Абзац – эп и распространяющие его предложения

Поставьте от каждого ЭП к предложениям, его распространяющим, вопрос.

Когда?                                                                А именно?

1. Комната была залита ровным желтым светом.

Что отсюда следует?

2. Это светили осенние листья.

 Какой вывод можно сделать?

3. Так началась осень.

Ниже даны ЭПТ. Какие логические вопросы можно задать от них к абзацам?

1. Сенокос – самая трудная и веселая пора летом.

2. Жара

3. Зато, когда жара схлынет и на западе заиграет чистыми красками заря, на земле благодать (В.М. Шукшин)

 

 

Разговорные типы речевой культуры и хорошая речь

О. Б. Сиротинина Были выявлены факторы, влияющие на реальное функционирование русского языка: - фактор сферы общения (функционально-стилевая принадлежность речи), - фактор формы речи (письменная или устная); - фактор жанра; - фактор человека (темперамента, жизненного опыта, профессии, пола и пр.). В 90-х гг. 20 века стало ясно, что огромное влияние оказывает фактор отношения человека к языку, его нормам, к культурным и нравственным ценностям. Вслед за Н.И. Толстым (1991) этот фактор получил обозначение ТИП РЕЧЕВОЙ КУЛЬТУРЫ (ст. в энциклопедии «Русский язык» 1997, Стилистическом энциклопедическом словаре русского языка 2003). В условиях одной и той же сферы общения, жанре (например, публичного выступления) наблюдаются принципиальные различия в функционировании как лексики, грамматических форм, так, общих законов построения текста, учета адресата и т.д. Типы РК объективно существуют. Путем разных подходов к их выделению можно говорить о двух (носители и пользователи языка /Немищенко 2001/, четырех (элитарный, просторечный, арготический, народно-речевой /Толстой 1991/), восьми (полнофункциональный, неполнофункциональный, среднелитературный, обиходный, литературно-жаргонизирующий, просторечный, арготический, народно-речевой) типах. У Немищенко: в сфере действия только литературного языка (у Толстого это один – элитарный), в которой Сиротининой разграничиваются пять (с пользователями можно соотнести среднелитературныйи обиходный, а с носителями – полно- и неполнофункциональный, в какой-то мере и литературно-жаргонизирующий тип /Сиротинина 2003/) Прямой связи типа РК и качества речи нет. Меньше всего тип РК отражается в неофициальном общении, т.к. в нем: - ослаблен контроль за речью; - очень силен фактор спонтанности, мешающей выстраивать речь по продуманному плану; - помогает пониманию речи ее ситуативность и наличие общей перцепционной базы, позволяющей не задумываться о форме выражения мысли; - эмоции могут не сдерживаться. В результате речь носителя полнофункционального (самого высокого) и обиходного (самого низкого в сфере действия литературного языка) могут в какие-то моменты общения и не различаться, хотя наблюдения больших объемов речи различия обязательно выявят (большее разнообразие использованных средств, отсутствие грубых ошибок, нарушений этических норм и т.д. в речи носителя полнофункционального типа). Носитель полнофункционального типа знает и умеет целесообразно (с разной степенью умения) пользоваться любым функциональным стилем, носитель неполнофункционального типа – только двумя-тремя, среднелитературного – максимум двумя, а обиходного – только разговорной речью, сближаясь по стилистической монотонности с носителями просторечного типа, но пользуясь при этом литературным языком (разговорной разновидностью), а не просторечием. Литературно-жаргонизирующий тип искусственно создан журналистами, первоначально отражался только в СМИ. В 90-х гг. – сдвиг в понимании эталона хорошей журналистской речи /Сиротинина 2003/, постепенно он стал восприниматься как равноправный с другими типами РК ее самостоятельный тип. Это отразилось в реальном функционировании русского языка и за пределами публицистического стиля: - в произведениях художественного стиля (намеренное снижение авторской речи, «натурализация» речи персонажей вплоть до обсценизмов); - в принципиальной раскованности межличностного общения даже в официальной обстановке (ты-общение, домашние имена из-за незнания норм официального общения, в результате – намеренное игнорирование этих норм), в намеренном пренебрежении к этическим нормам разговорной речи, не допускающих ее чрезмерной жаргонизации и тем более обсценизации в общении с женщинами и детьми. Использование нелитературных слов для намеренного снижения речи ради самого снижения. Снижение, не оправданное целями углубления смысловой структуры текста, не требует от человека особых усилий (самое большее – посмотреть в Словаре Даля или в словарях жаргонных и бранных слов нет литам каких-либо необычных словечек) и потому очень опасен по своей «заразности», что подтверждается выходом этого типа за пределы СМИ, насаждавших и почти насадивших в обществе новый эталон хорошей речи как речи предельно раскованной и сниженной (Сиротинина, ПРКоммуникации,2005, с. 5-8)

Кроме элитарного и среднелитературного, в сфере действия литературного языка формируются литературно-разговорный и фамильярно-разговорный типы речевой культуры. Носителями этих типов является в основном молодежь, но, поскольку в последнее десятилетие они все активнее проникают в средства массовой информации, можно ожидать более широкого их распространения. Поскольку основным признаком этих типов является владение их носителями только одной функциональной разновидностью литературного языка, а различия между ними сводятся к степени сниженности речи, мы объединяем их рассмотрение в один раздел. Как уже сказано выше, их отличительный признак – владение только системой разговорной речи. Поэтому хорошую речь носители этих типов могут продуцировать только в непринужденном персонально адресованном общении в неофициальной обстановке. В таких ситуациях их хорошая речь может ничем не отличаться от хорошей речи в этих же ситуациях носителей элитарного или среднелитературного типа: такое же соблюдение ортологических норм, доступность и понятность речи собеседнику, возможны творческие удачи, т. е. в таких ситуациях разговорные типы речевой культуры достаточно эффективно обслуживают повседневную коммуникацию. При этом хорошая речь носителя литературно-разговорного типа возможна в любой повседневной коммуникации, тогда как хорошая речь носителей фамильярно-разговорного типа – только в условиях близкородственного или близкодружеского общения (о чем свидетельствует и начальный элемент номинации типа – фамильярно). Правда, значительно чаще, чем у носителей других типов речевой культуры, у них получается не очень хорошая или даже плохая речь. Вряд ли можно назвать хорошей речь, изобилующую жаргонными словами, что заставляет предполагать пересечение фамильярно-разговорного типа речевой культуры с жаргонизирующим, а использование большого количества ненормативной, даже табуированной лексики – пересечение с просторечным типом. Вместе с тем подобное неумеренное употребление жаргонных и грубых слов встречается нередко у студентов и молодых выпускников вуза: в «своем кругу» матерятся даже девушки. Жаргонизирующий и просторечный тип речевой культуры могут неплохо обслуживать повседневную коммуникацию в рамках «своего круга», но не могут создавать хорошую литературную речь. Совершенно беспомощными носители разговорных типов (тем более жаргонизирующего и просторечного) оказываются в любой официальной ситуации, с трудом справляются с письменными формами коммуникации из-за сбивчивости речи, отсутствия логики текстообразования, привычки только к диалогической, но не монологической речи. В их речи в официальной обстановке может не быть нарушений ортологических норм, но, даже если они не употребляют (а это бывает очень редко!) ни бранных, ни жаргонных слов, их речь не соответствует обстановке, условиям коммуникации не с непосредственным, персонально известным говорящему или пишущему адресатом, а с отсутствующим (письменная речь) или массовым (выступление по радио или телевидению) адресатом. Особенности подобной беспомощной речи исследованы И. С. Фишер [Фишер 1995]. Материал для исследования речевого имиджа культурно-языковой личности: тексты (диалоги, ситуации, эпизоды, характеристики и пр.). Культурные герои, фольклорные персонажи, ЧАЦКИЙ, РАСКОЛЬНИКОВ, ПЕЧОРИН, БАЗАРОВ, БАШМАЧКИН, МАНИЛОВ, НОЗДРЕВ, КОРОБОЧКА, ЧИЧИКОВ и др. типы Как правило, для речи носителей разговорных типов характерна погоня за модой: модными же сейчас являются далеко не лучшие элементы речи: жаргонизмы, максимальная сниженность речи и «высокая» книжность, насыщенность иностранными словами. Подобная смесь речь, конечно, не красит. В печатных средствах массовой информации в чистом виде разговорные типы речевой культуры фактически не представлены (очень редко в таблоидных изданиях встречаются в буквальной передаче речи «героев» интервью), а вот на телевидении и радио эти типы представлены прежде всего речью молодых гостей передачи. Кроме того, насколько можно судить по речи в теле- или радиопередаче, носителями литературно-разговорного типа являются многие ведущие молодежных передач (игровых, интерактивных, некоторых музыкальных и т. д.) Даже если ведущие соблюдают нормы ударения, не используют жаргонных слов (бывает и такое), то показателем именно разговорного типа их речевой культуры служит ставшая модной скороговорка с очень нечеткой дикцией, вполне нормальная для повседневной сферы общения, но неприемлемая для общения через эфир. В фатических жанрах общения через эфир она еще простительна, поскольку явное пустословие ведущего (см. [Федосюк 2000]) не требует понимания, но свойственна она и информационным жанрам (рекламе), мешающей возможности ее использовать (невозможно разобрать названия рекламируемых лекарств, номера сообщаемых телефонов и т. д.) Чаще всего произносительная нечеткость сопровождается модными англицизмами и жаргонизмами (см. [Чепкина 2000]), что еще больше затрудняет понимание. Понимание в условиях непринужденного общения обеспечивается не столько вербальными средствами, сколько общностью апперцепционной базы, «вплавлением» в речь ситуации, возможностью переспроса. Тот, кто владеет только разговорной системой общения, привык к тому, что его всегда понимают, и не способен предусмотреть особых мер для предотвращения непонимания. Очень характерно, что и в телепередачах носители разговорных типов, даже если в студии присутствуют другие участники передачи, ориентируются в своем выступлении только на ведущего (часто хорошего знакомого выступающего) и постоянно проверяют Ты меня понимаешь? При этом ведущий, может быть, и понимает, но не понимают телезрители и даже присутствующие в студии (см. [Фишер 1995]). Переполненная жаргонизмами и матом речь может быть вполне нормальной для определенного круга молодежи, вполне удовлетворять их (а на постороннего наблюдателя она не рассчитана), но даже в этих условиях ее нельзя назвать нормативной, а следовательно, и хорошей. Повседневная речь коллег, переполненная иноязычными терминами и профессионализмами, вполне удовлетворяющая общающихся, не выходит за рамки узуально нормативной речи, а потому может считаться в определенных ситуациях хорошей, если во всем остальном она отвечает критериям хорошей речи (правильность, соответствие этическим и коммуникативным нормам). Именно по отношению к речи носителей разговорных типов речевой культуры труднее всего применять критерии хорошей речи. Если за пределами сферы повседневного (в том числе и повседневно-профессионального общения) хорошая речь из-за полного неумения строить текст просто невозможна, то в повседневном общении речь их носителей бывает так же хороша, как речь носителей других типов речевой культуры. А в некоторых случаях может быть даже прекрасной: яркой, выразительной, творческой – но в пределах разговорной речи. Так, например, в целом совершенно беспомощная речь П. А. Каплевича или А. Лаерского [Фишер 1995] в соответствующих телепередачах была бы вполне уместной в частной беседе с другом, а временами даже очень удачной и выразительной: Мы вокруг стиля это будем все крутить // Понимаешь? Мне не нравится / абсолютно / вот это / безымиджевое наше существование // Понимаешь? И оно было всегда // Понимаешь? Ну нельзя все сводить до серых пиджаков кашемировых // Понимаешь? И пальто этих // Понимаешь? То есть нельзя все сводить / то есть хорошо выглядеть только в этом // Я считаю что нет //жизнь / игра // П. А. Каплевич ищет поддержки у ведущего (бесконечные вопросы Понимаешь? – это у него не слово-паразит, а именно вопросы), вероятно, тот его понимает. Понятен, вероятно, ему и емкий выразительный образ все сводить до серых пиджаков кашемировых (почти униформа советской партийной элиты), но вполне приемлемая, несмотря на бесконечные вопросы Понимаешь?, для дружеского общения, эта речь становится просто непонятной и беспомощной, когда звучит в телепередаче. И тут не помогает известность, даже «модность» этого художника-дизайнера по костюмам. Для телепередачи такая речь хорошей не является. Разговорный тип общения существовал, существует и будет существовать всегда, однако в самостоятельный тип речевой культуры он стал формироваться (с разновидностями литературно- и фамильярно-разговорного) только в последнее десятилетие XX века. Дело в том, что раньше он охватывал только ситуации повседневного общения, то есть разговорную речь – в принципе одинаковую для любого типа речевой культуры в сфере действия литературного языка. В официальной коммуникации разговорный тип общения практически не использовался по очень простой причине: в советский период в этих ситуациях использовалась только письменная речь и озвученная письменная речь (прочитанная по бумажке или выученная наизусть). Устной же речью пользовались только носители элитарного (прежде всего) и реже – среднелитературного типа речевой культуры. Не говоря уж о выступлениях на митингах и собраниях, даже лекции во многих вузах (конечно не в таких, как МГУ, ЛГУ или Саратовский университет, в которых за редким исключением преподаватели – носители элитарного типа), тексты лекций не только целиком писались и потом читались, но и утверждались на заседаниях кафедр. С началом перестройки активно действующими стали две тенденции: с одной стороны, сужение сферы письменной речи, появление никем не утвержденных и заранее не написанных выступлений, а с другой стороны, возникновение явной реакции на прежний официоз, казенность речи, советский новояз и отсюда – отталкивание от прежних образцов литературной речи, часто выливающееся в излишне широкое и далеко не всегда оправданное использование как лексических, так и синтаксических элементов разговорной речи в официальных ситуациях. Особенно это распространилось и продолжает распространяться в печатных и электронных СМИ. Поскольку носители разговорных типов общения ориентируются на окружающую языковую среду, средства массовой информации (прежде всего телевидение) и второсортную художественную литературу, то эталоном их хорошей речи стал однородно разговорный, другого они просто не знают. Это обстоятельство позволило им со своим разговорным типом общения (в лучшем случае – варьируя литературно-разговорный и фамильярно разговорный) выходить на трибуну, пользоваться им перед телевизионной камерой, зная, что передача идет (или пойдет) в эфир. Выход такого типа общения за пределы повседневного общения и означает формирование самостоятельных разговорных типов речевой культуры, не дающих возможности продуцировать хорошую речь в официальной обстановке. Впервые опубликовано в книге «Хорошая речь» О. Б. Сиротининой, Н. И. Кузнецовой, Е. В. Дзякович и др. (Саратов, 2001).

РАЗГОВОРНАЯ РЕЧЬ, разновидность литературного языка, реализующаяся преимущественно в устной форме в ситуации неподготовленного, непринужденного общения при непосредственном взаимодействии партнеров коммуникации. Основная сфера реализации разговорной речи – повседневная обиходная коммуникация, протекающая в неофициальной обстановке. Таким образом, одним из ведущих коммуникативных параметров, определяющих условия реализации разговорной речи, является параметр «неофициальность общения»; по этому параметру она противопоставлена книжно-письменному кодифицированному литературному языку, обслуживающему сферу официального общения. Носителями разговорной речи являются люди, владеющие литературным языком, т.е. по параметру «носитель языка» данная разновидность противопоставлена прежде всего диалектам и просторечию.

Соотношение понятий разговорный – литературный, разговорный – кодифицированный, разговорный – письменный, разговорный – диалектный, разговорный – просторечный наполняется различным содержанием в разных национальных языках и в значительной степени определяется особенностями их исторического развития. Например, в силу большей активности диалектов на немецкой почве местные особенности в немецкой разговорной речи выражены сильнее, чем в русской. Неоднороден также языковой статус разговорной речи и ее место в системе оппозиций стандарт/субстандарт, язык/речь, язык/стиль. Таким образом, место разговорной речи в системе общенационального языка специфично. Особенности языковой ситуации и соотношение разговорной речи с другими подсистемами в пределах каждого конкретного языка нередко получают отражение и в названии данного языкового феномена (ср. Umgangssprache – нем., Obecn e tin – чешск., La langue parl e – франц., Conversational English – англ., Styl potoczny – польск. и др.).

А.П. Чехов. ЗЛОУМЫШЛЕННИК

 

Перед судебным следователем стоит маленький, чрезвычайно тощий мужичонка в пестрядиной рубахе и латаных портах. Его обросшее волосами и изъеденное рябинами лицо и глаза, едва видные из-за густых, нависших бровей, имеют выражение угрюмой суровости. На голове целая шапка давно уже не чесаных, путаных волос, что придает ему еще большую, паучью суровость. Он бос.

- Денис Григорьев! – начинает следователь. – Подойди поближе и отвечай на мои вопросы. Седьмого числа сего июля железнодорожный сторож Иван Семенов Акинфов, проходя утром по линии, на сто сорок первой версте, застал тебя за отвинчиванием гайки, коей рельсы прикрепляются к шпалам. Вот она, эта гайка!.. С каковою гайкой он и задержал тебя. Так ли это было?

- Чаво?

- Так ли все это было, как объясняет Акинфов?

- Знамо, было.

-Хорошо; ну, а для чего ты отвинчивал гайку?

- Чаво?

- Ты это свое «чаво» брось, а отвечай на вопрос: для чего ты отвинчивал гайку?

- Коли б не нужна была, не отвинчивал бы, - хрипит Денис, косясь на потолок.

- Для чего же тебе понадобилась эта гайка?

- Гайка-то? Мы из гаек грузила делаем…

- Кто это - мы?

- Мы, народ…Климовские мужики, то есть.

- Послушай, братец, не прикидывайся ты мне идиотом, а говори толком. Нечего тут про грузила врать!

- Отродясь не врал, а тут вру…- бормочет Денис, мигая глазами. – Да нешто, ваше благородие, можно без грузила? Ежели ты живца или выползка на крючок сажаешь, то нешто он пойдет ко дну без грузила? Вру…- усмехается Денис. – Черт ли в нем, в живце-то, ежели поверху плавать будет! Окунь, щука, налим завсегда на донную идет, а которая ежели поверху плавает, то ту разве только шилишпер схватит, да и то редко…В нашей реке не живет шилишпер…Эта рыба простор любит.

- Для чего ты мне про шилишпера рассказываешь?

- Чаво? Да ведь вы сами спрашиваете! У нас и господа так ловят. Самый последний мальчишка не стане без грузила ловить. Конечно, который непонимающий, ну тот и без грузила пойдет ловить. Дураку закон не писан…

- Так ты говоришь, что ты отвинтил эту гайку, чтобы сделать из нее грузило?

- А то что же? Не в бабки же играть!

-  Но для грузила ты мог бы взять свинец, пулю…гвоздик какой-нибудь…

Свинец на дороге не найдешь, купить надо, а гвоздик не годится. Лучше гайки и не найтить…И тяжелая и дыра есть.

- Дураком каким прикидывается! Точно вчера родился или с неба упал. Разве ты не понимаешь, глупая голова, к чему ведет это отвинчивание? Не догляди сторож, так ведь поезд мог сойти с рельсов, людей бы убило! Ты людей убил бы!

- Избави господи, ваше благородие! Зачем убивать? Нешто мы некрещеные или злодеи какие? Слава те господи, господин хороший, век свой прожили и не токмо что убивать, но и мыслей таких в голове не было…Спаси и помилуй, царица небесная…Что вы-с!

- А отчего, по-твоему, происходят крушения поездов? Отвинти две-три гайки, вот тебе и крушение!

Денис усмехается и недоверчиво щурит на следователя глаза.

- Ну! Уж сколько лет всей деревней гайки отвинчиваем и хранил господь, а тут крушение…людей убил… Ежели б я рельсу унес или, положим, бревно поперек ейного пути положил, ну, тогды, пожалуй, своротило бы поезд, а то…тьфу! Гайка!

- Да пойми же, гайками прикрепляется рельса к шпалам!

- Это мы понимаем …Мы ведь не все отвинчиваем…оставляем…Не без ума делаем… понимаем…

Денис зевает и крестит рот.

- В прошлом году здесь сошел поезд с рельсов, - говорит следователь. – Теперь понятно, почему…

- Чего изволите?

- Теперь, говорю, понятно, отчего в прошлом году сошел поезд с рельсов…Я понимаю!

- На то вы и образованные, чтобы понимать, милостивцы наши...Господь знал, кому понятие давал…Вы вот и рассудили, как и что, а сторож тот же мужик, без всякого понятия, хватает за шиворот и тащит…Ты рассуди, а потом и тащи! Сказано – мужик, мужицкий и ум…Запишите также, ваше благородие, что он меня два раза по зубам ударил и в груди.

- Когда у тебя делали обыск, то нашли еще одну гайку…Эту в каком месте ты отвинтил и когда?

- Это вы про ту гайку, что под красным сундучком лежала?

- Не знаю, где она у тебя лежала, но только нашли ее. Когда ты ее отвинтил?

- Я ее не отвинчивал, ее мне Игнашка, Семена кривого сын, дал. Это я про ту, что под сундучком, а ту, что на дворе в санях, мы вместе с Митрофаном вывинтили.

- С каким Митрофаном?

- С Митрофаном Петровым…Нешто не слыхали? Невода у нас делает и господам продает. Ему много этих самых гаек требуется. На каждый невод, почитай, штук десять…

- Послушай…Тысяча восемьдесят первая статья Уложения о наказаниях говорит, что за всякое с умыслом учиненное повреждение железной дороги, когда оно может подвергнуть опасности следующий по сей дороге транспорт и виновный знал, что последствием сего должно быть несчастье…понимаешь? Знал! А ты не мог не знать, к чему приведет это отвинчивание…он приговаривается к ссылке в каторжные работы.

- Конечно, вы лучше знаете…Мы люди темные…нешто мы понимаем?

- Все ты понимаешь! Это ты врешь, прикидываешься!

- Зачем врать? Спросите на деревне, коли не верите…Без грузила только уклейку ловят, а на что хуже пескаря, да и тот не пойдет без грузила.

- Ты еще про шилишпера расскажи! – улыбается следователь.

- Шилишпер у нас не водится…Пущаем леску без грузила поверх воды на бабочку, идет голавль, да и то редко.

- Ну, молчи…

Наступает молчание. Денис переминается с ноги на ногу, глядит на стол с зеленым сукном и усиленно мигает глазами, словно видит перед собой не сукно, а солнце. Следователь быстро пишет.

- Мне идтить? – спрашивает Денис после некоторого молчания.

- Нет. Я должен взять тебя под стражу и отослать в тюрьму.

Денис перестает мигать и, приподняв свои густые брови, вопросительно глядит на чиновника.

- То есть как же в тюрьму? Ваше благородие! Мне некогда, мне надо на ярмарку; с Егора три рубля за сало получить…

- Молчи, не мешай…

- В тюрьму…Было б за что, пошел бы, а то так…здорово живешь…За что? И не крал, кажись, и не дрался…А ежели вы насчет недоимки сомневаетесь, ваше благородие, то не верьте старосте…Вы господина непременного члена спросите…Креста на нем нет, на старосте-то…

- Молчи!

- Я и так молчу… - бормочет Денис. – А что староста набрехал в учете, это я хоть под присягой…Нас три брата: Кузьма Григорьев, стало быть, Егор Григорьев и я, Денис Григорьев…

- Ты мне мешаешь…Эй, Семен! – кричит следователь. – Увести его!

- Нас три брата, - бормочет Денис, когда два дюжих солдата берут и ведут его из камеры. – Брат за брата не ответчик…Кузьма не платит, а ты, Денис, отвечай…Судьи! Помер покойник барин-генерал, царство небесное, а то показал бы он вам, судьям…Надо судить умеючи, не зря…Хоть и высеки, но чтоб за дело, по совести…