Оппозиционная конспирология: еще один взгляд на политику

 

Было бы неверно сводить исследование теорий заговора в России только к антизападному направлению. Безусловно, это наиболее богатая и лучше других разработанная традиция конспирологического мифотворчества, и предыдущие главы тому доказательство. Тем не менее со времен перестройки большое место в российском обществе занимают различные теории заговора, не питаемые условной нелюбовью к Западу, но связанные как с политикой, так и с повседневными событиями и завоевавшие немало сердец. Так, относительно недавняя история с «синим китом» – ярчайший пример того, как непонимание взрослым поколением принципов работы интернета вылилось в международную конспирологическую кампанию, охватившую не только Россию, но и Украину, Индию и Соединенные Штаты[774]. Статья «Группы смерти», опубликованная в «Новой газете» и на момент написания этих строк насчитывающая более 3,5 млн просмотров, вызвала невероятный переполох среди российских родителей, испугавшихся, что подростки, проводящие много времени онлайн, станут совершать суициды, как того хотят администраторы закрытых групп[775]. Антропологи, изучавшие этот феномен, выяснили, что страх «синего кита» – классический пример «моральной паники», основанной на простом непонимании принципов функционирования социальных сетей и связанной также с проблемами коммуникации с тинейджерами[776].

Не миновало Россию и антипрививочное движение, одно из наиболее популярных в мире, основанное исключительно на идее о том, что врачи хотят уничтожить население Земли с помощью вакцинации[777]. Первые объединения сторонников нового «заговора врачей» появились из‑за недоверия к системе крупных фармакологических корпораций, имеющих одну цель – заработать на больных любыми способами. Сначала в США, а затем и по всему миру распространилось представление, будто вакцинация – это нарушение права человека на свободный выбор, в том числе выбор делать своему ребенку прививку или нет, и способ избавиться от наиболее бедных жителей Земли, оставив планету богатым[778]. В России теории антипрививочников почти дословно цитируют европейские и американские источники, и в постах в социальных сетях продвигается все та же тема «уничтожения» слабых и нищих, а также тех, кто «раскрыл глаза» и может сопротивляться мировому заговору «золотого миллиарда»[779]. «Социальный паразит действует наоборот: в первую очередь он старается уничтожить самых сильных особей социума (“сильных людей”, лидеров), которые могут ему помешать. А тех, кто не в состоянии ему помешать (кто не способен сопротивляться), социальный паразит подчиняет своему влиянию (порабощает). Навязывание своего влияния осуществляется паразитами разными путями: через навязывание извращенных традиций и обрядов, через религии, через СМИ, через исковерканную культуру, разврат, постоянный страх, террор и т. п. Периодически социальные паразиты вынуждены делать так называемые чистки среди своих рабов. Это вызвано тем, что постоянно появляются люди, не поддающиеся зомбированию и не подчиняющиеся общей скотской программе. Таких людей они стараются уничтожать физически, чтобы продолжать паразитировать на остальных. При этом пораженный социальный организм обрекается на вырождение и гибель»[780]. Спикеры, имеющие докторские степени, утверждают, что на российских детях проводятся опыты, а политика в области вакцинации отвечает исключительно интересам медиков и государства, губящего жизни россиян[781].

Но, хотя зарубежные конспирологические теории выступают важным источником формирования российской культуры заговора, ее также активно питает советское наследие слухов, страхов и городских легенд[782]. Пример тому – невероятно популярная сегодня история гибели в 1959 г. на Урале группы альпинистов под командой Дятлова. Из локальной легенды она в считаные годы превратилась во всероссийскую теорию заговора со множеством версий произошедшего. Наиболее часто упоминаемая среди них – версия о внедренных в группу офицерах КГБ[783]. Все российские федеральные каналы сделали сюжеты о группе Дятлова, акцентировавшись именно на странных обстоятельствах ее гибели[784], а голливудский режиссер Ренни Харлин снял в 2013 г. фильм ужасов по мотивам инцидента 60‑летней давности[785]. Второе рождение истории группы Дятлова, состоявшееся благодаря российским СМИ, привело к тому, что зимой 2019 г. Генеральная прокуратура РФ возобновила расследование инцидента, о чем отчиталась в своем видеоблоге[786].

Вопреки утверждению философа Фредерика Джеймсона, что теории заговора – это своеобразный способ постижения мира эпохи постмодерна бедным человеком, стоит заметить, что в российском контексте они служат не только массам, но и элите. Клэр Берчал отмечает, что в наши дни популярные знания, получаемые из самых разных источников, являются продуктом скрещивания глобальных историй и локального фольклора, и они одновременно прагматично описывают состояние окружающего мира и помогают аудитории развлечься[787]. В конце концов, городские легенды – питательная почва для современных теорий заговора во всем мире[788]. Удивительно лишь, что в советское время история группы Дятлова не была общесоюзным феноменом. Подобные ей легенды существовали в разных регионах и были для советского человека одним из способов «дополнить» реальность, столь бедно освещавшуюся в прессе[789].

Понять, как конспирологические теории работают в современной публичной сфере, помогает обращение к так называемой оппозиционной российской культуре заговора, в которой заговорщиком выступает действующая власть. Оппозиционная культура противоположна той, где правящие российские элиты используют теории заговора, чтобы через медиа формировать представления большинства россиян, выгодные прежде всего Кремлю. И этот альтернативный взгляд, безусловно, добавляет красок в картину мира, существующую «по другую сторону» кремлевской стены. Если описывать в общих чертах, то это мир человека, который не склонен доверять федеральным СМИ, критичен (а порой нерационально критичен) по отношению к властям, стремится за происходящим вокруг увидеть ущерб, причиняемый именно ему и его близким. Часто это персонаж, не лишенный этнических и социальных стереотипов и разделяющий расистские и ксенофобские идеи, однако больше всего он опасается правительства и его действий, а также проводимых им в жизнь законов.

В этом плане русская культура заговора наиболее близка к американской. Обе они гиперкритичны по отношению к федеральному правительству и подозревают его в «антинародной» политике. Обе именно со злостными планами правящих элит связывают все проблемы, а загадки недавней истории склонны объяснять всемогуществом спецслужб, работающих на то, чтобы скрыть правду от обычных граждан. Это именно тот пласт общества, который использует популистские идеи против правящего класса, подрывая тем самым его политическую легитимность. И именно в такой атмосфере из низов общества прорастают теории заговора, остающиеся для многих граждан постсоветских государств единственным способом постичь этот мир, полный несправедливости и странных совпадений[790].