Ассоциированный труд в условиях капиталистической глобализации

В современных условиях обобществление производства в мировом масштабе приобретает форму глобализации, которую обычно связывают с политическим господством капитала.

Представляется, что глобализацию, как и империализм, нельзя сводить, как это делал в свое время К. Каутский, лишь к соответствующей политике. Глобализм наших дней — это не только политика, направленная на установление однополярного мира, или противопоставляемая ей политика многополярности. Последняя тоже не снимает с повестки дня противостояние капиталистической системе мировой социалистической системы в лице государств, выбравших социалистический вектор развития (Китай, Вьетнам, Северная Корея, Куба и некоторые другие страны), а также мирового коммунистического, рабочего и антиглобалистского движения.

Что касается России, то наивно полагать, что она может войти в мировую экономическую систему, не вставая на сторону капиталистического глобализма и не поддерживая соответствующие акции во имя утверждения власти капитала в борьбе с социалистическим вектором мирового развития. Капиталистическая Россия, по существу, согласилась с агрессией США и других капиталистических стран против Югославии, Афганистана, Ирака. Ее руководство в свое время одобрило бомбардировки Югославии и объявило о своей незаинтересованности в поражении США и Англии в Ираке. Все это свидетельствует о политике врастания России в систему капиталистического глобализма.

И все же главное в трактовке современного глобализма — это определение его экономической сущности. Как В. И. Ленин в свое время настаивал на раскрытии экономической сущности империализма, так и мы сегодня должны в первую очередь выявить именно эту сущность глобализма. Здесь важно не допустить двоякого рода ее искажений, встречающихся в литературе по глобализму. Во-первых, не подменять его сущности формами проявления; во-вторых, не снимать ответственности за глобализм с капитализма, возлагая ее на так называемое «постиндустриальное» («постэкономическое») общество.

Первый тип искажений можно найти, например, в суждениях экономистов неолиберальной ориентации. Характеризуя основные направления глобализма, они оставляют в стороне главное — экспансию капитала, захват им все большей части мирового производства товаров. Вместо капитализации реального производства они ставят обмен («создание мирового рынка»[577]. Получается, что будто теперь обмен и обращение перестают определяться характером способа производства, будто масштабы обмена перестают зависеть от масштабов производства, а все богатство капиталистов возникает из обращения, причем, в первую очередь, из торговли услугами. К такого рода суждениям вполне могут быть отнесены слова К. Маркса: «буржуазному кругозору, при котором все внимание поглощается обделыванием коммерческих делишек, как раз соответствует воззрение, что не характер способа производства служит основой соответствующего ему способа обмена, а наоборот»[578].

В данном случае поверхностная, явленческая сторона экономики выдается за сущность. Поэтому приходится прибегать к далеким от науки приемам — подменять одно другим (qui pro quo), в частности выдавать действительные процессы глобализации за мнимые (мифы), а мифы преподносить как действительность. Так, постулируемое в качестве действительного процесса современной глобализации «превращение сферы услуг... в основу экономики»[579] на самом деле является мифом, ибо основу мировой экономики составляло и составляет реальное (физическое) производство средств производства и средств существования, а основу современной глобализации — гигантское обобществление производства. Если судить по производству услуг, то создается впечатление, что современная Россия, где более половины работников заняты в этой сфере, находится на очень высоком уровне глобализации, а не в условиях падения реального производства и снижения реального его обобществления. Почему же столь высокое производство услуг не мешает называть экономику России «псевдорыночной»? Ведь рынок здесь создавался по самым современным монетаристским моделям — посредством изъятия сбережений у населения, скупки за бесценок государственных предприятий, обвала цен и т. п. Видимо, превращение «сферы услуг в основу экономики» и делает последнюю все более «рыночной».

В другом случае, наоборот, действительная, хотя и явленческая форма глобализации, а именно превращения всех и всяких благ в товар и стоимость, объявляется мифом. Л. Бляхман, ссылаясь на Дж. Сороса, действие закона стоимости относит к прошлому — к простому товарному производству, полагая, что «производство общественных благ, связанных с развитием человеческого капитала, ему не подчиняется»[580]. Этим он пытается вывести рабочую силу из подчинения закону стоимости, одновременно называя ее стоимостным именем — человеческим «капиталом». В том как раз и особенность капиталистической глобализации, что она не только рабочую силу, но и все другие человеческие способности, в том числе и сексуальные, превращает в товар. Известный исследователь капиталистической экономики И. Валлерстайн свидетельствует, что ныне мировая капиталистическая экономика начинает «функционировать полностью в соответствии с законами стоимости, как они изложены в I томе „Капитала"»[581], что является завершением логики мирового капиталистического развития, свидетельством его кризиса.

Нужно согласиться с определением глобализма как современной формы империализма. По своей сущности глобализм остается капитализмом, стремлением все мировое общество подчинить капиталу, или, по выражению А. И. Субетто, капитало- кратии. Это общество не становится каким-то «постэкономическим» или «посткапиталистическим», а остается капиталистическим. Первое, что следует взять для его характеристики из работы В. И. Ленина «Империализм как высшая стадия развития капитализма», — это выявление социально-экономической сущности глобализма как современного капитализма, стремящегося подавить социализм, коммунистическое и рабочее движение, и все остальное, что напоминает социалистичность. Глобализм не только сохраняет, но и углубляет все основные признаки империалистической стадии капитализма: его монополизм, паразитический и загнивающий характер, дальнейший экономический раздел мира транснациональными корпорациями, захват ими мировых природных ресурсов[582]. Вместе с ними в расширенных масштабах воспроизводятся наихудшие свойства капитализма — рынка и самого капитала.

Необходимо в первую очередь назвать экспансию капитала в форме мира товаров. Товаром ныне становится не только все то, что раньше производилось для непосредственного удовлетворения человеческих жизненных потребностей, но и почти все явления социальной, политической, духовной жизни, которые раньше по определению не подлежали купле-продаже. Следуя своей логике беспредельного накопления капитала, капиталистическая мироэкономика, по словам И. Валлерстайна, переходит в конечный пункт своего теоретического и практического идеала —превращать все и вся в товар. В условиях «рыночного фундаментализма» товаром и меновой стоимостью становятся человеческое тело и его органы, женская красота, дети, человеческая жизнь и личное достоинство человека, депутатские и чиновничьи посты, голоса избирателей, человеческая совесть, исторические и культурные памятники, научные знания, информация и т. д., и т. п. Казалось бы, что после периода рабства человек перестает быть стоимостью, объектом купли-продажи. Увы, ныне он опять становится товаром не только со стороны своей рабочей силы, но и всех других способностей. Налицо дальнейшее загнивание общества капитала, его полная дегуманизация. Такого рода расширение товарного мира в то же время выступает по форме «главным признаком кризиса капитализма как системы. Именно универсализация закона стоимости сделает невозможным сохранение мистического туманного покрывала товаров»[583].

Из-за падения реальной физической экономики и нарастания сопровождающего его выпуска громадной массы пустых денежных знаков и финансовых бумаг, неимоверно раздувается, по выражению С. Н. Некрасова, «финансовый пузырь», который неоднократно уже лопался и может окончательно лопнуть в подходящий момент. По приводимым С. Н. Некрасовым данным, ныне виртуальный капитал превосходит продукцию реальной экономики в 25-30 раз[584].

Вслед за повсеместным внедрением и использованием рыночно-стоимостных механизмов экономику захватывает сам капитал. Капиталократия стала править миром, отождествляя себя с «капиталом —богом»[585]. Пример СССР и бывших стран народной демократии Восточной Европы показывает, что практика расширения рынка и товарно-стоимостных отношений приводит к господству не только своего, но и глобального капитала. Последний ускоренно внедряется в экономику России, захватывая в свои руки нефть, газ, электроэнергию, лес и другие природные ресурсы. Ввоз этого капитала приветствуется правительством, которое не интересуют плачевные для народа последствия — эксплуатация дешевой рабочей силы россиян и неизбежный вывоз капитала из страны.

Становится очевидным, что Россия превращается в желанный объект глобализма со стороны мирового капитала. Для этого имеется рыночная экономика, внедренная по советам западных монетаристов, появились крупный капитал и крупные капиталисты, почему-то называемые не своим именем, а олигархами. Капитализация России привела не только к падению реального производства, как это происходит во всей капиталистической экономике, но и к небывалому его кризису, к обнищанию большей части населения. В этих условиях было бы кощунством заявлять, что «глобализм открывает новый этап развития России и Евразии»[586]. Россия и Евразия могут встать на действительный путь развития, если выберут социалистический вектор движения — путь Китая, Вьетнама и других стран. Капиталистическая же глобализация никакого нового этапа развития не сулит.

Что же объективно противостоит капиталистической глобализации, на какие тенденции мирового развития может опереться мировая альтернатива капиталистической глобализации?

Такой альтернативой может являться объединение всего человеческого общества на основе обобществленного труда, «гигантского процесса обобществления производства». Именно этот всемирно исторический процесс ведет к обществу всемирноассоциированного труда, т. е. к той же цели, в направлении к которой развиваются производительные силы. В итоге, как было сказано еще в документах Международного товарищества рабочих (Первого Интернационала), неизбежно нарождается «новое общество, международным принципом которого будет — Мир, ибо у каждого народа будет один и тот же властелин —Труд»[587]. Соответственно, стихийное действие естественных законов капитала и земельной собственности заменится действием естественных законов общественной экономики и ассоциированного труда»[588].

Действительно объединяющим человечество началом может быть только обобществленный труд, а не капитал. Последний как стоимость может слагаться только из суммы индивидуальных затрат непосредственного рабочего времени. Издержки капитала не только не соответствуют росту мирового продукта производства, но и находятся в возрастающей диспропорции с этим ростом. Из того обстоятельства, что капитал возникает из сложения индивидуальных затрат рабочего времени, делаются выводы в пользу индивидуализации, а не обобществления труда. Современные постмодернисты нередко заявляют, что процессам социализации приходит конец, господствующими становятся процессы индивидуализации деятельности.

На самом деле не из капитала, а из общественного труда возникают общественные производительные силы, на которые ныне падает 75-80% прироста продукта производства. Капитал может лишь безвозмездно присваивать эти силы общественного труда и ставить их на службу своим глобалистским целям. Между тем они по своей природе принадлежат всему человечеству, должны служить объединенному труду. Чтобы реализовать это их назначение, необходимо преодолеть капитализацию общественных производительных сил труда, их присвоение капиталом.

Не случайно вокруг роли общественных производительных сил, особенно сил науки, развернулась острая теоретическая и практическая борьба. Сторонники глобализации выступают за их капитализацию, превращение в объект частной собственности. Навязывается принцип исключительного права на результаты умственной, интеллектуальной деятельности, при этом остается в стороне право собственности работников на результаты совместного физического труда на предприятиях.

Известно, что результаты науки, как всеобщего труда, по своей природе не могут быть объектом исключительных частных прав, предметом так называемой «интеллектуальной собственности». Между тем под их приватизацию подводится «теория» о якобы все большей индивидуализации труда.

Речь идет не просто о выделении особой формы собственности на нематериальные блага. У нас появились авторы, которые полагают, что в связи с резким ростом удельного веса знаний, информации и т. п. начинается трансформация отношений собственности: «вещная сторона собственности отступает перед духовноценностной»[589]. Вместе с вытеснением материального производства и приходом на его место производства информации, знаний в постиндустриальном обществе основным объектом собственности станут якобы не материальные средства производства и материальные блага, а средства духовного производства—информация, духовные ценности.

Уступит ли свое первенство материальное производство производству духовному и станет ли интеллектуальная собственность альтернативой собственности на условия и средства материального производства? Такая постановка вопроса, на наш взгляд, больше отражает социальную позицию либерально настроенной, «постмодернистской» интеллигенции, чем историческую необходимость.

Даже не все западные авторы, придерживающиеся теории «человеческого капитала», согласны с отнесением его к объектам частной собственности. Л. Туроу, например, называя квалификацию, образование и знание выражением «человеческого капитала», вместе с тем считает, что этот капитал «не может быть собственностью. Капиталисты не делают инвестиций в вещи, которые им не могут принадлежать... Инвестиции в знания, необходимые для порождения искусственной интеллектуальной промышленности, должны быть сделаны в социальном контексте, совершенно чуждом индивидуалистической ориентации капитализма»[590].

Противопоставление интеллектуальной собственности обычной собственности на материальные средства и блага имеет своим источником разделение умственного и физического труда как социально противоположных видов трудовой деятельности, что неизбежно сказывается в трактовке социальной сущности их носителя — человеческой личности. Поскольку духовные способности человека, его интеллектуальные силы относят к обязательным составляющим всеобщую сущность личности элементам, то они объявляются неотчуждаемыми. Что же касается способности к физическому труду и потенциальной рабочей силы человека, то они таким свойством не наделяется, т. е. они считаются вполне отчуждаемыми. Их потребление (использование) существенно обособляют от реализации первых, они образует якобы лишь внешнее условие по отношению к духовной сущности личности.

Когда человек свою деятельность (труд) отчуждает другому на временное пользование, он предстает как прислуга, лакей. В случае же отчуждения всего времени труда, в собственности другого оказывается и сущностная определенность человека, отчуждается его личность (раб, крепостной). Что касается собственности рабочего на свою рабочую силу и ее продукт, то последние обычно к объектам собственности не относят. Самое большее, на что может рассчитывать человек физического труда, это получение права собственности на новую вещь, сделанную им индивидуально и для себя (например, на связанные им перчатки, выращенные на своем садовом участке яблоки, собранные ягоды и т. п.). Результаты же его труда на заводе или фабрике в состав его собственности не включаются. И вообще коллективный физический труд исключается из оснований для приобретения права собственности.

По-другому трактуются дела с интеллектуальной собственностью, т. е. собственностью на духовные способности. Она по своему социально-экономическому статусу ставится выше собственности на обычные способности к физическому труду, на рабочую силу. Предпринимателю, например, нет необходимости требовать признания своих способностей к труду в качестве объекта его собственности, они не отчуждаются. Их отчуждение — удел лишенных всякой иной собственности рабочих. Право же предпринимателя на вещные условия производства как на его частную собственность непосредственно отождествляется с правом на неотчуждаемость его личности. Частная собственность выступает наличным бытием его личности.

По отношению к человеку труда современная рыночная экономика пошла еще дальше —на деле разорвала тело и личность человека. Если во времена Гегеля в понятие «Я» включались дух и тело, владение и телом, и духом, достигаемое образованием, занятиями, привычками, представлялось «внутренней собственностью духа»[591], то сегодня тело из достояния личности («Я») превращается в товар, а собственность духа — в обычную собственность на вещь. То же самое можно сказать и о жизни: не являясь по существу чем-то внешним по отношению к личности, она превращается в нечто внешнее и чуждое. Когда же право на жизнь закрепляется в конституциях, то этим предполагается, что она имеет стоимость, так же отчуждается, как вещь (право лица, основанное на договоре, согласно Гегелю, есть всегда право на вещь). Тем самым оправдываются, по существу, самоубийства, которые в наши дни приобретают массовый характер. С такой же легкостью можно было бы и записать право собственности человека на свои почки и другие органы своего тела, поскольку они тоже превращаются в предмет купли-продажи, наделяются свойствами отчуждаемости. Надо было бы записать в качестве «неотчуждаемых» и права на сексуальные способности, которые также продаются, как и обычная рабочая сила.

С возвышением интеллектуальной собственности над обычной собственностью связана попытка трактовать по-иному соотношение общественной и частной собственности. Одни полагают, что наделение интеллектуальной собственности свойствами неотчуждаемости и исключительности в правовом отношении делают ее сугубо частной и индивидуальной. Концепции типа «единственный и его собственность» (М. Штирнер) обычно абсолютизируют специфику художественного, научного творчества, противопоставляя работе «единственного» общечеловеческие работы, которые могут быть выполнены каждым. Другие, наоборот, считают, что установление господства интеллектуальной собственности автоматически приводит к утверждению общественной собственности, поскольку знания, информация обращены ко всему обществу и могут быть достоянием всех. Иногда даже утверждается, что все то, что является общим, не может принадлежать отдельному лицу. Отсутствие каких-либо исключений из доступа к ресурсу, т. е. свободный доступ к нему, по мнению представителей экономической теории прав собственности, означает, что это ресурс ничейный, не принадлежит никому, или, то же самое, — всем[592]. Получается, что если, например, научный труд является всеобщим, а его силы составляют всеобщую производительную силу общественного труда, то наука по своей природе выступает объектом только общественной собственности. Всеобщность научного труда, утверждает Г. А. Лахтин, «предопределяет и специфическую всеобщую собственность на продукцию научного труда»[593].

Тогда как быть с неотчуждаемостью результатов интеллектуальной деятельности, неотъемлемостью прав научного работника на свою продукцию, т. е. с частной собственностью на нее? Возникает вроде бы парадоксальная ситуация: собственность всех отрицает собственность каждого в отдельности и, наоборот, если что-то принадлежит всем, то уже никому, если же кому-то одному, то уже не всем. В действительности здесь неразрешимой антиномии нет. Всеобщая собственность может и должна доводиться до уровня индивида, индивидуальной собственности. Среднее или начальное образование делается всеобщим именно потому, что его получает каждый, оно становится достоянием каждого отдельного человека. Если же оно не становится принадлежностью каждого, то оно не доводится до своей истинной всеобщности. Соответственно, общественная сущность, общественные силы не противостоят изначально отдельному индивиду, а должны стать сущностью каждого отдельного человека, не теряя своей принадлежности всем, всему обществу.

Представители постиндустриализма вместо того, чтобы признать всех собственниками общественных интеллектуальных сил труда, вообще отрицают деление людей на собственников и не-собственников[594]. В то же время они настаивают на индивидуальном, а не общественном присвоении этих сил. Такого рода присвоение объявляется новым типом присвоения, который приходит на место собственности на средства производства и землю. В условиях подобного нового типа присвоения содержанием экономических связей людей выступает уже «информационный обмен, не опосредованный вещами»[595], т. е. некий непосредственный обмен мыслями на расстоянии, даже без сотовых телефонов. Сторонники постиндустриализма забывают, что продукты информационной деятельности не образуют фонда существования общества, для этого нужны продукты другого труда — средства к жизни и производства, создаваемые обычной производительной деятельностью, которой, конечно, способствуют информация и знания. Полагают, что в информационном обществе в качестве обеспечивающих экономическую основу его жизни будут не издержки жизнеобеспечивающего труда (издержки производства), а издержки некоего трансакционного экономического «поля»[596]. При этом значение главной производительной силы придается формам общения, а не самим людям, их труду. Что же касается всеобщей производительной силы человечества, то остается лишь ее назвать общечеловеческим «социальным капиталом», но принадлежащим ее «создателю» —интеллектуальной олигархии, которая позволяет отдельным индивидам присваивать часть этого социального интеллектуального капитала в порядке личной, но вроде бы не частной, собственности.

К интеграции людей в единое мировое трудовое сообщество ведет, как сказано, другой всемирно-исторический процесс обобществления труда — преодоление общественного разделения умственного и физического, сельскохозяйственного и промышленного, производительного и непроизводительного труда. Именно из соединения разделенных видов труда возникали и возникнут новые общественные производительные силы труда. Имеются в виду такие их источники, как воссоединение умственной и физической (производительной и непроизводительной), промышленной и сельскохозяйственной деятельности.

Обычно глобализацию и обобществление производства связывают только с разделением труда. Растущая естественноисторическая дифференциация труда действительно предполагает обмен производимыми товарами и установление общественных связей между людьми, опосредованных товарно-стоимостными отношениями. Вместе с тем обычно забывают, что эти связи ограничиваются своим стихийным, вещно-стоимостным характером, что общественное разделение труда служит основой классового расслоения общества, пожизненного закрепления целых классов за одним и тем же родом деятельности, в частности большинства населения за презрительно называемым механическим, якобы ничего нового не создающим трудом при помощи «серпа и молота»[597]. Узость и односторонность развития большинства трудящихся масс не могли не помешать прогрессу общественных производительных сил труда, хотя все успехи цивилизации были достигнуты в основном за счет эксплуатации именно этого труда. Новый этап в обобществлении производства и в развитии его общественных производительных сил предполагает сочетание общественной деятельности, которое и выступает в роли основного источника их развития. Имеется в виду вообще участие трудоспособного населения как в производительном труде, так и в духовном творчестве.

В западной экономической литературе уже давно всякий труд называется производительным, снято различие производительного и непроизводительного труда. Это, однако, сделано для того, чтобы отказаться от действительной всеобщности производительного труда. Чтобы ее достигнуть, отождествления этих общественно разделенных видов труда недостаточно. Необходимо создать действительные предпосылки их соединения, тем более, что численность класса наемных работников в мире растет, она увеличилась, начиная с 1970 г., вдвое. Эти предпосылки создаются прежде всего научно-техническим развитием, ведущим к тому, чтобы довести продолжительность рабочего дня в материальном производстве до двух-трех часов в день. На базе роста производительности труда создается ситуация, когда, например, 1/3 населения может выполнять функции производства жизненных благ вместо прежних 2/3 населения. Тогда, возложив участие в производительном труде на все трудоспособное население, можно сократить рабочий день в производстве до двух-трех часов, а остальное время отдавать другим видам непроизводительной деятельности. Что это не утопия, а вполне реальная возможность, доказывается тем, что в ряде стран Западной Европы уже сейчас ставится вопрос о переходе к двадцатичасовой рабочей неделе.

Если к указанным процессам обобществления труда добавить еще возможность сочетания промышленной и сельскохозяйственной деятельности, то образуется совокупный работник, соединяющий в лице каждого своего труженика основные роды общественной деятельности и совпадающий со всем обществом. На основе этого всемирно ассоциированного труда образуется новый тип общественных связей людей — их непосредственно общественные отношения, неопосредованные обменом товарами. Они придут на место вещных, складывающихся стихийно товарно-стоимостных отношений. Не обмен товарными стоимостями, не отношения людей как персонифицированных меновых стоимостей, а обмен деятельностями и их продуктами, воплощенными в едином мировом общественном продукте, распределяемом по условиям лучшего удовлетворения потребностей всех членов общества—вот что станет объединять людей в одну всемирную ассоциацию труда.

Исходной основой непосредственно общественных связей будет высоко обобществленный труд, а не информация, как полагают представители теории постиндустриального информационного общества. Не зная, чем заменить товарно-стоимостные отношения, они выдумывают всякого рода «постобщества», поскольку не принимают замену капитализма социализмом, вырастающим из обобществления труда. Было время, когда модным было «кибернетическое общество», теперь о кибернетике забыли, но продолжают обвинять за это социализм. Ныне стали обращаться к разуму как к «четвертичному» фактору, оказывающему якобы решающее влияние на всю экономическую структуру общества и называемому даже не наукой, а сведениями в их прикладной форме, т. е. информацией. При этом забывают, что именно К. Маркс впервые обосновал положение о превращении науки в непосредственную производительную силу труда, и связывал полное использование этой силы с переходом к социалистическому обществу. Именно рабочий класс, по его словам, может превратить науку из орудия классового господства в народную силу, превратить самих ученых из пособников классовых предрассудков и союзников капитала в свободных тружеников мысли. Наука может выполнить свою истинную роль только в Республике Труда[598].

Глобализм, как и империализм, оказывает серьезное влияние на судьбы рабочего движения. Глобализм способствует распространению оппортунизма в социалистическом движении. Он еще больше, чем империализм, сопровождается загниванием гражданского общества, вызываемым капитализмом, рыночным фундаментализмом. Между тем многие деятели социалистической и даже коммунистической ориентации упорно не хотят видеть этого и избегают называть, например, существующий сегодня в России строй капиталистическим, экономику — рыночной, капиталистов — капиталистами (а не олигархами). Нередко заявляют, что в России установился не капитализм, а нечто вроде феодализма или архаического, бандитского капитализма. Настоящий капитализм, по их мнению, возникает из производства, промышленности. Они забывают, что капитал сначала появляется в денежном обращении и лишь потом захватывает промышленность (в случае с современной Россией —уже созданную ранее промышленность). Наличие капиталистически организованного рынка, рыночной экономики многими тоже не признается, хотя США Россию уже давно объявили страной с рыночной экономикой. У нас же ее называют страной с псевдорыночной экономикой, опять-таки забывая, что капиталистический рынок и экономика, допускающие превращение в товар, в предмет купли-продажи сексуальных способностей женщин, а также продажу детей, органов человеческого тела, наркотиков и есть настоящая загнивающая капиталистическая рыночная экономика. Более того, с этим рынком предлагают войти в будущее общество!

В этой связи невольно возникает вопрос: если у нас нет капитализма и капиталистов, а имеется лишь их псевдоподобие, то против чего и как бороться социалистам и коммунистам? Против капитализма —бессмысленно, ибо его еще нет, против капиталистов — их тоже нет, против буржуазной власти — запрещают Конституция и законы. Вместо этого предлагается — борьба за новый отход от социализма, (нэп), за «настоящий» государственный капитализм, «настоящий» рынок и смену курса правительства. Что касается методов борьбы, то век революций и восстаний вроде бы уже миновал, ставшие массовыми индивидуальные убийства осуждаются как форма терроризма. Остаются лишь фальсифицируемые выборы, запрещаемые референдумы и парламентские выступления за хорошие законы и против плохих.

В этих условиях в борьбе за желаемое лучшее будущее многие все надежды возлагают на всесильность разума —ведь недаром провозглашается информационное общество, в котором все будет зависеть от знаний, а не от производства материальных благ. Соответственно, если и придет социализм, то он будет уже базироваться на разуме, будет ноосферным, экологически чистым, а вовсе не пролетарским социализмом, трудовым обществом. Даже по Библии, которая начинается с книги «Бытие» вначале была не голая мысль, а ее языковая, реальная оболочка—слово. Бог сотворил Адама не из мысли, а из глины. Он «знал», что для появления людского рода и жизни более важным, чем информация, ресурсом является земля. И лишь однажды сделал одно исключение для своего сына — позволил ему быть зачатым от духа своего. Но сын не оставил земного наследия. Оно пошло от Адама и созданной из его ребра Евы.

С переходом к идеалистическому мировоззрению, соответствующему желаемому постэкономическому информационному обществу, и «наука» об обществе становится постмодернистской. Ее название уже можно брать в кавычки, ибо она подвергается такому же разложению, как и массовая культура, заполняемая сценами убийств, секса и порнографией. Интеллектуальное мошенничество, начатое западными постмодернистами (Ж. Бодрийар, Ж. Делез, Ж. -Ф. Лиотар), нашло последователей среди отечественных авторов. Достаточно указать на многочисленные нелепости и прямые искажения в книгах, изданных на деньги Дж. Сороса из его фонда «Открытое общество» (надо бы его назвать «Открытое капиталу общество»). Дело доходит до того, что зарплата рабочего, пенсия пенсионера и многие подобные виды дохода сплошь и рядом называются капиталом, а прибыль капиталиста—его гонораром. «Прибыль предпринимателя, действующего в условиях реальной конкуренции и правового государства, — сказано в одном из «соросовских» учебников, — становится формой авторского гонорара»[599]. Там же говорится, что труд рабочего перестает быть источником чистого продукта и прибавочной стоимости, ибо они создаются творческой деятельностью предпринимателя и его служащих. Они вместе выдают себе «авторский» гонорар, достигающий десятков миллионов долларов.

Недалеко от этого предвзятого отношения к жизнеобеспечивающему труду ушли и объявившие себя «работающими на дело социализма» А. В. Бузгалин и А. И. Колганов. Первый предлагает совершить скачок от «индустриальной страны рабочих и инженеров... к передовой научно-образовательной державе ученых, художников и учителей», где 15-20% занятых в высокотехнологичном материальном производстве могут накормить, одеть, обуть и обеспечить всех техникой лучше, чем нынешние 2/3»[600]. Хорош был бы социализм, возлагающий пожизненную обязанность производить средства производства и жизни, технику на плечи этой 1 /3 рабочих, освобождая 2/3 населения от этого труда. И это называется «освобождением труда»! Такого «социализма» постиндустриальной эпохи вряд ли захотят рабочие и инженеры. Второй автор, А. И. Колганов, не только отказался признать Октябрьскую революцию социалистической, называя ее буржуазной[601], но предлагает снять вопрос о возможности перехода к социализму, пока не будет создано «постиндустриальное общество». Установлению социалистических производственных отношений (общественной собственности на средства производства) якобы не позволяли и не позволяют производительные силы индустриального общества: их уровень, достаточный для развитых стран капитализма, не может служить предпосылкой для стран, строящих социализм. Повторяются избитые «доводы» противников социализма.

«Труд —источник всякого богатства... Он первое основное условие всей человеческой жизни, и притом в такой степени, что мы в известном смысле должны сказать: труд создал самого человека».

Ф. Энгельс