Глава 15. Modern Talking - первая попытка: 1985-1987.

Осенью 1984 года нам с Дитером предстояла очередная совместная работа. Нужно было записать сингл ''Es geht mir gut heut' Nacht'', Таким образом, в начале октября я находился в студии звукозаписи.

Время только перевалило за полдень, и я уже записал свою вокальную партию, когда Дитер меня спросил, нет ли у меня еще времени попробовать новую песню. «Конечно»,- ответил я.- Новая песня — это здорово. Тогда я возьму машину во Франкфурт вечером.» Дитер сунул мне в руку кассету и текст, и я удалился в соседнее помещение, чтобы разучить композицию.

Я был в восторге от песни. Она была на на английском языке и называлась «You're My Heart, You're My Soul”.

Вау! Я был безумно рад, что мне наконец представилась возможность петь по-английски. Для меня он просто звучал более современно. Кроме того, мне казалось, что в 21 год петь постоянно песни типа «Es geht mir gut heut' Nacht'' (“Мне хорошо сегодня ночью») не совсем прикольно.

Затем мы записали в студии «You're My Heart, You're My Soul”. В результате, окрыленный и в отличном настроении я полетел домой.

Невероятно, но реакция звукозаписывающей фирмы была позитивной.

«Отличная песня»- «Из этого можно что-то сделать»- «Это что-то новое» И вслед за этим предложение: «В этой песне мы видим Томаса с партнером».

Итак, синглу суждено было появиться на свет. Еще до того как был конкретизирован проект «Поиск партнера для Томаса Андерса», нужно было подобрать название для нового проекта. Компания Hansa хотела скрыть тот факт, что Дитер связан со мной как композитор. Никакого Томаса Андерса, который выпустил уже несколько успешных песен на немецком. Никакого Дитера Болена, который уже несколько лет пытается реализовать себя в качестве автора песен. Все должно быть полностью новым.

Петра Шуман, являющаяся в то время шеф-секретарем Hansa, раздумывала над нашим названием. В чартах в то время большой успех имела британская группа Talk Talk с песнями в стиле синт-попа. Также существовала группа под названием Talking Heads. В результате Петра придумала “Modern Talk”. Мы с Дитером сочли идею неплохой, однако звукозаписывающая фирма решила, что название «Modern Talking” является более законченным и мягким для дуэта. Так все и было сделано. Затем началось обсуждение оформления обложки. Никто не должен был видеть наших лиц, мы должны были оставаться неизвестными. Мой будущий партнер должен был представлять из себя мою полную противоположность. Я — весь из себя тонкий, андрогинный (типа гермафродита- пер.), вторая часть дуэта — коренастый и неотесанный.

Идея сделать из моей внешности что-то особенное предложила моя прежняя жена Нора. Итак, я отрастил волосы, начал носить шелковые костюмы с наплечниками и лакированные туфли. В восьмидесятые годы это было абсолютно востребовано.Также так же и то, что мужчины использовали макияж.

Как, например, Nick Rhodes из Duran Duran, Boy George или участники Depeche Mode. Чтобы выглядеть как артист, нужно было просто выглядеть по-особенному. Дитеру тоже понравилось мое превращение из примерного деревенского мальчика в стильно-элегантного «студента». Дитера бесплатно одевала компания Adidas, поэтому он начал вдруг носить эти ужасные спортивные костюмы пастельного цвета. В этом смысле он уже тогда был абсолютно непритязателен. Если у него была возможность получить что-то бесплатно, он никогда не говорил «нет». Главное, что ему не нужно было тратиться на одежду, и про между прочим получать за это деньги. Дитер — самый жадный человек из тех, кого я знаю.

Вдохновленный нашим преображением, художественный отдел нашей компании звукозаписи создал легендарную обложку для пластинки, изображающий кроссовку и лакированный ботинок.

Изначально проект МТ не был запланирован с участием ДБ. По крайней мере, на сцене. Дитер должен был только сочинять песни. Звукозаписывающая фирма планировала задействовать меня как певца и рядом со мной поставить кого-то еще. Мой партнер не должен был ни петь, ни играть на каком-либо инструменте. Он должен был просто хорошо выглядеть.

Сегодня, после мегауспеха МТ, невозможно себе представить, что Дитер никогда не хотел стоять на сцене. Его девиз звучал следующим образом: «Я не хочу выступать на публике. Я пишу песни и хочу зарабатывать много денег. Больше мне ничего не нужно». Тем более удивительно, насколько Дитер изменился в течение прошедших лет. Пожалуй, в Германии нет ни одной знаменитости, настолько стремящейся быть в центре общественного внимания. Горе, если за две недели он ни разу не появится в СМИ. Предполагаю, что в этом случае он не сможет спокойно спать и будет выдумывать, какую бы еще запутанную историю ему предъявить публике. То он объявляет в своей любимой газете Bild, что его дом ограблен, при этом представители газеты «случайно» оказываются свидетелями ограбления. В следующий раз он звонит в Bild из больницы, чтобы сообщить им, что сломал пенис, потому что на него случайно упала крышка унитаза.

В 1984 году такая манера поведения Дитеру даже не пришла бы в голову. Тогда он был также далек от надоедливого болтуна, каким является сегодня, как певица Сьюзан Бойл от супермодели. С теми, с кем он тогда имел отношения, он был вполне нормален и любезен. Когда видишь его сегодня, это вряд ли можно себе представить.

Звукозаписывающая компания не была вполне уверена в успехе YMHYMS, и сперва решила определиться с выбором партнера. В тот момент мы с Дитером даже не смели мечтать о том, что YMHYMS через несколько недель станет мировым хитом и, продав в конце концов более 120 млн. звуконосителей, мы станем самым успешным немецким дуэтом всех времен.

Сначала скепсис фирмы звукозаписи казался вполне оправданным, так как в первое время сингл продавался весьма медленно. Каждый понедельник обнародовались данные о продажах, и каждую неделю я неделю я надеялся на чудо. YMHYMS поступил в продажу в октябре 1984, и к декабрю было продано 6000 синглов. Для того времени это было ничто. Сегодня с таким количеством проданных синглов можно было бы попасть в топ 20 чартов. Но в то время, чтобы попасть в чарты, нужно было продать как минимум 40000 синглов. В декабре 1984 мы были от этого очень далеки.

В первые дни января 1985 года я позвонил Петре Шуман, «доброй душе» Ханзы, чтобы узнать данные о продажах. Никогда не забуду ее слова: «Слушай, Томас. Они опечатались. Я перезвоню в главный офис в Мюнхене и перезвоню тебе». Через 10 минут у меня зазвонил телефон. На трубке была Петра: «Привет, Томас. Они не опечатались. Мы продали более 60000 синглов. За последние четыре недели.»

YMHYMS "выстрелила" с 0 на 38 место в чартах. Так как звукозаписывающая фирма не нашла для меня партнера, у нас не оставалось другого выбора: Дитер должен был выступать со мной на сцене. Ведь уже в первой неделе января нам предстояло выступить в музыкальной программе Формула 1 (АРД) Ингольфа Люка.

На протяжении первых четырех недель января мы занимали первое место в чартах. Отступать было некуда. Нашим фанатам мы не могли неожиданно объяснить, что мы хотели бы заменить Дитера кем-нибудь еще с модельной внешностью. Таким образом, Дитер стал «частью МТ».

Начало МТ было классным. Мы были на седьмом небе от счастья, успех был просто оглушительный. Естественно, сразу же был выпущен альбом, а также второй сингл You Can Win If You Want. Я никогда не забуду, что когда YMHYMS стала номером 1, коммерческий директор Hansa Ханс Блуме сказал мне: «Томас, цени это. Такого больше не будет. Эта песня останется номером один в твоей жизни».

Мне было все равно, что он говорил. Насколько я себя помню, я всегда мечтал оказаться в чартах Германии, и наконец-то я — номер один! Единственное, о чем я думал тогда: Окей, возможно, это единственный номер один в моей жизни, но ведь сотни тысяч певцов никогда не испытывали и не испытают этого в своей жизни. Я был счастлив!

В личной жизни у меня так же все было отлично с Норой. Мы были женаты пару месяцев, а моя карьера уже достигла космических результатов.

Для Норы это также была новая, интересная жизнь, ей пошла на пользу эта деловая активность, так как она помогла ей справиться с болью, связанной со смертью матери. Modern Talking отвлек её от горестных переживаний.

Мы с Дитером раздавали интервью, выступали на телевидении, мы начали получать первые заказы на концертные выступления.

Еще будучи сольным исполнителем Томасом Андерсом, естественно, я имел менеджера: его звали Зигги Кёниг. Он жил неподалеку, и представлял из себя солидного, прагматичного, и вместе с тем достаточно приятного человека. Еще до того, как Зигги стал артистическим менеджером, он был обычным гессенским чиновником, и это было заметно во всем его поведении.Учитывая тот факт, что Зигги уже скончался и это требует от меня определенной доли уважения, я могу сделать вывод, что как менеджер немецкоязычного певца, он, учитывая свои возможности, сделал все возможное для моего продвижения. Зигги был уникальным человеком, и до сих пор связанные с ним воспоминания прочно запечатлелись в моей памяти.

Когда Зигги приезжал за мной к моим родителям, чтобы забрать меня на выступление, он парковал свой автомобиль возле дома моих родителей. Моя мама открывала ему дверь. Еще на пол-пути к двери дома он выкрикивал на своем гессенском диалекте:”Эй, фрау Вайдунг, у вас, случайно, не найдется для меня чашка кофе? А то у меня нервы совсем не к черту!»

Есть еще вопросы касательно Зигги? Нет? Спасибо!

Итак, в октябре 1984, полный гордости, я исполнил для своего Зигги YMHYMS. Мне очень хотелось узнать его реакцию. Но сначала он не сказал ни слова. Затем он выжал из себя медленное «Ааагааа». Выдержав паузу в несколько секунд, он спросил: «Ты это записалл в Гамбурге? Послушай, кто это вообще будет слушать?»

«Зигги, дружище,- возразил я.- Но ведь это так современно! Кроме того, фирма звукозаписи тоже считает, что это отличная песня.» «Эй, могу сразу тебе сказать, они не всегда бывают правы. Думаю, из этой песни ничего не выйдет.»

Когда Зигги уехал домой, я был весь на нервах. Даже если он был иного мнения о песне, чем я, звукозаписывающая фирма или Дитер Болен и Нора, - слово «Дипломатия» пишется у меня «anders” (по-другому- пер.). Чтобы сделать для себя и для моей карьеры нечто большее, мне недостаточно было участия то в одном, то в другом фестивале радио-шлягеров. Мне уже не хотелось больше выступать на ярмарках с репертуаром из заезженных шлягеров.

Я долго раздумывал над тем, как должен выглядеть мой дальнейший жизненный путь. В конце концов, я поговорил с Зигги и, в соответствии с условиями контракта, в марте 1985 года расстался со своим менеджером.

Итак, дело было в марте. МТ занимал первое место в чартах, и Зигги неожиданно заметил, что «он существенно ошибался» в своем прогнозе касательно успеха МТ. В результате Зигги подал на меня в суд на возмещение ущерба.

Боже мой! Сбывается твоя мечта, ты долго к этому стремился и работал над этим, твой каждый день превращается в праздник, и неожиданно ты получаешь от адвоката претензию на возмещение ущерба в сумме 500000 марок!

В этом месте можно было бы сказать всем молодым целеустремленным артистам, которые читают эту книгу: Будьте бдительны! Есть много людей, который желают вам успеха. Но есть и другие люди.

Мы неделями судились с Зигги через наших адвокатов.До тех пор, пока однажды к этому делу не подключился мой отец и не встретился с Зигги за кружкой пива. Мой отец объяснил Зигги, что его требования завышены, и что я намерен довести это дело до суда. Отцу удалось достичь с Зигги договоренности, в результате чего я купил ему 200й мерседес и мысленно послал куда подальше.

МТ неделями занимал высшие строчки чартов в Германии, постепенно «подтянулись» и другие страны. Ежедневно поступали запросы на проведение промо-туров. У нас с Дитером началась не жизнь, а мечта. Номер один во всей Европе. Выпущенный в Германии «The First Album” также достиг вершины чартов. Затем вышел «You Can Win If You Want”, наш второй сингл, который.... также стал номером один.

Однако постепенно стали вырисовываться оборотные стороны успеха. Невероятный успех МТ изменил мою с Норой жизнь буквально за одну ночь.

Часто было так, что мы проводили в пути по нескольку дней, чтобы затем вернуться домой, переночевать и снова упаковать чемоданы, и на следующее утро все начиналось заново.

Нора заметила, что благодаря моему успеху меня стали любить и обожать. Её ревность стала заметной. Мне чужда ревность, тем более в такой трагической форме, как она проявлялась у Норы. Я доверяю своему партнеру, и мой партнер должен доверять мне. Я не рассматриваю каждую красивую женщину в качестве добычи, и не причисляю сразу же каждого обаятельного, хорошо выглядящего мужчину к своим возможным соперникам. Но Норе казалось, что каждое привлекательное существо женского пола стремится меня у нее отбить. Неожиданно у неё появилась фобия, что я могу ее бросить. Её ревность была абсолютно необоснованной, и все же однажды эта патологическая мания прочно засела в ней. Я ничего не мог с этим поделать.

Во время съемок клипа к YCWIYW начались первые конфликты и сбои в работе «фабрики хитов» под названием Томас, Дитер, фирма звукозаписи. Нора не хотела, чтобы я один ехал с исполнительницей главной роли в феррари. Конечно же, сегодня я бы спросил себя: «Это что еще такое?» Но тогда я хотел, чтобы меня просто оставили в покое. Нора и фирма звукозаписи вели бесконечные споры по поводу сцены, в которой я должен был появляться в картинке совместно с главной героиней. Нора часами причитала и дулась, но потом, незаметно для камеры, улеглась на запасное сиденье феррари, скрючившись, между мной и актрисой, чтобы следить за мной во время съемок.

Я и сегодня задаю себе вопрос, было ли это разумно со стороны фирмы звукозаписи, что каждый раз, когда на Нору нападал приступ ярости, она шла ей на уступки. Потому что Нора быстро осознала: «Мой муж - очень важная персона. Он приносит фирме черт знает сколько денег. Поэтому и мне разрешено все.»

Наша жизнь неслась с бешеной скоростью. Каждый день приносил новые сообщения об успехах. В течение нескольких недель по всему миру было продано более 2 млн синглов YMHYMS, в десяти странах альбом занял первое место. Но и второй сингл уже стоял на пятом месте европейских чартов. Также «подтянулись» Азия и Южная Африка. Случалось так, что за один день мы успевали побывать в трех странах. Утром — Осло, в обед — Амстердам, вечером — Париж. И с нами все время... Фредерик Габович, фотограф журнала Bravo. Все запечатлевалось на камеру. Регистрация в отеле, поездка на телевидение, на радиостанцию, в редакцию журналов, выступления в клубах и на дискотеках, покупка сувениров, наше проживание в номере отеля. В три часа ночи, смертельно уставший, я падал на кровать, а утром в семь часов уже звонил будильник, чтобы мы не пропустили рейс на Мадрид. Нам предстояла работа над нашим новым альбомом. Звукозаписывающая фирма и Дитер Болен хотели осенью выпустить на рынок новый альбом. В соответствии с поговоркой: куй железо, пока горячо. Итак, мы записали наш новый альбом «In The Garden of Venus”.

 

 

Дома у меня имелась демо-версия песни, которая просто не выходила у меня из головы: «Cheri, Cheri Lady”. Легкая и простая, но она навевала на меня приятные чувства. Для нового альбома Дитер всегда присылал мне 40-50 композиций, из них я выбирал понравившиеся, примерно 20. Из них Дитер выбирал 12-13, которые я потом записывал в студии. «Слушай, Дитер», позвонил я ему. «Почему ты отбросил «Cheri, Cheri Lady?” “Ты считаешь, это хорошая песня?» спросил он. «Честно? Ну, тогда давай ее запишем».

«Cheri, Cheri Lady” стала, пожалуй, одним из самых больших наших хитов.

И снова и песня, и альбом стали неоспоримым номером один.

У меня нет слов, чтобы описать, как необыкновенно и по-особенному мы ощущали этот непостижимый успех. Возможно, эту ситуацию можно сравнить с ощущениями игрока в лото, которому каждый квартал выпадает шестерка с дополнительным числом. (Ничего не понимаю в лото, если кто понял, что это означает, поправьте. - пер.). Абсолютно нереально!

Немецкая пресса захлебывалась в репортажах: «Наши золотые мальчики» - так звучал заголовок в Bild. Нас называли «Немецкий экспортный шлягер» и «Modern Talking, феномен.» О нас говорили только в превосходной степени, ни одна ТВ-передача не обходилась без нашего участия. Modern Talking, а именно Дитер и я, были суперзвездами.

Постепенно у нас стали проявляться признаки психической и физической усталости. Мы очень уставали от разъездов. Случалось, что я неделями не видел своих родителей и друзей. И это меня просто подкашивало. У нас совершенно не было времени для отдыха. Временами я тосковал по нормальной жизни. Я не хотел каждый вечер ужинать в ….звездном ресторане. Мне было бы достаточно бутерброда с колбасой. Но для звукозаписывающей фирмы имел значение только успех и, конечно, связанные с ним деньги, что также является вполне нормальным в нашем недолговечном бизнесе. Ведь если артист не работает и не продает себя, фанаты не будут покупать альбомы. С другой стороны, моя фирма также отдавала себе отчет в том, что со мной нужно вести себя осторожно, чтобы я не забросил все это. Они были зависимы от меня как от певца.

Я больше не мог свободно передвигаться. Когда я был в Кобленце, я не мог даже просто сходить в итальянский ресторан или в кафе-мороженое. Обычно все заканчивалось автограф-сессией, пицца за это время остывала, и кафе приходилось закрывать в связи с огромной давкой.

Случалось, что мне доставляли мое любимое Spaghetti-Eis (что за диковинка такая???- пер.) с помощью такси, и я проводил весь день дома за затемненными окнами. Еще несколько лет после этого в Кобленце ходили рассказы о том, как я заказывал себе на дом мороженое за 11 марок. Ну и что! Ведь я проводил дома самое большее 18 часов, и мне так хотелось мороженого из кафе. Может быть, мне просто не хотелось покидать свои четыре стены, сидеть в расхристанном виде перед телевизором и наслаждаться покоем.

 Что такое эти 11 марок!

Дитер тоже изменился и уже скоро стал не таким как прежде. Должен сказать, что прежнего его я совсем не знал. Совместных часов, проведенных в студии звукозаписи, было недостаточно, что бы узнать, что за человек Дитер Болен. Между тем, спустя почти год непрерывных совместных поездок — совместные полеты, совместные поездки на автомобилях, одни и те же отели, плечо к плечу на фотосъемках, на телевидении, на ужинах, на вручениях премий -, я почувствовал, что постоянное пребывание с Дитером меня напрягает и нервирует.

В самом начале у нас с Дитером была одна и та же гримерка и один на двоих водитель. Не могу сказать, что нам это сильно нравилось. Дитер — чрезвычайно ценный собеседник. Но я также могу получить удовольствие от общения с человеком, с которым познакомился пару часов назад в баре за кружкой пива. С Дитером же я должен был работать на следующий день, и часто это было достаточно тяжело.

Десятки раз случалось так, что перед интервью мы обсуждали, кто что скажет. Но едва начиналась беседа, Дитер начинать болтать о вещах, абсолютно противоположных тем, что мы обсудили. У меня было впечатление, что ему нужно было сделать все, чтобы выпендриться перед журналистами и скомпрометировать меня. В глубине души я даже думаю, что у Дитера в голове неправильно спаялись два проводка. По-другому его поведение объяснить невозможно. По моему мнению, у него отсутствует ген чувствительности.

Однажды Дитер дал интервью симпатичной журналистке из Bravo. Потом он мне рассказал, что получил от этого интервью большое удовольствие. Через пол-часа журналистка вернулась, потому что забыла свою курточку у нас в гардеробе. Дитер закричал на бедную женщину, что она должна убраться отсюда, и что еще она здесь хочет и т. д. Я сидел рядом, и у меня было ощущение, что я смотрю плохое кино.

Подобное поведение повторялось постоянно, и именно из-за этого я потребовал собственный гардероб. Для себя я решил, что мы с Дитером — коллеги, и не более того. Друзья говорили мне, что я должен быть помягче с Дитером, должен ему открыться и рассказывать о себе приватные вещи. Сначала я пытался так и делать. До тех пор, пока я понял, что все это иногда обращается против меня, в том числе перевираются мои собственные высказывания.

Я попросил Петера Ильмана написать мне программу выступления для турне Modern Talking.

Я просто хотел сделать другие подводки к песням, чтобы не надоедать публике одним и тем же. Сценарий я оплатил из собственных средств. Когда Дитер заметил, как хорошо принимает публика мои реплики, он начал вставлять мне палки в колеса. Едва я успевал перевести дух, он уже пропищал мою шутку в микрофон, так что мне больше уже нечего было добавить. Предполагаю, что перед каждым концертом он испытывал панику от того, что я могу понравиться публике больше, чем он. Но ведь это не нормально!

Дитер и я — как огонь и вода. Я понял это уже тогда.

Эти все его интрижки. Раз в несколько недель мы должны были привыкать к новому лицу и новому имени. Сначала все дамы Дитера были милы по отношению к нам с Норой, потому что чувствовали себя неуверенно и хотели выведать у нас информацию о Дитере. Мы по-возможности избегали излишней болтовни. Фиг бы я кому рассказал, как его можно подцепить. Я же знал, что из этого ничего серьезного не выйдет, ведь он был женат.

В начале МТ Нора и Дитер ладили межу собой. Иногда мы даже ночевали в доме Дитера и его жены Эрики, когда я работал в его студии в Гамбурге. Однажды Дитер сказал мне: «Слушай, Томас, я не хочу, чтобы вы у нас больше ночевали. И не хочу, чтобы Эрика общалась с Норой». Не имею понятия, чего он опасался, возможно, того, что Нора расскажет Эрике что-то лишнее. С этого момента мы с Норой ночевали только в отелях.

Чем больше был успех, тем с большим размахом отмечались различные награды. Боссы звукозаписывающих компаний всех федеральных земель праздновали наш и свой успех. С шампанским, икрой и иногда даже с проститутками!

Мне определенно никогда не требовалось женское эскорт-сопровождение, но однажды, сами того не желая, мы оказались в такой ситуации. И что самое ужасное — Нора также присутствовала при этом! Самые ужасные её опасения оправдались на ее глазах. Для нее стало ясно: Если твой муж артист, есть вещи, которые ты для себя считаешь неприемлемыми.

Пожалуйста, не думайте, что каждый праздник превращался в «содом и гоморру», но некоторые из них были, действительно, похожи на это. На вручениях золотых дисков я чаще всего отсутствовал. Не знаю, смогу ли я передать своим читателям это чувство, но для меня уютный вечер в номере отеля был в тысячу раз дороже, чем вся эта размашистая «Золотая оргия».

Ревность Норы становилась все более экстремальной. И абсолютно абсурдной. Я любил Нору и был ей всегда верен. Тем не менее, она постоянно испытывала тотальный ужас от того, что ее успешный муж сблизится с другой женщиной. Тут снова возникает параллель с Дитером Боленом: Либо мое ощущение неверно, либо он не всегда ограждал своих подруг от внешнего мира? Люди, которые так сильно цепляются за своего партера, имеют весьма заниженное чувство собственного достоинства. Что касается Дитера, я могу представить, откуда это идет. Возможно, у него до сих пор с этим проблема потому, что его отец всегда внушал ему: «Из тебя все равно ничего не выйдет!» Поэтому он всегда должен доказывать себе и окружающим, какой он замечательный и неповторимый. Это видно даже из его интервью. Для него существует только превосходная форма. Это преувеличение, по моим наблюдениям, служит причиной того, фельетонисты и интеллектуалы, которых он так хотел бы заинтересовать своей персоной, никогда его не примут в свои ряды.

Это маниакальное ощущение того, что я её могу обмануть, зашло у Норы так далеко, что она начала меня решительно ограждать от других женщин. Она даже предъявила требование фирме звукозаписи, что у меня не должны брать интервью женщины-телеведущие. И неусыпно следила за этим. Однажды нам предстояло интервью на главном телевизионном канале Франции. Дитер, Нора и я полетели в Париж. Перед началом шоу Нора поинтересовалась, кто будет вести шоу. В ответ услышала: «Les trois Clochards”, известная французская группа. В студии я разговорился с продюсером шоу. Когда разговор зашел о «Les trois Clochards”, он сказал: «Нет, шоу будет вести Дезире Носбуш».

По сути это шоу типа «Wetten dass...”, и для нас это выступление имело большое значение. Но тот факт, что фирма звукозаписи обманула Нору и не обронила ни слова о Дезире Носбуш, довел мою жену до белого каления. Она закричала: «Все, этого достаточно. Мы уезжаем». Она выбежала из студии, я — за ней. Шофер отвез нас в отель. Я поинтересовался у нее, что она собирается делать дальше. Нора: «Ясное дело, возвращаемся домой в Германию. Естественно, работники фирмы уже ожидают нас в аэропорту, поэтому мы поедем на поезде. И не с Gare de l'Est в Кобленц, а с Gare du Sud на юг Германии. Сейчас мы выпишемся из этого отеля, шофер отвезет нас в Le Bristol, чтобы фирма подумала, что мы хотим там скрыться. Мы выйдем через задний ход и на такси поедем на вокзал».

казано – сделано. И, вот, мы с нашими 10 чемоданами выехали из отеля «Warwick» на Елисейских Полях, сели в лимузин, и отправились в “Bristol”. Шофер даже помог нам донести в холл нашу поклажу, а затем поехал назад в «Warwick». Мы отлично знали, что он – человек, нанятый фирмой грамзаписи, и он донесёт о нашем исчезновении. 5 минут спустя мы вытащили наши вещи из отеля, взяли такси и поехали на вокзал. Нам повезло: поезд в Германию как раз скоро отходил. Мы расположились в вагоне первого класса и через считанные минуты покинули Париж. В «Warwick» тем временем началась паника. Фирма грамзаписи была вне себя, в “Bristol” отправили людей разыскать нас. Те спросили на ресепшен, не живёт ли у них певец с тёмными длинными волосами. «Да,» - ответили им – «он живет здесь, в номере 23». Туда они неоднократно названивали. Бедные подосланные люди подсовывали кучу сообщений под дверь номера. «Дорогой Томас, блаблабла». А в том номере жил Энди Тэйлор из Duran Duran. Человек на ресепшен нас просто перепутал. В итоге музыкант объяснил по телефону, что произошла ошибка. Разумеется, фирма грамзаписи взбесилась.

 

В конце концов, телепередача прошла без Modern Talking. Для фирмы это была огромная драма. А мы с Норой были просто счастливы оказаться в поезде. Моё желание быть в спокойном и безопасном месте было настолько велико, что мне даже вспомнился телесериал «Schwarzwaldklinik», который снимали в Глоттертале, Шварцвальд. Мы с Норой приехали в Баден-Баден, взяли напрокат машину, и остановились в «Parkhotel Adler». Никто не знал где мы. Мои родители тоже были в растерянности. С фирмы грамзаписи им названивали и разыскивали нас. Только спустя 2 дня, когда я снова пришёл в себя и немного успокоился, и осознал, сколько мы наделали шуму, я позвонил своим родителям. Нора также рассказала обеим своим сёстрам что случилось, т.к. те уже готовились к худшему. Я объяснил своему отцу, что я вконец измотан. Что я не могу больше выносить этот стресс и постоянные разъезды. Когда Нора забрала меня из телестудии, я был совершенно опустошенным и не мог ни на что реагировать. Я мог бы сказать: «Нора, ты с ума сошла. Только тот факт, что Дезире Носбуш будет ведущей шоу, ещё не повод для ревности». Но мне в тот момент вообще всё было совершенно параллельно. Но это бы и не помогло. Я часто беседовал с Норой о её необоснованной ревности, и уверял её, как по-детски она себя ведёт. Но ничего не менялось.

 

Я однажды прочитал, что все те люди, у которых есть мысли изменить своему партнёру, невероятно ревнивы. Они оценивают других по себе, и проецируют свое поведение на своего партнёра. У меня в вопросах любви совсем другие установки, и я в любом случае не смогу предотвратить, если моя жена влюбится в другого мужчину. Даже если я буду сидеть рядом и контролировать её круглые сутки. Если вышеупомянутый тезис верен, это означает, что в любой момент могло случиться такое, что Нора полюбила бы другого? И означало ли это, что, раз она была уверена, что «такое» было возможно с ней, а со мной, разумеется, в 2 или 3 раза ещё «возможнее», и поэтому она не подпускала ко мне женщин? Полный абсурд, потому что это не случилось ни с ней, ни со мной. Но, к сожалению, это безумно нервировало, и мы постоянно дискутировали с ней об этом.

 Своему отцу я сказал, что мы вернёмся домой через 2 дня. Он пообещал позвонить на фирму и успокоить их, но не говорить ни слова о том, где мы. Там разразился настоящий гром. Однако, никто не сказал ни слова о том, чтобы мне хоть немного помочь и в будущем мне выкраивать хоть немного свободного времени. Всё наоборот. Стресса становилось всё больше, также и между Дитером и Норой.

 

Плохие взаимоотношения и борьба за власть между ними двумя росли как на дрожжах, всё больше и больше, и никак не останавливались. Когда это тесто вываливалось из кастрюли, было уже непонятно, что делать сначала – подсчитывать ущерб или начинать ремонтировать.

 Чем популярнее становился Modern Talking, тем больше набухало «тесто Дитера и Норы». Чем больше мы продавали альбомов, тем больше Дитер убеждался в собственной гениальности. Он часто словно отказывался признавать, что мы, как дуэт, ответственны за успех. Modern Talking должен был быть только его ребёнком. Нора этого, конечно же, не осознавала. Она хотела уберечь меня и обеспечить мне место на этой кухне. Чем меньше денег мне хотел дать Дитер, чем больше он всё склонял к своей пользе, тем яростнее сражалась Нора за то, чтобы он делился. Так они и стояли как на дуэли, а я между ними на поле боя. Конечно, тогда я был на стороне своей жены. Но на самом деле я никогда не хотел, чтобы всё зашло так далеко. Я находил это опустошающим и изнурительным.

 

Конечно, можно было бы сегодня сказать, что Нора в известной мере виновата в распаде Modern Talking. Но и Дитера можно было бы сделать ответственным за это в равной степени, т.к. он постоянно подливал масла в огонь и своим неуклюжим поведением провоцировал Нору всё больше и больше. Для меня они одинаково виноваты в разрыве Modern Talking. Ошибка, в которой я должен сегодня признаться, был тот факт, что я удобно устроился. Я всегда находился вне этих споров Дитера и Норы. Если мне что-то не нравилось и я не хотел что-либо делать, я возвращался в «домик улитки», и позволял Норе улаживать это.

 

За что я до сих пор в обиде на Дитера, - это то, что он никогда не воспринимал Modern Talking как группу. Мы вдвоём сделали нечто великое. Мы построили совершенно фантастические карьеры. Миллионы людей были нам преданны, боготворили нас и нашу музыку, и с Modern Talking отлично проводили время.

 Для Дитера это никогда по-настоящему не имело ценности. Мы никогда не были настоящей командой. Единственным другом, который есть у Дитера, вероятно, остаётся его банковский счёт. Для него в первую очередь считалось то, что Modern Talking приносил ему миллионы. Если у него пропадало желание делать что-либо, он вышвыривал это тут же. Для него, судя по всему, было совершенно всё равно, что думает фирма грамзаписи или наши поклонники. У него также никогда не хватало великодушия сказать: У меня отличные помощники, у меня отличные со-продюсеры и звукоинженеры. У меня отличные музыканты. От него этого никто никогда не слышал. Нет. Для него это было так: Я – лучший продюсер, я - лучший в студии, я – лучший композитор, и в любом случае, самый главный. Самый большой враг Дитера – это его эго.

 Я устроен по-другому. У меня нет таких проблем с эго. Я зарабатывал безумное количество денег и продолжаю их зарабатывать. Но мне для этого не надо быть «больше, чем сама жизнь». Дитер просто не понимает, что человек тем круче, чем больше хорошего он делает другим, и тогда приходит успех. В одном интервью он однажды сказал, что он меня «принудительно сделал миллионером», я на это ответил: «Да, правда, но и я его тоже». Мы оба были в равной степени ответственны за успех Modern Talking, почему он не может этого признать? Дитер выжимает людей как губку, он забирает у других энергию, только чтобы самому ярче светиться. Только главное созвездие должно и само излучать энергию. Я не могу ожидать, что буду любимым другими, только потому, что я получаю эту любовь – я также должен ее и отдавать взамен. Я не удивлюсь, если его отношение ко мне и к другим людям однажды оставит его покинутым, старым и одиноким человеком.

После исчезновения из Парижа, фирма грамзаписи мне серьезно сказала, что если еще раз это повторится, я буду должен выплатить весь огромный ущерб от этого, и, конечно, я должен был строго придерживаться условий своего контракта.

 

Какое-то время спустя произошло следующее: мы получили запрос на одно ТВ-шоу в Париже, которое должно было состоятся спустя всего два дня, чтобы на нем представить наш новый сингл. Кроме квартиры в Кобленце, у меня еще была квартира в Берлине, в которой я, как раз, и был уже неделю с нашей афганской овчаркой Принцессой и нашим персидским котом Неро. Я согласился на телепередачу и сказал фирме грамзаписи, что сначала поеду на машине в Кобленц, чтобы отдать своих животных домработнице. Фирма грамзаписи насторожилась, потому как они уже отлично знали о печально известной непунктуальности Норы, они не хотели, чтобы я ехал на машине. Но что же мне было делать со своими зверями? Я не мог их оставить одних в Берлине, и так звукозаписывающая компания предложила нанять для меня Learjet, чтобы я мог привести животных оттуда в Кобленц, а затем дальше лететь в Париж. Всегда случаются такие ситуации у артистов в самые плохие фазы их карьеры, которые становятся скандально известными. Фирма заказала самолет, а потом это выглядит как «он требует лететь только на частном самолете». Я принял предложение и мы с Норой и Петрой Шуманн, кошкой и собакой поехали в аэропорт. Пилот не пришел в восторг: Животные не полетят в самолете. – О, Боже, теперь-то что случилось? Я стал нервничать. Мы поговорили с пилотом и он рассказал нам, что за неделю до этого он вез йоркширского терьера американской певицы Эрты Кит, и который обблевал весь самолет, и поэтому он никаких животных больше везти не хочет. Петра успокоила его и мы смогли улететь. Мы прилетели в Кобленц, сдали животных и хотели лететь дальше, но тем временем опустился туман и наш вылет задержали. Плохая погода – это всего лишь плохая погода, и непунктуальная Нора тут уже не при чем. Мы смогли улететь только через два часа. После приземления в аэропорту Шарля де Голля в Париже мы сразу поехали в направлении телестудии. Когда мы туда приехали, настроение там у всех было на нуле: «Что случилось? Почему так долго?» Режиссер уже ждет целый час репетицию! – «Простите», - сказал я, - «но из-за тумана мы не могли вылететь вовремя». Режиссер не поленился осведомиться, являлось ли то, что я сказал правдой или нет. Да, я сказал правду, и туман есть туман. Дитер и я отправились на репетицию, но тут – новый повод для злости: Дитер забыл свою гитару в отеле и репетировал с каким-то инструментом, который ему дали взамен, но он хотел играть только на своей во время телешоу (хотя все равно планировалась фонограмма) и сказал ассистенту после репетиции, что теперь поедет в отель и заберет свою гитару «Как это? – закричал режиссер, - Сейчас уже половина шестого, а дорога в отель и обратно, включая пробки, займет по меньшей мере три часа, тогда передача в прямом эфире уже давно закончится». Это не помогло. Дитер чертовски хотел поехать в отель и забрать свою гитару, или хотя бы попытаться. И он уехал. Короче говоря, когда началась телепередача, Дитера, конечно, не было в студии, и режиссер вышвырнул нас из передачи. Мы с Норой поехали в центр Парижа, вкусно поужинали и в 23 часа вылетели на частном самолете обратно в Кобленц. Такие неприятности могут случиться с любой телепередачей, можно сколько угодно на них злиться, но они все равно случаются.

На следующее утро я позвонил на фирму, чтобы обговорить ситуацию. Я лишь хотел дать понять, что не только Нора и я могут доставить трудности, но еще и их любимый Дитер. Я рассчитывал на то, что ему устроят разборки, но шеф ответил мне: «Да ничего страшного, такое случается, таков уж он, этот Дитер». Я был ошарашен.