В виде чего выплачивалась подать, ее размеры и законы о ней

 

Что касается податей, которыми обкладывали и [которые] взымали с вассалов инки, короли Перу, их следует считать столь умеренными, что, если учесть все то, что они включали и их размеры, можно утверждать с достоверностью, что никто из всех древних королей, ни великие Цезари, которые именовались Августами и Пиями, не могут идти в сравнение с королями инками. Потому что действительно, если хорошо присмотреться, то создается впечатление, что они [вообще] не получали ни дани, ни подати со своих вассалов, а сами платили их вассалам или взимали их ради блага самих же вассалов в соответствии с расходами в пользу их же самих. Размер подати, если рассматривать его в соответствии с расчетами и подсчетами тогдашнего времени, и заработком трудившихся, и стоимостью вещей, и с расходами инков, был настолько мал, что многие индейцы едва ли выплачивали [в виде подати] сегодняшнюю стоимость четырех реалов; и хотя им причиняли некоторые неудобства дела, связанные с податями или службой королю или куракам, они с удовольствием и удовлетворением выполняли их как по причине незначительности подати, так и высокой цене той помощи, которую им оказывали, и значительной пользе для них самих от тех незначительных работ. Существовали следующие права и законы в пользу налогоплательщиков, которые охранялись с (такой) строгостью, что ни судьи, ни губернаторы, ни генерал‑капитаны, ни сам инка не могли изменить их во вред вассалам. Первый и главный [закон] запрещал когда‑либо и под каким бы то ни было предлогом взимать подать с тех, кто был от нее освобожден. Освобождались же все лица королевской крови, все генерал‑капитаны и младшие капитаны вплоть до центурионов, и их детей, и внуков, все кураки и их родня, королевские министры на менее [важной] службе (если они происходили из простонародья) не платили подать в период несения службы; [не платили подать] солдаты, находившиеся на войне и участвовавшие в завоеваниях, молодые люди до двадцати пяти лет, потому что до этого возраста они обязаны были служить своим родителям. Старики от пятидесяти и выше лет были освобождены от подати, и все женщины – как девушки, одинокие и вдовы, так и замужние; и больные, пока они не восстанавливали здоровье; и все немощные, как‑то: слепые, хромые и безрукие и другие с парализованными конечностями, хотя немые и глухие были заняты на работах, не требовавших [наличия] слуха или [умения] говорить. Второй закон заключался в том, что все остальные индейцы, помимо названных, были данниками, которые были обязаны платить подать, если они не являлись [в данный момент] жрецами или министрами храмов Солнца или избранных девственниц. Третий закон [гласил], что ни по каким причинам или соображениям индеец не мог быть принужден оплатить подать какими‑либо вещами из своего [личного] имущества, а выплачивал ее только своим трудом, или своей службой, или временем, которое он проводил на службе у короля или у его государства; и в этой части [закона] были равны и бедный, и богатый, ибо этот платил не больше, а тот – не меньше положенного. Богатым называли того, у кого были дети и семья, которые помогали ему работать, чтобы скорее закончить податную службу, которая ему досталась; а тот, у кого не было семьи, хотя бы он был богат другими вещами, считался бедным. Четвертый закон заключался в том, что никого не могли принудить работать или заняться не обычной для себя службой, исключая возделывание земли и военную службу, ибо в этих двух вещах не было исключений. Пятый закон заключался в том, что каждый платил свою подать в виде того, что могла дать его провинция, [чтобы ему не приходилось] покидать ее и идти в другую в поисках вещей, которые его земля не давала, ибо инка считал серьезной несправедливостью (agravio) просить у вассала плоды, которые не давала его земля. Шестой закон приказывал, чтобы каждому из мастеров и ремесленников, которые были заняты на службе у инки или у кураков, предоставлялось бы все необходимое для работы на этой его службе; это значит, что ювелиру давали золото, или серебро, или медь, с которой он работал, а ткачу – шерсть или хлопок, а художнику – краски и все остальные предметы, необходимые для их службы, [и] таким образом мастер отдавал только свой труд и время, которое он обязан был отработать, каковым являлись два или самое большое три месяца [в году]; отработав их, он больше не принуждался работать. Однако, если в том, что он делал, оставались небольшие доделки, он по своему желанию и доброй воле мог проработать больше и закончить полностью [работу], что ему зачитывалось как подать следующего года, и так они фиксировали это в памяти своими узлами и отчетами. Седьмой закон приказывал, чтобы всех мастеров и ремесленников вне зависимости от того, над чем они трудились, вместо взимания подати обеспечивали всем необходимым в еде и одежде, и подарками, и лекарствами, если они заболевали; если индеец работал один, то [обеспечивали] его одного; если же он брал с собой детей и жену, чтобы поскорее выполнить задание, то и их [также]. А в таком распределении работ по [конкретным] заданиям время не принималось в расчет, а только завершение [самой] работы. Таким образом, если он с помощью своих [родных] делал за неделю то, что требовало двухмесячной работы, он полностью удовлетворял и выполнял обязательства на тот год, ибо, к счастью, его не могли обложить какой‑либо другой податью. Этих соображений вполне достаточно, чтобы ответить и возразить тем, кто говорит, что в древности подать выплачивали сыновья, и дочери, и матери, и любые другие [родственники], что является фальшью, ибо все они трудились не принуждаемые [личной] податью, которая якобы была на них наложена, а ради помощи своим отцам и мужьям, т. е. своим хозяевам, потому что, если мужчина не захотел бы привлечь своих [родных] к своей работе и к своему труду, а трудился бы лишь сам, его дети и жена были бы свободны для домашних занятий по своему дому, и судьи, и декурионы не смогли бы заставить их что‑либо [делать], если они не предавались безделью в своих хозяйствах. По этой причине во времена инков уважались и считались богатыми те люди, у которых имелась семья и много детей; потому что многие из тех, кто их не имел, заболевали по причине длительности времени, уходившего на работу, чтобы выполнить свою подать. В качестве средства против этого также имелся закон, по которому [люди], богатые семьей, и также все другие, выполнившие свою часть [подати], день или два дня помогали бы таким [одиноким], что доставляло удовольствие всем индейцам.

 

Глава XVI

ПОРЯДОК И СООБРАЖЕНИЯ ДЛЯ ВЗИМАНИЯ ПОДАТЕЙ. ИНКА ОКАЗЫВАЛ МИЛОСТЬ КУРАКАМ, [ПРИНИМАЯ] ДРАГОЦЕННЫЕ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ ОНИ ЕМУ ПОДНОСИЛИ

 

Восьмой закон был относительно взимания податей, которые взимались так, как об этом будет сказано [дальше], чтобы во всем этом были бы счет, порядок и разумный подход (razon). В определенное [заранее] назначенное время в главном селении каждой провинции собирались вместе судьи‑сборщики [податей] и счетчики (contadores) или нотариусы, у которых находились узлы и отчеты по податям, и в присутствии кураки и губернатора инки по узлам на своих нитях и по маленьким камням производили расчеты и распределение [работ], соответствовавшие числу жителей такой‑то провинции, а подсчитывали они с такой точностью и достоверностью, что я не знаю, кому в этом деле следовало бы высказать большую похвалу, то ли счетчикам, которые без арабских цифр составляли такие точные в любых мелочах свои отчеты и [данные] по распределению [работ], которые лишь с огромным трудом достигают наши арифметики, то ли губернатору и королевским министрам, которые с такой легкостью воспринимали счет и смысл всего того, о чем им сообщали.

По узлам было видно, что наработал каждый индеец, какие службы он выполнил, какие он прошел дороги по приказу своих князей и старших, и любое другое занятие, которое ему поручалось; все это вычитывалось из подати, которую он должен был отдать. Затем судьям‑сборщикам [податей] и губернатору отдельно показывали, сколько и чего было заложено в королевских хранилищах, т. е. продуктов питания, перца, одежды, обуви, оружия и разных других вещей, которые индейцы отдавали в [счет] подати, вплоть до серебра, и золота, и драгоценных камней, и меди, которые – каждая часть отдельно – принадлежали королю и Солнцу. Они также давали отчет о том, что содержалось в хранилищах каждого селения. Закон приказывал, чтобы инка – губернатор провинции – имел бы в своем распоряжении копию счета всех этих вещей, чтобы не было бы какой‑либо фальши как со стороны индейцев‑налогоплательщиков, так и министров‑сборщиков [податей]. Девятый закон обязывал, чтобы все, что оставалось от этих податей [после] королевских расходов, использовалось бы на общее благо и хранилось бы в общественных хранилищах до времен, [когда в них] возникнет нужда. Драгоценные вещи, как‑то: золото, и серебро, и ценные камни, плюмажи из [перьев] различных птиц, краски для живописи и покраски, медь и многие другие вещи, которые каждый год или при каждой встрече (vista) кураки подносили инке, король приказывал использовать для своего дома и служб и для [людей] королевской крови, [ограничиваясь тем], что было необходимо, а излишками он одаривал, оказывая милость и [в знак] благодарности, капитанов и господ вассалов, которые приносили те вещи; ибо, хотя они и имелись в их землях, они не могли ими пользоваться, если не получили их от инки как привилегию и милость. Из всего этого вытекает, что короли инки брали для себя меньшую часть податей, которые они получали, а остальное шло на пользу самих вассалов. Десятый закон объявлял различные занятия, которыми индейцы должны были заниматься как на службе короля, так [и] в пользу своих селений и государства, что возлагалось на них взамен [прямых] податей и выполнялось [всем] обществом и сообща; это были выравнивание дорог и их покрытие камнем; украшение и ремонт или строительство заново храмов Солнца и иных святилищ их идолопоклонства, и изготовление любой другой вещи, принадлежащей храмам. Они были обязаны строить общественные здания, как‑то: хранилища и дома для судей и губернаторов; чинить мосты, быть почтовыми гонцами, которых зовут часки, обрабатывать земли, хранить плоды, пасти скот, охранять земельные наделы, посевы и любые другие общественные богатства; строить дома для отдыха путников, обслуживать их, чтобы они имели все необходимое за счет королевского имущества. Помимо сказанного, они были обязаны выполнять любую другую работу (cosa), которая шла бы на благо всех их, или их кураков, или на службу короля; однако, поскольку в те времена было такое множество индейцев, на долю каждого из них приходилась незначительная часть всех этих работ, и они не ощущали [тяжесть] этого труда; потому что они служили по очереди, [работали] сообща [и благодаря] великой справедливости все были загружены одинаково. Так же приказывал этот закон, чтобы один раз в году ремонтировались бы дороги и их перила; подновлялись бы мосты; очищались бы оросительные каналы, чтобы дать воду земле; закон приказывал, чтобы все это выполнялось бы бесплатно, потому что шло на общую пользу каждого королевства, и провинции, и всей империи.

Мы оставим другие малые законы, чтобы не утомлять ими [читателя]; названные же были главными в деле податей. Досюда [Слова] отца Блас Валера. Было бы интересно в этом месте спросить одного историка, который говорит, что инки имели безобразные законы, на основе которых вассалы выплачивали им огромные налоги и подати; пусть он скажет мне, какие из этих законов были безобразными; потому что эти и другие [законы], о которых мы скажем дальше, были весьма охотно подтверждены испанскими королями блаженной памяти (de gloriosa memoria), как говорит сам отец Блас Валера; и на этом мы возвращаемся к [рассказу] о принце Вира‑коче, которого мы оставили, когда он сгорал огромным желанием защитить величие чести своих предков и своей собственной [чести].

 

Глава XVII

ИНКА ВИРА‑КОЧА ПОЛУЧАЕТ СООБЩЕНИЕ О ВРАГАХ И О ПОМОЩИ, КОТОРАЯ ИДЕТ К НЕМУ

 

Великие подвиги Инки Вира‑кочи заставляют и вынуждают нас коснуться их, прекратив [рассказ] о других делах. В конце истории о его отце мы рассказали, как он оставил его в Муйне, вернулся в Коско, скликая людей, которые разбрелись по полям, и ушел из города [Коско], чтобы встретить врагов и умереть в сражении с ними, прежде чем увидеть оскорбления и непристойности, которые они должны были совершить в домах, и храме Солнца, и в монастыре избранных девственниц, и во всем том городе, который был для него священен. Здесь нужно сказать, что немногим более чем в половине лиги от города на север находится большая долина; там остановился принц Инка Вира‑коча в ожидании людей, которые вышли вслед за ним из Коско, и [чтобы] собрать тех, кто бежал в поля. С теми, и с другими, и с теми, кого он привел с собой, он собрал вместе более восьми тысяч воинов, все – инки, принявшие решение умереть на глазах у своего принца. В том месте к нему пришло сообщение, что враги находились в девяти или десяти лигах от города и что они уже перешли большую реку Апу‑римак. На следующий день после этого неприятного сообщения пришло другое, благоприятное для инков, и пришло оно со стороны Конти‑суиу, что [к ним] идут на помощь почти двадцать тысяч воинов, находящихся в немногих лигах от того места, чтобы служить своему принцу; [это люди] народов кечва, кота‑пампа, кота‑нера, аймара и других, граничащих в той части [империи] с восставшими провинциями.

Как ни старались враги скрыть свое предательство, кечва узнали о нем, ибо они граничат с землями чанков; и, поскольку им было ясно, что времени слишком мало, они не захотели оповещать инку и ждать его приказ, а подняли всех, кого смогли, людей с поспешностью, которую требовала необходимость, и вместе с ними направились в сторону города Коско, чтобы оказать ему помощь, если смогли бы, или умереть на службе своему королю; ибо это были народы, которые по своей воле покорились империи инки Капак Йупанки, как мы рассказали в свое время, и, чтобы показать ту свою любовь, они пришли с этой помощью. Они поступили так и ради своего собственного интереса из‑за старой ненависти и враждебности, которые всегда, еще много лет назад существовали между чанками и кечва; и, чтобы не оказаться вновь под властью тирании чанков (если они каким‑либо путем победят), они предоставили эту помощь. А чтобы враги не вошли бы первыми в город [Коско], они пошли им наперерез на север от него, чтобы [там] встретить мятежников. И так почти одновременно пришли друзья и враги [инков].

Принц Инка Вира‑коча и все его [люди] испытали огромный прилив силы, узнав, что к ним идет столь серьезная помощь в столь нужный момент, и приписали ее обещанию дяди принца, призраку Вира‑коче Инке, который дал его, когда явился ему во сне, и сказал, что во всех его нуждах он будет благоприятствовать ему как своей плоти (carne) и крови и [что] он найдет для него помощь, в которой он будет нуждаться; принц вспомнил эти слова, увидя столь своевременную помощь, и много раз повторял их, убеждая (certificando) своих людей, что он располагал благосклонностью своего бога Вира‑кочи, поскольку его обещание выполнялось; по этой причине инки настолько воодушевились, что уже считали победу своей, и, хотя они [до этого] приняли решение пойти встретить врагов и сразиться с ними на откосах и трудных проходах [в горах], которые идут от реки Апу‑римак до высот Вильа‑кунка (высота давала бы им преимущество), узнав, что подходит помощь, они решили не двигаться, пока не придут друзья, которые смогут передохнуть и принять что‑либо прохладительное, пока подойдут враги. Инка Вира‑коча, и его родичи, [и] советники также решили, что, раз их силы возросли, им не следует удаляться от города, чтобы иметь рядом запасы продовольствия и все остальное, необходимое для воинов, а также чтобы быстро оказать помощь городу, если для него возникнет какая‑нибудь опасность. С этим решением принц Инка Вира‑коча остался в той долине, пока не подошла помощь – двенадцать тысяч воинов. Принц принял их с огромной благодарностью за любовь, которую они проявили к своему инке; он оказал многие милости и одарил подарками кураков каждого народа и всех остальных капитанов и солдат, восхваляя их верность и обещая им в дальнейшем награды за столь славную службу. Кураки, после [ритуала] преклонения своему Инке Вира‑коче, рассказали ему, что в двух днях пути сзади идет еще пять тысяч людей войны, которых они не стали ждать, поскольку спешили [к нему] на помощь. Принц снова поблагодарил их за приход тех и других [воинов] и после совещания со своими родичами он приказал куракам, чтобы они направили сообщение тем, кто шел [сзади], о происходящем, и о том, что принц [решил] остаться со своим войском в той долине, дабы они поспешили к находившимся рядом [с долиной] нескольким невысоким холмам и расщелинам и спрятались бы там и находились бы за прикрытием, пока не поймут, что именно предпринимает сам враг. Потому что если он решит воевать, то они смогут выступить в момент наивысшего накала сражения и ударить по врагу с одной стороны, чтобы победить его с наибольшей легкостью; а если он не захочет воевать, они [все равно] поступили, как хорошие солдаты, [придя на помощь]. На второй день после прихода помощи к инке, на вершине склона Римак‑тампу появился авангард врагов; узнав, что Инка Вира‑коча находится в пяти лигах оттуда, они сделали несколько пауз [в своем продвижении], сообщив назад, чтобы основное войско (la batalla) и арьергард ускорили продвижение и соединились бы с авангардом. Так они двигались в тот день, пока все вместе не подошли к Сакса‑вана – три с половиной лиги от того места, где находился принц Вира‑коча и где впоследствии имело место сражение между Гонсало Писарро и де ла Гаска.

 

Глава XVIII