Здоровые, больные, исчезающие, мертвые и возрожденные языки.

Языковое разнообразие планеты стремительно сокращается. Лингвисты проводят здесь параллели с исчезновением многих видов животных, растений, с экологическими катастрофами: вместе с умиранием сотен языков все это – признаки нарастающего неблагополучия в мире. Вслед за красными книгами флоры и фауны появились красные книги языков.

Как считает К. Леман (Германия), число языков было самым большим в 15 веке, т.е. до колонизации Африки, Америки и Австралии. По оценкам экспертов, к концу 21 в. из 6000 языков Земли уцелеет только 10% языков. Ежегодно исчезает около 12 языков. В одной из книг А.Е. Кибрика в главе «Проблема исчезающих языки в бывшем СССР» предложена следующая градация языков по их жизнестойкости: здоровые, больные, исчезающие, мертвые.

Языки могут и возрождаться, если на это направлена государственная политика (например, эскимосский язык в США, язык саами, иврит – современная модификация древнееврейского языка).

 

5.4. Национальный язык

Функционирование любого национального (этнического) язы­ка подчиняется определенным нормам. Языковую норму определяют как «совокупность наиболее ус­тойчивых, традиционных реализаций языковой системы, отобран­ных и закрепленных в процессе коммуникации», или как «сово­купность стабильных и унифицированных языковых средств и правил их употребления, сознательно фиксируемых и культиви­руемых обществом» (ЛЭС 1990, 337).

Она соотнесена с собственно языковыми фактами — их соста­вом, сочетаемостью, употреблением. Языковое явление признает­ся нормативным, если оно отвечает, по крайней мере, трем требо­ваниям: соответствует структуре данного языка, в процессе ком­муникации массово и регулярно воспроизводится, общественно одобряется и признается нормативным.

Литературный язык играет ведущую роль среди других разно­видностей национального языка и состоит из общенародных язы­ковых элементов, прошедших культурную обработку. Главное на­значение литературного языка на любом этапе развития нации заключается в обслуживании основных сфер деятельности людей, говорящих на дан­ном языке. В этом отношении он отличается от всех других форм национального языка, распространение которых ограничено тер­риториально или социально.

В отличие от других форм национального языка, нормы кото­рых складываются стихийно, литературный язык подчиняется ко­дифицированной норме — систематизированной, научно обрабо­танной специалистами (авторитетными учеными). Нормы кодифицированного языка закреплены в авторитетных словарях разного плана (орфо­эпических, толковых, орфографических и др.), грамматиках, раз­ного рода пособиях, в том числе и по культуре речи.

 Между нормой литературного языка и употреблением языка всегда есть расхождения. Их степень зависит от социальной струк­туры общества, от особенностей языковой ситуации и от состоя­ния культуры в социуме. Традиционно литературный язык рас­сматривается как образцовая подсистема национального языка, характеризующая речь высокообразованной части языкового кол­лектива.

Завершая представление специфики литературного языка, пе­речислим его основные свойства:

1) кодифицированная нормированность, т.е. специальная обработка профессиональными лингвистами и за­крепление в словарях и граммати­ках;

2) полифункциональность: в отличие от диалектов и соци­альных жаргонов, связанных либо с повседневным, либо с узко­профессиональным общением отдельных групп людей, литера­турный язык обеспечивает коммуникацию в любой сфере дея­тельности вне зависимости от территориальной или социальной принадлежности члена языкового коллектива;

3) постоянная дифференциацией и диверсификация, сопро­вождающиеся усложнением общественной жизни, появлением новых от­раслей знания и т.д.;

4)  выраженным консерватизмом, противостоянием спонтанным языковым новациям в связи с закрепленностью норм литератур­ного языка в специальных словарях и грамматиках; благодаря этому он обеспечивает не только единство между членами коллектива в каждый определенный момент его существования, но и преем­ственность между разными его поколениями.

 

5.4.1. Территориальная дифференциация национального языка

Территориальным диалектом называют разновидность язы­ка, распространенную в качестве орудия обиходного общения ме­стных жителей на определенной территории и характеризующую­ся относительным единством языковой системы.

Территориальные диалекты отличаются друг от друга и от ли­тературного языка рядом фонетических, лексических, граммати­ческих и синтаксических черт. Так, в отличие от литературного языка северновеликорусские говоры характеризуются неразличе­нием в произношении ч и ц (цасы, чапая), южновеликорусское наречие на месте взрывного [г] имеет [у] фрикативный (ууляет); северновеликорусское наречие, в отличие от литературного язы­ка, предполагает разграничение [о] и [а] в неударной позиции: [колокол'ч'ик], но [парохот] (так называемое оканье) и др.

Диалектные черты являются специфическим маркёром речи. По этим чертам можно с большой точностью сказать, где человек родился и где формировалась его речь.

Диалекты отличаются от литературного языка и других диа­лектов и интонационными характеристиками. Так, тон жен­ской речи на Кубани выше, чем в Западной Сибири.

Диалектное членение не всегда однозначно, и наряду с термином «диалект» в лингвистике используются соотносимые с ним территориальные единицы: группа говоров (минимальная ареальная единица языка) и наречие (са­мая крупная единица диалектного членения, представляющая со­вокупность диалектов, объединенных общими чертами).

Противопоставление территориальных диалектов и литературного языка.

 По закрепленности в письменности. Литературный язык всегда имеет письменность. Письменная форма — наиболее ха­рактерное проявление литературного языка. Именно письменность позволяет литературному языку отличаться от территориальных диалектов большей устойчивостью. Говоры не зафиксированы в письменности, они подвижны и изменчивы более, чем литератур­ный язык.

1.  Литературный язык и территориальные диалекты противо­поставлены по характеру подчиненности кодифицированным нор­мам. Литературный язык во всех своих формах подчиняется кодифицикации, особенно ясно это проявляется в письменной речи, регулируемой правилами графики, орфографии и пунктуации. Устная литературная речь подчиняется своду орфоэпических (про­износительных) правил (обеспечение, свёкла, звон*гг). Носители диалекта вполне осознают норму диалектного произно­шения и стихийно подчиняются ей. В территориальном диалекте нет специально разработанных, осознанных норм. Все аспекты диа­лектной речи развиваются стихийно, не стеснены зафиксирован­ными правилами.

2. Литературный язык и территориальные диалекты различа­ются и по охвату территории и количеству носителей. Лите­ратурный язык служит средством общения для всех членов дан­ного этнического (относящегося к какому-либо народу) коллек­тива: народности или нации, независимо от территориальной ло­кализации или социальной принадлежности. Территориальные же диалекты обслуживают потребности отдельных населенных пунк­тов и их групп.

3.  Наконец, литературный язык и территориальные диалекты противопоставляются по сфере и функциям общественного пользо­вания. Литературный язык обслуживает все общество во всех его сферах: производстве, науке, искусстве, общественной жизни и т.д. Диалекты же используются исключительно в сфере бытового общения.

Одной из задач, стоящих перед лингвистами, является выясне­ние причин появления территориальных диалектов. По мнению ученых, основная причина — ослабление связей и отно­сительная изоляция различных языковых коллективов. Этому спо­собствует ряд факторов.

1.  Локальное разобщение языковых коллективов. Например, эстонский язык выступает в своих диалектах почти на каждом из островов, расположенных вблизи морского побережья Эстонии; аварские диалекты появляются в связи с невозможностью регу­лярного общения языковых коллективов, проживающих в труд­нопроходимых горах.

2.  Административное деление территорий, на которых прожива­ют разные языковые коллективы. Например, язык саами функцио­нирует в качестве средства общения на территории четырех госу­дарств: России, Финляндии, Норвегии и Швеции, причем на тер­ритории каждого государства выступает в качестве диалекта.

3.  Иноязычное окружение. Так, язык коми имеет два основных территориальных диалекта: коми-пермяцкий и коми-зырянский. Изолированная от других группа коми (около 4 тысяч человек) развивает свое специфическое коми-язьвинское наречие, поскольку проживает в окружении иноязычного населения.

4.  Разное происхождение диалектов. Так, диалекты новогрече­ского языка в своем подавляющем большинстве возникли вслед­ствие дифференциации койне — общегреческого языка эллини­стического периода. Цаконский же диалект новогреческого языка образован не от койне, а от лаконского диалекта древнегреческо­го языка. Поэтому он отличается от других новогреческих диа­лектов большим количеством специфических черт.

5.  Самостоятельные изменения в зонах изоляции самого различ­ного характера на всех языковых уровнях. Как правило, проходят они очень неравномерно. Иногда эти изменения настолько зна­чительны, что территориальные диалекты с течением времени постепенно превращаются в самостоятельные языки. Так, накоп­ление различий в ходе исторического бытования между южносла­вянским, западнославянским и восточнославянским диалектами праславянского языка привело к образованию специфических групп языков.

6.  Проникновение иноязычного населения на территорию данно­го народа, влияние других языков, различий в области религии и т.д. Особенно глубокие различия между территориальными диа­лектами возникают там, где несколько перечисленных факторов действуют одновременно.

 

5.4.2. Социальная дифференциация национального языка

Языковой коллектив никогда не бывает однородным по свое­му социальному составу, что, безусловно, отражается в языке. Как следствие разного содержания картин мира речь ребен­ка всегда отличается от речи взрослого человека, речь старшего поколения отлична от речи младшего. Речь женщин отличается от речи мужчин, в некоторых языках это различие затрагивает даже произносительные нормы. Речь может зависеть от уровня образования человека, известные особенности проявляются под влиянием рода занятий, профессии, круга интересов и т.д. Спо­собствует появлению специфических черт речи принадлежность индивида к тому или иному классу, его социальное происхожде­ние.

Речевые навыки индивида, как правило, связаны с его соци­альным статусом опосредованно. Обычно собственно социальное варьирование осложняется типом ситуации общения, каналом и местом коммуникации, коммуникативной установкой говоряще­го, характером отношений между коммуникантами и многими другими факторами. Эти факторы приводят к формированию со­циальных жаргонов, или социолектов (социальных диалектов), т. е. речи какой-либо социальной группы, отличающейся от ли­тературного языка наличием специфических слов и выражений. В зависимости от назначения языковых явлений и условий их функционирования выделяются следующие виды социаль­ных жаргонов:

1) профессиональные лексические системы;

2)  групповые (корпоративные) жаргоны;

3)  условные «языки»;

4)  жаргоны деклассированных элементов.

Профессиональные лексические системы называют еще профес­сиональными языками, но первое название, на наш взгляд, точ­нее, поскольку этот вид жаргонов выделяется только на основе особенностей лексики (словаря). Отличительная особенность профессиональных лексических систем состоит в том, что они всегда возникают под давлением необходимости — специализации производства. Так, у плотников насчитывается 6 названий для различных топоров, 10 — для спе­цифических пил, 22 — для обозначения рубанков. Русские коноводы знают более 40 названий мастей лошадей.

Нередко для нужд профессиональной коммуни­кации разрабатываются специальные терминологические систе­мы. Однако статус терминологических систем специ­фичен: в отличие от профессиональной лексики они неотъемле­мая часть литературного языка.

Термины и профессиональные лексические системы отлича­ются друг от друга рядом черт.

1.  В научной дефиниции (определении) термина недопустимы двузначность, синонимия, омонимия. В профессиональных лек­сических системах нередки случаи семантической неоднозначно­сти, омонимии, синонимии, например: кормилицы — 1) пчелы, выкармливающие личинок; 2) пчелы, ухаживающие за маткой.

2.  При образовании терминов используются регулярные про­дуктивные аффиксы, например: александрит, байкалит, гранит.

3. Терминологические системы характеризуются наличием од­нокорневых терминов: окись, закись, перекись, чего в профес­сиональных лексических системах, как правило, нет.

4.  Подавляющее большинство терминов — имена существи­тельные, в профессиональных лексических системах часты глаго­лы, наречия, имена прилагательные.

5.  Термины неэкспрессивны, если они иноязычные. Сло­ва профессиональных лексических систем в подавляющем боль­шинстве экспрессивны; способом репрезентации экспрессии мо­жет быть семантический способ деривации, средством — оценоч­ные суффиксы, например: голодняк — ‘семья пчел без запаса меда’.

Групповые (корпоративные) жаргоны возникают в группах лю­дей, тесно связанных между собой каким-либо видом деятельно­сти: служба в армии, спорт, учеба, туризм, коллекционирование и т.д. Корпо­ративный жаргон — это и символ принадлежности к определен­ной социальной группе, и показатель ее особого языкового суще­ствования, и лингвистическое проявление ее субкультуры.

Групповые жаргоны существуют в огромном количестве ви­дов, что объясняется чрезвычайно разветвленной сетью соци­альных групп общества. Типичный образец группового жаргона — сту­денческий жаргон: стёпа, стипеша, стипон — ‘стипендия’; удоч­ка — ‘удовлетворительно’; заход — ‘попытка сдать экзамен’ и пр.

Условные «языки» ремесленников-отходников, тор­говцев и близких к ним социальных групп были широко распро­странены в царской России. Наибольшей известностью пользова­лись офени — крестьяне Владимирской губернии, торговцы ме­лочным товаром, доходившие до самых отдаленных областей Си­бири. Офенский (суздальский, матройский, галивонский) «язык» зародился не позднее XV в. и применялся ремесленниками и тор­говцами для общения между собой в присутствии посторонних. Степень засекреченности «языка» обычно была невысокая. В конце XIX — начале XX в. в России появились нищие без определенных занятий, и тогда же зарождается так называемое босяцкое арго.

Жаргоны деклассированных элементов. Характеризуя соци­альную дифференциацию языка, многие ученые разграничивают термины «жаргон» и «арго». Под жаргоном в этом случае пони­мается корпоративный язык (речь определенной социально-профессиональной или социально-возрастной группы). Под арго — речь представителей преступного мира (арго воровское, тюрем­но-лагерное, блатное). Использование последнего обусловлено примитивностью сознания их носителей и необходимостью за­секречивать свою деятельность, а также опознавать принадлежа­щих к данной группе людей. Жаргон деклассированных (арго) — это стилистически сниженная совокупность слов и фразеологиз­мов, грубая, вульгарная лексика, отражающая определенную мо­раль, выполняющая конспиративную и опознавательную функ­ции. Как правило, лексика жаргонов деклассированных экспрес­сивна (до 70 % слов). Жаргоны деклассированных функциониру­ют в группах людей, принадлежащих к уголовному миру. Источ­ники жаргона деклассированных могут быть самыми различны­ми: от переосмысления общеупотребительных слов до иноязыч­ных заимствований. Так, баланда заимствуется из рязанских, там­бовских и симбирских диалектов, где слово баланда означало ‘род ботвиньи, холодец из заквашенного на муке отвара свекольной и иной ботвы с окрошкой’. Дать петуха — ‘поздороваться’, хо­рек — ‘хорошо’ возникают вследствие «фонетической мимикрии» звукового уподобления слова или его варианта другим словам. Шамкать, шамать — ‘есть’, бимбор — ‘часы’ образуются на ос­нове звукоподражания. Тырить — ‘красть’ — результат иноязыч­ного заимствования (из цыганского te-tere).

Если жаргонные слова и выражения употребляются в литера­турном языке, они называются жаргонизмами.

Поскольку лексика любого языка характеризуется большой про­ницаемостью, то и социальные варианты речи постоянно взаимо­действуют друг с другом, часто проникая в разговорный язык. Осо­бенно благоприятной средой для проникновения жаргонизмов является просторечие — народно-разговорный язык — устная некодифицированная сфера национальной речевой коммуника­ции. В просторечии представлены все уровни языка (хочут, ложить, айда гулять, терпеть ненавижу и т.д.). Просторечие характеризуется упрощенностью, стилистической сниженностью, грубоватостью.

Специфическое явление — городское просторечие. Оно обра­зуется вследствие постоянного взаимодействия различных соци­альных групп внутри определенного пространства города и испы­тывает большое влияние специфики среды этого города. Инте­ресно в этом смысле сопоставление городского просторечия двух российских столиц:

Москва                                           Санкт-Петербург

батон                                                        булка

бычок (окурок)                                    хабарик

подъезд                                                  парадное

Наличие специфической экспрессивности сближает просторечие и жаргоны.

Койне — «функцио­нальный тип языка, используемый в качестве основного сред­ства повседневного общения широким диапазоном коммуника­тивных сфер в условиях регулярных социальных контактов между носителями разных диалектов или языков» (ЛЭС 1990, 230). Пер­воначально этот термин применялся только к общегреческому языку, служившему единым языком деловой, научной и художе­ственной литературы Греции (IV—II вв. до н.э. — II —III вв. н.э.). В современной социолингвистике койне понимается как любое средство общения (чаще устного), обеспечивающее ком­муникацию в определенном регионе. Различают городское и аре­альное койне.

 

5.4.3. Гендерная дифференциация

Понятие «гендер» возникло в результате изменения взглядов на половые различия: соотношение полов стало трактоваться уче­ными не только на основе биологических признаков, но и как форма особого уклада в общественной жизни человека.

Одним из первых исследователей, проявивших внимание к раз­личиям между мужской и женской речью, был 3. Сепир, кото­рый, изучая язык аборигенов острова Ява, отметил формы слов, употребляемые преимущественно либо женщинами, либо мужчи­нами. В 1922 г. О. Есперсен в своей книге «Язык: его суть, про­исхождение и развитие» уделил целую главу описанию различий между женским и мужским речевым поведением. Опираясь на записки и сведения миссионеров и путешественников, О. Еспер­сен приводит примеры мужских и женских языков индейцев, подчеркивая, что в некоторых индейских племенах женщинам категорически запрещалось использовать «мужские» речевые сред­ства, и наоборот. Например, в племени чикито в Боливии муж­чинам разрешалось употреблять одни суффиксы, а женщинам — другие.

Многие ученые утверждали, что словарь женщины менее богат, а речь менее разнообразна по сравнению с мужской. Кроме того, считается, что женщины используют больше модальных и оце­ночных слов. Такие результаты были получены на материале вьет­намского, русского и французского языков. Больший объем словаря цветообозначений у женщин. Они употребляют больше специфических названий цве­тов (муар, перванш, беж, ультрамарин и т.д.) (Стеклер, Купер 1980).

Привлекли внимание лингвистов и специфические гендерные черты грамматики речи, позволяющие в некоторых случаях гово­рить о мужском и женском синтаксисе. Уже в класси­ческой работе О. Есперсена отмечается, что женщины и мужчины строят свои предложения по-разному; например, в речи мужчи­ны часто можно встретить сложный, запутанный синтаксис. Женский же синтаксис более линеен, последователен: {[],[],[]}.

Особенности мужского и женского дискурса. Считается, что мужчины и женщины используют различные мо­дели речевого общения. Женщинам более свойственны фатические речевые акты. Жен­щина чаще задает вопросы, направленные сугубо на поддержание беседы. Маскулинная речь в этом отношении более прагматична. Мужчина в больше степени ориентирован на решение своих за­дач, на навязывание своей позиции, нежели на поиск путей коор­динации.

 

5.4.3. Вспомогательные языки межэтнического общения

Койне — наддиалектная форма определенного языка, развивав­шейся на базе одного или нескольких диалектов или одного из языков, представленных в ареале. Если же в контакт вступают носители разных языков, то в процессе их совместной деятельно­сти чаще всего возникает импровизированный смешанный язык, который представляет собой упрощенный язык одной из сторон общения. Таким образом возникли пид­жины — контактные языки с минимально необходимым слова­рем и примитивной грамматикой, обеспечивающие жестко огра­ниченную тематически межэтническую коммуникацию. Большин­ство пиджинов состоит из нескольких сотен лексических единиц и характеризуется почти полным отсутствием морфологии. В не­которых случаях (например, у североамериканских индейцев) в роли пиджинов функционировали жестовые языки.

Пиджины обязаны своим возникновением ограниченным кон­тактам в одной из сфер человеческой деятельности (при разносто­ронних контактах обычно возникает двуязычие, речь о котором пойдет далее). Поэтому к первым пиджинам относятся морские и торговые, распространявшиеся в крупных портах еще в эпоху Великих географических открытий. Многие пиджины возникали на основе языка колонизаторов — португальцев, испанцев, англичан, фран­цузов, голландцев.

В России пиджины использовались на русско-китайской гра­нице и на побережье Баренцева моря. Первый был зафиксирован в речи купцов в городах Кяхта (Россия) и Маймачин (Китай) и получил название кяхтинского (манмачинского) наречия. Этот пиджин включал базовый словарь русского языка, элементы ко­торого использовались без спряжения и склонения. В них также были исключены сочетания согласных, труднопроизносимые для носителей китайского языка. Например: порошу (прошу), дува (два), шамапанесеки (шампанское), жареко (жарко), боиза (бо­яться), подериза (дерутся), походи (ходить) и др.

В некоторых случаях происходит креолизация (нативизация) пиджина, когда он может становиться основным языком некото­рого социума, начав обслуживать все его коммуникативные и иные потребности. Этот процесс, по сути, состоит в приобретении им не только социального субстрата (группы людей, объединенных общей деятельностью), но и этнического субстрата (этноса, при­сваивающего его в качестве родного языка). Последнее становит­ся возможным, например, в метисных семьях, где родители ис­пользовали пиджин в качестве языка бытового общения. В ре­зультате для детей, которых не обучали родному языку одного из родителей, пиджин становился первым (родным) языком.

Американский исследователь Дерек Бикертон считает, что пид­жин очень быстро может быть преобразован в полноценный слож­ный язык, достаточно лишь «оставить наедине с языком» группу детей в том возрасте, когда они начинают усваивать язык. Д. Би­кертон приводит примеры такого развития пиджина, когда дети были изолированы от родителей и за ними приглядывал рабочий, говоривший с детьми на пиджине. Дети привнесли грамматиче­скую систему в пиджин, в котором не существует грамматической системы (нет твердого порядка слов, нет приставок и суффиксов, нет временных форм или временных и логических показателей и нет закреп­ленного способа выражения субъекта и объекта речи). Например: Me сарё buy, те check make — ‘Моя копе купить, моя чек делать’. Это предложение можно перевести и как ‘Он купил мой кофе, он выписал мне чек’ и ‘Я купил кофе, я выписал ему чек’. Это полноценный язык, располагающий обширной лексикой и развитой грамматической системой. В условиях этнического многоголосия креольский язык выполняет функции общего, надэтнического и даже межнационального языка. Наиболее распрос­транены креольские языки, сформированные на базе англо-, франко-, испано- и португалоязычных пиджинов. Сегодня в странах Африки, Азии, Америки и Океании насчитывается около 30 мил­лионов говорящих на разных креольских языках: джагватаак (Ямай­ка), самаракка, джука, таки-таки (Суринам), гайанский (гайана), крио (Сьерра-Лионе, Гамбия, Экваториальная Гвинея), ток-пи­син (Папуа — Новая Гвинея) и др.

Международные языки, позволяющие общаться народам раз­ных государств. В древние времена эту функцию выполняли не­которые естественные языки, носители которых играли ли­дирующую роль в определенном ареале. К таким языкам относи­лись шумерский, аккадский и арамейский в ближневосточном регионе, китайский на Дальнем Востоке. В Средние века широ­кое распространение получили арабский и персидский языки в странах Ближнего Востока, старославянский в восточной части Европы, а также латинский в Западной Европе. В результате про­цессов глобализации, берущих свое начало еще в Новое время, некоторые языки приобретают статус мировых. В XVIII в. роль мирового языка играл французский, в XIX в. широкое распространение получают немецкий и английский языки. В XX в. создаются влиятельные международные организа­ции (ООН, ЮНЕСКО и др.), использующие ряд языков в каче­стве «официальных» («рабочих»), что приводит к закреплению за этими мировыми языками особого юридического статуса. Например, официальными и рабочими языками ООН являются англий­ский, арабский, испанский, китайский, русский и французский.

Кроме естественных языков, для которых обеспечение межна­ционального общения выступает вторичной функцией, людьми создаются искусственные коммуникативные систе­мы. Традиция их разработки восходит к XVII в., когда француз­ским философом Рене Декартом был предложен проект создания правильного философского языка, в котором преодолевались не­которые «недостатки» естественных языковых систем, связанные с асимметрией плана выражения и плана содержания. Однако соб­ственно международные языки начинают создаваться только в се­редине XIX в. Первым таким языком, получившим распростране­ние как в устном общении, так и в письменных текстах, стал во­лапюк (world speak -» vol ptik — ‘всемирный язык’), созданный И. М. Шлейером в 1879 г.

Всего начиная с XVII в. было предложено более тысячи проектов искусственных языков, однако действительно широкое распрост­ранение получил только созданный в 1887 г.. К извест­ным проектам также можно отнести такие языки, как эсперанто идо, окци­денталь и интерлингва. В последнее время все больше утвержда­ется в качестве неофициального мирового языка так называемый Weblish (Web English), в котором один из функциональных сти­лей английского языка дополняется специфическими идеограм­мами (смайликами), идеограмматизированными графемами (зна­чимым для смыслового выделения написанием заглавными бук­вами, подчеркиванием и т.д.). Его аналоги создаются также на базе других национальных языков.

 

6. Языковая ситуация и языковая политика

Языковая ситуация — это «конкретный тип взаимодействия языков и разных форм их существования в общественной жизни каждого народа на данном этапе его исторического развития». Известно немало случаев, когда в результате меж­дународных контактов (миграция населения, распространение про­изведений массовой культуры, Интернет), под влиянием других языков становился престижным тот или иной вариант произно­шения слов, закреплявшийся в дальнейшем в качестве норматив­ного.

Язык является важнейшим сред­ством сплочения нации. Поэтому перед лингвистами стоит задача госу­дарственной важности — разработать и сформулировать для раз­личных ветвей государственной власти (законодательной, испол­нительной, судебной) содержание языковой политики — сово­купности идеологических принципов и системы практических ме­роприятий в сфере контроля над функционированием, развитием и взаимодействием языков, используемых на территории страны. Языковая политика — сознательное, целенаправленное воздействие общества и его институтов на функционирование языка в различных сферах его применения. В последнее время к сфере языковой политики стали относить совокупность политических и административных мероприятий, направленных на придание языковому развитию желаемого направления.

В современных условиях могут быть выделены два основных направления языковой политики: перспективное (языковое стро­ительство, или языковое планирование) и ретроспективное (куль­тура языка или речи).

Основным инструментом языкового строитель­ства выступает закон о языке. Его разработка осуществляется по­литиками, определяющими общее видение государственных ин­тересов в сфере языковой политики, а также юристами, в компе­тенцию которых входит четкая и не противоречащая Конститу­ции и другим законам формулировка положений о статусе госу­дарственного языка, его функциях и многом другом.

Однако важная роль в теоретическом обосновании положений закона принадлежит все же лингвистам. Поэтому задача языковедов состоит в том, чтобы на основе обобщения как положительного, так и отрицательного опыта язы­кового строительства предостеречь политических деятелей и за­конотворцев от решений, продиктованных только политической конъюнктурой.

К таковым может быть отнесено стремление не­которых радикально настроенных политиков из ближнего зару­бежья, эксплуатирующих проблемы становления национального самосознания, навязать новые наименования по-русски стран, об­разованных на постсоветском пространстве. Эти претензии не имеют под собою не только юридической, но и лингвистической почвы. «Войдя в словарный состав того или иного языка, назва­ние того или иного народа и государства вступает с его лексикой в определенные системные отношения. Слово Молдавия упот­реблялось русскими как нейтральное название соответствующего государственного образования. Слово же Молдова закрепилось в русском как торжественно-поэтическое. Отношения между эти­ми словами в нашем языке — такие же, как между словами Рос­сия и Русь.

Языковая политика за рубежом. Последний пример демонст­рирует особую сложность языковой ситуации, которая склады­вается в многонациональных (и как следствие многоязычных) странах. Образцовой в этом отношении можно считать языковую поли­тику Финляндии, в которой с 1919 г. конституционно закреплены два государственных языка — финский и шведский (до начала XIX в. Финляндия входила в состав Шведского королевства). Не­смотря на то что шведское население составляет не более 6 % об­щего числа граждан страны, изучение обоих языков является обя­зательным в финских школах, а вузовская система предоставляет студентам возможность выбора языка обучения. Двуязычны в Финляндии и средства массовой коммуникации. Другим образ­цом плюрализма выступает языковая политика Бельгии, включа­ющей Фландрию (фламандский язык) и Валлонию (французский язык). Кроме того что оба языка являются государственными и неукоснительно соблюдается двуязычие, в некоторых коммунах в официальное общение и делопроизводство вводятся дополнитель­ные языки, на которых говорят члены этих коммун. Например, в регионах, граничащих с Германией, такой статус получил немец­кий язык. Еще один пример — Швейцария, где используются че­тыре государственных языка: немецкий, французский, итальян­ский и ретороманский. Два последних постоянно находятся под угрозой вытеснения сформировавшимися на территории государ­ства диалектами и всемерно поддерживаются федеральными вла­стями.

Языковая ситуация в Российской Федерации. По сви­детельству В. М.Алпатова, в национальных республиках России почти прекратилось книгоиздание на языках местного населения, сократилось количество газет, а оставшиеся нередко выступают фактически как двуязычные (Алпатов 2005). (Нельзя не отметить, что объективные рыночные факторы осложняются жесткой пози­цией русскоязычного населения, которое отказывается изучать другие языки России.) Без серьезной идеологической и финансо­вой поддержки со стороны государства, строго регламентировав­шего в прежние времена количество книг и других изданий на разных национальных языках, исчезает классическая литератур­ная составляющая малых языков народов России, которые (язы­ки) постепенно вытесняются в бытовую сферу.

Разумеется, описанная тенденция по-разному проявляется в многочисленных регионах России. Весьма благополучным с точ­ки зрения языковой ситуации остается Северный Кавказ, где ста­бильно функционируют даже очень малые по числу носителей одноаульные языки. Укрепляются позиции национальных языков (с одновременным ослаблением позиций русского) в таких реги­онах, как Тува, Якутия, Татарстан. В некоторых случаях на дина­мику языковой ситуации оказывают влияние географические фак­торы (обособленность Тувы, связанной с остальной Россией всего одной дорогой, компактное расселение русскоязычного населе­ния в Якутии). К числу языков, находящихся на грани выми­рания, относятся хакасский, коми-пермяцкий и группа языков народов Крайнего Севера, а два из них — югский и орочский — недавно были признаны полностью утраченными.

 

7. Проблема билингвизма

В лингвистике владение двумя языками называют двуязычием (билингвизмом) или диглоссией. Языковая ситуация, в которой сосуществование двух языков на территории одного государства сопровождается их распределением по сферам деятельности, называется диглоссией. В современном мире более широко распространено равноправное использование двух и более языков во всех сферах общественной жизни (Бельгия, Швейцария, Финляндия). В этих случаях принято говорить о билингвизме.

Некоторые ученые различают субординативный, координативный и смешанный билингвизм. При субординативном би­лингвизме один из языков является доминирующим как с точки зрения усвоенных на его основе понятий, переносимых на второй язык, так и с точки зрения основных правил построения текста. При координативном билингвизме два языка относительно авто­номны концептуально и формально (грамматически) (Беликов, Крысин 2001, 56— 57). Думается, что полного равенства не возни­кает даже в тех ситуациях, когда с раннего детства ребенок хоро­шо усваивает оба языка и его компетенция в каждом из них не­отличима от компетенции одноязычного ребенка. Здесь различия могут проявляться в разной степени эмоциональной привязанно­сти к каждому из этих языков, в разной степени их символиче­ской значимости в жизни индивида. Смешанный билингвизм – идеальный случай владения родным и вторым языком, которые существуют в сознании говорящего как равноправные коммуникативные системы, не смешиваемые при восприятии (анализе) и синтезе речи. Л.В. Щерба называл такую коммуникативную систему «одним языком с двумя терминами».

К особым случаям могут быть отнесены:

- пассивное (рецептивное) двуязычие — такое владение вто­рым языком, когда индивид понимает произведенные на нем тек­сты, но сам таких текстов практически не порождает. В некото­рых социальных контекстах возможно общение пассивных билинг­вов, использующих для произведения текстов свой родной язык и понимающих при этом иноязычную речь собеседника;