Хрупкость принадлежности к полу

 

Один из важнейших факторов привлекательности группы состоит в том, что она дает мальчику не только чувство взрослости, но и ощущение мужественности. Дело в том, что у многих мальчиков ощущение принадлежности к мужскому полу довольно хрупкое, они часто ставят свою мужественность под сомнение. Чаще всего ведущую роль в их воспитании играют матери и учительницы, от мальчиков требуют подчинения и дисциплины, в школе постоянно ставят им в пример лучше успевающих и более дисциплинированных девочек. Все это делает их чувство мужественности недостаточно прочным, недостаточно уверенным; чтобы чувствовать себя психологически комфортно, они должны систематически доказывать собственную мужественность, доказывать и себе, и окружающим. Ощущение принадлежности к конкретному сообществу является необходимой частью самоопределения; именно процесс самоопределения и лежит в основе всей деятельности мальчика в течение 5–6 лет пубертата. Чувство принадлежности к некой широкой группе людей, ценности, цели, задачи и интересы которой ты разделяешь, и доказательства принятости этим сообществом придают человеку ощущение базовой безопасности, уверенность в своих силах и способностях. Дальнейшее нормальное функционирование мужчины может происходить лишь тогда, когда его чувство принадлежности к мужскому полу сформировалось именно в пубертате: в начале жизни оно формируется легче и прочнее.

Исследования показывают, что те мальчики, которые в подростковом возрасте не преодолели ощущение хрупкости принадлежности к мужскому полу (чаще всего из-за трудностей вхождения в группу сверстников), вынуждены преодолевать это ощущение во взрослом возрасте. Они вынуждены периодически подчеркивать свою мужественность, прежде всего – в собственных глазах, во вторую очередь – в глазах окружающих. Такими «подчеркиваниями мужественности» часто выступают и злоупотребления алкоголем, и чрезмерное увлечение женщинами, и занятия рискованными видами спорта. Чувство мужественности подобные поступки и действия, как правило, усиливают, но для личности в целом они неадаптивны.

 

На пике слияния

 

Эмоциональная и практическая вовлеченность мальчика в группу сверстников в какой-то момент достигает максимума, и этот максимум (как показывают специальные исследования) длится 3–4 месяца (очень похоже на любовное чувство!). Обычно этот «какой-то момент» наступает через год-полтора принадлежности к референтной группе и совпадает с максимальной концентрацией тестостерона в крови мальчика: около 30 нмоль/л. В эти месяцы мальчик ощущает абсолютное слияние с большей частью группы (иногда даже с аутсайдерами), «растворенность» в ее интересах, действиях, общении. Высокая концентрация полового гормона придает его характеру в это время решительность, отчаянность, что повышает его авторитет среди сверстников. Он достигает своего наивысшего положения в групповой иерархии, хотя вовсе не обязательно становится лидером. В эти месяцы он проводит с участниками группы максимум времени, и к нему приходит важнейшее ощущение принадлежности не только к группе – ко всему мужскому сообществу, ощущение принятости себя своей группой и своим полом.

Этот «пик принадлежности к группе и полу» – самый счастливый период в жизни мальчика за все шесть подростковых лет, а по мнению многих специалистов – самый счастливый в жизни.

Сексолог – родителям

 

В этот период нужно быть особенно осторожными в требованиях к сыну ограничить пребывание на улице и в компании сверстников. Тяга к пребыванию в группе на протяжение этих нескольких месяцев столь велика, что, ограничивая это общение (а делать это нужно, иначе мальчик вообще отвыкнет делать домашние задания, выполнять какую-то работу по дому!), стоит быть и максимально деликатным, и сами ограничения чуть уменьшить. В противном случае вы столкнетесь с невиданными ранее реакциями протеста, вплоть до ухода из дома. Не нужно думать, что все мальчики, ушедшие на несколько дней из дома, ночующие в подвалах и на чердаках, сбежали из своих квартир от пьющих и бьющих отцов или матерей. Как показывают исследования, третья часть этого «контингента» – тинейджеры из вполне благополучных семей, но родители ограничивали их пребывание вне дома 9–10 часами вечера, требовали, чтобы мальчики выходили на встречу с друзьями только после того, как сделают домашние задания. И мальчики на протяжении года-двух воспринимали эти ограничения как вполне разумные, соглашались с ними. Но наступило время, когда они стали убегать к друзьям сразу после школы, не прикоснувшись ни к каким заданиям, и категорически отказываться возвращаться домой в 10 вечера – просто отключали свой сотовый. Родители, например, настаивали, чтобы в пятницу вечером мальчик поехал с ними на дачу – там много дел, а мальчик в пятницу не вернулся домой из школы… Наберитесь терпения: период максимального слияния с группой не длится больше 3–4 месяцев. Убедившись, что он прочно принят группой, подросток уменьшает общение с ней, доводит его до приемлемых рамок (около 20 часов в неделю), осознает, что кроме пребывания в группе, существуют и другие дела и интересы.

 

 

Синдром «дерева и стекла»

 

На протяжении нескольких лет эмоциональной и практической вовлеченности в группу сверстников мальчики-подростки обнаруживают невнимание и холодность по отношению к членам собственной семьи. Конечно же, у разных подростков эта эмоциональная холодность, отсутствие реакции на проблемы и трудности семьи выражена по-разному, но у многих достигает – во всяком случае, в определенный период отрочества – высокой степени. «Бабушка, которая его вынянчила, и он ее очень любил – месяц пролежала в больнице. Ни разу ее не проведал, хотя обещал. Изредка спрашивал у нас: «Ну как там бабуля?», но в больницу не съездил. И дел у него никаких особых не было, ну пара контрольных. И класс ведь не выпускной, а только 10-й. Бабушка у нас моложавая и умная, после этого ему не звонит, на пирожки не приглашает, подарков не делает, о его делах нас даже не спрашивает. Обиделась. Но сын этого не замечает…» – такие рассказы я часто слышу на приеме от расстроенных и сбитых с толку родителей. Вместе с тем мальчик может крайне эмоционально реагировать на несправедливости, допущенные взрослыми по отношению к нему, либо к его друзьям, возмущаться такими событиями несколько дней подряд, требовать наказания «виновных». Такое же эмоциональное возмущение вызывают у него определенные события в мире, в далеких странах, о которых ему мало что известно.

Из практики

 

Я наблюдал Диму по поводу массивного немотивированного негативизма с 13 лет. Именно «наблюдал», поскольку от какой-либо терапии он наотрез отказывался, а до уровня принудительного лечения его симптоматика, слава богу, не доходила. Учась на скромные тройки, он категорически отказывался делать что-либо по дому – даже посуду со стола не убирал, не говоря уже о том, чтобы ее вымыть. В ответ на вопросы, по каким причинам он так решительно избегает любых видов домашнего труда, даже самых легких, не произносил ни слова. Жил он вдвоем с матерью, которая много и напряженно работала, и Дима никогда не интересовался ни ее здоровьем, ни работой; когда она болела, в аптеку, находящуюся в 100 метрах от подъезда, ходил неохотно, откладывая это действие до вечера. С отцом, живущим на Северном Урале, никогда не общался. Один день занятий – четверг, на который приходились физика и геометрия, он упорно пропускал. В дворовую группу ребят, учившихся с ним в одной школе, входил медленно, окончательно подружился только в 10 классе. Однажды, весной 10 класса, учительница послала его за цветными фломастерами для стенгазеты – Дима жил ближе всех. По правилам, с территории школы нельзя было выходить до окончания занятий – до 14 часов, разве что по записке учительницы. Охранник не выпустил Диму из школы, тот стал громко кричать, что он взрослый, может приходить и выходить из школы без какой-либо записки, что охранник обязан верить ему на слово. На охранника это воздействия не возымело, и Дима вернулся в класс. Весь день он возмущался поведением охранника, вечером подробно и эмоционально рассказал о происшествии пришедшей с работы, усталой матери. Наутро Дима отправился в мировой суд, куда принес четко написанное заявление об оскорблении охранником его достоинства. (Надо сказать, что писать Дима не любил, делал это со множеством ошибок, но свое заявление тщательно проверил по словарю.) В суде заявление принять отказались, так как никаких оскорбительных слов либо действий в эпизоде с охранником не усмотрели. Тогда Дима написал новое заявление, на имя директора школы, с требованием уволить охранника «за нарушение прав человека» и отправился с ним прямо в кабинет руководителя. Тот вызвал охранника, Дима весь пылал «благородным» гневом, но и директор школы, и охранник упрямо повторяли: «До 14 часов школа несет полную ответственность за учеников, поэтому никто не может покинуть территорию школы до этого времени». «Я взрослый человек, мне 16 с половиной, у меня есть паспорт, и я имею право выходить из школы, когда мне это нужно!» – настаивал Дима Директор напомнил ему, что на протяжении нескольких лет он пропускает уроки физики и геометрии, не предоставляя никаких оправдательных документов, но Дима это замечание проигнорировал и на следующее утро отправился в РОНО, потом – в охранное предприятие, потом – в какую-то правозащитную организацию. Я беседовал с Димой недели через три после случившегося; он по-прежнему пылал гневом и обидой, совершенно отказывался смотреть на этот случай как на мелкий и не заслуживающий внимания.

 

 

Влюбленные в риск

 

Мальчики-тинейджеры столь склонны к рискованному поведению по трем главным причинам: во-первых, им необходимо испытать себя, самим себе доказать свою смелость, отвагу, решительность, отсутствие страха. Во-вторых, им недостает жизненного опыта, они кажутся себе неуязвимыми. Они уверены, что не попадут под машину, даже переходя улицу в неположенном месте, что так замечательно плавают, что даже в холодной речной воде им не сведет ногу. Они на сто процентов убеждены, что, начав курить, смогут в любой момент полностью отказаться от курения. Став на сноуборд, они уверены, что им под силу любые трассы – избыток тестостерона придает им решительности. Каждый подросток уверен, что все плохое, все несчастья случаются с другими людьми – но не с ним. В-третьих, оценка риска для жизни и здоровья – одна из самых трудных интеллектуальных операций, она требует учета множества различных факторов. Как мы уже говорили, особый центр в мозгу, оценивающий риск того или другого действия, созревает последним – к 24–25 годам. В результате действия всех трех дезадаптивных факторов – травматизм, вредные привычки, заболеваемость – смертность от несчастных случаев у мальчиков-подростков вдвое превосходит аналогичные показатели у взрослых мужчин. Многие подростки хорошо информированы о рисках, связанных с курением, употреблением алкогольных напитков и несоблюдением правил дорожного движения, но эта информированность им не помогает. Сегодня многие авторитетные психологи – специалисты по пубертатному возрасту – утверждают, что одной лишь информативной работы с подростками недостаточно, что следует ввести жесткие запреты на продажу алкоголя и сигарет подросткам до 19 лет, и вождение разрешать только с этого возраста (сегодня на Западе подростки водят машину с 16 лет, приезжая на ней в школу).

Вдобавок тинейджеру хочется создать эффект лидерства, превосходства над окружающими, хочется привлечь к себе внимание. Его поведение часто бывает театральным и показным. Особенно рискованные поступки они совершают на глазах своих сверстников и тем более сверстниц.

Эта же «любовь к риску» проявляется у тинейджеров и в интимной сфере: они не запасаются презервативами, заведомо зная, что их партнерша ведет промискуитетный образ жизни; они пренебрегают средствами контрацепции даже при регулярной интимной жизни, не говоря уж о «разовых» контактах.

 

 

Глава 3

Мастурбация с монитором и не только…