Второе заседание, на котором иезуиты не присутствовали

23 августа (13 августа.) московский посол прислал людей, чтобы справиться о здоровье наших послов и пригласить их на второе заседание; мы тут же отправились. После того как

все заняли свои места, как и накануне, обе стороны в течение долгого времени упрашивали друг друга говорить первыми и вносить предложения.

Москвитяне заявили, что, поскольку наши послы требуют земли, которые, по их [752] мнению, ранее им принадлежали, они должны точно указать эти земли. Далее они сказали, что первое предложение было неприемлемо.

Наши послы указали другие границы, оставив Нерчинск москвитянам, прибавив, что оттуда они могли отправляться торговать с Китаем.

У москвитян не было никакого намерения соглашаться на такого рода предложение, и они ответили с усмешкой, что они были глубоко обязаны нашим послам за их любезное решение не прогонять их с этого места и дать им спокойно поспать; они попросили наших послов внести какое-либо другое более разумное предложение, с которым они могли бы согласиться; однако же наши послы настаивали на своем требовании, москвитяне же со своей стороны заупрямились и ничего не предложили, и на этом заседание закрылось. Атмосфера была более холодной, чем накануне. Наши послы, обиженные колкостями москвитян, приказали сворачивать палатки, как бы не желая разговаривать с людьми, которые их обидели и от которых они не ждали ничего хорошего.

Почти весь день шел дождь.

Маньчжурские послы совещаются

Весь день 24 августа (14 августа.) мы обменивались мнениями. Мы узнали, что наши послы предложили отдать Селенгу и Нерчинск москвитянам. Они передали это через монгольского переводчика видимо потому, что они не совсем доверяли нам, может быть потому, что московский посол выразил нам доверие, которое объяснялось также тем, что ему трудно было пользоваться услугами монгольского переводчика, хотя у него их было два, или еще скорее потому, что большинство наших послов понимали монгольский язык и говорили на нем и предпочитали сами объясняться на этом языке.

Узнав, таким образом, о сделанном ими накануне предложении, мы их немного ободрили, заверив, что мы не сомневаемся, что москвитяне отдадут Албазин и часть земель между Албазином и Нерчинском. Это заставило их продлить совет, когда же нас вызвали, мы предложили послать нас к московским послам под предлогом уточнения того, о чем говорилось накануне. Они решили отправить нас на следующий день, чтобы мы указали на последнюю линию границы между обоими государствами, на которую они по прямому указанию императора могли бы согласиться.

Весь день и всю ночь шел дождь.

25 августа (15 августа.) в тот момент, когда наши послы готовы были отправить нас в Нерчинск, прибыл посланец москвитян, который попросил наших послов дать им официальную бумагу о том, что произошло на обоих заседаниях, и о взаимно выдвинутых предложениях, если они не хотят выдвинуть какие-либо новые предложения. Со своей стороны они сделают то же, так что каждая делегация сможет дать правильный отчет своему господину.

Наши послы, сами внесшие такое предложение к концу второго заседания, попросили москвитян первыми прислать такую ноту, а потом они пришлют свою. Однако же московский посланец передал, что в этом случае желательно еще одно заседание, и, если на нем не договорятся, тогда произвести взаимный обмен нотами, к которой каждая сторона публично приложит печать. Наши послы отвергли это предложение.

Иезуиты посещают Головина

После того как посланец уехал, мы отправились к московским послам как бы по своей собственной инициативе и под предлогом осведомиться о том, что происходило на втором заседании, на котором мы не присутствовали. Москвитяне, желавшие мира так же, как и мы, выказали свою радость по поводу нашего прибытия. Мы им сразу же объявили, что, если они не намерены уступить укрепление Албазин с прилегающими к нему землями, тогда не стоит зря тратить время, поскольку нам подлинно известно, что у наших послов был прямой приказ не подписывать без этого никакого договора. Что же касается территории от Албазина до самого Нерчинска и земель к северу от реки Сахалян, мы точно не знали, как далеко наши послы были готовы пойти в уступках, но что они сами могут судить, в каком месте между Албазином и Нерчинском хотели бы они провести государственную границу, и что мы не сомневаемся, что наши послы, преисполненные желанием мира, сделают все, что смогут, чтобы достичь его.

Выслушав это, московский посол сказал, что в таком случае он просит наших послов передать ему их последнее решение. Мы уехали, чтобы передать его ответ.

Весь день и следующую ночь шел дождь. [753]