Сравнить меры безопасности по ук рф и ук фрг (башковаю. )

Как можно видеть из этой таблицы, перечень уголовных наказаний, предусмотренных УК ФРГ, вдвое меньше, чем перечень мер исправления и безопасности. Каждому уголовному наказанию по его способности воспрепятствовать совершению осужденным нового преступления, соответствует мера безопасности с примерно таким же предупредительным потенциалом. Трем мерам исправления и безопасности нет аналога среди уголовных наказаний. Следствием такого соотношения мер превенции и уголовного наказания в уголовном законодательстве ФРГ будет, видимо, тот факт, что у правоприменителя в Германии имеется большие возможности дополнить ограничивающую функцию уголовного наказания соответствующими мерами исправления и безопасности. Это может означать, что правоохранительная система в Германии достаточно сильно ориентирована на фактическое лишение или затруднение осужденному преступнику совершить новое преступление и в этой разновидности специально-предупредительной функции уголовное наказание в Германии, по крайней мере, на уровне нормативном, играет далеко не первую роль.

Рассмотренный механизм специально-предупредительного действия уголовных наказаний достаточно прост и эффективен, а значит, должен обязательно приниматься во внимание судом при выборе меры наказания осуждаемому преступнику. Однако непосредственные ограничения, обеспечивающие эту сторону действия наказания, не могут продолжаться бесконечно – наказание конечно во времени. Соответственно, перед законодателем и правоприменителем встает вопрос, как обеспечить не совершение преступлений осужденным после того, как он закончит отбывать назначенное ему наказание?

Ограничивающая функция уголовного наказания не абсолютна, в этом смысле чисто внешнюю сдерживающую функцию наказания для усиления его действенности было бы хорошо дополнить механизмами воздействия наказания на психику осужденного. Таких воздействий, как мы уже знаем, два - это устрашение, которое входит в цель специального предупреждения преступлений, и исправление, являющееся самостоятельной целью уголовного наказания.

В качестве результата устрашения понимается особое психическое состояние лица, которое характеризуется наличием в его психике прочных контрмотивов преступным формам поведения в виде страха как особого эмоционального состояния личности, вызывающего стремления избежать неприятных ощущений и переживаний, обусловленных ограничениями и лишениями, составляющими содержание любого вида наказания. Такое состояние личности может существовать не только в течение срока отбывания наказания, но и достаточно продолжительное время после окончания исполнения наказания. Как мы уже отмечали, широко признанным является мнение, согласно которому для реализации цели специального предупреждения достаточно, чтобы такое состояние сохранялось до окончания срока судимости, хотя, конечно же, оно может существовать у лица и более длительное время.

Воздержание осужденного от совершения новых преступлений под воздействием уголовного наказания представляет собой мотивированное поведение. Поэтому нам придется, хотя бы кратко, описать основные черты процесса мотивации человеческого поведения и определить в нем место уголовного наказания в целом.

Мотивация в психологии понимается как «сложный механизм соотнесения личностью внешних и внутренних факторов поведения, который определяет возникновение, направление, а также способы осуществления конкретных форм деятельности»[99]. Иными словами, мотивация – это не только внутренняя необходимость в определенном действии, не только психологическая мобилизованность и готовность личности к совершению какого-либо действия или воздержания от такового, но также и те внешние для личности факторы, которые обусловливают и регулируют эти действия, или, наоборот, изменяют их исходную направленность, блокируют их осуществление на всем «протяжении» поведения[100].

В основе механизма мотивации лежит мотив. Мотив – это те внутренние осознанные состояния личности, которые определяют ее действия. [101] К таким внутренним состояниям относятся потребности и интересы человека, его определенные моральные установки и идеалы, чувства и помыслы.[102] Среди отмеченных факторов, побуждающих личность к активности, центральное место занимают потребности и чувства личности.[103] Правда, многие советские криминалисты основным в мотиве считают только потребности человека.[104] Мы же будем исходить из того, что как потребности, так и чувства и эмоции личности могут в равной мере предопределять поведение личности.

Мотив как особое внутреннее состояние личности, «не существует вне и независимо от конкретных условий его существования – внешних обстоятельств и внутренних возможностей деятельности»[105]. Это означает, что мотив, как состояние психики лица всегда имеет, во-первых, внешнюю по отношению к личности, детерминанту, а во-вторых, предполагает способность личности адекватно отражать эту детерминанту (сознание), а также умение направить свои усилия (волю) на определенное реагирование.

Между потребностями и чувствами человека как его специфическими состояниями существует внутренняя связь. Эмоции выступают «в качестве проявления потребности, в качестве конкретной психической формы ее существования…», - отмечал С.П. Рубинштейн.[106]

Связь между потребностями и чувствами, эмоциями человека определяется тем, что в своих глубинных основах потребности и чувства исходят как бы из одного «фундамента» - элементарных чувствований удовольствия-неудовольствия, непосредственных ощущений приятного-неприятного, выступающих в качестве наиболее непосредственных оценочных механизмов субъективного опыта личности. Эти состояния удовольствия-неудовольствия, приятного-непрятного как наиболее «древние» и «разлитые» формы психического не существуют изолированно, сами по себе, а входят в сферу более сложных психических образований, прежде всего в структуру чувств и потребностей, придавая им субъективно-положительную или субъективно-отрицательную окраску.[107] Удовольствие и неудовольствие, напряжение и разрядка, возбуждение и успокоение – это не столько основные эмоции, …, а лишь наиболее общие качества, которые характеризуют бесконечно многообразные эмоции, чувства человека.[108]

Отмеченная мысль о состоянии удовольствия-неудовольствия, приятного-неприятного в рамках субъективного представления лица о возможностях выбора вариантов поведения имеет с определенными ограничениями, центральное значение в деле борьбы с преступлениями методами уголовной репрессии, ибо в свое время еще Аристотель заметил, что «приятное люди избирают, а сопряженного со страданием избегают»[109].

Потребность – это испытываемая человеком необходимость в определенных условиях жизни и развития, это «объективированное» во внешнем мире состояние известной нехватки, которую организм старается восполнить.[110]

Уголовное наказание, представляющее собой лишения или ограничения личности ее определенных правовых благ, выступает как обстоятельство, которое способно не удовлетворять, а наоборот, лишать или ограничивать личность в удовлетворении своих потребностей. Ограничения и лишения в удовлетворении своих потребностей субъективно воспринимаются личностью как неприятные, отрицательные для нее факторы. Неудовлетворенная или неполно удовлетворенная потребность порождает страдания лица.

Иными словами, если считать мотивом внутреннее психологическое состояние личности в соединении с определенными обстоятельствами внешней среды, то уголовное наказание как обстоятельство внешней среды, способно создавать или усиливать в психике лица особые состояния в виде острой нужды. Это состояние является страдальческим, неприятным для личности. И в этом качестве уголовное наказание можно назвать мотивом поведения человека. Будучи же соединенным с требованием не совершать каких-либо общественно опасных действий или же, наоборот, выполнять определенные действия в соответствующей ситуации, наказание выступает контрмотивом совершения преступления.

Потребности личности можно разделить на материальные, духовные и общественные. [111] К материальным потребностям психологи относят такие потребности как потребность в еде, жилище и т.п., к духовным – потребность в познании и эстетическом наслаждении, к общественным потребностям – труд и потребность в общении с людьми. Соответственно мотивы и контрмотивы поведения человека могут быть материальными, духовными и общественными.

Уголовное наказание как фактор внешней действительности по отношению к личности своей «материальной» стороной воздействует на материальные и эстетические потребности, ограничивая или вовсе лишая осужденного возможности удовлетворять многие потребности этого вида. При этом в сознании и воле осужденного на основе неудовлетворенных потребностей формируется ситуация выбора между теми удовольствиями, которые он может получить в результате совершения преступления, и теми материальными лишениями, которые могут выпасть на его долю в результате применения наказания.

Для того, чтобы обеспечить отказ осужденного от повторения преступления, в его представлении наказание, которое он может понести за новое преступление, должно вытеснять, гасить притягательную силу тех удовольствий, которые лицо может испытывать в результате преступления. Для неосторожных преступлений наказание должно представляться осужденному слишком высокой ценой, которую он может заплатить за свою неосмотрительность или беспечность.

Состояния удовольствия-удовлетворения, которые лицо может испытывать в результате совершения преступления, могут быть чрезвычайно разнообразными – от физиологического удовлетворения при изнасиловании до избежания отчуждения со стороны товарищей в случае отказа от антиобщественных форм поведения, а также следования сознанию ложно понимаемого долга перед групповым окружением (друзьями, родственниками и т.п.). Глубина понимания, вся палитра удовлетворения от совершения преступления, также как потерь и не удовольствий от исполняемого наказания у каждого лица индивидуальны. Объективно и адекватно установить их и оценить ни законодатель, ни следственные и судебные органы не в состоянии. Уголовное право в этом отношении работает очень грубо – достаточно некоторого примерного соответствия между удовольствием от преступления и неудовольствием от наказания. При этом если представить себе уголовное наказание, имеющее лишь одну цель специального предупреждения, то уже в силу невозможности точно соотнести, взвесить состояния, возникающие у лица от совершения преступления и от претерпевания наказания, последнее, как мы уже писали, всегда будет стремиться к ужесточению, чтобы более надежно заблокировать желание совершать новые преступления.

Невозможность построения содержания наказания в зависимости от субъективных представлений осуждаемых лиц о ценности тех или иных благ вытекает из самой природы правового регулирования, из того, что право есть применение о д и н а к о в о г о масштаба к различным людям.[112] Поэтому виды наказаний, предусмотренные статьей 44 УК РФ, а также санкции, установленные за отдельные виды преступлений в Особенной части УК РФ, и конкретные меры наказаний, применяемые судом за конкретные преступления к конкретным преступникам, опираются на т и п о в у ю значимость тех или иных благ для личности. При этом имеется в виду не личность преступника или социально неустойчивого лица, а нормальная, законопослушная личность.

Происходит это по нескольким причинам. Прежде всего, это объясняется тем, что наказывает преступника государство, опирающееся в своей деятельности на нормальную, законопослушную часть общества, и представляющее, прежде всего ее интересы. Поэтому наказания строятся исходя из системы ценностей именно этой части общества. Конечно, государство со своими собственными интересами, может вносить коррективы в эту систему ценностей, но слишком далеко от нее уходить оно не может. Наказание можно рассматривать как способ доведения до осужденного существующей в обществе системы ценностей и приведения его к этой системе ценностей.

Но нельзя забывать и то, что общество неоднородно, в пределах одной страны или национальности оно состоит из различных социальных групп. Эти социальные группы в своей морали имеют не только совпадающие ценности и нормы, но также и отличающиеся по каким-либо параметрам нравственные правила поведения. В этом смысле перед уголовным правом существует очень большая проблема, нужно ли учитывать различия в нравственных стереотипах поведения и менталитете различных групп населения при применении уголовной репрессии, а если нужно, то в какой мере.

 На первую часть вопроса нужно ответить, безусловно, утвердительно. Уголовное право, как мы уже писали, опирается на типовые нормы и ценности общества в целом, но без учета некоторых важных, но особенных норм поведения и ценностей, существующих в отдельных социальных группах общества, наказание может утратить в глазах этой группы и наказываемого преступника связь с совершенным им деянием. Им просто будет непонятно, почему это деяние запрещается под страхом уголовного наказания. А непонятно, значит, не принято психологически, значит, мотивационная цепочка воздействия уголовного наказания будет прервана, и бояться будут самого наказания, но не совершения запрещаемого деяния. В такой ситуации выстроить исправительный процесс осужденного практически невозможно, ибо у него будет уверенность, что наказали его несправедливо.

Кроме этого, игнорирование важных для отдельных социальных групп ценностей и специфических правил поведения могут повлечь в общественном сознании этих групп не только непонимание причин уголовно-правового запрета, но и внутреннее недовольство действиями государства, недовольства, которое может в дальнейшем при наличии соответствующих условий, вылиться в разнообразные формы социального протеста.

Поэтому действующее уголовное законодательство России знает примеры учета таких особенностей даже на уровне конструирования уголовно-правовых норм. Так, часть 4 статьи 222 УК РФ в своей диспозиции, устанавливающей уголовную ответственность за незаконное ношение оружия, имеет ограничение сферы ее применения именно с учетом особенностей национальных традиций (то есть особенностей этических норм поведения в определенной социальной группе), которое выглядит как ограничение действия этой нормы на местности, «где ношение холодного оружия является принадлежностью национального костюма или связано с охотничьим промыслом». Тот факт, что это ограничение связано с местностью, с территорией, не меняет природы такого ограничения – учета обыденных, традиционных (то есть нравственных) форм поведения в уголовном законе.

Тем более такой учет должен осуществляться в процессе выбора целесообразной и справедливой меры наказания конкретному преступнику. Видимо поэтому во все времена существования советского государства при его режиме тоталитарного характера все же существовали отличия в уголовно-правовой практике судов в различных административно-территориальных образованиях СССР. И различалась эта практика, прежде всего в области назначения уголовных наказаний.[113]

Труднее ответить на вопрос, в какой мере необходимо учитывать особенности нравственных норм поведения в различных социальных группах, и как это учитывать при избирании меры наказания. Видимо, это вопрос скорее конкретной ситуации, а значит, судебного усмотрения, чем формально определенного уголовно-правового регулирования.

Необходимо не забывать также и тот очевидный факт, что существует реальная опасность неадекватного учета особенностей норм поведения в отдельных социальных группах. Например, если уголовное наказание начать применять в зависимости от специфических представлений о приятном-неприятном, о допустимом и недопустимом, существующих в среде осужденных, мы рискуем сделать содержание, а значит, и значение наказаний, совершенно непонятными для всего общества. В этом случае уголовное наказание не сможет выполнять свою другую функцию – подтверждение всем законопослушным гражданам того, что существующая система ценностей и отношений в обществе защищена и поддерживается государством.

Поведение человека определяется не только материальными факторами, значительное место в детерминации его поведения занимают потребности духовного и социального характера. Среди двух последних первостепенное место занимает социальная потребность.

Человек – существо общественное. Человеческая личность представляет собой продукт общественных отношений, вне общества личность немыслима, с обществом ее связывают тысячи нитей-отношений и сама она есть продукт этих социальных отношений, а также создатель и активный творец социальных связей.[114] Он (человек) не может жить и развиваться без дру­гих людей и без их культурного наследия. Под их влиянием он моделирует свою основную ориентацию в окружающем мире и связанные с ней основные эмоциональные установки. От них он перенимает большинство готовых форм взаимодействия с окру­жением. Окружающий мир является для него, прежде всего, миром людей.[115]

Включенность личности в систему функционирующих в обществе отношений составляет обязательное условие ее существования, а характер такой включенности определяет само содержание личности. В то же время, в силу того, что личность – это не просто результат, совокупность социальных связей, но активно действующее начало, творец этих связей, она наделена способностью избирательного отношения к социальным связям, определяющим и составляющим ее сущность. В этом смысле личность «творит» саму себя.

Отсюда для конкретной личности далеко не безразличны ее связи с обществом – одни из них она может всячески укреплять и развивать, считая их полезными для себя, другие будет стараться ослабить или избегать, относясь к ним как к неприятным, чуждым для нее.

Утрата личностью полезных, желательных для нее связей с обществом и замена их на неприятные, нежелательные социальные связи, как правило, болезненно переживаются личностью, а полная изоляция личности есть исключение ее из со­циального мира, то есть социальная смерть, которая равняется для человека био­логической смерти.[116] Поэтому А.М. Яковлев отмечал, что «чувство общности с другими людьми может служить существенным фактором в мотивации человеческого поведения»[117].

Уголовное наказание представляет собой не только причинение осужденному лишений материального порядка, оно разрывает отдельные социально полезные, значимые для осужденного связи с обществом, заменяя их неприятными для него, отрицательными отношениями. Это не означает, что наказание объявляет осужденного абсолютно враждебным обществу, оно умаляет, снижает оценку его личности, а порой даже позорит его лишь с отдельных сторон, тем не менее, снижается и общая оценка личности, наносится вред ее репутации в глазах и всего общества, и его близких. Но даже самое суровое наказание, кроме смертной казни, не исключает и не должно исключать осужденного из позитивных отношений. 

Очевидно, во многом был прав профессор П.И. Люблинский, говоря о том, что «наказание унижает личность преступника, лишает его прав, подвергает позору, чтобы вызвать в обществе презрение и отвращение, оно клеймит преступника, изображает его как злодея и врага общества, чтобы вызвать в обществе гнев и негодование»[118].

Таким образом, суровость наказания для осужденного определяется не только характером и степенью ограничений материального порядка, но и характером и интенсивностью морального осуждения, глубиной разрыва связей осужденного с обществом.

Своим социально-психологическим действием, наряду с материальным, наказание представляет для осужденного альтернативу тем притягательным для него результатам, которые он может получить путем совершения преступления. Воздействием наказания осужденный вводится в состояние реального выбора между удовольствиями, которые он получил и может получить от преступления и лишениями нравственно-психологического характера, которые постигли его и могут вновь постигнуть в случае совершения нового преступления.

При этом, чем более опасно, а значит, аморально преступление, тем глубже степень порицания виновного, следовательно, значительнее разрыв его социально-психологической связи с обществом. Другими словами, чем опаснее преступление, тем более сильный нравственно-психологический контрмотив формируется в сознании осужденного.

Духовная потребность, заключающаяся в стремлении личности к познанию и эстетическому наслаждению, конечно же, также ограничивается действием уголовного наказания. Теоретически осужденный не ограничен в чтении литературы, знакомстве с произведениями искусства, прослушивании музыки и просмотре фильмов. Однако реальные условия исполнения «материальной стороны» таких наказаний как ограничение свободы, арест, содержание в дисциплинарной воинской части, лишение свободы на определенные срок и пожизненное лишение свободы в значительной мере затрудняют осужденному удовлетворение потребности в познании и эстетическом наслаждении. А ведь способность к труду, и может быть, в еще большей степени, способность к творчеству обеспечили относительное выделение человека из природы, выразившееся в его способности мыслить. Следовательно, духовные потребности личности в определенном смысле являются для личности определяющими, и соответственно, лишение ее возможности удовлетворить эти потребности ведет к быстрой и всеобъемлющей деградации личности.

Характерным примером в стремлении личности удовлетворить духовные потребности является творческая активность осужденных в местах лишения свободы. В условиях изоляции от общества и тотального регламентирования повседневного поведения, ведущих к «сокращению» личности (ведь она есть определенное количество определенного качества общественных отношений, которые сильно ограничиваются лишением свободы), личность стремится сохранить себя. Происходит актуализация тех ее качеств, которые помогают сохраниться ей в условиях ограничений. На сером фоне монотонной повседневной действительности в местах лишения свободы рисование, изготовление предметов творчества (резьба, чеканка и т.п.), написание стихов есть возможность осуществления собственно личностного поведения, а значит, доказывания самому себе, что мое «я» еще существует. В этом значении ни один вид наказания, предусмотренный в УК РФ, не содержит специальных ограничений, направленных именно на лишение осужденного проявлений его положительной творческой активности.

Морально осуждающие и материально ограничивающие свойства уголовного наказания в реальной действительности не существуют самостоятельно, безотносительно друг к другу. Это есть две стороны одного социального явления – уголовного наказания, которые существуют в диалектическом единстве, взаимно дополняя друг друга. Так, материальная сторона наказания является носителем, выразителем нравственной, осуждающей стороны наказания.[119] В свою очередь, морально осуждающая сторона уголовного наказания в определенной мере определяет и дополняет его материальную сторону.

Не менее действенным мотивом являются чувства и эмоции личности. Г.М. Якобсон отмечал, что «чувства отражают все существенные для жизнедеятельности человека отношения с окружающей действительностью»[120]. И чувства, и эмоции выполняют две функции: во-первых, функцию сигнальную, заключающуюся в сообщении личности о том, ч т о из происходящего в мире имеет значение для человека как личности, во-вторых, функцию регулятивную, согласно которой чувства и многообразные формы их переживаний определяют в известной мере поведение человека, становясь длительными или кратковременными мотивами человеческой деятельности и отдельных действий.[121]

Уголовное наказание, как внешний фактор для личности, является не только средством воздействия на сознание и волю осужденных, не менее интенсивно оно воздействует на их чувственную, эмоциональную сферу.[122] При этом эмоциональные и чувственные переживания осужденного, вызванные воздействием наказания, в целом можно определить как отрицательные, негативные. По словам Г.Ф. Хохрякова, осужденным к лишению свободы присущи следующие состояния: опасения, страхи, тревожность, мнительность, недоверчивость, обидчивость, подозрительность, беспокойство, возбудимость, раздражительность, агрессивность, чувство собственной неполноценности, подавленность и т.п. Эти состояния вызваны тремя обстоятельствами: 1) изоляцией от общества и помещение в замкнутую социальную среду; 2) ограничения в удовлетворении потребностей посредством тотальной регламентации поведения; 3) принудительным включением в однополые социальные группы.[123]

Очевидно, что подобные переживания способны дезорганизовать ту деятельность личности, которая явилась первопричиной их возникновения.[124] В силу этого отрицательное эмоциональное переживание, связанное с претерпеванием лишений в процессе отбывания наказания, способно вызвать отказ от реализации преступных установок и конкретных планов, либо обусловить более осторожное и внимательное поведение в криминогенных ситуациях (для неосторожных преступлений).

При этом для того, чтобы заставить осужденного отказаться от общественно опасных вариантов поведения интенсивность дезорганизующего воздействия наказания на эмоционально-чувственом уровне личности должна прямо зависеть от тяжести преступления.

Эмоционально-психологическое отношение осужденного к наказанию складывается из его чувственного отражения как материальной стороны наказания, а также из чувственного восприятия нравственной, морально-психологической стороны действия наказания. Оно работает как бы по двум мотивационным цепочкам. Первая, материального характера, выглядит примерно так – чем больше общественная опасность преступления, тем более суровые материальные лишения применяются к преступнику, тем значительнее, при прочих равных условиях, отрицательное отношение осужденного к наказанию, а значит, сильнее его дезорганизующее воздействие на преступное поведение, тем вернее осужденный откажется от новых преступлений.

Вторая цепочка – чем больше общественная опасность преступления, тем более суровому моральному порицанию подвергается осужденный, тем существеннее, при прочих равных условиях, отрицательное эмоциональное отношение личности осужденного к наказанию, тем оно разрушительнее действует на реализацию преступного поведения, а значит, тем меньше вероятность совершения нового преступления таким осужденным.

Чувственное восприятие нравственно-психологического воздействия наказания является более высоким уровнем, чем эмоциональные переживания осужденным материальных лишений. При достаточно развитой нравственной сфере личности чувственные переживания, связанные с социально-психологическим воздействием наказания, могут послужить весьма действенным средством удержания осужденных лиц от новых преступлений.

Однако нравственное сознание осужденных имеет подчас существенные расхождения с общечеловеческой моралью, а их эмоциональный фон выражается в таких чувствах, как собственническое чувство, зависть, ревность, месть, презрение к ценности жизни, здоровья, достоинства других людей и других низменных чувствах.[125] В силу этого, социально-психологическое действие наказания не всегда способно вызвать у осужденных значительные переживания, хотя таковые, несомненно, должны иметь место у многих осужденных. Более значительной может быть реакция этих лиц на ограничения и лишения материального порядка. Поэтому для осужденных преступников с низким уровнем нравственного сознания, притупленным нравственным чувством первостепенное значение приобретает репрессивное воздействие утраты существенных для них благ материального порядка.

В действительности же обе стороны уголовного наказания – материальная и нравственная воспринимаются осужденными на эмоционально-чувственном уровне одновременно, а соотношение значимости для личности эмоционально-чувственного восприятия этих сторон наказания определяется индивидуальными особенностями каждого осужденного.

Эмоционально-чувственная реакция осужденного на применяемое к нему наказание может протекать в двух видах. Первый, простейший, заключается в широкой палитре негативных переживаний, вызывающих реакцию избежания этих переживаний и тех форм поведения, которые обусловили, в конечном счете, эти переживания. На этом и основывается специально предупредительное эмоционально-психологическое воздействие наказания. Отрицательные эмоционально-чувственные переживания личности по поводу ограничений и лишений, причиняемых уголовным наказанием, формируют особое психологическое состояние – состояние страха.

Страх как определенное состояние психики определяется в психологии как особого рода эмоция или чувство.[126] У чувства страха есть много градаций. Если человек лишь немного боится чего-либо, то мы называем это «опасением», «легкой боязнью», «слабо выраженной тревогой», «беспокойством» и пр. При усилении психологического дискомфорта тревога и беспокойство растут, переходя в страх. Страх сам по себе тоже имеет множество степеней, он может быть слабым, умеренным и очень сильным.[127]

В настоящее время среди ученых, занимающихся проблемами страха, нет единого мнения о том, являются ли «страх» и «тревога» разными по своей сути понятиями, или же речь идет об одной эмоции, но выраженной в различной степени. Многие считают, что страх, как правило, возникает в ответ на конкретную опасность, в то время как тревога появляется тогда, когда опасность имеет неопределенный, абстрактный характер, а мозг еще не может выбрать оптимальный вариант поведения.[128]

В основе тревоги и страха лежат внешние, прежде всего такие естественные факторы как боль, одиночество, внезапное изменение стимуляции, которые являются основой страхов социального характера – боязни потерять любимого человека, работу, и еще более сильной боязни угрозы утраты любви и уважения, в том числе самоуважения.[129] Потенциальная возможность физического повреждения для большинства из нас не представляет собой особой угрозы, хотя бы в силу ее редкости. Гораздо чаще нас страшит то, что может уязвить нашу гордость и снизить самооценку. Мы боимся неудач и психологических потерь, которые могут произвести в душе каждого из нас настоя­щий переворот.[130]

Таким образом, страх как эмоционально-чувственное состояние психики личности, во-первых, всегда имеет внешний, находящийся за пределами личности, источник, а во-вторых, для человека в обычных условиях его существования страхи социального характера более значимы, чем страх, имеющий основной причиной естественные факторы. Первое положение важно для нас в том смысле, что уголовное наказание как ограничения и лишения, налагаемые на человека извне, как раз и может служить в качестве источника страха. Второе положение нельзя понимать абсолютно, оно действует только для обычного, нормального существования человека в условиях цивилизации. Страх, обусловленный причинами естественного характера – болью, одиночеством, внезапным изменением стимуляции (то есть неизвестностью) биологически встроен в нашу психику и поэтому имеет первичный характер, а значит, обладает самым сильным действием. Такой страх, будучи также особым эмоциональным состоянием личности, в то же время задействует все биологические ресурсы организма, подчиняя их только одной цели – избежать опасности. [131]

В этом смысле под действием страха, вызванного естественными активаторами, человек как бы возвращается в свое первоначальное, животное состояние, а все социальное отступает на второй план. От него требуются исключительные духовные и волевые качества, чтобы противостоять воздействию такого страха.

Эту особенность страха часто используют тогда, когда ставится цель получить от человека результат любой ценой, заставить его сделать то, чего он по каким-либо причинам делать не желает. Разнообразные пытки, издевательства, угрозы физического уничтожения имеют своей целью вызвать именно страх первичного, биологического характера, и нужно признать, что для человека это непереносимое испытание, поскольку оно порождает в нем конфликт его биологической сущности и социального «Я». Думается, что принятие Минимальных стандартных правил обращения с заключенными, Европейских тюремных правил, Европейской конвенции о запрещении пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания, Основных принципов обращения с заключенными и других международных документов, а также существование в уголовном законодательстве демократических государств специальных запретов на использование любых средств и методов, имеющих целью причинение физических страданий осужденным, обусловлено не только гуманными соображениями, но и учетом особенностей воздействия на человека страха, вызванного естественными активаторами. 

Уголовное наказание по своему содержанию есть совокупность ограничений и лишений, которые причиняют, по меньшей мере, неудобства осужденному, а практически всегда вызывают его страдания как физического, так и социально-психологического характера. В этом своем сущностном значении уголовное наказание очень тесно соприкасается с естественными активаторами страха и, видимо, нужно признать, что в настоящее время исполнение наказаний в виде лишения свободы по российскому уголовно-исполнительному законодательству в некоторых случаях задействует отмеченные механизмы формирования страха (например, помещение в штрафные изоляторы и др.).Конечно, в УК РФ и УИК РФ имеются нормы, запрещающие использование уголовного наказания в целях причинения физических страданий или унижения человеческого достоинства (часть 1 статьи 7 УК РФ), а также нормы, содержащие требования строгого соблюдения гарантий защиты от пыток, насилия и другого жестокого или унижающего человеческое достоинство обращения с осужденными (часть 3 статьи 3, часть 2 статьи 12 УИК РФ).

Но отрицание цели причинения физических страданий и унижения человеческого достоинства, содержащееся в статье 7 УК РФ, не есть отрицание таких свойств у самого наказания. Этой нормой законодатель ставит как бы некоторые границы в причинении страданий осужденному потребностями реализации совокупности позитивных целей – восстановления социальной справедливости, исправления осужденного и предупреждения преступлений. Механизмы реализации этих целей в их совокупности устанавливают некоторые пределы для репрессивности уголовного наказания.

Что же касается статей 3 и 12 УИК РФ, то они прямо запрещают использование наиболее сильнодействующих активаторов биологического страха в виде пыток и насилия, и мы уже обосновывали этот запрет с точки зрения природы страха. Но норма о запрете «другого жестокого или унижающего человеческое достоинство обращения с осужденными» опирается на оценочные суждения о жестокости или унижении человеческого достоинства. Следовательно, в ней не идет речь о полном и принципиальном запрете на причинение страданий осужденному или унижении его человеческого достоинства, а может иметься в виду только наиболее одиозные, выходящие за рамки определенных нравственных представлений о допустимом причинении страданий осужденному. Реально же под жестоким или унижающим человеческое достоинство обращением с осужденными с точки зрения правоприменителя необходимо понимать любые ограничения в положении осужденных, не предусмотренные уголовным или уголовно-исправительным законодательством. Для законодателя же это вопрос его собственной нравственности и нравственных представлений, господствующих в обществе.

Таким образ