Повторное сближение (rapprochement)

К концу подфазы упражнения ребенок достигает все большего понимания своей отделенности от матери, и ее отделенности от него. В этот момент ребенок только начинает проходить через кризис своего второго рождения. Находясь на вершине всемогущей грандиозности, малыш вылетает из дома во всей своей славе, несется по дороге, чтобы завоевать весь мир, и вдруг спотыкается, падает и царапает коленку. Внезапно ему становятся очевидными его уязвимость и бессилие и, несомненно, он сталкивается с разочарованием. Коленка у него болит, из ссадины идет кровь. Ситуация усугубляется тем, что матери поблизости не видно. Ребенок в возрасте от 18 до 24 месяцев начинает переживать кризис повторного сближения.

Он начинает испытывать беспокойство в связи с острым осознанием своей отделенности и беспомощности. Фрустрация закрепляется в его сознании, и агрессия становится интернализованной. Его опыт в реальности противоречит его переоценке своего всемогущества. Его самооценка начинает понижаться, и теперь он уязвим для стыда. По мере того, как он начинает четко осознавать свои ограничения, он проходит через процесс когнитивной и аффективной децентрализации. Это происходит в то время, когда когнитивное, моторное и эмоциональное развитие позволяет ему достичь осознания Я. Он приходит к пониманию того, что причины и события существуют вне его, независимо от его потребностей и желаний. Он переживает потерю всемогущества, и хочет вернуться в безопасные объятия матери.

Фаза повторного сближения становится периодом противоречий. По мере того, как ребенок осознает свою отделенность, он разрабатывает стратегии, помогающие ему предотвратить это осознание и сохранить тесный контакт. Такое мятущееся поведение становится особенно очевидным, когда ребенок хочет воссоединиться с объектом своей любви, но при этом боится быть поглощенным им. Амбивалентность ребенка в отношении близости и зависимости яляется источником фрустрации и для родителя. Ребенок вошел в возраст “ужасных двух лет” которого так боятся и который так оплакивают все родители. Как пожаловалась одна мать:

“Я не знаю, что делать с этим маленьким негодяем! Раньше он был счастлив, играя отдельно от меня. Теперь он плачет, требуя моего внимания, а когда я беру его на руки, он меня отталкивает. Я не знаю, чего он хочет!”

С точки зрения развития, ребенок пытается утвердить свою отдельность и самостоятельноть. Он может не знать, чего он хочет, говоря слово “нет”, но он знает, что, произнося это слово, он отделен от своей матери. Мать обязательно будет испытывать растерянность, пытаясь понять фрустрации ребенка во время этой фазы развития. Это ведет к тому, что ребенку опять становится сложно переносить агрессию в себе и в других людях.

Monte обобщает проблемы, которые этот конфликт ставит перед ребенком: “С точки зрения развития эго, фаза повторного сближения может быть критической для способности ребенка интернализовать конфликт и примирить противоречия между “совершенно хорошей” и “совершенно плохой” матерью. Хорошая мать — это тот человек, который принес в его жизнь все удовольствия, всю безопасность, все тепло и всю близость. В фазе симбиоза этот “хороший объект любви” рассматривался ребенком как часть его самого. Но теперь растущая психологическая умудренность ставит его перед серьезным конфликтом. Матери неизбежно имеют свои темные стороны. Иногда мать фрустрирует ребенка в удовлетворении его потребностей, или причиняет боль, она бывает равнодушна или озабочена чем-то другим, или — самый худший из недостатков — иногда она вовсе отсутствует. Для вновь формирующегося эго ребенка “хорошая мать” и “плохая мать” не могут быть одним и тем же объектом любви. Та, которая так долго была частью меня, не может быть плохой; при этом невозможно отрицать тот факт, что мать не может быть всегда хорошей. Если хорошая мать и плохая мать являются одним и тем же человеком, то я тоже должен иметь в себе что-то плохое. А это невозможно, поскольку я полностью хороший.

Ребенок, находящийся в фазе повторного сближения, может применить защитный механизм, называемый “расщеплением” эго и состоящий в том, что ребенок имеет дело с противоречивыми объектами любви, обращаясь с ними в стиле “все или ничего”. Таким образом, мать не может быть одновременно плохой и хорошей. Существует хорошая мать, и существует плохая мать. Хорошая мать является объектом любви, интернализованным как часть собственного нарциссического эго ребенка в фазе симбиоза. Плохая мать экстернализуется, проецируется во внешний мир, вовне меня, туда, где находятся все приносящие боль и угрожающие мне объекты”. (Monte, 1980, стр. 211-212).

На Рис. 6.2 показана схема этого процесса развития, а также отражены сложности, которые могут возникнуть из-за применения защитного расщепления.

Как пишет Каплан (Kaplan), постоянство объекта требует эмоционального принятия идеи, что все мы не святые и не демоны, а цельные люди, способные как на любовь, так и на ненависть. Будучи способным объединять или интегрировать такие полярные чувства, индивид получает ощущение личностной целостности. Когда постоянство объекта слабо, единственный способ защитить

5

 хорошую, дорогую ребенку часть Я от негативных или нежелательных аспектов Я — это подавить или отщепить эти аспекты. В результате становится невозможным признать целостность своего Я или других людей. Человек просто избавляется от другого, как от нежелательного объекта, если тот его разочаровал. Он даже не сможет вспомнить его предшествующие хорошие поступки, а будет помнить только самый последний негативный опыт.

По мере того, как ребенок разрешает кризис повторного сближения с помощью “достаточно хорошей матери”, он начинает лишаться ощущения своего всемогущества без излишней тревоги или стыда, и интегрирует плохое и хорошее в одно единое целое. Таким образом, ребенок вступает в последнюю фазу — постоянства объекта, интеграции идентичности и развития спаянного (когезивного) Я. Малер пишет: “К восемнадцати месяцам ребенок оказывается на самом пике процесса привыкания к постоянно переживаемой физической отделенности от матери. Это совпадает с когнитивным и перцептивным достижением постоянства объекта, говоря словами Пиаже. Именно в это время его сенсомоторный разум начинает превращаться в истинный репрезентативный разум, и начинается очень важный процесс интернализации, в понимании Harmann — очень постепенно, через идентификации эго». (Mahler, 1968, стр. 21).