Глава из «поэмы огневой позиции»

Кто сказал, что смерть презреет, —
не бери того в расчёт.
Сам не ведает, что мелет,
дурачок.
Я бы этакого, братцы,
с батареи враз согнал.
Как же смерти не бояться,
если жизнь всего одна.
Вот у нас — не стану мяться —
все боятся на Шестой.
Трусы смерти не боятся,
Ну и разве псих какой.
Помню, был прошедшим летом.
«Мне, — грит, — каска ни к чему!».
Кто же он,
как не «с приветом»?
Царство божие ему.
Трус — он гнус.
Предельно ясно.
Он с позиции удрал.
Но ведь смерти не боялся,
раз попал под трибунал?
Нет, у нас на батарее
трусов нет и психов нет.
Никого из нас не греет
сон на десять тысяч лет.

 

Все хотят пожить на свете,
и, заместо мудреца,
я скажу:
«Бояться смерти —
это драться до конца!».

ПОЭМА ОГНЕВОЙ ПОЗИЦИИ.ЗАКЛЮЧЕНИЕ

От Мурманска Лица не так уж и близко
Во время войны она ближе казалась
тому, кто лежит под простым обелиском,
кого непосредственно это касалось.

Не в лучшую землю, солдаты, легли вы.
Угрюмость и тяжесть собою являя,
для хлеба плоха и плоха для могилы
холодная твердь моего Заполярья.

А впрочем, солдатам не тяжко,
не больно.
Солдаты давно с этим местом простились.
Они по ступеням последнего боя
в живые сердца перешли,
поселились.

Так пусть же герои там вечно пребудут.
Живые сердца — их законное место.
Ведь если когда-нибудь павших забудут –
где кров они сыщут потом?
Неизвестно.

 

Симонов Константин (корреспондент газеты «Красная звезда»)

Отрывок из поэмы «МУРМАНСКИЕ ДНЕВНИКИ»

…Да, прямо скажем, этот край
Нельзя назвать дорогой в рай.
Здесь жестко спать, здесь трудно жить,
Здесь можно голову сложить.
Здесь, приступив к любым делам,
Мы мир делили пополам:
Врагов встречаешь — уничтожь,
Друзей встречаешь — поделись.
Мы здесь любили и дрались,
Мы здесь страдали. Ну и что ж?
Не на кисельных берегах
Рождалось мужество. Как мы,
Оно в дырявых сапогах
Шло с Печенги до Муксольмы…

 

1938

 

ГОЛОС ДАЛЁКИХ СЫНОВЕЙ

Метель о брёвна бьётся с детским плачем,
И на море, вставая, как стена,
Ревёт за полуостровом Рыбачьим
От полюса летящая волна.

Бьют сквозь метель тяжёлые орудья,
И до холодной северной зари
Бойцы, припав ко льду и камню грудью,
Ночуют в скалах Муста-Тунтури.

Чадит свеча, оплывшая в жестянке,
И, согревая руки у свечи,
В полярной, в скалы врубленной землянке
Мы эту ночь проводим, москвичи.

Здесь край земли. Под северным сияньем
Нам привелось сегодня ночевать.
Но никаким ветрам и расстояньям
Нас от тебя, Москва, не оторвать!

В антенну бьёт полярным льдом и градом.
Твой голос нам подолгу не поймать,
И всё-таки за тыщу вёрст мы рядом
С тобой, Москва, Отчизна наша, мать!

Вот снова что-то в рупоре сказали,
И снова треск, и снова долго ждём –
Так, сыновья твои, из страшной дали
Мы материнский голос узнаём.

Мы здесь давно, но словно днём вчерашним
Мы от своей Москвы отделены,
Видны Кремля нам вековые башни
И площади широкие видны.

Своих друзей московских узнаём мы.
Без долгих слов, в руках винтовки сжав,
Они выходят в эту ночь из дома,
Мы слышим шаг их у твоих застав.

Мы видим улицы, где мы ходили,
И школы – в детстве мы учились в них, –
Мы видим женщин, тех, что мы любили,
Мы видим матерей своих седых.

Москва моя, военною судьбою
Мать и сыны сpавнялись в грозный час:
Ты в эту ночь, как мы, готова к бою,
Как ты, всю ночь мы не смыкаем глаз.

Опять всю ночь над нами крутит вьюга,
И в скалах эхо выстрелов гремит.
Но день придёт: от Севера до Юга
Крылатая победа пролетит!

Мы верим, что среди друзей московских
Ещё пройдём по площадям твоим,
В молчании ещё у стен кремлёвских
Мы, слушая куранты, постоим.

B твоих стенах ещё, сойдясь c друзьями,
Победный тост поднимем над столом.
И павших, тех, что нет уж между нами,
Мы благодарным словам помянем.

Мы верим в это. Мы сидим в землянке.
Снег заметает мёрзлyю траву,
Нам не до сна, свеча чадит в жестянке.
Мы слушаем по радио Москву…

Октябрь 1941, Рыбачий

 

ОДНОПОЛЧАНЕ

Как будто мы уже в походе,
Военным шагом, как и я,
По многим улицам проходят
Мои ближайшие друзья;
Не те, с которыми зубрили
За партой первые азы,
Не те, с которыми мы брили
Едва заметные усы.
Мы с ними не пивали чая,
Хлеб не делили пополам,
Они, меня не замечая,
Идут по собственным делам.
Но будет день — и по разверстке
В окоп мы рядом попадем,
Поделим хлеб и на завертку
Углы от писем оторвем.
Пустой консервною жестянкой
Воды для друга зачерпнем
И запасной его портянкой
Больную ногу подвернем.
Под Кенигсбергом на рассвете
Мы будем ранены вдвоем,
Отбудем месяц в лазарете,
И выживем, и в бой пойдем.
Святая ярость наступленья,
Боев жестокая страда
Завяжут наше поколенье
В железный узел, навсегда.

 

 

Сорокин Михаил

РЫБАЦКИЙ ХОЛМ

 

Из нашего села Бесов Нос Пудожского района, из его двадцати двух домов, ушли на войну сорок человек, в основном рыбаков колхоза «Моряк», а вернулось только тридцать. В том числе и по этой причине села больше нет.

 

Село мое стояло на холме.

И нет его. Растаяло во тьме.

Нет моего рыбацкого села

– его война с собою унесла...

Заметен всей России этот холм,

моей любви, воспоминаний полн.

И видятся мне трубы над холмом

соседских изб и наш, отцовский, дом.

Я помню голос, помню взгляд отца.

Я уходил на фронт

с того крыльца.

 

 

Стюарт Елизавета (в годы войны - редактор ТАСС/ телетайпное агенство Советского Союза. В 1944 году приезжает на Северный флот. Побывала на полуостровах Рыбачий и Средний)

ГИТАРА

Землянки были в этот день пусты.
Шел бой.
А здесь от взрывов непрестанных
Подрагивали бледные цветы

В снарядных металлических стаканах.
И сто мелодий в сердце затаив-
Далёких шефов тыловых подарок,-
Откинув бант на тонкий чёрный гриф,
Лежала молча смуглая гитара.

Не первый год у моря длился бой.
И вот в землянку, где светло и чисто,
Совсем привычно, как к себе домой,
Пришли усталые артиллеристы.

Зазвякали нестройно котелки,
В лицо дохнули ароматным паром,
А вскоре на движение руки
Отозвалась послушная гитара.

И в этот поздний час,наедине
Беседуя с притихшими бойцами,
Она играла на такой струне,
Что даже и не выразишь словами.

 

Сысоев Павел

ГЕРОЯМ КАРЕЛЬСКОГО ФРОНТА

Мы чтим незнакомых и близких
Старшин, офицеров, солдат,
Чье имя хранят обелиски,
Чьи звезды на шпилях горят.

Про эту военную пору
Напомнит суровый гранит,
Брусникой кровавой по бору
Народ свою память хранит.

От свирского берега летом
Погнали на север врага,
За десять коротких рассветов
Онеге вернув берега.

И дальше, в крови утопая,
До Масельги и Повенца,
Все пятилась черная стая,
Потерям не видя конца.

Здесь подвигов было немало
Героев великой страны,
И помнит земля Калевалы,
Все камни, где пали сыны.

Как двигались к цели упрямо,
Сквозь тундру и северный лес,
И били врага до Петсамо,
И гнали врага в Киркинесс.

Война… Нами ты не забыта...
И в тысячах мраморных плит,
Где имя Солдата набито,
Народ свою славу хранит.

 

КАРЕЛЬСКАЯ ВОЙНА

Суоярви. Карельский фронт

Великая и страшная война…
От Ладоги до Баренцева моря,
Пылает зарево, стеной стоят герои,
Изрыта ранами Великая страна!

Под натиском превосходящих сил
Ряды пустели Северного флота,
И не обнимут более кого-то,
Те, кто у Бога помощи просил…

Жмёт канонада недруга к земле,
Театр военных действий рукоплещет,
Но финн упорством обороны блещет,
Как в старой притче о добре и зле.

Враги отчизны вспять обращены,
Героев подвиг не поглотит время,
Утихли залпы линий Маннергейма,
Потомки светлой гордости полны.

 

Титов Алексей (воевал на Северном флоте, служил в газете «Часовые Севера»)

БЕРЁЗА

 

На серой северной скале,
Где всё сметала смерть,
Сумела на родной земле
Берёза уцелеть.
На ней живого места нет:
Осколки тут и там,
Колючей проволоки след –
Войны глубокий шрам.
Под нею треснула скала
От шквала батарей,
Но сила жизни верх взяла
Над сотнями смертей.
Пусть рваный шрам наискосок
Виднеется на ней,
Но животворный светлый сок
Струится из корней.
Он полон запахом лесным,
Прозрачен, свеж и чист,
Зелёным огоньком весны
На ветке вспыхнул лист.
Ждёт, неубитая, она,
Чтоб снова по утрам
В серёжках спелых семена
Несли с неё ветра.

Х Х Х

 

Не в лучшую землю,
Солдаты, легли вы.
Угрюмость и тяжесть

собою являя.
Для хлеба плоха
И плоха для могилы
Холодная твердь
Моего Заполярья.

 

ВЕРНОСТЬ

 

На пустых разрушенных землянках
Снег искрился словно белый шелк.
Проходила утром северянка
По местам, где край передний шел.
Вот береза под обрывом сникла
На крутом скалистом берегу.
А на склоне ягода-брусника
Словно капли крови на снегу.
Может быть, на этом перевале,
Может быть, в землянке у ручья
О своей любимой горевал он,
Молодой солдатик по ночам.
Навсегда любовь та сохранится.
Шла невеста, чтоб у серых скал
Здесь по-русски в пояс поклониться
Тем местам, где он о ней мечтал.

 

Печенга, 1945

МУСТА - ТУНТУРИ

Здесь бой идее четвёртый день
За Чёрный перевал,
Где даже северный олень

ни разу не бывал.

Здесь только ягельник седой
С брусничником растёт,
В долину ветер штормовой
Срывается с высот.

Здесь тундра черная легла
Широкой полосой…
Редеет облачная мгла
Над вражьей высотой.

По Муста-Тунтури мы в бой,
В победу веря, шли
За самый бедный и скупой
Клочок родной земли.

Он только с виду бедным был:

В граните и песках
Тот край богатства затаил,
В глубоких недрах скал.

Достать их можно-

Каждый знал-
Лишь дорогой ценой:
Взять с боем Чёрный перевал
атакой штыковой.

 

1943

 

Троянкер Раиса (военный корреспондент, награждена медалью «За оборону Советского Заполярья»)

ПИСЬМО К ПОСЫЛКЕ НА ФРОНТ

 

Хоть зимнее солнце не греет,

Но ясен и чист горизонт.

Спеши же, спеши поскорее

Посылка с запиской на фронт.

Пусть друг, незнакомый и близкий,

В землянке своей средь бойцов

Моей улыбнется записке,

Платком моим вытрет лицо.

Филипчик Владимир (руководитель Народной агитбригады «Ровесники весны»,
п. Искателей, НАО)

 

ДУМЫ ПАСТУХА

 

Малицей северной ночи укрыт,

С трубкой застывшей угрюмо

Старый пастух одиноко сидит,

Думает тяжкую думу…

 

Снова идет он совсем молодым

Вместе с оленным отрядом.

Небо укутал густой черный дым,

Тундру терзают снаряды.

 

Быстро по снегу олени бегут,

Нарты скрипят осторожно,

Боеприпасы за сопкою ждут,

И не дойти невозможно…

 

За горизонтом зарделась заря,

Звезды сдают караулы,

Травы, багрянцем рассвета горя,

Каплями крови мелькнули.

 

Ветер, уснувший костер шевелит,

Искры уносятся к чуму…

Старый пастух одиноко сидит,

Думает тяжкую думу…

Шишляков В. (красноармеец, стихотворение из газеты «Часовой севера», 09.06.1944)

ЗАЧЕМ Я ПРИШЕЛ В ЗАПОЛЯРЬЕ

Однажды на сопке в траншее
Фриц целую смену сидел
И, вытянув длинную шею,
Весеннюю песенку пел:
«Вот кончилась зимняя вьюга.
Весна в Заполярье идет.
Дыхание грозного Юга
Нам верную гибель несет.
И новое лето встречая,
Я только опасности жду,
И чувствую я, дорогая,
Что больше к тебе не приду.
Зачем я арийцем родился?!
Напрасно пошел в егеря.
Напрасно в Россию стремился —
Здесь смерть и могила моя.
И новое лето встречая,
Я только опасности жду,
И чувствую я, дорогая,
Что больше к тебе не приду».
И песня замолкла под вечер,
Koгда её Фриц допевал,
Советская девушка-снайпер
Убила его наповал.

Шубин Павел ( фронтовой корреспондент на Волховском и Карельском фронтах)

ДОРОГА

Пролётные стаи
Всё реже,
И туч парусина
Всё туже,
И зори темнее...
А мне бы
Навстречу метелям,
Туда,
Где в мех завернулось медвежий
Полночное княжество стужи
И врезаны в чистое небо
Созвездья из чистого льда.

 

Не виден
В последнем наслеге
Дымок
С поворота крутого, —
Скрипучи
Летящие нарты
И сумрак
Тусклее слюды...
Дорогою «Фрама» и «Веги»,
Последней дорогой Седова,
Спеши: не составлены карты,
И снег заметает следы.
О сердце,
Ведущее к цели,
И медленной крови упорство, —
Вам насмерть стоять в поединке
Не ради хвалы и наград,
И длится часы и недели

 

С буранами единоборство,
И слёзы смерзаются в льдинки,
И нету дороги назад.

Над нею
Зарёй развернётся —
Взойдёт
Незакатное солнце, —
Заплачут бельки у порога
В своё ледяное жильё,
И если она оборвётся —
Другой твоим следом пробьётся,
И будет другого дорога —
Как песня во имя твоё!

В ЛАПЛАНДСКИХ СНЕГАХ

Сон,
Никогда не снившийся, —
Всё тот же,
Ползёт, скрипит, в небытие скользя:
В потёмках воют «виллисы» и «доджи»,
Идти нельзя. И отдохнуть нельзя.

 

До горла снежный коридор напихан
Колоннами солдат полуживых,
И тёплого бурана облепиха
До позвонков уже промыла их;

 

Уже в кисель раскисли полушубки
И стали стопудовыми пимы,
И грузных ног разбухшие обрубки
Передвигать уже не в силах мы.

Седьмые сутки длится эта мука.
У лошадей иссякла сила вся,
Они в сугробы падают без звука,
А мы идём. Ползём. Лежать нельзя!

Когда мороз ударил на рассвете,
И нестерпимо вызвездило высь,
И призраком неотвратимой смерти
В медвежьих далях сполохи зажглись,

И злые слёзы на ресницах наших
Гремели, как бубенчики, вися, —
То понял каждый из ещё шагавших,
Что жить нельзя. Но умереть нельзя!

И, по-лошажьи ноздри раздувая,
Замёрзшими губами матерясь,
Почти без звука часть передовая
До немцев в штыковую добралась.

Мгновенными укусами, по-волчьи,
Вгрызалась в ребра злая сталь штыков.
И, даже повалив, душили молча
Руками ледяными пруссаков.

Капут героям Нарвика и «Крита»,
Вовек оттуда не вернуться им!..
Как густо сопка трупами покрыта...
Но мы о них не думаем. Мы спим.

ЗАПОЛЯРЬЕ

Дикие расстояния,
Страшные расстояния,
Северного сияния
Трепетные стояния.

Русским горящим городом
Смотрит из облаков оно;
Светлым могучим холодом
Звёздное небо ковано.

У ледяного терема
Бродит буран стреноженный,
Горы в снегу затеряны —
Малые, как горошины.

Здесь валуны, как грамоты, —
Далей пещерных вестники,
В мёрзлых гробницах — мамонты,
Этой земли ровесники.

 

В сопках, морозом выжженных,
Робкое сердце выстынет.
Только бесстрашный выживет,
Только могучий выстоит.

 

Русские, непокорные
Люди кремнёвой крепости,
Топчут вершины горные,
Белые от свирепости.

 

Далями великанскими
Мчатся земли хозяева,
С бурями океанскими
Злые встречают зарева.

 

Лыжи спешат без отдыха,
Лодок скрипят уключины,
Груди не ищут продыха,
Мышцы узлами скручены.

 

Злобные смяты карлики,
Вбиты в могилы жёсткие,
Пьяные кровью Нарвика
Чёрные псы заморские.

 

Где им, с пустыми душами,
С лапами их паучьими,
Править снегами-стужами,
Вольных владений кручами!

 

Вон побережья Мурмана,
Стонут гудками гавани,
Дымы летят, как турманы,
Спутники дальних плаваний.

 

В силах любого ворога
Встретить и побороть она,
Смуглая вся от пороха
Снежная наша Родина!

 

КАРЕЛИЯ

Ни луга, ни синего вира —

Поземка сечет валуны,

Здесь хватит снегов на полмира,

На сотню пустынь — тишины.

Но с нами в морозных окопах

Живут в первозданной красе

Дубы на заоблачных тропах,

Степные ромашки в росе,

И Волга черемухой машет,

И жимолость плещет в Орле:

Огромная Родина наша —

На снежной карельской земле.

Здесь гибель фашистских дивизий,

Здесь мщение ночью и днем,

Долины и вьюжные выси

Прикрыты гремучим огнем.

И нет ничего нам роднее,

Чем снежная эта земля,

И в сполохах небо над нею,

И реки ясней хрусталя.

Нам в жизни еще доведется

Под вишнями спать у плетней,

В ковыльной степи из колодца

Поить полудиких коней;

Но всем, побывавшим на Лице,

На Каменной лысой горе,

Когда-нибудь Север приснится,

Леса в ледяном серебре,

И свист настигающей стали,

И лыжни стоверстная нить,

Суровые дальние дали,

Которых нельзя позабыть!

 

НА ВОЯН-ВААРЕ

Здесь солнце с холодом бок о бок:
Ещё капель звенит с сосны,
А уж в низины с лысых сопок
Буранные сползают сны.

Клубится снег над головою,
Как вытряхнутый из мешка,
И ветер ноет в чёрной хвое,
Как в частых зубьях гребешка.

Ползи, ругаясь, вверх по склону,
Туда, где лес сошёл на нет,
И в звёздном небе бродит сонно
Мерцающий зелёный свет.

Он вдруг сверкнёт калёной сталью,
И скроется за облака,
И развернёт над смутной далью
Седые, дымные шелка;

Сквозь них — валы аквамарина,
Светящиеся изнутри...
Ты узкой лыжни белофинна
За той игрой не просмотри.

СОЛДАТЫ ЗАПОЛЯРЬЯ

Валы окаменевшей грязи
В полкилометра высотой,
Богатые в однообразье
Мучительною пустотой.

И путь один средь тысяч сопок,
И тот - в огне, и тот - сквозь смерть,
Коль ты воистину не робок -
Решись его преодолеть.

Ползи к вершине от подножья
И, задыхаясь, не забудь,
Что есть ещё и бездорожье,
И это всё же торный путь.

Но кто расскажет, где кривые
Пути обходов пролегли?
Там наш солдат прошёл впервые
От сотворения земли.

Там, посиневшими руками
Сложив ячейки поскорей,
Вжимались роты в голый камень,
Подстерегая егерей.

Их жгли навылет, сквозь шинели,
Сквозь плоть и кожу, до нутра,
Семидесятой параллели
Невыносимые ветра.

Мороз пушился на гранитах,
А люди ждали - пусть трясёт, -
Чтоб на фашистов недобитых
С пустых обрушиться высот.

Зарниц гремучих полыханье,
Летучий, хищный блеск штыков.
И это всё - уже преданье
И достояние веков.

УДАР НА ПЕТСАМО

Много лет егеря обживали крутые высоты,
Понастроили дотов, пробили в граните ходы,
Пулемётные гнёзда лепились по кручам, как соты,
Пушки пялились хмуро в долинную даль с высоты.

Долго жить собирались германцы на нашем пороге,
Но по нашим часам солнце в наши приходит края,
И в урочное время приказа короткие строки
Обрубили все сроки постылого их бытия.

И обычней обычного серенький день коротался:
Раздували лежанки в своих блиндажах егеря,
Шёл стеклянный снежок, часовой на дорожке топтался,
Налетал из-за туч ледяной ветерок октября.

А на русских часах передвинулись стрелки на волос,
Натянулись шнуры, на исходные вышла броня,
И в обвальном гуденье на части земля раскололась,
Рваный воздух завыл на зазубренных бивнях огня.

Словно вздыбленных мамонтов тёмное, дикое стадо,
Разминая окопы, стирая в труху блиндажи,
Разнося Кариквайвишь, топтались, ревели снаряды,
Раскалённые пули мелькали в дыму, как стрижи.

Миномётов гвардейских до звёзд долетающий голос,
И мелькнувшие с визгом хвостатые стаи комет,
И ещё на часах передвинулись стрелки на волос,
И горбатые ИЛы пошли по указке ракет.

И уже не хватало дыханья, и воздух с разбега
Налетал, и валил, и глушил, и звенел о штыки...
Вот когда Мерецков по осеннему, талому снегу
На прорыв и погоню железные двинул полки.
Кола, 1944 г.

 

НЕНАВИСТЬ

Простор, запелёнутый в дикую стужу,
В пушных облаках до бровей, —
Прожжёт и разграбит весёлую душу
Одной пустотою своей.

Ползучих берёзок безлистые кроны,
Как спутанные провода,
Тут отроду даже паршивой вороны
Никто не видал никогда.

Весной, когда солнце, во тьме обессилев,
Проглянет холодным зрачком,
Трава не пробьётся на тихой могиле
Под звёздным армейским значком.

И милая сердцу её не отыщет,
А тундра о ней промолчит,
Лишь ветер стрелою лопарской просвищет
Да град по камням простучит.

Но тысяча яростных дней миновала,
С тех пор как мы здесь залегли,
Горючая ненависть нас согревала
К обидчикам милой земли.

Мы вынесли всё, что другим не приснится,
До судороги на лице,
Лягушечью куртку проклятого фрица
Ловя на короткий прицел.

Когда каменело солдатское тело,
Ко льду примерзая пластом,
И только тяжёлое сердце звенело
В стремленье святом и простом:

Убей! — за тоску по весёлому солнцу,
За свой побелевший висок,
Вгони под орлиную каску тирольца
Свинца боевого кусок!

Припомни, как утром над городом тихим
Парят облака голубей,
Как пчёлы гудят по лиловой гречихе,
И вытерпи всё, и убей!

Не будет, не будет германцу пощады,
Земле не томиться в плену!
Шатает волна орудийного чада
Полярных ночей тишину.

И вновь в белокипенных шёлковых робах
Встаём мы у края земли
На лыжнях и тропах, в окопах, в сугробах,
В смертельной метельной пыли!

Явтысый Прокопий (ненецкий поэт, НАО)

Х ХХ

 

Что несет война, —
я знаю!
Потому-то в эту ночь
я природу заклинаю —
людям всей земли
помочь.

Заклинаю я морозы:
– Заморозьте тех, кто вновь
хочет, чтоб вскипали слезы
и текла рекою кровь!

Заклинаю я бураны:
– Заметите злобы вал!
Чтобы в мире жили страны,
чтоб никто не воевал!

Заклинаю я и ветер:
– Затуши войны костер!
Чтоб он злобно,
на рассвете,
крылья смерти не простер!

Заклинаю мощь Печоры:
– Половодьем вешним смой
тех,
кто хочет в злобе черной
в пепел сжечь
край отчий мой!

Заклинаю я и море:
– Поднимись своей волной,
утопи в пучине
горе,
порожденное войной!..

Встанет солнце на рассвете,
крикну:
– Эй!
Вовсю свети!
Чтобы люди на планете
шли по мирному пути!

У ОБЕЛИСКОВ

У обелисков голову склоняю,
где нет имен,
одни лишь только даты…
Кто здесь лежит?..
Я этого не знаю.
Но знаю я — в бою легли солдаты,
чтоб над Отчизной голубело небо,
чтоб золотились мирные поля,
чтоб у детишек было вдоволь хлеба,
чтоб на земле со всеми
жил и я!

Забвения героям павшим нет.
Как наша память -
эти обелиски.
И на гранит кладу я свой букет,
тем — неизвестным воинам,
но близким.

 

ПАМЯТЬ СЕРДЦА

 

Память сердца вновь оленем

Убежит за горизонт…

Провожали всем селеньем

Пастухов своих на фронт.

И к отцам детишки льнули…

Я ж не знал, что для отца

За морями лились пули

Из смертельного свинца.

Я не знал, что там, за морем,

Ляжет мой отец в бою.

Похоронка – чёрным горем

Прилетит в судьбу мою.

Я не знал грядущей доли…

И хотя был очень мал,

Я отцовские ладони

К своим щёчкам прижимал.

Но не плакал... На прощанье

Мне отец сказал: «Расти!»…

Это было завещанье.

Я ж не знал, отец. Прости!

 

ЕЗДОВЫМ ОЛЕНБАТАЛЬОНОВ

Поправив ушанки,
ременные пряжки,
привычно взяв в руки хорей,
вы вновь
поднимали оленьи упряжки,
спешили на гром батарей.

Вы целыми днями возили снаряды.
Ваш путь —
жизнь тонкая нить…
И вновь батарейцы
вам искренне рады:
– Теперь мы дадим прикурить!

А вам возвращаться…
От пушек — до складов,
чуть-чуть отдохнуть и обратно.
Туда, где просьба одна лишь:
– Снарядов!
Снарядов!!!

Солдатские будни
большого труда.

Бывало и так:
взрыв взметнется вдруг близко!
Ударит воздушной волной
прямо в грудь!
…И новой фанерной звездой обелиска отметится воинский путь.

Но
вновь торопить вам усталых оленей:
груз прежний
и прежний маршрут…
И вам
от спасенных в войне поколений
спасибо за воинский труд!

Перевод В. Гордеева

 

Неизв. автор

ОЛЕННЫЙ батальон

 

Пусть на двоих одна винтовка

И каждый на счету патрон,

НО всё ж тундровая сноровка, – 

Вперёд, оленный батальон!

Снаряды всё плотней, всё ближе.

И снова враг ошеломлён:

В крови, в дыму, в болотной жиже

Стоит оленный батальон.

До сей поры врагов тревожит:

Он трижды выбит, разбомблён,

Его уж нет, да как он может

Стоять - оленный батальон?

Чтоб внуки подвиг не забыли,

Склоните ниже шёлк знамён:

Они врага не пропустили -

Стоит оленный батальон.

Россия! Родина родная,

Не забывай в пурге времён:

Тебя, как мать оберегая,

Стоит оленный батальон!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Источники:

1. Канев Ю.В. Оленная армия. Издание второе. Нарьян-Мар, 2016 год

2. Владислав Панфилов. Галактика по имени праздник. Сценарно-режиссерская мастерская.- М: МЦ «Галактика», 2010 – 184с.

3. Была война…Фронтовая поэзия Кольского Заполярья.: Сборник стихов/ Сост. Д. Коржов. - Мурманск: Просветительский центр «Доброхот», Издательство «Добросмысл».2004.- 160с.

4. Интернет