Проблемы, концепции, дискуссии

История для бакалавров:

Проблемы, концепции, дискуссии

Ч. 2.

 

Волгоград 2015

ББК 63.3 (2) 4

П 81

 

Научный редактор

кандидат исторических наук В.В.Ведерников

 

Рецензенты: кандидат исторических наук Н.Н.Виноградова

кандидат исторических наук Г.И.Хвостова

 

 

Печатается по решению редакционно-издательского

совета ВГИИК

 

 

Пронина И.А.

П 81        История: проблемы, концепции, дискуссии. – Волгоград: Волгоградское научное издательство, 2018. - 227 с.

 

Учебно-методическое пособие составлено в соответствии с Примерной программой дисциплины «История», разработанной на основе государственного образовательного стандарта третьего поколения для высших учебных заведений. Включает историографические обзоры, фрагменты научных работ историков и научно-популярных статей по истории и рекомендуется для студентов социально-гуманитарных, технических, естественнонаучных и экономических направлений подготовки.

 

 

ББК 63.3 (2) 4

© Пронина И.А., 2018 © ВГИИК, 2018 © Волгоградское научное издательство, 2018

ОГЛАВЛЕНИЕ

1. Дискуссия об определении абсолютизма……………………………………

 

2. Освещение петровских реформ в

отечественной историографии …….………………………………………….

 

3. Дискуссия об экономическом кризисе системы крепостничества в России……………………………………………………………………………

 

4. Современная историография революции 1917 года

в России…………….…………………………………………………………....

 

5. Дискуссии о тоталитаризме в современной историографии……………

 

6. Современные споры о международном кризисе – 1939–1941 гг…………

 

Глоссарий…………………………………………………….…………………..

 

РАЗДЕЛ 1. Дискуссия об определении абсолютизма

план семинара:

1. Проблема абсолютизма в России в дореволюционной историографии

2. Советские исследователи о формировании абсолютной монархии

3. Освещение специфики российского абсолютизма в постсоветской историографии

 

Рекомендуемая литература:

 

1. Абсолютизм в России (XVII— XVIII вв.). Сб. ст., М., 1964.
2. Аврех А.Я. Русский абсолютизм и его роль в утверждении капитализма в России // История СССР. 1968. № 2. С. 82-104.
3. Буганов В.И. Крестьянские войны в России XVII-XVIII века. М., 1976.
4. Волков М.Я. О становлении абсолютизма в России // История СССР. 1970. № 1. С. 90-104.
5. Давидович А.М., Покровский С.А. О классовой сущности и этапах развития русского абсолютизма // История СССР. 1969. № 1. С. 58-72.
6. Демидова Н.Ф. Бюрократизация государственного аппарата абсолютизма в XVII-XVIII веках. М., 1963.
7. Каменский А.Б. От Петра I к Павлу I: Реформы в России XVIII века (Опыт целостного анализа). М., 1999.
8. Медушевский А.Н. Утверждение абсолютизма в России. Сравнительное историческое исследование. М., 1994.
9. Павленко Н.И. К вопросу о генезисе абсолютизма в России // История СССР. 1970. № 4. С. 54-74.
10. Павлова-Сильванская М.П., К вопросу об особенностях абсолютизма в России // История СССР. 1969. № 6. С. 217–234.
11. Покровский М.Н. Абсолютизм в России // История СССР. 1969. № 5. С. 88-92.
12. Троицкий С.М. О некоторых спорных вопросах истории абсолютизма в России // История СССР. 1969. № 3. С. 130–149.
13. Сахаров А.Н, Исторические факторы образования русского абсолютизма // История СССР. 1971. № 1. С. 110-126.
14. Черепнин Л.В. К вопросу о складывание абсолютной монархии в России XVI-XVII веках. М., 1957.
15. Чистозвонов А.Н. Некоторые аспекты проблемы генезиса абсолютизма // Вопросы истории. 1968. № 5. С. 46-62.
16. Шапиро А.Л. Об абсолютизме в России // История СССР. 1968. № 5. С. 69-82.

ТЕКСТЫ:

К вопросу 1

К вопросу 2

К вопросу 3

 

Васильев Л.С. Есть ли смысл у термина «абсолютизм»?

// Васильев Л.С. Всеобщая история: В 6 т.  М., 2008. Т. 3.

Фурсов А.И. Русская власть, история Евразии и мировая система:

РАЗДЕЛ 2. Освещение петровских реформ в

Отечественной историографии

план семинара:

1. Реформы Петра I в оценках дореволюционных историков, критиков и апологетов (Н.М.Карамзин, М.П.Погодин, Н.А.Полевой, С.М.Соловьев, В.О.Ключевский, П.Н.Милюков).
2. Реформы Петра 1 в рамках марксистской концепции истории России (Е.В.Анисимов, Н.И.Павленко).
3. Современные историки о петровских преобразованиях (А.Б.Каменский, Ю.В.Кузовков, С.А.Нефедов).

 

Рекомендуемая литература:

1. Анисимов, К.В. Реформы Петра Великого: Была ли альтернатива для России? // Государство и нация в России и Центрально-восточной Европе. Budapest, 2009. С. 145-151.

2. Бугаева, Н.А. Петровские реформы и социокультурный конфликт в России на рубеже XVII-XVIII вв. // Социальные конфликты в истории России: Материалы Всерос. науч. конф. Омск, 2004. C. 38-41.

3. Водарский, Я.Е. Реформы Петра Великого: стереотипы и факты // Реформы и реформаторы в истории России. М., 1996. С. 35-47.

4. Дворниченко, А.Ю. Преобразования Петра Великого в новейшей историографии // Страницы российской истории: Проблемы, события, люди. СПб., 2008. С. 15-22.

5. Каменский, А. Б. От Петра I до Павла I: Реформы в России ХVIII века. Опыт целостного анализа. М., 1999.

6. Кумачева, С.В. Реформы Петра I: ошибки и их преодоление // Вопросы отечественной истории и историографии. М., 2010. Вып. 13. C. 74-84.

7. Мезин, С.А. Петр I как цивилизатор России: два взгляда // Европейское Просвещение и цивилизация России. М., 2004. С. 5-30.

8. Петр Великий: pro et contra: Личность и деяния Петра I в оценке русских мыслителей и исследователей: антология. СПб., 2001.

9. Соловьев, Е.А. Петр Великий и русская историческая мысль XIX - начала XX века // Отечественная история. 2006. № 4. C. 112-123.

10. Шенкман, Г.С. Великий Петр. СПб., 2004.

 

ТЕКСТЫ

К вопросу 1

М., 1993. С. 446-456.

Во второй половине XVIII в. зарождается уже наука русской истории. Но историки того времени или усердно собирают материалы для истории (как Миллер), или заняты исследованием древнейших эпох русской жизни (Ломоносов, Байер, Штриттер, Татищев, Щербатов, Шлецер). Петр I еще вне пределов их ведения. Первую научную оценку получает он от Карамзина. Но Карамзин как историк принадлежит уже XIX веку. Ученый по критическим приемам, художник по натуре и моралист по мировоззрению, он представлял себе русскую историческую жизнь как постепенное развитие национально-государственного могущества. К этому могуществу вел Россию ряд талантливых деятелей. Среди них Петру принадлежало одно из самых первых мест: но, читая "Историю государства Российского" в связи с другими историческими трудами Карамзина, вы замечаете, что Петру как деятелю Карамзин предпочитал другого исторического деятеля – Ивана III. Этот последний сделал свое княжество сильным государством и познакомил Русь с западной Европой безо всякой ломки и насильственных мер. Петр же насиловал русскую природу и резко ломал старый быт. Карамзин думал, что можно было бы обойтись и без этого. Своими взглядами Карамзин стал в некоторую связь с критическими воззрениями на Петра I упомянутых нами людей XVIII в. Так же, как они, он не показал исторической необходимости петровских реформ, но он уже намекал, что необходимость реформы чувствовалась и ранее Петра. В XVII в., говорил он, сознавали, что нужно заимствовать с Запада; "явился Петр" – и заимствование стало главным средством реформы. Но почему именно "явился Петр", Карамзин еще не мог сказать.

В эпоху Карамзина началось уже вполне научное исследование нашей старины (Карамзину помогали целые кружки ученых людей, умевших не только собирать, но и исследовать исторический материал). Вместе с тем в первой половине XIX в. в русском обществе пробуждалась сознательная общественная жизнь, распространялось философское образование, рождался интерес к нашему прошлому, желание знать общий ход нашего исторического развития. Не будучи историком, Пушкин мечтал поработать над историей Петра. Не будучи историком, Чаадаев принялся размышлять над русской историей и пришел к печальному выводу, что у нас нет ни истории, ни культуры.

Обращаясь к прошлому, русские образованные люди не имели специальных исторических знаний и вносили в толкование прошлого те точки зрения, какие почерпали в занятиях немецкой философией. Германская метафизика XIX в. очень влияла на русскую образованную молодежь, и особенно метафизическая система Гегеля. … Самостоятельная мысль этих "людей 40-х годов", отправляясь отданных германской философии, приходила к своим особым выводам, у разных лиц не одинаковым. Все последователи Гегеля между прочими философскими положениями выносили из его учения две мысли, которые в простом изложении выразятся так: первая мысль – все народы делятся на исторические и неисторические, первые участвуют в общем мировом прогрессе, вторые стоят вне его и осуждены на вечное духовное рабство; другая мысль – высшим выразителем мирового прогресса, его верхней (последней) ступенью, является германская нация с ее протестантской церковью. Германско-протестантская цивилизация есть, таким образом, последнее слово мирового прогресса. Одни из русских последователей Гегеля вполне разделяли эти воззрения; для них поэтому древняя Русь, не знавшая западной германской цивилизации и не имевшая своей, была страной неисторической, лишенной прогресса, осужденной на вечный застой. Эту "азиатскую страну" (так называл ее Белинский) Петр Великий своей реформой приобщил к гуманной цивилизации, создал ей возможность прогресса. До Петра у нас не было истории, не было разумной жизни. Петр дал нам эту жизнь, и потому его значение бесконечно важно и высоко. Он не мог иметь никакой связи с предыдущей русской жизнью, ибо действовал совсем противоположно ее основным началам. Люди, думавшие так, получили название "западников". Они, как легко заметить, сошлись с теми современниками Петра I, которые считали его земным богом, произведшим Россию из небытия в бытие.

Но не все люди 40-х годов думали так. Некоторые, принимая теорию мирового прогресса Гегеля, по чувству патриотизма возмущались его мнением, что германская цивилизация есть последняя ступень прогресса и что славянское племя есть неисторическое племя. Они не видели причины, почему прогресс должен остановиться на германцах; из истории они выносили убеждение, что славянство было далеко от застоя, имело свое историческое развитие, свою культуру. Эта культура была самостоятельна и отличалась от германской в трех отношениях: 1) На Западе, у германцев, христианство явилось в форме католичества и затем протестантства; на Востоке, у славян, – в форме православия. 2) Древнеклассическую культуру германцы восприняли из Рима в форме латинской, славяне – из Византии в форме греческой. Между той и другой культурой есть существенные различия. 3) Наконец, государственный быт в древне-германских государствах сложился путем завоевания, у славян, и у русских в частности, – путем мирным; поэтому в основании общественных отношений на Западе лежит вековая вражда, а у нас ее нет. Самостоятельное развитие этих трех начал составляло содержание древнерусской жизни. Так думали некоторые более самостоятельные последователи германской философии, получившие название "славянофилов". Наибольшего развития самостоятельная русская жизнь достигла в эпоху Московского государства. Петр I нарушил это развитие. Он своей насильственной реформой внес к нам чуждые, даже противоположные начала западной германской цивилизации. Он повернул правильное течение народной жизни на ложную дорогу заимствований. Он не понимал заветов прошлого, не понимал нашего "национального духа". Чтобы остаться верным этому национальному духу, мы должны отречься от чуждых западноевропейских начал и возвратиться к самобытной старине. Тогда, сознательно развивая национальные наши начала, мы своей цивилизацией можем сменить германскую и станем в общем мировом развитии выше германцев.

Таковы воззрения славянофилов. Петр I, по их мнению, изменил прошлому, действовал против него. Славянофилы ставили высоко личность Петра, признавали пользу некоторых его дел, но считали его реформу не национальной и вредной в самом ее существе. У них, как и у западников, Петр был лишен всякой внутренней связи с предшествовавшей ему исторической жизнью.

Вы, конечно, уже заметили, что ни одно из рассмотренных нами воззрений на Петра не было в состоянии указать и объяснить внутреннюю связь его преобразований с предыдущей историей. Даже Карамзин не шел далее смутного намека. Эту связь Петра I с прошлым уловил чутьем в 40-х годах Погодин, но не ранее как в 1863 г. он мог высказать об этом свои мысли....

Такое миросозерцание было внесено в наши университеты в конце 40-х годов.. Носителями новых исторических идей были молодые ученые, воззрения которых на нашу историю в то время назывались "теорией родового быта". Впоследствии же эти ученые стали известны под собирательным именем "историко-юридической школы". Они первые установили мысль о том, что реформы Петра I явились необходимым следствием всего исторического развития русской жизни. … Главной мыслью германских историков была мысль о том, что развитие человеческих обществ не есть результат случайностей и единоличной воли отдельных лиц, напротив, что это развитие совершается, как развитие организма, по строгим законам, ниспровергнуть которые не может сила человека. … Их направление создало в Германии в половине XIX в. блестящее положение исторической науки, под влиянием которой сложились и наши ученые. ….

Эти воззрения и были приложены к русской истории нашими учеными. Первыми сделали это в своих лекциях и печатных трудах профессора Московского университета С. М. Соловьев и К. Д. Кавелин. Они думали показать в русской исторической жизни органическое развитие тех начал, которые были даны первоначальным бытом нашего племени. Они полагали, что главным содержанием нашей исторической жизни была естественная смена одних форм жизни другими. Подметив порядок этой смены, они надеялись найти законы нашего исторического развития. По их мнению, государственный порядок окончательно установлен у нас деятельностью Петра Великого. Петр Великий своими реформами отвечал на требования национальной жизни, которая к его времени развилась уже до государственных форм бытия. Стало быть, деятельность Петра вытекла из исторической необходимости и была вполне национальна.

Так, в первый раз была установлена органическая связь преобразований Петра I с общим ходом русской истории. Нетрудно заметить, что эта связь – чисто логическая, лишенная пока фактического содержания. Непосредственного исторического преемства между Русью XVII в. и эпохой Петра в первых трудах Соловьева и Кавелина указано не было. Это преемство вообще долго не давалось нашему ученому сознанию.

Стараясь сыскать это непосредственное преемство, как сами Соловьев и Кавелин, так и их последователи историки-юристы, обращаясь к изучению допетровской эпохи, склонны были думать, что Россия в XVII в. дожила до государственного кризиса. … По мнению Соловьева, в XVII в. наше государство дошло до полной несостоятельности, нравственной, экономической и административной, и могло выйти на правильную дорогу только путем резкой реформ... Эта реформа пришла с Петром I. Так судили о XVII в. и многие другие исследователи. В обществе распространился взгляд на Московскую Русь как на страну застоя, не имевшую сил для прогрессивного развития. Эта страна дожила до полного разложения, надо было крайнее усилие для ее спасения, и оно было сделано Петром. Таким образом, преобразования Петра представлялись естественной исторической необходимостью, они были тесно связаны с предыдущей эпохой, однако только с темными, отрицательными ее сторонами, только с кризисом старого строя.

Но такое понимание исторического преемства между старой Русью и реформой в последние десятилетия заменилось другим. Новую точку зрения внес в науку тот же Соловьев. Необходимо заметить, что его взгляды на реформу Петра I с самого начала его научной деятельности отличались некоторой двойственностью. В одной из ранних своих статей ("Взгляд на историю установления государственного порядка в России", 1851 г.), говоря о критическом положении Московского государства в XVII в., Соловьев не ограничивается только указанием на явление этого кризиса, но замечает, что государи XVII в. для удовлетворения новых нужд государства начали ряд преобразований. "В течение XVII в., – говорит он, – явно обозначились новые потребности государства, и призваны были те же средства для их удовлетворения, которые были употреблены в XVIII в. в так называемую эпоху преобразований". Таким образом Петр I не только получил от старого порядка одно сознание необходимости реформ, но имел предшественников в этом деле, действовал ранее намеченными путями. Словом, он решал старую, не им поставленную задачу, и решал ранее известным способом. Позднее Соловьев блистательно развил такой взгляд в своих "Чтениях о Петре Великом" в 1872 г. Здесь он прямо называет Петра I "сыном своего народа", выразителем народных стремлений. Бросая общий взгляд на весь ход нашей истории, он следит за тем, как естественно развивалось у наших предков сознание бессилия, как постепенно делались попытки исправить свое положение, как постоянно стремились лучшие люди к общению с Западом, как крепло в русском обществе сознание необходимости перемен. "Народ собрался в дорогу, – заканчивает он, – и ждал вождя"; этот вождь явился в лице Петра Великого.

Высказанный после долгого и пристального изучения фактов, этот взгляд Соловьева поражает и глубокой внутренней правдой, и мастерством изложения. Не один Соловьев в 60-х и 70-х годах думал так об историческом значении реформы (вспомним Погодина), но одному Соловьеву удалось так убедительно и сильно формулировать свой взгляд. Петр I – подражатель старого движения, знакомого Древней Руси. В его реформе и направление, и средства не новы – они даны предшествовавшей эпохой. Нова в его реформе только страшная энергия Петра, быстрота и резкость преобразовательного движения, беззаветная преданность идее, бескорыстное служение делу до самозабвения. Ново только то, что внес в реформу личный гений, личный характер Петра. Такая точка зрения дала теперь полное историческое содержание мысли об органической связи реформы Петра I с общим ходом русской жизни. Эта мысль, как я указал, явилась у нас чисто логическим путем, как априорный вывод из общего исторического созерцания некоторых ученых....

Развивая общее наше историческое сознание, идея Соловьева дала направление и многим частным историческим исследованиям. Исторические монографии о XVII в. и времени Петра I констатируют теперь связь преобразований с предыдущими эпохами и в отдельных сферах древнерусской жизни. …Теперь представления изменились: XVII век представляется веком сильного общественного брожения, когда сознавали потребность перемен, пробовали вводить перемены, спорили о них, искали нового пути, угадывали, что этот путь в сближении с Западом, и уже тянулись к Западу. Теперь ясно, что XVII век подготовил почву для реформы и самого Петра I воспитал в идее реформы. Увлекаясь этой точкой зрения, некоторые исследователи склонны даже преуменьшать значение самого Петра в преобразованиях его эпохи и представлять эти преобразования как "стихийный" процесс, в котором сам Петр играл пассивную роль бессознательного фактора. У П. Н. Милюкова в его трудах о петровской реформе ("Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII в. и реформа Петра В." и "Очерки по истории русской культуры") находим ту мысль, что реформа часто "из вторых рук попадала в сознание преобразователя", бессильного удержать ход дела в своем распоряжении и даже понять направление событий. Нечего и говорить, что такого рода взгляд есть крайность, не разделяемая последующими исследователями преобразований (Н. П. Павлов-Сильванский, "Проекты реформ в записках современников Петра В.").

...Но если наша историческая наука пришла к воззрению на Петра I, более или менее определенному и обоснованному, то в нашем обществе еще не выработалось однообразного и прочного отношения к его преобразованиям. В текущей литературе и в обществе до сих пор крайне разнообразно судят о Петре. Продолжаются время от времени немного запоздалые споры о степени национальности и необходимости Петровых реформ; подымается довольно праздный вопрос о том, полезна или вредна была реформа Петра в ее целом. Все эти мнения, в сущности, являются видоизмененными отголосками исторически слагавшихся воззрений на Петра, которые я старался изложить в хронологической последовательности.

…Руководимые фактами, стремясь к строго научному выводу, они создали научное отношение к эпохе Петра Великого. Это научное отношение будет, конечно, далее развиваться в нашей науке. Но уже теперь плодом его является возможность основательно и свободно судить о Петре I. Его личность не оторвана от родной его почвы, он для нас уже не Бог и не антихрист, он – определенное лицо, с громадными силами, с высокими достоинствами, с человеческими слабостями и недостатками. Мы теперь вполне понимаем, что его личность и пороки – продукт его времени, а его деятельность и исторические заслуги – дело вечности.

К вопросу 2

К вопросу 3

Поездка в Европу

..Хотя молодой царь смотрел на мир глазами моряка и плотни­ка - или, может быть, благодаря этому, - Амстердам и Лондон про­извели на него огромное впечатление. С этого времени в душе Пет­ра поселилась мечта по мере возможности превратить Россию в Голландию, и главное - построить свой Амстердам, город кораб­лей, каналов и многоэтажных каменных зданий. ….

Первые реформы

… Были изданы указы о бритье бород и запрещении носить рус­скую одежду, о переносе празднования Нового года на 1 января. Реформы такого рода относятся к заимствованиям третьей очереди и следуют обычно в заключительной фазе преобразований, после того как осуществлены главные заимствования, касающиеся техни­ки и общественных отношений. В то же время они наиболее болез­ненно воспринимаются обществом, потому что символизируют собой отказ от основных жизненных традиций. В 1766 году в ана­логичной ситуации в Испании запрет ношения сомбреро вызвал большое народное восстание, и возмущенные толпы едва не взяли штурмом королевский дворец. Указ Петра также вызвал восстание, но не сразу, - в 1705 году против «немецкого платья» вспыхнул бунт в Астрахани.

…Первоочередная реформа армии началась через год после воз­вращения Петра, когда приехавший из Австрии майор А. Вейде подготовил новый воинский устав под названием «Краткое обык­новенное учение». К осени этого года из новобранцев было сфор­мировано 27 полков, вооруженных фузеями со штыками и обучен­ных линейной тактике в ее австрийском стрелковом варианте. Саксонский генерал Лан- ген, видевший русскую армию до Нарвы, находил ее превосходной по составу: люди все были рослые, молодые, исправно обмундиро­ванные и обученные стрельбе так хорошо, что не уступали немец­ким полкам. Таким образом, первооче­редная задача заимствования фундаментальных военно-техничес­ких достижений была решена достаточно быстро, и для этого не нужно было воевать со шведами. Решение этой задачи было облег­чено тем, что военная реформа была начата еще при царе Алексее Михайловиче, методы комплектования «полков иноземного строя» уже были опробованы, и Петру было достаточно закупить новые мушкеты и обучить рекрутов новой линейной тактике.

Восстановление армии

..После нарвского разгрома выяснилось, что Россия была совершенно не подготовлена к вой­не - не было ни пушек, ни ружей, ни шпаг, ни сукна для солдат­ской формы. Даже седла, палатки и сапоги пришлось первое время закупать за границей …С точки зрения технологической концепции поражение от за­воевателей, обладающих новым оружием («удар завоевательной волны»), должно было бы породить спешное перенимание их воен­ной технологии. Такое перенимание действительно имело место: Петр срочно принялся переучивать свою армию с австрийского на шведский вариант линейной тактики, приоритет теперь отдавался штыковой атаке, и в армию вернули пикинеров. В действительно­сти Петру не нужно было что-либо менять, потому что военная ре­форма была проведена заблаговременно, перед войной. В дальней­шем оказалось, что австрийский вариант линейной тактики эффек­тивнее, и в 1730-х годах русская армия вернулась к «стреляющим линиям» …. Перемены в военной технике обу­словили коренные изменения в положении дворянства. Прежние полуграмотные всадники-рыцари, время от времени призываемые на войну, превратились в более-менее образованных пехотных офицеров, обязанных постоянно пребывать в полку. Гвардия стала корпорацией, выражающей интересы дворянства и способной ока­зывать военное давление на власть.

Другим важным следствием нарвского разгрома было создание военной промышленности - это был необходимый этап в процессе заимствований, непосредственно связанный с перениманием воен­ной техники. ….

Главная реформа Петра, его «ответ» на «удар волны» заклю­чался в резком увеличении налогов. Установленные царем чрезвы­чайные налоги обычно не рассматриваются историками в плане реформ, но именно они вывели налоговое обложение на тот уро­вень, который впоследствии был закреплен введением подушной подати; поэтому в принципе можно говорить, что податная рефор­ма была осуществлена сразу после разгрома под Нарвой. Мобили­зация ресурсов является естественной реакцией на военную угрозу в любом обществе, но Петр сумел превратить этот мобилизацион­ный уровень в постоянный, обеспечив тем самым средства для содержания регулярной армии. После петровских реформ налоги составлявших большинство населения поместных крестьян были в пять-шесть раз больше, чем при предшественнике Петра царе Федоре…

Строительство Петербурга

Неслыханная до тех пор мобилизация сил привела к успеху; была создана мощная регулярная армия - и главная рациональная задача петровских реформ была решена. Казалось бы, можно сни­зить налоги и дать облегчение народу, - но царь рассуждал иначе. Началось время иррациональных решений. Петр счел, что, хотя война еще не закончилась, пришла пора заняться строительством Петербурга.

С экономической точки зрения это строительство было нелепо­стью: в руках царя уже находились Рига, Ревель, Нарва, так что у России вполне достаточно портов с готовой инфраструктурой. «Еще не имея ни Риги, ни Ревеля, он мог заложить на берегах Невы купеческий город для ввоза и вывоза товаров, - писал Н. М. Карам­зин, - но мысль утвердить там пребывание государей была, есть и будет вредною. Сколько людей погибло, сколько миллионов и тру­дов употреблено для приведения в действо сего намерения? Можно сказать, что Петербург основан на слезах и трупах».

О полной, «зазеркальной» нелепости происходившего говорит уже то, что поначалу Петр намеревался построить новую столицу не в устье Невы, а на острове Котлин. Был составлен проект строи­тельства «Нового Амстердама» - каменного города, расчерченного сеткой каналов; люди должны были передвигаться по этому городу не в каретах, а в гондолах, как в Амстердаме. …

Таким образом, царь намеревался уехать из нелюбимой им «Московии», создать на островке в море «Новую Голландию» и переселить туда русскую знать (уже переодетую им в голландскую одежду). Лишь появление у острова шведского флота удержало царя от реализации этого замысла: опасность того, что вся русская аристократия будет в один момент пленена шведами, была слиш­ком очевидна. Тогда царь решил построить «Новый Амстердам» на Васильевском острове в устье Невы. …

Сам по себе проект был не лишен изящества, но он осуществ­лялся во время войны, которая отнимала у народа все силы и сред­ства. В 1710-1717 годах на строительство Петербурга ежегодно требовали по одному работнику с 10-15 дворов, в среднем по 35 тысяч человек в год. Подневольные рабочие шли в Петербург из всех областей - даже из Сибири, тратя на дорогу по несколько ме­сяцев… Фельдмаршал Миних писал, что в Северную войну «от неприятеля столько людей не по­бито... сколько погибло при строении Петербургской крепости и Ладожского канала».

Ненависть к Петру чувствовалась не только в народной среде, она проявлялась и в других сословиях. Дело царевича Алексея по­казало, что к недовольным примыкали широкие круги старомосков­ского боярства, включавшие и часть генералитета: князья Долгору­кие, Нарышкины, Апраксины, Голицыны. Следствие не подтвердило наличие заговора, но раскрыло картину широкой оппозиции. Гол­ландский и австрийский послы сообщали, что сторонники Алексея ставят перед собой четыре основные задачи: мир со Швецией, уход из Петербурга, отказ от регулярной армии европейского образца в пользу дворянской конницы и снижение налогов. …Конфликт с собственным сыном показал всю глубину изоляции Петра, и царь, по-видимому, понял это. После смерти Алексея он остановил расследование, и подавляющее большинство замешан­ных в деле лиц избежали наказания.

…Кому нужно «окно в Европу»?

В целом Петр достиг своей цели, он создал могущественную империю, обладающую самой сильной армией в Европе. Что дало это народу, кроме налоговых тягот? Петр объяснял Северную вой­ну желанием открыть торговлю с дальними странами, «дабы народ через то облегчение иметь мог». Мысль о развитии морской торговли была также заимствована из Европы, и она занимала свое место в ряду мероприятий по перениманию европейских форм промышленности и торговли. Одним из основных элементов новой торговой политики был так называемый «каспийский транзит», об­новленная Н. Витсеном старая идея о торговом транзите из Персии через Россию на Балтику. … По сообщению датского резидента Г. Грунда, Петр полагал, что овла­дение персидской шелковой торговлей позволит окупить все из­держки шведской войны. В 1723 году Петр действительно направил войска в Персию и захватил «шелковую провинцию» Гилян. Хотя, казалось бы, все было рассчитано точно, оккупация Гиляна не дала ожидаемых выгод. Военные власти ока­зались неспособны организовать эффективное управление, доходы от шелковой торговли расхищались, войска потеряли боеспособ­ность из-за косившей солдат малярии. …. Попытка направить восточ­ную торговлю через Россию закончилась ничем.

Несмотря на эту неудачу, внешнеторговый оборот в 1725­1751 годах увеличился в два раза. Но что дала стране эта торговля? В Россию ввозились в основном предметы роскоши: тонкие вина, галантерея, шелковые ткани, сахар и прочее - народ не пользовался этими товарами, но был вынужден оплачивать их своим трудом. В обмен на никчемную роскошь Россия поставляла на Запад реаль­ные ценности: пеньку, лен, парусину, железо. Торговля такого рода была очень выгодна друзьям Петра, голландским и английским купцам, но не России.

В общем контексте мировой истории следует вспомнить, что XVIII век был временем, когда монополизировавшие торговлю морские державы пытались открыть для своих купцов новые стра­ны и новые рынки, в особенности на Востоке. И в ответ на эту экспансию многие страны Востока закрывали свои порты, потому что не желали обменивать свои товары на предметы роскоши или на опиум. Они не прорубали «окно в Европу», а, наоборот, заколачи­вали его.

Таким образом, возможен другой подход к проблеме, на фоне которого действия Петра представляются не столь уж логичными. Надежда получить выгоды от участия в мировой торговле оказа­лась призрачной, а в реальности Петр лишь открыл для западных купцов новые возможности в эксплуатации российских природных богатств. «Русские купцы сами мало вывозили за границу, - писал В. О. Ключевский, - и вывозная торговля оставалась в руках иноземцев, которые... по выражению одного иноземца же, точно комары, сосали кровь из русского народа и потом улетали в чужие края».

Война со Швецией была результатом легкомысленных увлече­ний петровской молодости, плодом обманчивых надежд. Однако это была еще не самая большая ошибка Петра Великого. Самой большой ошибкой было строительство Петербурга. Именно это строительство, проводившееся в разгар тяжелой войны и дорого­стоящих реформ, привело к перенапряжению сил народа, и за пе­ренапряжением в конце концов последовала катастрофа.

Голод 1723-1726 годов

Последние реформы Петра Великого оставляют впечатление ирреальности: император рассуждал о «всеобщем благе» в обста­новке страшного голода. Многолетнее тяжкое бремя привело к ис­тощению запасов хлеба в крестьянских хозяйствах, и с чередой не­урожайных лет (1722-1724 годы) пришел большой голод. Летом 1723 года из провинций сообщали, что вследствие неурожая, быв­шего два года сряду, крестьяне едят льняное семя и желуди, быва­ют по несколько дней без пищи, многие от того пухнут и умирают, иные села и деревни стоят пустыми. Голод продолжался до самой смерти императора и еще год после нее. … Было решено в 1727 году снять третью часть подушной подати и учредить комиссию для учета умерших и исключения их из оклада.

Комиссия, возглавленная Д. М. Голицыным, стала собирать по губерниям ведомости об убыли населения. В не полностью сохра­нившихся материалах комиссии не имеется окончательных данных по всей стране, но они приводятся в более позднем докладе Сената. В этом докладе утверждается, что из учтенных в 1719-1724 годах 5,5 млн. душ мужского пола к 1727 году было 199 тыс. бежавших и 733 тыс. умерших. Та­ким образом, царствование Петра I завершилось голодом, унес­шим сотни тысяч жизней. Это не была «цена победы» - победа к тому времени была давно одержана. Это была цена модернизации….

* * *

Что же осталось в итоге? Конечно, осталось то, без чего госу­дарство не могло существовать: петровская армия с ее линейной тактикой и новым дворянским офицерским корпусом - заимство­вания первой очереди. Полковые пушки и фузеи теперь в доста­точных количествах производили на тульских и уральских заводах, и армия была обеспечена отечественным оружием. Из заимствова­ний второй очереди уцелели лишь обломки петровской админист­ративной системы в виде коллегий и губерний. И, как это ни странно, сохранилось много третьеочередных заимствований: ев­ропейская одежда у дворян, черты европейского быта, европейская архитектура поместий. … Политика куль­турного онемечивания дворянства в конечном счете привела к глу­бокому расколу русской нации, к тому, что крестьяне считали сво­их господ то ли немцами, то ли французами. Это новое общество, состоящее из «двух наций», было результатом социального синтеза и модернизации по европейскому образцу.

Областная реформа

…Как