За столом с инвентарным номером сидит виктор алексеевич, дознаватель и, по совместительству, цензор в сизо. Он читает письмо на волю.

За столом с инвентарным номером сидит ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ, дознаватель и, по совместительству, цензор в СИЗО. Он читает письмо на волю.

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ.        Анька, привет, дружище!

Думаю здесь часто о тебе. И о себе, и о всех о нас - тогда, раньше. Помню, думала, что, раз мы с тобой и с Симкой и в школе, и в институте – везде вместе, то так и будет всю жизнь. Думала, семьями будем дружить, хотя, если честно, не представляла тогда, кто бы на нее, хлопотушку, позарился бы.

 

Тебе наверняка уже кто-нибудь натрепал, что я сижу. Сижу, да - и посадил меня мой Ваня. Любовь всей моей жизни. Ну, то есть, давно не мой уже, а ее.  Симы, подруги нашей, муж.

 

Знаешь, я с трудом тогда… пережила все это. Когда он мне с порога бухнул, что он не на мне, а на ней женится. Я думала, прикалывается: от нее ж все бегали, и трахнуть-то никто не решался, не то что замуж - она ж как груша боксерская, и лицом и телом. И ее-то я точно не боялась, когда домой на месяц уехала, тем более,  мы с Ванькой договорились, что он ко мне туда приедет: с родителями знакомиться и у них официально моей руки просить. Мы же с ним уже все решили тогда, а им думали сюрприз сделать. Сюрприз получился будь здоров.

 

Сначала он позвонил – сказал, что приедет попозже, курсовик не пересдал. Потом перестал звонить, а потом перестал и трубку брать. Ну, ок, я думала – не срослось что-то, или подхалтурить пристроился, денег-то тю, сама знаешь. Так и не дождалась его туда, но у меня и мысли не было! Вернулась, позвонила – и он сходу: Сейчас прибегу! Прибежал и с порога кидает: Катя, все очень плохо! Я – что?! Испугалась, что со здоровьем, или с мамой, папа у него за год до этого умер, и мать была не очень. А он: Все плохо! Я женюсь на Симе! Я, конечно, ржать – ну сама представь, на Симке жениться?! А у него на лице такоое отчаянье, что я вдруг поняла: правда.

 

Оказалось, она после тусовки по поводу победы над курсовиком у него осталась. Был шалман, он конца этого праздника не запомнил. Утром проснулся, а наша Курочка Ряба в койке рядом лежит. Пошутили, посмеялись, он на работу собрался, говорит ей: будешь уходить, просто дверью хлопни, она так закроется, без ключей. Она говорит: ага. Возвращается вечером, а она дома. Не ушла. Прибралась, посуду всю за неделю перемыла, плиту отдраила, чего-то поесть приготовила.

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ опускает письмо, восхищенно цыкает.

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ.        Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд!

 

                   Продолжает читать.

 

На следующее утро он на работу, и ей: Сима, уходи и просто хлопни дверью! Она кивает. Вечером приходит – она дома. Сортир отмыт, раковина блестит, белье в машинке крутится. Садись, - говорит, - Ваня, ужинать. На следующий день то же. И через день. И еще. В выходные куда-то гулять вместе поехали, вернулись домой, семейственно. По магазинам, продуктов купили, она к его возвращению ужин из трех блюд готовит. И пошло. Ключи себе сделала, дубликат. И живет…

 

Во дает баба! Охренеть!!

 

Продолжает читать письмо.

 

Я говорю: Погоди. А ты? Ты-то что?! А что я, - говорит. Я ее не смог выпереть. Не уходит.

 

Хорошо, - говорю, - Ладно. Ну, мне тогда - скажи мне что-нибудь.  Я, - говорит, - тебя люблю.

 

Я говорю: - Так не бывает: люблю направо, е*у налево. 

                                           Оказывается, бывает, - говорит. Мы на следующей неделе

расписываемся. Она беременна.

 

Ну и я его выгнала….

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ (одобрительно). Вот молодца!

 

И больше он в квартиру не вошел, картины его и краски с кистями из окна ему кидала, хотя он орал там снизу про искусство что-то. Вещи его бездомным отдала. Это да, было. Но я никогда, ни разу! -  Ань, ты меня знаешь же – не подумала сделать что-то… такое. 

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ опускает письмо и смотрит вдаль. На лице появляется мальчишеская улыбка. Сидит пару минут, улыбается своим воспоминаниям – и снова утыкается в листочки.

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ.        Так, хорошо, дальше поехали… что тут…

 

Еще немного читает, поднимает глаза от листков.

                   Так… Где тут дело-то ее… ага, вот!  Ну-ка, ну-ка…

                       

Раскапывает н а столе среди бумаг папку, открывает, проглядывает.

Слушает. Кивает.

                                                                       

Да, будем.     

 

КАТЯ молчит.      

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ. Ладно… Что он еще вам говорил?

 

КАТЯ молчит.      

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ.        Ой, не злите меня, ей-Богу… вот вы тут пишете:

«он сказал, что не простил мне, как я выкидывала его картины

из окна»… так?

 

КАТЯ.                          Так.

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ.        И…?

 

       КАТЯ молчит.      

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ (тихо и участливо) Вы идиотка?

 

КАТЯ.                         Нет, вроде. Хотя… не знаю.

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ.        Почему вы его выгораживаете?

 

КАТЯ.                         Я…

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ.        Молчать!!! Вы что, хотите тут состариться, что ли?

 

КАТЯ.                               Нет, конечно. Но я же не поджигала!! Я просто сказала

ему – Горите в аду!!!

 

                   ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ с интересом смотрит на КАТЮ.

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ.        Вот скажите мне, гражданка Кондратова… Катя.

 

КАТЯ.                         Да?

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ. Вот скажите мне…

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ пытается совладать с переполняющими его словами и чувствами, но не получается – и он громко орет:

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ.        Как вы вообще могли полюбить такого мудака? КАК??!

Как такое можно любить?!! Собираться за него замуж?!

 

КАТЯ (подумав):        Дичь, конечно, согласна. Признаю. Но это моя

единственная ошибка. За остальное не стыдно.

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ.        Понятно.

 

                   ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ снимает трубку, жмет кнопки.

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ. Дежурный? Заберите эту гражданку, Кондратову Екатерину,

отсюда! На выход, с вещами! (Кате) Это вещи?

 

                    КАТЯ потрясенно кивает.

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ. Иди давай отсюдова, гражданка Кондратова.

 

КАТЯ.                                 В смысле?!

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ. На коромысле! Дуй домой, пока я добрый!

 

КАТЯ.                                 А когда надо назад прийти?

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ. Идиотка, точно.

                                                           

За столом с инвентарным номером сидит ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ, дознаватель и, по совместительству, цензор в СИЗО. Он читает письмо на волю.

 

ВИКТОР АЛЕКСЕЕВИЧ.        Анька, привет, дружище!

Думаю здесь часто о тебе. И о себе, и о всех о нас - тогда, раньше. Помню, думала, что, раз мы с тобой и с Симкой и в школе, и в институте – везде вместе, то так и будет всю жизнь. Думала, семьями будем дружить, хотя, если честно, не представляла тогда, кто бы на нее, хлопотушку, позарился бы.

 

Тебе наверняка уже кто-нибудь натрепал, что я сижу. Сижу, да - и посадил меня мой Ваня. Любовь всей моей жизни. Ну, то есть, давно не мой уже, а ее.  Симы, подруги нашей, муж.

 

Знаешь, я с трудом тогда… пережила все это. Когда он мне с порога бухнул, что он не на мне, а на ней женится. Я думала, прикалывается: от нее ж все бегали, и трахнуть-то никто не решался, не то что замуж - она ж как груша боксерская, и лицом и телом. И ее-то я точно не боялась, когда домой на месяц уехала, тем более,  мы с Ванькой договорились, что он ко мне туда приедет: с родителями знакомиться и у них официально моей руки просить. Мы же с ним уже все решили тогда, а им думали сюрприз сделать. Сюрприз получился будь здоров.

 

Сначала он позвонил – сказал, что приедет попозже, курсовик не пересдал. Потом перестал звонить, а потом перестал и трубку брать. Ну, ок, я думала – не срослось что-то, или подхалтурить пристроился, денег-то тю, сама знаешь. Так и не дождалась его туда, но у меня и мысли не было! Вернулась, позвонила – и он сходу: Сейчас прибегу! Прибежал и с порога кидает: Катя, все очень плохо! Я – что?! Испугалась, что со здоровьем, или с мамой, папа у него за год до этого умер, и мать была не очень. А он: Все плохо! Я женюсь на Симе! Я, конечно, ржать – ну сама представь, на Симке жениться?! А у него на лице такоое отчаянье, что я вдруг поняла: правда.

 

Оказалось, она после тусовки по поводу победы над курсовиком у него осталась. Был шалман, он конца этого праздника не запомнил. Утром проснулся, а наша Курочка Ряба в койке рядом лежит. Пошутили, посмеялись, он на работу собрался, говорит ей: будешь уходить, просто дверью хлопни, она так закроется, без ключей. Она говорит: ага. Возвращается вечером, а она дома. Не ушла. Прибралась, посуду всю за неделю перемыла, плиту отдраила, чего-то поесть приготовила.