Дилемма, с которой сталкивается неверующий психолог

 

В результате травмы у человека происходит колебание картины мира. Если до травмы человек внутренним чутьем понимал, что жизнь имеет смысл, что люди благи в основной своей массе, то, когда происходит катастрофа, он может начать в том сомневаться.

Колебание картины мира происходит, как можно предположить, вследствие ее односторонности. Да, мир осмыслен, но почему человек решил, что мироздание должно обеспечивать ему комфортное существование? (Можно предположить следующее. Некто полагает, что если он никого не убивал, то только вследствие одного этого факта он уже может назваться добродетельным. Бывает, что некто и верит в Бога, но воспринимает Бога как некое существо, долженствующее послушно откликаться на просьбы человека. При том, такой человек не обращает внимание на присутствующие и активно развивающиеся в душе страсти).

 

Если посмотреть с точки зрения вечности на комфортное существование, то можно сказать о риске, который может развиться при погружении в такого рода существование. Риск – в том, что человек замкнется в капсулу своих привычек, совсем забудет про Небо, начнет коснеть и закисать в страстях. И из такого рода капсулы человека как раз, бывает, что и выводит страдание.

То есть, когда приходит страдание, понятие о осмысленности мира должно быть не отвергнуто, а дополнено, расширено и переработано. Но если культурной, мировоззренческой и религиозной основы для такого пересмотра у психолога нет, то, чтобы вывести человека из ступора, он советует отказаться ему вообще от базовых представлений о осмысленности мира.

Логика светского мыслителя такая: «Ты ранее думал, что мир осмыслен, и вот ты столкнулся с катастрофой, смысл которой не можешь понять. Не скорби, просто пойми, что ты ошибался, полагая, что мир осмыслен. На самом же деле - никакого смысла нет.

Автор разбираемой книги пишет: «Истина заключается в том, [с его точки зрения] что мы, люди, – всего лишь недолговечные порождения природы». И далее он приводит мысль иного мыслителя: «Реальность чересчур ужасна, чтобы мы могли признать ее существование; она дает человеку понять, что он всего лишь маленькая дрожащая зверушка, которая со временем одряхлеет и умрет».

И здесь автор словно не понимает, что если усвоить такое отношение к жизни, то о каком же посттравматическом росте может идти речь? Ведь посттравматический рост, в том числе, характеризуется способностью с помощью найденных смыслов пересмотреть опыт прошлой жизни и факт самой катастрофы.

Рождение такой дилеммы, предположительно, может быть объяснено следующим образом. Конструктивные мысли автора, скорее, относятся к области феноменологии (описание фактов, симптомов). То есть к области описания самих пациентов - тех людей, которых автор обследовал. Когда же автор утверждает, что смерть – всесильна, а мысль о логичности мира – самообман, то он входит в противоречие со своими словами, когда констатирует факт выхода из кризиса на основании новых, обретенных смыслов.

Коренная его ошибка состоит в утверждении, что если наши прежние убеждённости не помогают справится с травмой, то они не верны. Мировоззренческая беспомощность, скорее всего, говорит только о том, что культура некоторых народов растеряла все свои опоры. Культура (вследствие отказа от породившего эту культуру христианства) выродилась, потеряла всю свою высоту и глубину. И придя к «плоскому» мировоззрению, люди уже не могут объяснить для чего они живут. 

Коренная ошибка автора состоит в том, что не всегда надо отказываться от прежних убеждений, если они не помогают подняться над кризисом. Бывает их необходимо углубить, расширить, очистить от всего привнесенного.

Тема развития – одна из центральных в книге профессора Фёдора Ефимовича Василюка «Психология переживания». Профессор Василюк выделяет четыре ступени, который проходит человек, столкнувшийся с переживанием (не от слова «эмоция», а от слова «пережить»).

Первая ступень– гедонистическая, присутствующий на ней человек нередко стремится к отрицанию переживания. То есть человек пытается сохранить способность наслаждаться и как бы говорит: ничего не знаю о кризисе и знать не хочу, отстаньте от меня.

Вторая ступень– реалистичный подход. Мол, если жизнь такова, то мне надо принять текущее положение дел [как иногда говорят люди, совершившие преступление: «Не мы такие, жизнь такая»].

На этом уровне стоит и светский автор. Он пытается успокоить человека в его тревоге, порожденной столкновением с жестокостью, например, других людей. Да, мол, а куда деваться? Жизнь такова - всем правит доллар и жажда наживы.

Автору не хватает вертикали, чтобы подняться выше. Допустим, его подопечный принял идею «все воруют, и я ворую», но как же при таком положении дел можно поставить вопрос о посттравматическом росте?

Профессор Василюк показывает, что реалистичный уровень, на котором остается светский автор, – это только второй уровень из четырех.

Третий уровень– идеалистический. Идеалистический – не в том смысле, что нужно одеть розовые очки. А в том смысле, что, когда человек сталкивается с каким-то кризисным переживанием, ситуацией невозможности, он пытается выйти из этой ситуации, опираясь на идеал. Да, ситуация [в армии? – ред.] сложная, но, например, ты патриот, и ты все равно служишь своей Родине. Да, родился ребенок-инвалид, ты же не будешь выкидывать его на помойку. Ты понимаешь, что ответишь перед Господом за свои поступки, ты понимаешь, что если тебе такого ребенка Господь дал, то в этой ситуации есть какой-то смысл. То есть ты, опираясь на идеал, выходишь от ситуации невозможности.

Четвёртый уровень – это уровень творческий, когда человек активно начинает перестраивать реальность вокруг себя, свой внутренний мир, своё восприятие мира.

Светские авторы где-то понимают, что к этому уровню нужно идти, но у них не хватает культурологического инструментария. Культура отбрасывается, объявляется ненужной и лживой. Культура, будто бы, не помогает справиться с драматическим переживанием. Но вопрос, как выше было показано, можно поставить иначе. Дело не в бессилии культуры как таковой. Дело – в ее вырождении вследствие утраты связи с истиной христианства.

В отношении четвертного уровня профессор Василюк в качестве примера приводит образ Родиона Раскольникова. Этот герой романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» сталкивается с драматическим опытом вследствие совершённого им двойного убийства. Он попадает в когнитивную западню и мучается. Но постепенно, с помощью Сони, он начинает возрастать в новом для него мировоззрении (с которым она знакомит его) и любви, и преодолевает ситуацию невозможности (см. постскриптум).

 

Иногда, чтобы проснуться от «мертвой спячки», человеку приходится столкнуться с страданием.

См. подробнее главу «От страдания к развитию и выходу из скорлупы (подробнее – о понимании "на кончиках пальцев") из второй части статьи «Преодоление зависимого поведения»

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2068/

Идею возрастания до четвертого уровня можно прокомментировать с помощью некоторых мыслей, заимствованных их творений духовных авторов.