Соболь, куница, горностай, белка

Все куньи представлены в колыбельной песне в трех мотивах – мотиве призыва успокоителя, мотиве "все спят и ты спи" и мотиве заклания. В то же время необходимо отметить одну особенность. Этих животных "укладывают" непосредственно рядом с младенцем, например:

 

"Соболи, куницы,

В головках спят,

Соболи убают,

Куны да усыпят."         

(Ефименко 1878, 118)

 

Также ребенку укладывают и шкуры данных животных:

 

"... Сон да дрема

У тя в сердцах,

Кунья-то шуба

У тебя на ногах,

Соболина-та шапка

У тя в головах..."      (Шейн 1898, 7)

 

Данный мотив несет не только прогностические смыслы (символика шкуры, меха), но и смыслы уюта. Данные звери обитают (включая черного бобра, а в колыбельной есть "одеялышко черна бобра") у корней райского дерева (сев. – "деревца кипаризного"). Хтонические смыслы, несомненно, усиливают прогностику текста.

Белка в колыбельной песне – очень редкий и весьма своеобразный образ. Образ конструирует двухмотивный сюжет в особой временной парадигме. Адресат колыбельной ловит ее вслед за зайцем, и "за хвостицок ташшыт, да домой ведь принесет" (мотив "благополучного будущего" – успешный промышленник), но затем белку "убаивают" в садочке, проецируя сон на младенца (мотив "все спят и ты спи" – Русская традиционная культура 1997, 2, 25). Колыбельная не может завершиться без актуализации функциональных моментов жанра, в данном случае – успокоения и прогностики.

Лисица

Лисица – также весьма редкий персонаж колыбельной. Но следует отметить, что колыбельные песни, возможно, единственный жанр в русском фольклоре, где "меховое" качество образа значительно пересиливает "характерологическое" (хитрость, лукавство, обман). Образ появляется в перечислении спящих животных по локусу: "Касаточки спят все по кусточкам, // Лисицы спят все по подкусточкам, // Куницы спят все по норочкам..." (Капица 1928, 37 – мотив "все спят и ты спи"). В других случаях образ встречается как добыча в системе мотива благополучного будущего: "Баю – баю паренька, // Да промышленичка. // Бай топорничка. // Куропатничка. // Куропатничка, // Да лисичника, // Да куничника – // Силоставничка!" (РО РНБ, ф. 694. ед. хр. 54, №155. Зап. Н.М. Элиаш.)

В других случаях образ лисицы появляется, когда в качестве колыбельной исполняется другой жанр. Здесь как раз и начинают проявляться "общежанровые" качества лисы. Мы записали в Волотовском районе Новгородской области смертную колыбельную, в концовку которой органично вошел прибауточный сюжет с образом лисы: "Волку ямочку копать, // А медведю зарывать. // А медведю зарывать, // А лисичке поминать. // А лисичке поминать, // Зайцу голосом воять. // Лисе-то пироги подъедать." (Волотовский, Дерглецкий, Борок. Фёдорова Т.П.1916 г. р. Зап. Головин В.В., Григорьев С.В. 1988). Функциональное содержание данного жанрового сочетания проанализировано в параграфе, посвященном смертным колыбельным. Здесь же мы хотим отметить "общежанровые" качества образа: хитрость лисы ("Лисе-то пироги подъедать.") и "сказочный опыт" плакальщицы (см. напр. сказки "Лиса исповедница", "Лиса плачея" – Афанасьев 1984, 15-17, 21-22).

Медведь

 

Медведь в колыбельной – редчайший образ пугания (пространство, звук). Обычно образ проявляется в качестве усиления в известном сюжете "Не ложися на краю":

 

"Баю-баюшки-баю, Не ложися на краю. Придёт серенький волчок, Тебя схватит за бочок И утащит во лесок Под малиновый кусток.

И отдаст за поясок. Там медведи ревут, Волки поют. Ты спи, тебя сон хранит."   (Новг., Холмский, Ратно.  Гребцова П.А.1903. Зап. Гуляевой Л.П. 1987)

Олень

 

В русских колыбельных можно встретить и оленя. Но это исключительно образ заклания (напр., Мартынова 1997, № 536. См. также раздел "Убийство и заклание животных в колыбельной песне"). Другие тексты с образом оленя имеют явную литературную природу, например, колыбельные "По горам бежит олень", записанные в Курганской области (Чебыкина 1990, № 100-101).

Коза

 

Коза – очередной "образ страха" (детское пугало) в жанре. Коза в колыбельных "формульна" и появляется в следующем достаточно распространенном сюжете:

 

"Баю-бай, баю-бай,

Поди, Бука, под сарай,

Под сараем-то коза -

Оловянные глаза."      

(Чебыкина 1990, № 2)

 

На наш взгляд, здесь явно прослеживается сказочная природа образа. В "Сказке о козе лупленной" коза находится в том же локусе: "Мужик сжалился над нею, взял ее, принес домой и положил под сарай " (Афанасьев 1984, № 62). Затем коза в сказке поочередно пугает своим видом зайца и бирюка. Пространство козы в колыбельной – всегда чужое, всегда "под", включается и отрицательная звуковая характеристика: "На мостке петух поет, // Под мостком коза ревет" (Преженцева 1997, № 30).

Можно отметить, что всякий рогатый персонаж колыбельной – вредитель (баран, овца, коза), часто с отчетливыми признаками нечисти. В других жанрах пестования рогатый персонаж также образ пугания (напр.: "Идет коза рогатая"). Даже корова в колыбельной обладает отрицательной звуковой характеристикой.

Мышь

 

Мышь – редчайший образ в колыбельных. Образ встречается в жанре, по преимуществу, как образ пугания: "Кыш да покыш, // Из-за печки бежит мышь. // Что ж ты, Димушка не спишь..." (Лойтер 1991, № 46). В той же роли образ выступает и в прибаутках, исполняемых как колыбельные (перечисление вредителей другого пространства): "Не летай в озерышко... // Уж ты на землю падешь – // Тебя мышка съест, // Уж ты на воду падешь – // Тебя рыбка заклюет" – Мартынова 1997, № 12; Чебыкина 1990, № 49).

Появление образа мыши в колыбельной возможно и в мотиве "все спят и ты спи". При этом обратим внимание как мотив колыбельной, благожелательный по природе, может коррелировать со сказочным мотивом, по природе устрашающим, который постоянно используется в ситуации убаюкивания. Одна лексическая формула реализуется в двух разных мотивах разных жанров, но в одной ситуации (Капица 1928, 49; С. 63 наст. изд.) Мы не исключаем и многосмысловой подтекст такой формулы. Пугание, благодаря общей формуле, может генетически проявляться в колыбельном мотиве:

 

Колыбельная	Сказка
"Все котятки спят, Все мышатки спят, Одна девочка не спит, Всем спать велит: А-а-а-а-а-а-а-а-а-а."   (Чебыкина 1990, № 41)	"Скрипи, нога, Скрипи, липовая! И вода-то спит, И земля-то спит, И по селам спят, По деревням спят; Одна баба не спит, На моей коже сидит, Мою шерстку прядет, Мое мясо варит, Мою кожу сушит."   (Афанасьев 1984, № 57)

Вообще мышь, в отличие от прибалтийских колыбельных, где она встречается часто и имеет сильнейшую хтоническую символику, в русских колыбельных представлена единично.

В заключении раздела представляется обзор редких для жанра образов домашних животных: коня, коровы, быка, свиньи.

Конь, корова, бык, свинья

Образ коня в жанре встречается в нескольких функциональных вариантах. Их должен кормить сеном Бука, наделенный такой работой в качестве задания. Коней в мотиве "благополучного будущего" пасет (и имеет) адресат колыбельной: "Будешь коников пасти", "Жеребяточек водить". Контекст "веселого" будущего с образом коня просматривается и в мотиве дарения:

 

"Байки-побайки,

Всем по балалайке,

Машеньке – гитару

И лошадок пару."        

(ТФА, 64)

 

Обозначение коней также происходит в смертных колыбельных – они должны везти по "последнему" пути ("Мы Сивку с Буркой запрягём, // На погостик отвезём.").

В остальных случаях образ встречается, когда в качестве колыбельной исполняется другой жанр (прибаутка, докучная, кумулятивная сказка) или в фольклоризированных литературных вариантах (Чебыкина 1990, 32).

Образ коровы в колыбельных относится к "относительным акустическим вредителям" и обычно стоит в их перечислении: "Ты собачка не лай, // Ты корова не мычи, // Петушок не кричи"). Образ коровы может не проявлять активнось в сюжете, он появляется в перечислении бытовых действий семьи: "Матушка коров доить, // А бабушка уху варить..." В других вариантах данного сюжета могут "поить телят", " свиней кормить (манить)", "палить раков" и производить другие действия с домашними животными. Но отметим и в таких сюжетах смысловое устремление к адресату – просматривается будущий акт кормления.

Бык – бычок, если это не прибауточная колыбельная, встречается только однажды и в не ритмизированном, а только напеваемом тексте: "Идет быцек, кушает травку... А белой боцек... Хорошенькой эх... Ты будешь... гонять этово быцька, спи, Бог с тобой! А быцек пошел, пошел – травку есть... А ты за быцком..." (Русская традиционная культура 1997, 2, 15).

Отметим, что колыбельный мотив благополучного будущего здесь все-таки просматривается (ср.: "Будешь коников пасти".)