Новая версия сказки о голом короле с драматической предысторией

Чеченские события 1994—1996 годов, отозвавшиеся болью в душе народа, для меня имели глубоко личное значение. Так иногда бывает, в судьбе одного человека оказывается сфокусирована, обобщена и персонифицирована историческая реальность.

С профессором Виктором Абрамовичем Кан-Каликом я познакомился лет 15 назад. Встречались мы с ним в Москве, Дербенте, Ростове. Вместе с ним ездили в Дагестан, участвовали в конференциях, совещаниях. Он принадлежал к числу немногих теоретиков педагогики — отрасли науки, не перенасыщенной талантами. Давний житель Северного Кавказа, он знал там всех, и все знали его.

Приезжая в Москву, он бывал у меня дома, с огорчением говорил о том, что ситуация в Чечено-Ингушетии осложняется все более и более, что жить там становится опасно — могут произойти события непоправимые и страшные. Виктор Абрамович рассказывал о митингах, на которых звучали антирусские призывы и лозунги. По его словам, особенно усердствовали наезжавшие из Прибалтики эмиссары: «Чеченцы, ингуши! Где ваши кинжалы?! Чего вы ждете?! Вспомните о Шамиле!». Толпа одобрительно гудела.

Все это было фоном, на котором разворачивалась активная организаторская работа моего друга. Дело в том, что Кан-Калик неожиданно для всех был назначен ректором Чечено-Ингушского университета в Грозном. Гадали о причинах выдвижения его на столь высокую должность. По всей вероятности, это было связано с межнациональными отношениями в республике. Предполагали, что чеченцы не хотели видеть в ректорском кресле ингуша, а ингуши — чеченца. Предпочтительнее оказался горский еврей. Вряд ли тогда, в 1990 году, Виктор Абрамович мог предположить, что кабинет ректора ненадолго сохранится маленьким академическим островком в бушующем море страстей, сотрясающих этот горный край. Он рассказывал, что в первые дни его ректорства к нему пришел один из деканов, поздравил его с назначением, сказал много лестных слов и любезно заключил:

Мы Вас будем поддерживать. Обязательно будем поддерживать.

Большое спасибо! Мне без этого действительно будет трудно работать.

Да, да, мы Вас, повторяю, будем поддерживать.

Ну, разумеется, у меня нет опыта руководящей работы. Без помощи со стороны ученого совета, профессоров мне не справиться.

Виктор Абрамович! Вы меня не поняли. Мы будем Вас поддерживать каждый месяц!

Ректору стало ясно, о какой ежемесячной поддержке идет речь, и хотя сумма «поддержки» не была названа, он понимал, что «помощь» будет весьма солидной. Доброхота пришлось выставить из кабинета и задуматься о том, к чему приведет вежливый отказ от предложенного «вспомоществования». Начались неприятности. Новый ректор ввел жесткую систему контроля над объективностью оценок на вступительных экзаменах. Это не понравилось многим. Значительное число абитуриентов знало, сколько стоит поступление на тот или иной факультет университета, существовала негласная «квота» — в зависимости от ранга преподавателя или администратора ему полагалось дать возможность принять в вуз без «лишних ненужных формальностей» закрепленное за ним количество студентов. «Формальности», которые были узаконены новым ректором, разрушали эту хорошо налаженную систему, и, в сущности, уже тогда он был обречен.

Вскоре была предпринята попытка подбросить в его кабинет пачку денег. Кан-Калик был настороже и пресек поползновения обвинить его в получении взятки.

Тогда озлобленные доброхоты зашли с другого конца. В газете «Советская культура» появилась статья собкора, в которой ректор обвинялся во множестве грехов, в частности, в разжигании национальной розни. Обвинения были необоснованными и бессмысленными. Не считая возможным молчать, я написал ответную статью. И послал ее в ту же газету. Однако этот материал не был опубликован. Впрочем, ректора с работы не сняли, и, таким образом, атака не принесла победы ее организаторам. Выстрел собкора оказался холостым.

Далее произошло уже вовсе невероятное событие. Не попавший в цель корреспондент подстерег на улице жену Кан-Калика, как она рассказывает, и попросил (а может быть, потребовал — я точно не знаю), чтобы ее муж заплатил ему крупную сумму. «За что? — поразилась женщина. — За ту клевету, которую Вы написали?». Тогда корреспондент объяснил ей, что он твердо обещал тем людям, которые проявили соответствующую заинтересованность, что после его публикации ректора обязательно снимут. И так как этого не произошло, то от него требуют возвращения полученного авансом «гонорара». История более чем удивительная и, пожалуй, не имеющая аналогов. Не могу припомнить, чем завершился этот эпизод, о котором я рассказываю со слов Виктора Абрамовича.

В 1991 году к власти в Грозном пришел перебравшийся из Прибалтики в Чечню генерал Дудаев. Криминальная обстановка в Грозном накалилась до предела. Начался отток русскоязычного населения. Люди бросали квартиры, а иногда и особняки со всем их содержимым и, радуясь, что успели унести ноги, переселялись в соседние области юга России. За ними последовали многие чеченцы, лучше других понимавшие, чем может кончиться это «смутное время». Таким образом, по разным данным из Чечни бежало 500— 800 тысяч человек.

Мы договорились с Кан-Каликом о его переезде в Москву и профессуре в Российском открытом университете. Последний телефонный разговор. Он сказал, что через три дня вылетает в столицу для решения задач трудоустройства и жилья. Но события развернулись неожиданно и трагически.

Позвонив жене и предупредив, что он скоро будет и она может разогревать ужин, Кан-Калик вышел вместе с проректором из вестибюля университета. У тротуара стояла чья-то «волга». Когда они поравнялись с машиной, из нее выскочили трое и силой затащили Виктора Абрамовича на заднее сиденье. Проректор, чеченец по национальности, попытался его отбить. Его тело осталось на тротуаре, а машина умчалась. Все это произошло на глазах многих свидетелей

Потянулись месяцы, а о судьбе похищенного мы ничего не знали. Наши обращения к Дудаеву с просьбой произвести расследование и сделать все, чтобы найти бесследно исчезнувшего ректора, ни к чему не привели. О развязке этой трагедии узнали не скоро...

Где-то неподалеку от Грозного, около селения, пастухи обратили внимание, что коровы отказываются лакомиться сочной травой на небольшой лужайке, упорно ее обходят. Опытные люди, они сразу поняли в чем дело. Были произведены раскопки. Как мне рассказывали, нашли труп зверски изуродованного ректора. О подробностях писать страшно, и страшны эти подробности.

Профессор Кан-Калик много сделал для превращения Чечено-Ингушского университета в сильное и перспективное высшее учебное заведение. Он успел осуществить свою мечту — в университете был создан медицинский факультет, приглашены на работу профессора из Сибири, с Урала и из городов центра России. К счастью, им удалось вовремя уехать из Грозного.

Иногда я думаю: вот кончатся трагические события, на Северном Кавказе будет воссоздан университет, и справедливо, если он получит название «Чеченский университет имени профессора В.А. Кан-Калика» Может, этого и не произойдет, но мечтать об этом я имею права и основания..

..Это было в период избирательной кампании в Думу... В дверь моей квартиры позвонили. На пороге стояли две женщины. В руках у них были какие-то бумаги.

Мы собираем подписи для регистрации движения «Выбор России», — пояснили они. — Вы согласитесь дать подпись в пользу этого движения?

У меня не было основания отказываться. В политическом спектре российских партий и движений это был для меня тогда наиболее приемлемый вариант. Я уже стал искать ручку в кармане пиджака, но что-то меня остановило. Я спросил:

А кто будет возглавлять список этого движения? Наверное, Егор Тимурович Гайдар? Это прекрасно!

Да, он первым номером.

А кто еще?

Сергей Адамович Ковалев.

Это заставило меня задуматься...

С самого начала скажу: аналогия не есть доказательство. Но что делать с теми набегающими ассоциациями, которые не считаются ни с какой логикой. Мне вспомнилось зверское убийство Виктора Абрамовича, десятки тысяч растерзанных, убитых, изнасилованных тел, повсюду остававшихся на чеченской земле. Подумал о тысячах и тысячах, в страхе покинувших Чечню. Все это воскресило вдруг в памяти образ «великого правозащитника», который сидел в Грозном в бункере генерала Дудаева. Почему-то подумалось, что «сухой паек» он наверняка с собой из Москвы не брал, но и нет большой беды в том, что он получал пищу, по всей вероятности, из рук генерала-президента. Хуже другое — информацию он черпал из того же источника. Что-то я не помню, чтобы оттуда доносились слова об «этнической чистке» русского населения, которая осуществлялась в «Ичкерии». Или, может быть, этот термин тогда еще не был в ходу? Но голос из грозненского бункера звучал камертоном, по которому настраивался весь громоподобный оркестр средств массовой информации. Они тогда целиком и полностью звучали в унисон, творя симфонию продудаевской пропаганды.

Со страниц газет, с экранов телевизоров стыдили, обвиняли, чуть ли не проклинали российских генералов, офицеров и солдат, которые лежали в снегах на подступах к Грозному и гибли сотнями. При этом им полагалось знать, что они участвуют в «грязной войне против гордого чеченского народа, отстаивающего свою независимость». Что и говорить, воинская кампания была бездарной и невольно возникает мысль, что все происходило по ленинской формуле: «Шаг вперед — два назад». Однако это проблемы историков, а отнюдь не психолога Мне же, принимая во внимание мою специальность, приходится констатировать, что упомянутое моими посетительницами имя Сергея Адамовича воссоздало все эти образы как «ассоциацию по смежности». Отсюда и навеяны мгновения мысленного прочтения страшных страниц нашего недавнего прошлого.

Наряду с «ассоциацией по смежности» существует, как известно из учебников психологии, и «ассоциация по сходству». И вот тут возникает та самая аналогия, которая хотя и не служит доказательством, но толкает на некоторые соображения. В силу действия закона ассоциации передо мной воскресает образ Владимира Ильича Ленина, который при содействии генерального штаба Рейхсвера пересек «со товарищами» воюющую с Россией страну. Предполагаю, что жандармы стыдливо отводили глаза от его вагона, поскольку имели на этот счет специальные инструкции. Не думаю, что Владимир Ильич получал спецпаек, и что еду в его купе носили из вокзальных буфетов. И немецким шпионом, вопреки первоначальной версии, он не был. Перед ним стояла другая задача — осуществить пропагандистскую информационную кампанию, которая могла бы развалить русский фронт, открыв дорогу немецким войскам, что способствовало бы превращению войны империалистической в войну гражданскую. То, что русский солдат, воткнув штык в землю, получит немецкую пулю в сердце, видимо его не волновало.

Дудаев наградил Сергея Адамовича Ковалева высоким орденом. Видимо, его заслуги представлялись президенту «Ичкерии» несомненными. Правда, далее следует загадка, суть которой я не могу понять. Правозащитник почему-то передал этот орден... солдатским матерям. В чем был замысел? Совершенно непонятно. Могу предположить, что эта, награда не могла служить утешением женщинам, чьи сыновья были убиты или оказались в заложниках. Впрочем, возможно Ковалев преследовал какие-то иные, оставшиеся неизвестными миру, высокие нравственные цели. И вот тут уж никакой аналогии с Владимиром Ильичом. Хотя тот, бесспорно, заслуживал получить в качестве награды «Железный крест» из рук Кайзера за ту помощь, которая была оказана рейхсверу. Но то ли потому, что в это время Вильгельм сбежал от революции, то ли в силу идеологических расхождений, награждение так и не состоялось.

Всплывает еще одна историческая аналогия. Вождь большевиков призывал пролетариев всех стран поддержать революцию в России, а голос из дудаевского бункера взывал к мировой общественности воздействовать всеми доступными и даже самыми жесткими мерами на Президента Ельцина и на Правительство России, заставив прекратить войну в Чечне.

Президент, конечно, гарант Конституции и ему неоднократно об этом напоминали. Впрочем, как бы тогда ни поступил Президент, ему было бы не избежать инвектив и проклятий. Оппозиционное большинство Парламента попыталось бы, рано или поздно, объявить импичмент вне зависимости от любого развития событий 1994—1996 годов.

Кстати, о названии рассказа... Меня могут упрекнуть, сказав: «А какое отношение имеет прекрасная сказка Ганса Христиана Андерсена ко всему, что было сказано выше о Сергее Адамовиче Ковалеве?»

Кто не помнит историю «голого короля»? Кто не помнит, как мальчишка, в отличие от тех, кто хором восторгался золототкаными королевскими одеяниями, удивленно воскликнул:

«А король-то голый!» И всем это стало очевидно. Однако Андерсен оставил в стороне то, что произошло после того, как для всех стала ясной призрачность парадных одеяний их повелителя. Выдвигаю предположение, что когда мальчуган вернулся домой, то отец, возможно, его выпорол, сказав: «Если ты позволил себе сказать такое о короле, что же ты можешь ляпнуть про меня?»

Сочувствую малышу. Вероятно, трудно ему пришлось. Предполагаю, что столь же трудно придется тому, кто позволит себе сказать нечто подобное применительно к общеизвестному, правда, одностороннему, «защитнику обиженных и угнетенных». Еще раз скажу, социальные стереотипы и психологические установки с огромным трудом поддаются устранению и пересмотру.

Я убежден, что, во-первых, Ковалев мужественный человек, поскольку бомбы сыпались не только на дудаевцев, но и его могли не обойти. Во-вторых, он поступал так, как должен был привычно действовать диссидент.

...Прервал работу над рукописью и включил телевизор. Прислушиваюсь к словам «правозащитника» Ковалева. Он требует прекращения войны в Чечне и фактически ратует за санкции против России. Понимаю бесперспективность моего внутреннего монолога:

«Уважаемый Сергей Адамович, я верю в гуманность Ваших намерений, но способны ли Вы просчитать последствия Ваших инвектив? Объективно Вы опять-таки большевик-ленинец, «пораженец», а не «оборонец». Вы невольно создаете предпосылки для третьей чеченской войны, к которой бандиты будут еще лучше подготовлены, а Россия окажется всеми этими экономическими санкциями ослаблена. Кто станет очередной жертвой? Опять Дагестан? Ставрополье? Осетия? Москва? Уже был «Хасавюрт» — фактическая капитуляция...» Я, естественно, не мог бы рассчитывать на ответ.

Ковалев профессиональный диссидент. Я склоняю голову перед диссидентами шестидесятых-семидесятых годов, которые, рискуя всем, подняли голос против тоталитарного режима. Он был среди них и их «скорбный труд» не пропал. Но сейчас мы имеем дело с удивительным социально-психологическим феноменом. О нем особо.

Диссиденты боролись с диктатурой. Коммунисты, хотя и были атеистами, придерживались идеи, что власть, если не каждая, то, во всяком случае, советская, «от Бога». Как с диссидентами тех времен не согласиться! Но вот прошли в корне все изменившие годы перестройки. Теперь и время другое, и власть другая. Но психологическая установка диссидентов оказалась предельно ригидной и потому всесильной. Они взяли на вооружение большевистскую догму: «Государство — это аппарат насилия». При этом вывернули наизнанку религиозную формулу и действуют на основе принципа: «Власть всегда от дьявола». Во всяком случае, в той стране, где они живут. Тогда даже самый кровавый мятеж против власти заранее оказывается ими «нравственно оправдан», кто бы его ни учинил. В таком случае все понятно. Эхом выступлений «великого правозащитника» звучат шекспировские слова: «Чума на оба ваши дома». Конкретизирую: «Белый дом» и дом в Кремле. И пусть во имя великой правозащитной идеи Россия корчится от экономических санкций. Быть может, я преувеличиваю наличие у современных диссидентов уже не большевистского, а, скорее, анархистского неприятия всякой власти. Позволю себе привести один пример. В газете «Аргументы и факты» (№ 21 за 2000 г.) опубликовано обширное интервью с Сергеем Адамовичем Ковалевым. Беседе с ним предпослано краткое предисловие: «Недавно Сергею Ковалеву стукнуло 70. Но даже в этом возрасте у него нет примирения с властью, какая бы она ни была».

Предвижу возмущение почитателей «голого короля»: «Как Вы можете такое писать об этом замечательном человеке? Когда Вы спокойно работали и писали книги; он «топтал зону» за колючей проволокой!» Ну что же, чекисты, которые без каких-либо оснований расстреляли поэта Гумилева и многих других замечательных русских людей, тоже, возможно, в дореволюционные времена познали и тюрьмы, и ссылку. Оправдывает ли их прошлое то, что ими было содеяно в подвалах ЧК?

Однако вернемся к пришедшим ко мне «агитаторшам». Было неудобно задерживать их в прихожей. Я сказал:

Если Ваш список возглавляет Ковалев, я свою подпись не дам. Одна из женщин вздохнула и заметила:

Так уже было в трех квартирах Вашего дома. Причина была та же.

Мне оставалось лишь пожать плечами и вежливо попрощаться...

...Профессора Кан-Калика хоронили в Москве. Как мне рассказали, хотя его жена и дочь уже жили где-то в столице, на похоронах их не было. Очевидно, был велик страх, что их увидят, проследят за ними и расправятся как с их мужем и отцом. Дополнительные свидетельские показания родных, разумеется, не устраивали убийц.

 

Глава 6 ДУША ЖАЖДЕТ ЧУДА

Вы верите в привидения?

По профессии я психолог (как уже было сказано). До сих пор мне приходится встречать людей, которые считают, что представители этой специальности, главным образом, занимаются тайнами души человека, к примеру, ясновидением, телекинезом и прочими чудесами. Должен разочаровать. Если мы к этому иной раз обращаемся, то это никак не главная задача для психологов. Тем не менее обойти это я не могу — ожидания должны быть удовлетворены, хотя бы частично. Мелькают же на экранах телевизоров разные чудодеи и тьма гадалок, прорицательниц и целителей. Они появляются на экране и бесследно исчезают, уступая место новым кумирам. Помните мужа и жену по фамилии Глоба? Где они теперь? Кому ворожат? Только подумать, как смело супруги предсказывали, что с нами произойдет через четыре года, или объясняли, в каком районе Москвы более, а в каком менее благоприятную психологическую и деловую атмосферу обеспечивают сочетания созвездий. Что-то я не слышал о подтверждении прогнозов и рекомендаций. Однако писать об этих героях телевизионного экрана как-то не хочется. Уж слишком они напоминают мне Ходжу Насреддина из чудесной повести Л. Соловьева. Помните, как знаменитый «возмутитель спокойствия» исполнял роль мудреца и астролога перед эмиром бухарским, причем все: и головную боль эмира, и недостаток воды на полях, и повышение цен на пшеницу — объяснял исключительно путем ссылок на звезды. «Звезды Сад-ад-Забих, — говорил он скучным голосом, — противостоят созвездию Водолея, — в то время как планета Меркурий стала слева от созвездия Скорпиона. Этим и объясняется бессонница повелителя». При этом Ходжа Насреддин про себя отмечал: «Всемогущий Аллах, до чего он глуп! Он еще глупее калифа багдадского!».

Меня живо интересует вопрос: на каких современных эмиров, калифов и особ поменьше рангом рассчитывают современные астрологи? Но я не буду писать о них исключительно по причине мелочного чувства личной обиды, поскольку они смело предсказали результаты футбольных матчей сезона, а звезды их и меня подвели...

Но автор все-таки должен посчитаться с ожиданием многих людей, которые думают, что психолог — это именно тот человек, с которым можно поговорить о всяких загадочных явлениях: о чтении мыслей на расстоянии, мальчике, который своим взглядом все поджигает, экстрасенсах и других чудесах.

— Знаете, я видел НЛО, — сказал как-то осенью один из моих собеседников. — Поздним сентябрьским вечером над лесным массивом Заволжья завис светящийся шарик, из которого к поверхности Земли потянулись световые «усики». По всем признакам НЛО. Что Вы думаете об этом как психолог?

Совершенно верно, это был именно НЛО.

Вы не отрицаете?

Ну как же? Неопознанный?

Неопознанный.

Летающий?

Летающий.

Объект?

Объект.

Так что же здесь отрицать? Каждый из нас время от времени видит в небе что-то неопознанное и летающее. Другое дело, если бы Вы утверждали, что видели корабль инопланетян, тогда, извините, это не ко мне. Я не специалист по межзвездным скитальцам.

Моя соседка по лестничной площадке как-то меня остановила:

Вот Вы не верили! А все подтвердилось! Оказывается, живут люди на других планетах, с ними уже научились разговаривать. Я сама об этом по радио слышала.

Пришлось ей объяснить, что она что-то недослышала. Да, действительно, проходил симпозиум по внеземным цивилизациям. Да, ученые ищут братьев по разуму. Пытаются расшифровать сигналы, идущие из глубин Вселенной.

Подобные погрешности восприятия теле- и радиоинформации, конечно, происходят не случайно, а отвечают известной потребности людей выйти за пределы обыденного. Причем выйти в такие области, которые современным уровнем научных знаний не объяснены. Логика здесь проста: раз уж мы смогли добиться при научно-техническом прогрессе удивительных результатов, то почему бы не сделать еще один шаг и не добраться до сверхудивительного? Я, естественно, не специалист ни по «летающим тарелкам», ни по «снежному человеку» или Бермудскому треугольнику. Все это явления чрезвычайно интересные, но абсолютно разнородные, и нет такой единой отрасли знания, которая объединяла бы все это. А если бы была такая возможность, я убежден, что кто-нибудь уже постарался бы обозначить все это какой-нибудь «логией». Ну, скажем, «неведомологией»...

Итак, не имея возможности в целом опровергнуть эти явления или в целом подтвердить, я могу лишь попытаться найти общую основу для обсуждения всего этого, но уже в совершенно иной области. Потому что общая основа разговоров, споров и ссор по поводу удивительного и загадочного действительно лежит в области психологии. Существует определенная психологическая предрасположенность, которая как бы заставляет нас верить в чудесное, причем иногда вопреки разуму, а иногда и в полном соответствии с ним. Эта общая закономерность — «психологическая установка».

Явление установки выступает в виде своеобразной веры во все, во что человек хотел бы поверить, или в то, что оказалось ему внушенным. Люди по-разному предрасположены к этим воздействиям. Некоторое время назад мне предложили принять участие в создании научно-популярного телевизионного фильма, который был посвящен психологической подоплеке веры в чудеса (он назывался «Жгучие тайны века»). Режиссером этой передачи был Л. Николаев. С ним я много работал на Центральном телевидении. Продумывая вместе с режиссером и сценаристом план фильма, я предложил показать, как психологическая установка на «чудо» может создать иллюзии там, где у людей, казалось бы, есть полное ощущение объективности оценок. В этом фильме не было попытки опровергнуть что-то конкретное, как и не было поползновений что-то доказать. Мы пригласили разных людей. Некоторые из них утверждали, что сами видели «снежного человека», другие говорили, что они получили точную информацию от тех, кто видел, третьи высказывались скептически. Были и такие, кто относился с верой к тайнам Бермудского треугольника и кто не верил в его существование. В итоге были продемонстрированы разные точки зрения, но не сами они нас интересовали, а то, что за ними стояло, — психологические феномены.

Обе крайности опасны — и некритическое принятие «чуда» и отбрасывание всего, что не укладывается в рамки привычного. Уверен, что крайности здесь не нужны. И тех, кто пытается разобраться в природе очередного «чуда», нужно поддерживать, но в пределах той науки, которая в этом компетентна. Пусть вопрос о «снежном человеке» решают биологи, этнографы, антропологи. Раз люди ищут, я бы воздержался от скоропалительных заключений на этот счет. В конце концов, в поисках «философского камня» были открыты новые химические элементы. Поиски тунгусского метеорита тоже немало дали науке. Та или иная гипотеза фантастична, но если проверка ведется научным способом, то, как правило, говоря языком химиков, в «сухом остатке» что-нибудь и для науки да будет.

НЛО — неопознанный летающий объект. Я подчеркиваю: не инопланетный корабль, а объект, который люди действительно могут видеть. Но объяснение — уже вне объективного наблюдения. Оно идет от установки человека, от его прежних знаний и многого другого. Вот этот момент трактовки для психологии наиболее интересен. Нечто, напоминающее случаи с эпидемией интереса к НЛО, уже было в прошлом. Выдающийся русский психолог и психиатр В.М. Бехтерев в вышедшей в 1903 году книге «Внушение и его роль в общественной жизни» писал: «Вероятно, многие еще помнят, что при обострившихся отношениях с Германией начались странные полеты в Россию прусских воздушных шаров. Множество лиц свидетельствовало об одновременном видении этих шаров, несмотря на то, что современная аэронавтика не давала оснований верить в действительность этих полетов. Ввиду этого не без основания была высказана мысль, что эти полеты прусских шаров относились к области массовых галлюцинаций, обусловленных направлением умов в сторону возможных неприязненных действий против нас со стороны Германии. Не повторилась ли та же история и с шаром Андре[1], улетевшим к Северному полюсу? Сколько было получено в свое время телеграмм из разных концов северного полушария о том, что масса людей видела шар Андре. Не имели ли и здесь дело с массовой иллюзией или галлюцинацией, подобно тому, как это было, по-видимому, с прусскими воздушными шарами? Такое объяснение по крайней мере напрашивается само собою, когда читаешь мельчайшие подробности о видении шара Андре несколькими лицами той или иной местности».

Трудно сказать, какие конкретные атмосферные явления (округлые облака, световые блики и т.п.) послужили толчком для подобных видений. Однако социально-психологические причины их очевидны. Воздушные шары видели люди, у которых фантазия была активизирована определенным эмоциональным состоянием, чьи мысли и представления приобрели определенное, заданное направление, другими словами, те, у кого сформировалась психологическая установка. Позиция человека, который с порога опровергает само существование явлений, не имеющих пока объяснений и потому кажущихся таинственными, ничуть не лучше наивной веры в чудеса. Позволю себе сказать, что только вдумчивое отношение к заинтересовавшему Вас факту, пусть самому удивительному, серьезное знакомство с литературой вопроса, понимание сути эффектов предвзятости, действия психологических механизмов установки, может быть, позволят отделить «злаки от плевел» и обрести собственную точку зрения. После такого предисловия, как может показаться, тема «Психолог о чудесных явлениях» должна быть закрыта. Однако это не так. Нельзя обойти молчанием встречи с людьми, обладавшими способностями, поражающими каждого, кто с ними встречался, и в том числе автора этой книги.

Если бы я выбирал эпиграф к этой части моих записок, я совершил бы, не задумываясь, плагиат, покусившись на интеллектуальную собственность моих любимых писателей А. и Б. Стругацких:

«А Вы сами-то верите в привидения? — спросил лектора один из слушателей.

Конечно, нет, — ответил лектор и медленно растаял в воздухе».

Дело в том, что я человек недоверчивый. Правда, не в общеупотребительном значении этого слова. Когда я слышу рассказ о том, что барабашка завелся и разбушевался в некоей московской квартире, я скорее всего скажу, как пресловутый чеховский персонаж: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».

Это то, что я бы назвал профессиональной недоверчивостью. Примечательно, что палеонтолог может поверить в барабашку, но не верит рассказам о чудовище озера Лох-Несс, океанолог допускает возможность существования «снежного человека», но смеется над выдумками о Бермудском треугольнике, психолог готов согласиться с рассказами о внеземном происхождении архитектуры Баальбекской террасы, но не верит, как правило, в телепатическую связь «Москва—Владивосток».

Однако мне некуда деться, поскольку с удивительными историями, проходящими по «департаменту психологии», мне пришлось столкнуться в годы весьма ранние, не говоря уж о последующих событиях и встречах.

Мальчик в коридоре Наркомпроса

Тетушка моя работала в библиотеке Наркомпроса, что на Чистых прудах. Уж не помню, в каком году это было. В 1936-м? 1937-м? Но я приходил к ней почитать журнал «Вокруг Света» — там сохранилось несколько старых комплектов.

Вот сижу я за столиком, читаю. Тетя Маша куда-то ушла и, когда вернулась, рассказала мне удивительную историю. Только что пришел в Наркомпрос мальчик лет девяти с мамой. Мать зашла в один из кабинетов на третьем этаже и сказала, что она не знает, как ей поступить. Ее сын, во всем остальном ничем от сверстников не отличающийся, все помнит и ничего не забывает. Сотрудница позвала мальчика, дожидавшегося в учрежденческом коридоре, хотя и впрямь не знала, что ей с ним делать. Педологов только что разгромили, а это именно они занимались особо одаренными. Идеологический штамп того времени: СССР — страна талантов, страна героев. А поскольку «у нас все талантливы», то заниматься особо одаренными Наркомпросу не с руки. Достаточно было по тем временам одного Буси Гольдштейна в музыке и Мамлакат Наханговой на уборке хлопка.

Но делать было нечего. Сотрудница попросила мать позвать мальчика. Собственно, она не знала, о чем его спросить. Мальчик, который, по-видимому, не в первый раз вынужден был участвовать в таких смотринах, догадался ей помочь:

Тетенька, — предложил он. — Там у вас в коридоре висит стенгазета, я ее прочитал. Хотите, я ее Вам перескажу?

Принесли огромную тоскливо-вымученную (как я теперь догадываюсь) «стеннуху», разложили на столе. Мальчик отошел к окну и, глядя на верхушки деревьев Чистопрудного бульвара, прочитал газету от первого слова до последнего, ни разу не сбившись. После чего предложил прочитать «шиворот-навыворот» от последнего до первого слова. Но наркомпросовская дама убоялась.

Мистика! — сказала она, понимая, что за потворствование мистике можно и неприятности нажить.

Мальчика вернули в коридор, а натужливая беседа с его матерью продолжалась...

Услышав от тети Маши эту историю, я сразу же помчался на третий этаж.

Мальчик, немногим меня младше, сидел на деревянном учрежденческом диване и болтал ногами в коротких брючках. Чуть поодаль, висела длинная простыня стенгазеты. Я подошел к ней, прочитал несколько строчек передовой статьи и, закрыв глаза, попытался их воспроизвести. Ничего не получилось. Там было много неизвестных мне слов (наверное, каких-то политических штампов).

Вздохнув, подошел к мальчику. И, не зная, что спросить, сказал:

Это про тебя рассказывали? Он, не переспросив, кивнул.

А ты и вправду с конца прочитать сможешь?

Могу.

Ну прочти, — я отошел к стенгазете и крикнул:

Читай!

Он медленно, но без запинки прочитал последнее слово, потом предпоследнее, потом следующее. Получилась какая-то абракадабра. Но слова были именно те.

В это время из комнаты вышли две женщины, взяли мальчика за руку и куда-то повели.

Уходя, он обернулся и показал мне язык. Было очень обидно.

Об этом, обидевшем меня мальчугане я вспомнил через много лет, возвращаясь из лицея (Московская школа № 1521) — своего рода питомника для высоко одаренных детей. Действительно, удивительное учебное заведение. Достаточно привести только один пример. Два ее ученика, окончив в 12 лет курс средней школы, сразу же были приняты в Московский университет. Они его за короткое время окончили, защитили дипломы, которые были им зачтены как кандидатские и… уехали работать за границу. Так мне, во всяком случае, рассказывали.

Я вместе с группой сотрудников Президиума Академии сидел в кабинете директора школы. Побеседовав с директором, Хромовой, я попросил пригласить в кабинет мальчика, о котором мне рассказывали. Знал, что он учится в девятом классе и ему около одиннадцати лет. Директор сказала, что его сейчас позовут, а потом несколько смущенно заметила:

Он хороший мальчик, но не всегда бывает вежлив. Как-то раз с ним беседовал корреспондент газеты и после нескольких вопросов, которые поставил «интервьюер», его собеседник сказал: «Извините, мне неинтересно с Вами разговаривать». Встал и, попрощавшись, ушел. Но я все-таки его сейчас приглашу.

Мне стало понятно, что моя репутация психолога сейчас будет поставлена «на карту». В кабинет вошел невысокого роста мальчуган, на вид ничем не отличающийся от обычных пятиклассников. Поздоровался и сел против меня. По-видимому, ему сказали, с кем ему придется общаться. Он хмуро смотрел в сторону.

Каким видом спорта ты увлекаешься? — спросил я.

Он явно удивился вопросу, но ответил: «Вообще-то, спортом я не увлекаюсь, но люблю ходить на лыжах». Тогда я попросил его: «Ты разрешишь пощупать твои мускулы?» Он мог ожидать что угодно, но только не такой вопрос и не такую просьбу. Но, тем не менее, послушно согнул и напряг руку. Я нащупал на предплечье небольшой желвак: «Ого! — сказал я. — У тебя прорастает неплохой бицепс. Перспективно!»

Мальчик просиял и не без гордости посмотрел на директора. Судя по всему, он привык к восторгам, связанным с его редкостным интеллектом. Однако никто, как можно полагать, не восхищался его физическими статями. Лед был сломан:

После школы ты собираешься идти в университет?

Угу.

На какой факультет?

Биологический.

Тебя интересует какая-либо конкретная проблема в области биологии?

Да, происхождение жизни на Земле.

У тебя есть какая-либо гипотеза на этот счет? Какой версии ты придерживаешься?

Космический ветерок занес, — улыбнулся мальчик. — Отсюда и жизнь пошла.

А как ты определяешь, что такое жизнь?

Вообще-то существует определение: «Жизнь — это форма существования белковых тел», но это не более, чем метафора. Научной дефиниции нет ни у кого.

А у тебя?

Думаю. Но пока еще не стану говорить о моей позиции. Рано.

После этого говорить с ним было вовсе нетрудно. Оказывается, он интересуется не только биологией, но и историей. Мы с ним поспорили о личных качествах императоров Александра II и Николая II. К царю-освободителю у него были претензии, связанные с некоторыми аспектами освобождения крестьян от крепостной зависимости. В оценках Столыпина мы с ним сошлись. Однако, он заметил, что политическая «физиономия» этого государственного деятеля ему кажется сомнительной и что ему больше импонирует граф Витте. Мои сотрудники, присутствовавшие во время этого разговора, явно с удивлением прислушивались к дискуссии, которую вел одиннадцатилетний мальчик «на равных» с Президентом Российской академии образования.

Когда мы возвращались, я невольно вспомнил мальчика в наркомпросовском коридоре. В отличие от него, «вундеркинд» из школы № 1521 язык мне не показал и вообще ничем меня не обидел.

Живые компьютеры

Следуя хронологии, мне надо было бы рассказать о встрече с человеком, обладавшим памятью не менее замечательной, чем у мальчика из наркомпросовского коридора. Эта встреча произошла в мои студенческие годы, я тогда не собирался стать психологом и поэтому не мог смотреть на Шерешевского глазами профессионала. О нем я сужу больше по рассказам профессора А.Р. Лурии, которого я хорошо знал. Годами исследовавший возможности памяти Шерешевского, он писал, что тот легко запоминал невероятно длинные ряды цифр, бессмысленных слогов, математических формул, любых текстов и сохранял их в памяти долгие годы.

Лурия предложил ему где-то в начале 50-х годов вспомнить ряд слов, который он предъявлял ему в 1927 году. Ряд начинался словом «палец» и состоял из пятидесяти-шестидесяти ничем не связанных слов, Шерешевский кивал головой: