здесь встретить, хотя и в несколько ином виде. – Он взглянул на выбритую полосу у меня на голове.

Я раздраженно отвернулся.

– Не огорчайся: не ты первый и не ты последний, кто попадает в руки лесных разбойниц, – миролюбиво заметил он. – Хочешь надеть шапку?

– Нет, – ответил я.

– Пойдем с нами в лагерь, к северу от Лауриса, – предложил Марленус. – Ты будешь принят там подобающим образом.

– Надеюсь, ваш лагерь не является частью Ара, с его традициями и законами? – осведомился я.

– Нет, – рассмеялся Марленус. – Ар только там, где хранится его священный Домашний Камень. Пойдем, – повторил он, – ты будешь желанным гостем. Обещаю никак не притеснять тебя и не унижать твоего достоинства.

– Вы очень любезны, – отозвался я. – Даже не верится!

– Ну, не будь таким язвительным, – улыбнулся Марленус.

– Хорошо, – кивнул я.

Я огляделся по сторонам и заметил Миру. Она уже надела пояс и нацепила на него охотничий нож. В руках девушка держала короткое копье.

– Мира проявила большую сообразительность, – сказал я. – Она сообщила, будто вы и ваши люди оставили леса и возвратились в Ар. Представляете, она даже сочинила, будто вы отреклись от Талены, и в доказательство предъявила фальшивый документ, сделанный, очевидно, с большим мастерством.

Взгляд Марленуса внезапно посуровел.

– Простите меня, убар. – Я уже все понял без слов.

– Документ настоящий, – сказал Марленус. – Действуя через Миру, с которой я поддерживал связь, Талена с ведома Вьерны умоляла меня выкупить ее. Немыслимый для свободной женщины поступок!

– Значит, вы действительно отреклись от нее?

– Безусловно. И даже юридически закрепил это. И давай поговорим о чем-нибудь другом. С меня достаточно позора. Я поступил так, как требовал мой долг, долг воина, отца и убара.

– Но как же Талена? – не выдержал я.

– Кто такая? – спросил Марленус. – О ком ты говоришь?

Я молчал. Марленус обернулся к Вьерне:

– Насколько я понимаю, именно у тебя находится девушка, рабыня, которую я когда-то знал.

Вьерна не ответила.

– Я хочу освободить ее, – продолжал Марленус. – Ее доставят в Ар и, вероятно, поселят в одной из комнат во дворце убара.

– Вы заберете Талену с собой? – спросил я.

– Ей назначат соответствующий пансион и отведут комнату во дворце, – ответил Марленус.

Вьерна подняла на нас глаза.

– Рабыня недалеко от обменного пункта, – сказала она. – Ее держали там.

– Хорошо, – царственно кивнул Марленус.

Вьерна не сводила с него глаз.

– Удача никогда не изменяет вам, Марленус из Ара? Вы не знаете поражений?

Марленус окинул ее безразличным взглядом и отошел посмотреть на выстроенных в ряд остальных разбойниц банды. Они стояли неподвижно, связанные все вместе длинной веревкой, протянувшейся от щиколотки правой ноги одной девушки к другой. Марленус внимательно осмотрел их, ненадолго задерживаясь возле каждой и время от времени поднимая кому-то из них подбородок, чтобы лучше рассмотреть лицо.

– Красавицы, – наконец заметил он.

Девушки не сводили с него испуганных глаз. Он обернулся к своим людям:

– Многие ли из вас захватили собой рабские ошейники?

Ответом ему был дружный смех.

– Да, мои красавицы, – он обвел глазами длинный ряд разбойниц, – мы считали вас более предусмотрительными.

Пленницы обменялись озабоченными взглядами.

– Ну что ж. Тогда наденьте на них ошейники убара, – распорядился Марленус.

Охотники поспешили к пленницам и защелкнули на горле каждой из них металлические ошейники с инициалами убара Ара.

Марленус вернулся к Вьерне, привязанной к брусьям лежащего на земле каркаса.

– А для меня, убар, ошейника не нашлось? – с вызовом осведомилась она.

– В лагере, прелесть моя, у меня найдется для тебя все, что нужно, – пообещал Марленус.

Убар держался с разбойницей подчеркнуто учтиво, как с женщиной, а не как с достойным противником.

– На этот раз я не повторю прежних ошибок, – сказал Марленус.

В обращенном к нему взгляде Вьерны появилось жалкое, униженное выражение.

– Теперь среди моих людей нет предателей и шпионов из Трева. Сейчас каждый из моих спутников – человек проверенный, достойный, товарищ по оружию, гражданин славного Ара.

Вьерна молча отвернулась.

– К тому же в прошлый раз я пытался доставить тебя в Ар с определенными почестями, со свитой охранников, в прочной клетке, с крепкими мужскими наручниками на руках.

– А сейчас? – холодно спросила она.

– Сейчас я вспомнил то, что упустил из виду в прошлый раз, – ответил Марленус. – Ты всего лишь женщина.

Разбойница сердито фыркнула.

– Вам все же следует хорошенько заковать меня в кандалы, убар, – предупредила она Марленуса.

– Нет. Думаю, обычных рабских наручников будет вполне достаточно, – возразил тот.

Вьерна яростно забилась в надежно удерживающих ее кожаных ремнях.

– Эти украшения тебе тоже не понадобятся. – Он указал на ее браслеты и длинные золотые бусы. – Тебя от них избавят.

– Позвольте мне по крайней мере надеть шкуры пантер, чтобы прикрыть наготу, – потребовала Вьерна.

– Ты будешь носить шелковое одеяние рабыни, – ответил Марленус.

– Нет! Ни за что! – Она изо всех сил сжала кулаки.

– И в Ар ты вернешься не как захваченная в бою пленница, а верхом на тарне, как обычная рабыня.

Вьерна со стоном закрыла глаза. Марленус, терпеливый, как настоящий охотник, дождался, пока она снова посмотрела на него.

– В лагере ты будешь пользоваться румянами для лица.

В глазах девушки появился ужас.

– Уши тебя проколют и вденут серьги. Вьерна поспешно отвернулась и разрыдалась.

– Плачешь ты совсем как обычная женщина, – заметил Марленус.

Вьерна вскрикнула от отчаяния и разразилась целым потоком слез.

Марленус сидел рядом с пленницей, скрестив перед собой ноги, и наблюдал за ней. Он рассматривал с величайшим вниманием, изучал ее. Настоящий горианский хозяин должен знать каждый дюйм тела своей рабыни, каждый ее волосок. С одной стороны, она обычная рабыня, ничего не значит для него, но с другой – она одна из его женщин. И он должен знать ее полностью, целиком, каждый дюйм ее тела, каждую клеточку ее мозга. Меньшее его не устроит. Это его собственность. Настоящий хозяин должен хорошо знать то, что ему принадлежит.

Наконец Марленус поднял на меня глаз и кивнул на длинную шеренгу разбойниц с уже надетыми на них ошейниками, продолжавших предпринимать жалкие попытки вырваться из рук удерживающих их мужчин.

– Если хочешь, можешь выбрать себе любую из них, – предложил он.

– Нет, убар, – отказался я.

Марленус поднялся на ноги.

– Мы заночуем в лагере Вьерны. Утром вернемся в наш лагерь, к северу от Лауриса. – Он обернулся к своим людям. – Представьте этих рабынь их бывшей предводительнице.

Одну за другой связанных девушек проводили мимо Вьерны. Некоторые сопротивлялись, но разбойнице дали возможность заглянуть в лицо каждой. После этого рабынь увели, подталкивая в спину тупыми концами копий. Многие девушки плакали. Вьерна бесстрастно смотрела им вслед.

– В лагере, – сообщил ей Марленус, – мы наденем на каждую из них отдельные кандалы.

С этими словами он освободил ей руки и отвязал кожаный ремень с ее левой лодыжки. Правая нога у разбойницы оставалась привязанной к брусьям деревянного каркаса.

– Встань, – приказал он. Вьерна поднялась.

– Руки, – скомандовал Марленус.

Она ответила ему полным ненависти взглядом.

– Руки! – настойчиво повторил убар.

Пленница тряхнула длинной гривой волос и, повернувшись к Марленусу спиной, скрестила запястья. Марленус защелкнул на них наручники для рабов.

– Ничего прочнее у вас не нашлось? – дерзко поинтересовалась разбойница.

– Для начала попробуй освободиться от этих, – ответил Марленус.

Девушка с редкостным упрямством пыталась разорвать тонкую на вид металлическую цепь наручников. Усилия ее, конечно, оказались напрасными.

– Эти наручники специально рассчитаны на рабыню, – пояснил Марленус. – Для женщины их вполне достаточно.

В глазах Вьерны появилась ненависть.

– Ведь ты – всего лишь женщина, красавица, не так ли? – воскликнул Марленус.

Вьерна гневно вскинула голову и отвернулась.

Марленус достал веревочную петлю и накинул ее на шею разбойницы, а свободный конец веревки привязал к своему поясу. После этого нагнулся и ножом перерезал кожаный ремень, что удерживал девушку у лежащей на земле деревянной рамы.

Вьерна стояла перед ним со скованными за спиной руками, с веревочной петлей на шее, свободный конец которой был завязан на поясе Марленуса.

– Удача никогда не изменяет вам, убар? – снова спросила разбойница. – Вам неведомы поражения?

Марленус рассмеялся.

– Давай-давай, маленький табук, – весело ответил он, – веди нас в стойло!

Вьерна стиснула кулаки и, круто развернувшись, повела нас к своему лагерю.

– Нам с тобой есть о чем поговорить, – идя за ней следом, задумчиво произнес Марленус. – Мы с тобой очень давно не виделись.

 

11

ГОРИЦВЕТ В РУКАХ МАРЛЕНУСА

 

 

Мы с Марленусом ужинали, сидя в его лагере в нескольких пасангах к северу от Лауриса.

Полог громадной, растянутой на восьми высоких шестах охотничьей палатки убара был откинут, и со своего места за низким столом я мог видеть веревки, натягивающие края нашей палатки, а чуть поодаль – внутреннюю стену частокола, построенного из толстых заостренных ветвей. Видел я и людей Марленуса, сидящих у костров, и разложенные тут и там всевозможные коробки, и скатанный в рулоны брезент, и рамы с натянутыми для просушивания шкурами, свидетельствующими об удачной охоте. Я знал, что в больших деревянных клетках Марленус держит двух слинов и четырех лесных пантер, пойманных живыми.

– Вина! – приказал Марленус.

Красивая рабыня тут же наполнила его кубок.

– Не хочешь ли сыграть? – спросил Марленус, указывая на доску с уже расставленными в боевом порядке фигурами, готовыми начать сражение.

– Нет, – ответил я.

Настроение сейчас было не для игры. Мне уже приходилось меряться с ним силами. Его атаки всегда отличались сокрушительной напористостью. Я и сам играю в довольно агрессивной манере, но в поединках с Марленусом чаще вынужден защищаться. Играть с ним можно, лишь обороняясь, ведя позиционную борьбу и ожидая, когда он, увлекшись, допустит какую-нибудь ошибку. Однако он редко это себе позволял. Он был действительно превосходным игроком.

– Ну что ж, – ответил Марленус, – значит, играть сегодня не будем.

Я подвинул свой кубок. Рабыня наполнила его вином.

– Когда вы отправитесь к обменному пункту? – поинтересовался я.

Марленус уже находился в лагере пять дней, проводя большую часть времени на охоте. Однако еще ни разу он не предпринял попытки добраться до обменного пункта разбойниц, где томилась в рабстве Талена, или хотя бы подойти к нему поближе.

– Я еще не закончил охотиться, – ответил Марленус.

Он, по-видимому, вовсе не спешил освободить Талену.

– Гражданка Ара прозябает в рабстве, – попытался я укорить его.

– Мне нет дела до рабов, – ответил он.

– Но ведь она – гражданка Ара!

Марленус отхлебнул вина.

– Когда-то она, возможно, и являлась таковой. Но теперь она самая обычная рабыня.

Согласно закону, в глазах всех гориан раб – это животное, животное, а не человек. У него нет имени, за исключением того, которое пожелает дать ему его хозяин. У него нет кастовой принадлежности, нет гражданства. Он даже не существо, он – вещь, которую можно приобрести, продать, а то и просто выбросить за ненадобностью; он – вещь, которая может существовать лишь в качестве чьей-либо собственности, предмет, не более того.

– Речь ведь идет о Талене, – напомнил я.

– Я не знаю женщины с таким именем, – отрезал Марленус.

– И все же я не верю, что в вас не проснется жалость к рабыне, которая некогда являлась гражданкой Ара, какой бы ничтожной она теперь ни была.

– Верно, – согласился Марленус, – и я действительно выпущу ее на волю или, точнее, распоряжусь о том, чтобы ее выпустили. – Он задумчиво повертел в руках кубок и снова взглянул на меня. – Я пошлю кого-нибудь освободить ее, когда мы готовы будем вернуться в Ар.

– Понятно, – ответил я.

– Однако думаю, нам следует поохотиться здесь еще несколько дней.

Я пожал плечами.

– Конечно, убар. Это гораздо важнее.

Марленус щелкнул пальцами и указал на опустевший кубок. Стоявшая в углу палатки на коленях рабыня тут же подошла и наполнила его из большого двуручного кувшина. Она была очень красива.

– Мне тоже налей, – велел я.

Она наполнила мой кубок. Наши взгляды встретились. Рабыня опустила глаза. На ней была короткая прозрачная накидка из желтого шелка, сквозь которую ясно различалось рабское клеймо на левом бедре. На шее у нее, наполовину скрытый густыми светлыми волосами, виднелся узкий металлический ошейник.

– Оставь нас, рабыня, – распорядился Марленус.

Девушка поспешно удалилась. Сегодня вечером эту девушку наказали плетьми за попытку побега. Марленус вместе с двумя охотниками обнаружил ее уже через ан. С детских лет привыкший к охоте, убар стал непревзойденным мастером читать следы. Ускользнуть от него было невозможно. Не удалось и этой девчонке, так и не сумевшей понять, каким образом ее так быстро поймали и водворили назад, в лагерь.

Марленус передал беглянку своим людям и распорядился, чтобы ее наказали плетьми. Девушку привязали к столбу посредине лагеря и отсчитали десять ударов плетью. Ни сам Марленус, ни большинство находившихся в лагере не выразили к экзекуции никакого внимания. Это обычное наказание для рабыни, и девушка отделалась так легко, поскольку речь шла о первой попытке к бегству. К тому же она недавно носила ошейник и еще не успела в полной мере осознать свое новое положение.

Во время ее наказания мы с Марленусом разыгрывали очередную партию. Он как раз забрал одну из моих фигур, и я вынужден был отступить. После наказания девушку оставили стоять привязанной к столбу в течение двух анов. Затем Марленус приказал освободить ее и молча наблюдал, как она, морщась, растирает затекшие запястья.

– Никогда больше не пытайся бежать, – наконец предупредил убар девушку и отошел прочь.

Интересно, послушает ли Вьерна его совета? Из нее получится превосходная рабыня. Она великолепно сложена, в высшей степени сообразительна и горда. Марленус обращался с ней так же, как с любой другой новообращенной рабыней, не делая между ними никаких различий. Это не могло не бесить Вьерну, одну из самых известных разбойниц Гора. Однако в лагере Марленуса она была всего лишь обычной рабыней.

Больше года тому назад, когда он впервые поймал Вьерну во время охотничьей экспедиции, Марленус доставил девушку в Ар с почестями, как подобает достойному противнику, и обратил ее в рабство на официальной церемонии, устроенной на площади перед Центральным городским Цилиндром Ара. В этот раз он надел цепи на Вьерну и ее разбойниц в первый же вечер по прибытии в свой лагерь, так, словно она была самой обычной его пленницей. Вьерна прошла процедуру клеймения одиннадцатой, в порядке очереди, образовавшейся по мере доставления девушек в лагерь. Точно так же, без всякой церемонии, на нее был надет ошейник.

Тем не менее Марленус делал некоторое различие в обращении с девушками-пантерами и Вьерной, в отношениях с которой он держал себя как с самой обычной рабыней, подчеркивая при этом, что она – всего лишь женщина. Остальным разбойницам, хотя они продолжали содержаться в цепях, позволили носить в лагере Марленуса шкуры пантер. Вьерна же была облачена в прозрачные шелка рабыни. Марленусу казалось важным отделить ее от остальных девушек. Но это было только частью его плана; другой, думаю, не менее важной причиной для облачения ее в шелка послужило его желание, желание хозяина, видеть тело своей рабыни и наслаждаться ее красотой.

Когда Вьерну только облачили в прозрачную шелковую тунику, охранник провел ее в наручниках мимо бывших соплеменниц, выстроенных в ряд возле частокола и расправляющих на себе шкуры пантер. Разбойницы встретили свою предводительницу издевательскими насмешками.

– Из тебя получилась очень хорошенькая рабыня! – кричали они ей вдогонку. – Старайся как следует!

Вьерна попыталась пнуть их ногой, но охранник без труда удержал ее рядом с собой: в конце концов, она всего лишь женщина.

Под градом насмешек Вьерна проследовала за охранником до палатки, отведенной под кухни. Здесь она проводила большую часть времени, обучаясь готовить пищу и накрывать на стол, а когда Марленус садился обедать, она неизменно прислуживала ему, стоя неподалеку и ожидая его малейшего жеста или взгляда, чтобы сменить блюдо или наполнить кубок вином.

– Вы еще не использовали ее? – поинтересовался я у Марленуса.

Вьерна наполняла его кубок, но это не мешало нашей беседе: при рабах можно говорить свободно.

– Достаточно, – остановил ее Марленус, и девушка подхватив кувшин с вином, поспешно отошла в сторону и опустилась на колени, дожидаясь, когда она понадобится вновь.

Марленус обернулся и проводил ее взглядом.

– Нет, я ее еще не использовал. Она совершенная дикарка, ничего не знает и не умеет.

Вьерна, стоя на коленях, не сводила с него пылающих ненавистью глаз. Ее горло стягивал ошейник убара. Шелковые одежды Марленуса жгли ее тело. Она судорожно сжала кулаки и отвернулась.

– На первый взгляд, – продолжал Марленус, изучивший за свою жизнь тысячи женщин, – может показаться, что она уже готова к использованию. Но это впечатление ошибочно. Обрати внимание на то, как она держится, на ее скованность, на эти опущенные плечи. Она слишком неуклюжа.

Девушка крепче стиснула ручки кувшина с вином. Костяшки ее пальцев побелели.

– Сними с себя одежды и поднимись, – приказал Марленус.

Вьерна послушно встала на ноги.

– Ты видишь? – спросил Марленус.

Я окинул ее внимательным взглядом. Девушка опустила глаза. Она была невероятно красива. Однако чувствовалось в ней нечто такое, что крайне невыгодно отличало ее красоту от нежности, мягкости и искреннего желания доставить радость, неизменно ощущаемых в таких девушках, как, например, Кара.

Возможно, это ощущение возникало из-за особого разворота плеч или не по-женски грубых, мускулистых рук, которые, свисая словно плети, казались случайно прилепленными к телу. Обычно ладони стоящей девушки покоятся у нее на бедрах.

– Положи ладони на бедра, – сказал ей Марленус.

– Животное, – процедила она сквозь зубы, неуклюже кладя руки на бедра. В каждом ее движении ощущалась неестественность и напряженность.

– Повернись, – распорядился Марленус. Она повиновалась.

Я с удовольствием рассматривал все изгибы тела рабыни.

– Она великолепна, – не замедлил я поделиться своими впечатлениями.

– Да, – согласился Марленус. – Но обрати внимание на то, как она стоит.

– Вижу, – сказал я.

Вьерна действительно являла собой интересное зрелище. Голова ее с подчеркнутым высокомерием была откинута назад, плечи расправлены, как у воина на параде, руки сжаты в кулаки, а вес тела перенесен на пятки, что придавало угловатости всей ее фигуре.

Я представил, как стояла бы на месте Вьерны Кара, с каким грациозным изяществом повернулась бы она, зная, что ее плавные естественные движения радуют глаз хозяев, и получая от этого особое удовольствие. Мы внимательно рассматривали Вьерну. Ничто не могло укрыться от наших глаз.

– Повернись к нам, – приказал Марленус.

Едва сдерживая раздражение, девушка повернулась к нам лицом.

– Теперь ты видишь, – сказал Марленус, – что, хотя эта женщина и красива, она совершенно ни к чему не готова.

Я не мог с ним не согласиться.

– Одевайся, – бросил Вьерне Марленус.

Рабыня, кипя от ярости, наклонилась, подхватила с пола шелковую накидку и нацепила ее на себя, после чего с недовольной гримасой снова подняла на нас глаза.

– Ну, посмотри на нее, – сказал Марленус. Я последовал его совету.

– Никчемная, неумелая, – подытожил он свои наблюдения.

Небрежным жестом он приказал девушке занять свое место, и та поспешно опустилась на колени, вцепившись в ручки кувшина и замерев в ожидании момента, когда потребуется обслужить нас.

Марленус не сводил неодобрительного взгляда со своей красивой, но неловкой рабыни.

– В каждом ее движении ощущается только дерзость, упрямство, глупое, ничем не обоснованное высокомерие и холодность, холодность во всем, что бы она ни делала, – недовольно заметил убар.

– В природе тоже так, – попытался я его успокоить. – В период одиннадцатой переходной стрелки большинство рек замерзает, но с приходом месяца ен-кар они оттаивают снова.

– Налей нам вина, – приказал Вьерне Марленус, – и оставь одних.

Девушка послушно наполнила нам кубки и вышла из палатки. Проводив ее хмурым взглядом, Марленус посмотрел на меня.

– В своих рабынях, – сказал он, – холодности я не допускаю.

– Придет время, – усмехнулся я, – и она, конечно, научится понимать, к чему обязывает клеймо на ее теле. Тогда шелка рабыни и ошейник уже не будут для нее такой мукой. – Я отхлебнул вина. – В ен-каре все реки становятся полноводными.

Марленус рассмеялся. Я удивленно посмотрел на него.

– Я ведь убар, – напомнил он.

– Не понимаю, – признался я.

– В чем будет моя заслуга, если через несколько месяцев она сама поймет, к чему обязывают ее клеймо, ошейник и шелка? Как проявится мое влияние, если по прошествии месяцев она сама будет решать, вдевать или нет в свои волосы цветок талендра в знак любви к хозяину? Неужели ты действительно считаешь, что я, Марленус, убар Ара, буду дожидаться прихода месяца ен-кар?

– Нет, – покачал я головой, – не считаю.

– Кто-нибудь другой, может, и готов ждать, пока теплые ветры ен-кара сломают на реках лед, но я, Марленус, себе этого не позволю.

Я заглянул ему в глаза.

– В обладании женщиной, – продолжал он, – как в игре, необходимо взять инициативу в свои руки. Нужно силой и натиском сломать и уничтожить защиту противника. Эта девчонка должна быть растоптана, раздавлена!

– Подчинена, – уточнил я.

– Совершенно верно, – подтвердил Марленус.

Убар начинал жестокую игру. Я мысленно пожалел Вьерну, тем более что она и не подозревала, как тяжело придется ей в разыгрываемой партии.

Перед нами в широкой вазе стояли ярко-алые фламиниумы, называемые в народе горицветами; крупные бутоны уже полностью раскрылись и выпустили свои нежные лепестки навстречу солнечному свету. Марленус протянул руку и взял один из цветков. На его громадной ладони цветок казался особенно хрупким и беспомощным. Марленус начал медленно сжимать ладонь.

– Если бы ты был этим цветком и умел говорить, как бы ты поступил? – поинтересовался он.

– Думаю, попросил бы пощады, – ответил я.

– Вот именно, – согласился мой собеседник.

– Но Вьерна обладает большой силой воли, – возразил я. – Она чрезвычайно горда и очень сообразительна.

– И это как раз то, что нужно, – заметил Марленус. Его пальцы сжались сильнее. – Попав в неволю, такие женщины становятся особенно жалкими и ничтожными. Из них получаются отличные рабыни.

– Мне доводилось слышать об этом, – признался я.

Действительно, женщины, отличающиеся незаурядным умом и богатым воображением, особенно если они красивы и высокородны, пользуются на горианских невольничьих рынках особым спросом. Развитое воображение и интеллект, которые, с точки зрения обычного землянина, необходимы женщине значительно меньше внешней привлекательности, для горианина имеют огромную ценность. За образованную женщину на невольничьих торгах всегда дадут больше, чем за ее красивую, но менее умную подругу. В отличие от землян, к глупым женщинам гориане проявляют очень незначительный интерес. Идеальной, с точки зрения горианского рабовладельца, может считаться только обладающая богатым воображением и развитым интеллектом красивая женщина, волевая, гордая и свободная. Сделать хорошую рабыню именно из такой женщины доставит горианину особое удовольствие.

Может показаться невероятным, но, попав в неволю, пройдя процедуру клеймения и обращения в рабство, научившись понимать, к чему обязывает их ошейник и легчайшая шелковая накидка, эти женщины становятся особенно беспомощными и ранимыми, из них получаются наиболее утонченные, самые желанные рабыни.

– А если цветок все же не попросит пощады? – спросил я.

– Тогда, – ответил Марленус, сжимая хрупкие лепестки в кулаке, – этот цветок уничтожат.

– Вы затеяли жестокую игру, – заметил я.

Марленус бросил цветок в широкую вазу, к остальным цветам, благополучно избежавшим расправы.

– Я – убар, – решительно заявил он.

Да, Марленус не станет ждать, пока сойдет лед и река снова станет полноводной. Он – убар. Он сокрушит ледяной панцирь и заставит воды реки бежать так, как ему нужно.

А Вьерна пребывает в совершенном неведении относительно того, что ее ожидает.

– Я сам решу, – продолжал Марленус, – когда ей следует вдеть в волосы талендр.

Я молча кивнул. Вьерна обречена. Поражение ее будет полным и окончательным.

– И когда вы начнете разыгрывать партию? – поинтересовался я.

– Игра началась, – ответил Марленус. – Моя противница уже сделала свой ход.

– Каким образом?

– Сегодня вечером она попытается бежать. Очевидно, на моем лице отразилось удивление.

Марленус рассмеялся.

– Разве не мы сами спровоцировали ее на эту попытку? – спросил он.

Он был прав. Сомневаюсь, чтобы Вьерна даже в неволе смогла долго выносить пристальное критическое изучение, которому мы сознательно подвергли ее в этот день.

– Но ты заметил, – поинтересовался Марленус, – что в последний раз она наполняла наши кубки вином совершенно иначе?

Я рассмеялся.

– Да, она сделала это, как настоящая рабыня.

– Вот именно, – подтвердил Марленус. – Она старалась налить вино так, как, по ее мнению, это должна была сделать рабыня. То есть она уже постепенно начинает воспринимать себя как рабыню. – Он усмехнулся. – Когда это восприятие станет для нее привычным, а затем и естественным, она даже двигаться начнет по-другому.

И опять я не мог с ним не согласиться. Настоящая рабыня осознает себя несвободной, принадлежащей хозяину. Это накладывает отпечаток на все, что она делает. Свободной женщине трудно, а подчас просто невозможно в точности повторить действия рабыни. Она не знает, что такое быть рабыней; она не имела возможности этому научиться. Точно так же рабыне трудно подражать женщине свободной. Поскольку в ее сознании глубоко укоренилось восприятие себя как человека подневольного, каждая мелочь в ее действиях будет отличать ее от свободной женщины. Сама свобода превратится для нее в утомительное бремя. Опытный рабовладелец всегда сумеет определить, какое социальное положение занимает та или иная горианская женщина. Нередки случаи, когда при захвате родного города неприятелем высокородные свободные женщины, опасаясь особо жестокого надругательства, сознательно проходят процедуру клеймения, надевают на себя ошейник и смешиваются со своими собственными рабынями. Тем не менее опознать такую женщину, выделить ее среди остальных несложно. Для этого существует великое множество способов. Достаточно, например, просто приказать такой женщине снять с себя одежду и пройти по комнате, в которой находится мужчина. Столь же несложно выделить среди свободных женщин беглую рабыню, пусть даже на ней будет скрывающий убор. Некогда в Ко-ро-ба я сам был свидетелем того, как на площади перед магистратом один из рабовладельцев опознал такую девушку, которую, кстати, никогда прежде не видел, и выделил ее среди двенадцати свободных женщин. Он всего-навсего попросил каждую из женщин наполнить его кубок вином и затем отойти в сторону. После того как все женщины сделали это, он поднялся на ноги и указал на одну из них.

– Я свободная женщина! – возмущенно закричала та. – Вы не имеете права!

Однако придворные офицеры по приказу главы города сняли с девушки скрывающий убор. Если бы рабовладелец ошибся и подобному унижению действительно подверглась свободная женщина, наказание его было бы ужасным. Тем не менее, когда с девушки сняли одежды и она предстала перед судьями обнаженная, присутствующие дружно зааплодировали. На бедре девушки стояло клеймо рабыни. Здесь же, на площади, на нее надели ошейник, наручники, и она была передана опознавшему ее рабовладельцу.

– Вьерна пыталась прислуживать нам, как настоящая рабыня, чтобы усыпить нашу бдительность, – вернулся Марленус к разговору.

– Значит, вы полагаете, что сегодня вечером она снова попытается бежать?

– Конечно, – ответил Марленус. – Думаю, что в настоящее время она уже выбралась из лагеря.

Я не мог скрыть удивления.

– Я отдал соответствующие распоряжения, так что ее исчезновения не заметят, – рассмеялся Марленус.

– Но ведь уже темно, – сказал я. – Нам будет непросто ее поймать.

– Мы сможем вернуть ее назад, когда пожелаем. Я приказал разбойницам Хуры оставаться неподалеку от нашего лагеря. Вьерна, видимо, уже попала к ним в руки, а если нет, то через пару дней я сам ее поймаю.

– Вы настолько в себе уверены?

– Вероятность того, что мы ее упустим, слишком мала. У меня есть ее постельные принадлежности, покрывало, которое я подменил сегодня утром, оставив ей взамен точно такое же. Она выстирала его, не предполагая, что ее старое покрывало осталось у нас.

– И если добавить к этому, что в Лаурисе найдется достаточно специально обученных слинов…

– Да, по запаху они без труда возьмут след, даже если к тому времени пройдет уже несколько дней.

Что и говорить, нет охотника лучше горианского слина.

– Но даже и без ее покрывала слину вполне достаточно запаха, оставшегося в убежище, в котором Вьерна провела прошлую ночь.

– Вы очень предусмотрительны, – заметил я.

– Гораздо предусмотрительнее, чем ты думаешь, – рассмеялся Марленус.

Он подошел к тяжелому сундуку, стоящему в дальнем конце палатки, и отпер его висевшим у него на поясе ключом. Из сундука достал небольшой отрез темно-красного шелка.