Географические и этнографические истоки

 

Центрально‑Восточная Европа

 

Обычный подход к европейской истории удивительно ограничен. Очень часто Западную Европу отождествляют с целым континентом, и даже в этой западной части серьезное внимание привлекают только крупные державы, особенно империи. Исправлению ситуации способствовало то, что в исследование некоторых периодов были включены также и некоторые восточные государства. Таким образом, возрождение интереса к Византии, Восточной Римской империи способствовало лучшему пониманию Средних веков. Подъем и падение Османской империи, хотя это была держава неевропейского происхождения, следует считать частью современной европейской истории. А как только Русское государство превратилось в еще одну империю, история этой новой России оказалась неотделимой от истории Европы в целом.

В европейской историографии, однако, осталась обширная terra incognita (неисследованная область) – восточная часть Центральной Европы между Швецией, Германией и Италией, с одной стороны, и Турцией и Россией – с другой. В ходе европейской истории огромное количество разных народов создавало в этом регионе свои собственные независимые государства, иногда довольно большие и сильные; поддерживая связь с Западной Европой, они развивали свои собственные национальные культуры и содействовали общему прогрессу европейской цивилизации.

Правда, время от времени некоторые из этих государств поглощались соседними империями, как это случилось с целой группой государств как раз в тот момент, когда к началу XIX в. написание истории вступило в свою поистине научную фазу. Возможно, это в какой‑то степени объясняет, почему народам Центрально‑Восточной Европы не уделялось должного внимания в современных исследованиях и при преподавании исторических наук. А так как период их мнимого исчезновения совпал с образованием американской нации, становится еще более понятным то, что они казались малоинтересными для американских историографов.

Минусы такой ограниченной трактовки Европы стали очевидными, как только процесс освобождения и восстановления Центрально‑Восточной Европы почти закончился после Первой мировой войны. Но даже тогда так называемые «новые» государства этого региона – а большинство из них были на самом деле очень старыми – обычно исследовали, не рассматривая в достаточной степени их исторические истоки. И в Западной Европе, и в Америке понимание их важности в формировании и объединении Европы только началось, когда нормальный ход развития этого ключевого региона снова был прерван – на этот раз Второй мировой войной. В ходе незаконченного мирного урегулирования после этой последней войны все эти государства стали жертвой еще одной волны имперских амбиций в одной из современных тоталитарных форм. Не будет установлен прочный мир, пока им не будет возвращено их традиционное место в европейском сообществе, которое в настоящее время расширилось до атлантического сообщества.

Историческая наука может способствовать такому решению путем содействия лучшему пониманию прошлого. Но как науке истории придется сначала исправить свою собственную ошибку – упущение из поля зрения обширной территории у самого сердца Европейского континента. Эта территория, которая никогда не была исторически единой, несмотря на то общее, что было у всех этих народов, не является и географическим единством. И как это не раз случалось со всеми историческими регионами, у этой территории не было даже постоянных границ.

Поэтому изначально было трудно дать этой части Европы действительно подходящее название. Эта трудность еще больше усиливается искусственным характером всех общепринятых делений этого континента на определенное количество регионов. Если выделять только два из них – Западную и Восточную Европу, то невозможно найти надлежащее место для территории, которая не принадлежит (полностью) ни той ни другой части. Если добавить понятие «Центральная Европа», то немедленно следует уточнить, что этому центральному региону присущ внутренний дуализм. Оставив в стороне его западную однородно‑немецкую часть, только восточную часть можно ориентировочно считать «новой» или «неизвестной» областью исследований, введенной в общую канву европейской истории. По этой самой причине название Центрально‑Восточная Европа кажется самым подходящим.

Это означает, что с географической точки зрения Европа делится не на две или три, а на четыре основные части – Западную, Центрально‑Западную, Центрально‑Восточную и Восточную. И такое деление совершенно оправданно, коль скоро речь идет об основной части континента. Но возникает вопрос: как вместить в это деление огромные европейские полуострова? В случае Центрально‑Восточной Европы это вопрос ее отношений со странами Балканского полуострова.

Они отличаются от земель, расположенных по течению Дуная, не только географически; а еще больше – от обширной равнины к северу от Судетских и Карпатских гор. Во времена средиземноморского сообщества, предшествовавшего европейскому, Балканский полуостров, и особенно его греческая часть – исторически самая древняя часть Европы, был неотъемлемой частью того древнейшего сообщества и, в конечном счете, Римской империи. Эта империя расширилась до Дуная и даже на какое‑то время перешла через него в Дакию. Но основная часть Центрально‑Восточной Европы оставалась вне ее, ее даже не затронуло римское влияние, как оно затронуло Центрально‑Западную Европу до Эльбы. И она явно принадлежала к исторически более молодой части Европы, которая вступила в европейскую семью и историю в целом спустя века, последовавшие за падением Римской империи на Западе. И в то же время некоторые народы Центрально‑Восточной Европы вторгались на европейскую территорию Восточной Римской империи – на Балканы. Они проникали до самой Греции и заселили большую часть севера полуострова.

Большой сегмент изначально Восточной Европы таким образом ассоциировался с Центрально‑Восточной Европой благодаря историческому процессу, который пренебрег географическим фактором, как часто бывает. Этот самый фактор способствовал распространению на восток других народов Центрально‑Восточной Европы посредством колонизации; это было продвижение по практически безграничной Европейской равнине в направлении Азии. Только тогда большой регион, географически являющийся Восточной Европой, был еще и исторически связан с собственно Европой. Но если не обсуждать на этих страницах весьма сомнительный вопрос – в какой степени этот колонизированный регион в бассейне реки Волги стал полностью европейским в историческом смысле этого слова – следует немедленно отметить, что он всегда отличался от Центрально‑Восточной Европы. Граница между этими двумя регионами не была естественной и, разумеется, колебалась в ту или иную сторону. Но четкое разграничение между ними является необходимым условием правильного понимания европейской истории.

По аналогичным географическим причинам также не было естественной границы между Центрально‑Восточной и Центрально‑Западной Европой, хотя здесь историк должен как можно четче проводить разграничение. Однако естественным было то, что всякий раз, когда в ходе истории открытый промежуточный регион – Центрально‑Восточная Европа – испытывал сильное давление с той или иной стороны, он пытался двигаться в противоположном направлении. Ситуация становилась критической, когда это давление оказывалось одновременно с обеих сторон. Иногда серьезная угроза некоторым народам Центрально‑Восточной Европы исходила с юга и даже севера – со стороны Балканского полуострова, который они никогда полностью не контролировали, или с другого берега Балтийского моря из Скандинавии, этого Северного Средиземноморья.

Опасность с юга колоссально увеличилась, когда на смену Византийской империи, которая обычно оставалась в обороне, пришла агрессивная Османская империя. А так как натиск турок начался в то время, когда Восточная Европа все еще находилась под татарским владычеством, Центрально‑Восточной Европе пришлось принять на себя удар азиатских армий на двух разных фронтах. Ее роль бастиона всей Европы, христианства и западной культуры едва ли можно переоценить.

В равной степени для общей европейской истории важны проблемы Балтики. Но они всего лишь внутренние проблемы Европы, а так как ни викингам в Средние века, ни Швеции в зените своего недолгого могущества не удалось создать чего‑либо похожего на Скандинавскую империю, то опасности, угрожавшие Центрально‑Восточной Европе с севера, были временными. Однако не следует забывать, что даже естественная граница в виде Балтийского моря не была ни достаточной защитой, ни реальной преградой. Это море неоднократно переплывали скандинавские захватчики во время своих завоевательных походов, которые чередовались с планами сотрудничества между странами, расположенными на обоих берегах Балтики. Не только северным, но и западным завоевателям и колонистам удавалось лишить доступа к морю – иногда на века – местные народы Центрально‑Восточной Европы и ее государства.

Тем не менее, благодаря доступу к Балтийскому морю на протяжении большей части истории и доступу к Черному морю, который даже еще больше оспаривали захватчики с востока и юга, народы Центрально‑Восточной Европы заняли территорию, которую с точки зрения географии можно рассматривать как широкий перешеек между двумя морями. Более того, они также достигли и третьего моря – еще одного залива Средиземного моря, Адриатического, и подошли к самому Средиземному морю через Балканский полуостров. Но и здесь они столкнулись с большими трудностями при попытке установить контроль за береговой линией и портами, которые находились в основном в чужих руках. За редким исключением государства Центрально‑Восточной Европы не развились в сколько‑нибудь значительные морские державы.

Это одна из причин, по которой они никогда в полной мере не использовали в своих интересах геополитические возможности этого огромного региона, который они населяли, и его положение в Европе. Еще одной, даже более важной причиной был тот очевидный факт, что их территория, столь разнообразная топографически, состояла из множества мелких регионов, которые было очень трудно объединить в одно политическое целое. Следует различать по крайней мере три таких региона. Один из них – это центральная часть большой Европейской равнины, включающая частично берега Балтики и Понта (Черного моря). Второй – бассейн Дуная с прилегающим четырехугольником Чехии (Богемии). А третий – Балканский полуостров без какой‑либо четкой границы с предыдущим регионом, так что есть страны, которые можно считать отчасти балканскими, а отчасти дунайскими. По этой и другим причинам какой‑либо географический детерминизм при толковании понятия «Центрально‑Восточная Европа» был бы даже более дезориентирующим, чем в случае какой‑либо другой территории.

 

Славяне и балты

 

В равной степени дезориентирующим было бы любое национальное толкование истории Центрально‑Восточной Европы. Практически нигде в Европе мы не можем отождествить этнические группы, которые появляются в истории или даже в доисторический период, с народами в антропологическом смысле этого слова. Но в добавление к обычной смеси различных национальных элементов в Центрально‑Восточной Европе всегда существовало и существует по сей день особенно большое разнообразие этнических групп, которые различаются по языку и культуре в целом. Однако с незапамятных времен среди этих групп славяне занимают центральное и доминирующее место, представляя собой огромное большинство всех народов во всем этом регионе.

Задокументированная история славян начинается в сравнительно поздний момент, не раньше VI в. н. э. Благодаря своим самым первым вторжениям в Восточную Римскую империю на пороге V в. они впервые вступили в контакт с греко‑римским миром. Вот почему, хотя древние авторы предыдущих веков, начиная с Тацита, Плиния и Птолемея, и отметили лишь несколько названий племен, обитающих в малоизвестной северо‑восточной части Европы, включая некоторые, несомненно относящиеся к славянским народам, более подробную информацию дали Иордан и Прокопий – ведущие историки VI в. Три народа (венеды, склавины и анты), которые первый из них выделяет среди славян (Прокопий не упоминает венедов, которые были известны более древним авторам, но не были соседями Византийской империи), по‑видимому соответствуют западным, южным и восточным славянам, до настоящего времени остающимся главными подгруппами славянского мира. Нет сомнений в том, что в VI в. они уже занимали всю территорию к северу от Балкан, к востоку от линии рек Эльба‑Зале и ее продолжения в направлении Адриатического моря. Они также достигли южных берегов Балтийского моря и реки Днепра.

Вопрос о том, когда они заселили всю эту территорию, чрезвычайно спорный. В настоящее время общепризнано – в противоположность легендам и преданиям, – что изначально родиной славян был север Карпат. Более того, компактные славянские поселения появились по другую сторону Судетских гор и у берегов Эльбы не раньше, чем произошли массовые переселения германских племен на Запад. Но в противоположность мнению, которое под влиянием Германии продолжает преобладать в западной историографии, изначально родина славян не ограничивалась территорией к востоку от реки Вислы. Недавние археологические исследования подтвердили, что с конца нового каменного века (ок. 2000 до н. э.) славяне занимали весь бассейн Вислы и большую часть бассейна Одера в добавление к своим поселениям на востоке между Припятскими болотами и Черным морем.

Также существует высокая вероятность того, что во время древнейшего периода их доисторического существования, который длился около трех или четырех сотен лет, они жили в тесном сообществе со своими северо‑восточными соседями – балтами. Среди лингвистов нет единого мнения относительно существования общего балтийско‑славянского языка, но в любом случае славяне и балты поддерживали более тесные связи друг с другом, чем с любой другой группой индоевропейских народов. Даже после окончательного разделения их сообщества на две ветви в начале бронзового века судьбы обеих групп оставались неразделимыми, и после славян балтийские народы всегда были самым значимым местным этническим элементом в Центрально‑Восточной Европе.

Изначально балты занимали гораздо большую территорию того региона, чем в настоящее время, которая простиралась от моря, которому они дали название (baltas – белый), а оно, в свою очередь, стало привычным названием их группы (название «эсты» вызывает много сомнений) до реки Оки. В добавление к литовцам, которые были в центре этой группы как самый многочисленный народ, и леттам, или латышам, на севере этого региона к балтам также относились древние пруссы, которые исчезли после завоевания немцами в XIII в., утратив даже свое название после поражения в борьбе с захватчиками. Однако свою историческую роль все прибалтийские народы начали играть гораздо позднее, чем славяне, не раньше X в. н. э.

Еще один спорный вопрос состоит в том, в какой степени сами славяне после своего отделения от балтов составляли этническую и лингвистическую общность, которую можно было бы назвать протославянской[1]. По‑видимому, уже в течение различных периодов их предыстории, включая, вероятно, чужеземное (кельтское или иллирийское?) влияние лужицкой культуры между 1500 и 1300 гг. до н. э. и, безусловно, славянской погребальной культуры до римских времен, дифференциация среди славян шла довольно быстро. Их территориальная экспансия в трех направлениях, несомненно, способствовала этому, так что, когда три главные ветви славянских народов появились в истории, каждая из них была уже разделена на различные группы и племена.

Из западных славян только предки поляков, получивших свое название от племени Polanie (поляне), остались на своей первоначальной родине – в бассейне рек Висла и Одер. Еще одна группа, связанная с поляками через померанцев, проживавших на побережье Балтийского моря (Pomorse – земля вдоль моря), и состоявшая из полабских племен (живших вдоль берегов Эльбы) и лужичских сербов, или сорбов, достигла самых дальних пределов на западе в ходе славянской экспансии. К югу от последних и от польских племен в Силезии и верхнем течении Вислы третья группа заняла Богемию (где племя чехов в конечном счете дало свое название всем остальным племенам), Моравию и Словакию.

Однако только южная ветвь славян продвинулась дальше всех, перейдя через Карпаты и оставив только слабые следы к северу от этих гор. Следом за хорватами и сербами, которые дошли до границ Восточной Римской империи и вскоре пересекли эти границы, вторгшись на Балканы, словенцы заняли территорию гораздо большую, чем современная Словения, и с Дунайской низменности проникли вглубь Восточных Альп.

Что касается восточных славян, то нелегко определить, насколько далеко они распространили свои поселения за тысячелетие, которое предшествовало их первому появлению в истории около 500 г. н. э. Некоторые из их многочисленных племен, безусловно, переправились через Днепр и, возможно, добрались до низовьев Дона на юго‑востоке, тогда как другие медленно продвигались в северо‑восточном направлении. С самого начала все эти «анты», по‑видимому, разделились на западную группу, оставшуюся на родине славян, и восточную группу, заселившую первые колонизированные территории. Но названия восточнославянских племен перечисляются лишь гораздо позже, а происхождение их общего названия Rus (русы) так же спорно, как и процесс деления на три группы, которые должны соответствовать украинцам, белорусам и собственно русским или великороссам в наши дни.

И хотя очень мало известно о доисторической культуре различных славянских народов, самые первые упоминания иностранных летописцев в сочетании с археологическими и лингвистическими данными заставляют нас осознать существование определенных отличительных черт, общих у них всех, а также общих с балтийскими племенами. У них были хорошо развитые сельское хозяйство и животноводство, а те из них, которые занимались рыбной ловлей, охотой, выделкой меха, производством воска и меда, имели торговые отношения с внешним миром. Нелегко установить, в какой степени различия в занятиях привели к образованию различных общественных групп. Наверняка можно сказать лишь то, что главенствующая роль больших семейных групп или родов привела к образованию первой общинной организации под руководством их наследных вождей.

На протяжении долгого времени это, видимо, была их единственная постоянная организация, вот почему греческие авторы, такие как Прокопий или Маврикий, пишут об их «демократии» и любви к свободе. Не признавая никакой верховной власти, даже не имея каких‑либо жрецов – старейшины проводили их религиозные обряды, основанные главным образом на поклонении природе, – эти семейные общины объединялись в более крупные племенные организации очень медленно и под давлением внешней опасности. Совместные действия таких племен в даже еще более крупных группах, видимо, были не так часты, как ссоры между различными общинами. Не находясь на более низком культурном уровне, чем другие «варварские» народы за пределами империи, и имея много общего со всеми другими индоевропейцами, славяне были, вероятно, менее развитыми по сравнению с большинством своих соседей в области военной и политической организации. То же самое можно сказать и о балтах.

В таких условиях многочисленные славянские племена не могли ни по‑настоящему контролировать большую территорию, на которой находились их расширяющиеся поселения, ни противостоять следующим одна за другой волнам чужеземных захватчиков, которые обрушивались на эту территорию, занимали на ней на время господствующее положение и перемещались по ней в разных направлениях, главным образом в связи с Великим переселением народов на Запад. По этой самой причине периоды, которые выделяют обычно в долгом переходе от предыстории к истории в этой части Европы, представляют собой периоды господства скифов, сарматов, готов, аланов, гуннов и, наконец, аваров – причем ни один из этих народов не имел ничего общего с местным населением.

Нам очень мало известно о сопротивлении славян или их первых попытках создать свои собственные государства. Анты, которые подвергались особой опасности, находясь на пересечении путей миграции народов в степях к северу от Черного моря, по‑видимому были в этом впереди своих сородичей. Трагический конец их борьбы с остготами, когда в 374 г. был распят на кресте их вождь по имени Боз (Бож) вместе с семьюдесятью другими вождями, произвел такое сильное впечатление, что запись об этом событии дошла до нас как первый памятник извечной борьбе за свободу в Центрально‑Восточной Европе. Своего рода федерация племен антов появляется почти 200 лет спустя, когда они снова не смогли остановить новых завоевателей – аваров. Память о суровом правлении последних долго жила в славянских преданиях, и, для того чтобы противостоять им, приблизительно в 630 г. человек по имени Само создал то, что, вероятно, было первым настоящим славянским государством. Можно ли его считать первым чешским государством – сомнительно, так как мы даже наверняка не знаем, возникло ли это недолго просуществовавшее государство у чехов и моравов или у словенцев, так как западные и южные славяне еще не отделились друг от друга.

Что еще более важно, Само был, вероятно, франкским купцом или, скорее, латинизированным кельтом с территории франков, а некоторые историки придерживаются того мнения, что первые правители антов были иранского происхождения. Сама возможность допущения того, что первые политические движения славян возглавляли чужеземцы, показывает, какое огромное значение имеют их протоисторические отношения с чужеземцами. Эти чужеземцы прибывали, с одной стороны, с Азиатского Востока через обширный промежуточный регион между двумя континентами без каких‑либо четких границ, а с другой – с территории западных германцев. Эти первые объединения следует рассмотреть прежде, чем можно будет должным образом обсуждать первые контакты славян с тем, что осталось от греко‑римского мира.

 

 

Глава 2

Славяне и их соседи

 

Славяне и Евразия

 

Восточную Европу иногда называют Западной Евразией. Однако это верно только в отношении пограничного региона географической Европы, который находился вне исторического европейского сообщества. А что касается доисторического периода, то мы можем считать евразийской ту восточную часть большой Европейской равнины, которую населяли неевропейские народы, ближайшие родичи которых жили в Азии. Эти народы были восточными соседями славян, чью собственную изначальную родину, находящуюся в самом сердце Европы, едва ли можно включить в Евразию.

Однако, возможно, родина балтов и славян в Центрально‑Восточной Европе была в очень далекие времена частично оккупирована какими‑нибудь финскими племенами, которые, постепенно оттесняемые назад, остались северо‑восточными соседями и балтов, и славян до наших дней. Эти племена в целом находились на более низкой ступени культурного развития и не имели никакой политической организации. Те из них, которые жили ближе всех к балтийскому побережью, установили тесные связи с индоевропейцами‑балтами и развивались более успешно, чем другие. В этом регионе племена балтийского и финского происхождения иногда не так просто различить. Название Aestii, которое использовал Тацит, по‑видимому включало и тех и других, и если эсты более поздних времен – предки современных эстонцев – явно принадлежат к финской группе, как и ливы, давшие название Ливонии, где они жили среди балтийских леттов, то на вопрос, были ли куры, от которых произошло название Курляндии, финского или балтийского происхождения, ответить трудно.

Более крупные и многочисленные финские племена жили не только в самой Финляндии, которая появляется в истории не раньше шведского завоевания в XII в., когда ее впервые и надолго стали ассоциировать со Скандинавией, но и в бассейне Волги, и к северу от нее вплоть до географических пределов Европы, берегов Северного Ледовитого океана и Уральских гор. Колонизация Волжского региона племенами, принадлежавшими к восточной ветви славян, которой было суждено приобрести значимость начиная с XI в., безусловно началась не раньше VII–VIII вв., но тогда – с очень умеренным размахом. Однако с самого начала это был процесс поглощения и постепенной славянизации слаборазвитых финских племен, названия которых тем не менее проявляются в названиях некоторых самых первых славянских поселений.

Другими были отношения славян с евразийскими народами, которые жили южнее финнов. Эти народы принадлежали либо к монгольской расе, как финны, но к ее тюркской группе, либо к иранцам, то есть азиатской ветви индоевропейской расы. В противоположность довольно пассивным финнам эти народы имели агрессивный характер и часто вторгались и, по крайней мере, временно доминировали над своими славянскими соседями даже в доисторические времена. Когда такие вторжения стали повторяться в более поздний период истории, славян и завоевателей‑азиатов – уже исключительно тюрко‑татар – уже легко отличить одних от других. И наоборот, существует большая путаница в отношении названий, которые появляются в степях к северу от Черного моря, начиная с киммерийского периода (1000‑700 лет до н. э.) вплоть до образования Булгарского и Хазарского царств в VII в. н. э. Этническое происхождение каждого из этих народов (булгар и хазар) весьма спорно, а так как все они оказывали сильное влияние на восточных славян, установив над ними свой политический контроль, то возник вопрос, действительно ли и даже несомненно славянские племена не имели изначально чужеземных вождей, что объяснило бы некоторые из их довольно загадочных имен.

С другой стороны, казалось вполне оправданным искать славянские следы среди ведущих евразийских народов. Вполне возможно, что когда киммерийцев черкесского (кавказского) или фракийского происхождения[2]как правящую «надстройку» сменили (ок. 700 – ок. 200 лет до н. э.) скифы, то это название охватывало различные племена разных этнических групп, включая славян, в дополнение к главенствующим «царским скифам», которые были хорошо известны Геродоту и имели иранское происхождение. То же самое можно сказать и о сарматах, которые заняли место скифов приблизительно с 200 г. до н. э. по 200 г. н. э. Опять‑таки большинство этих племен, включая аланов, которые последними пришли из [Центральной] Азии, но, видимо, сыграли особенно важную роль в первые века христианской эры, имело, безусловно, иранское происхождение. Но в свободное объединение этих сарматских племен, видимо, входило также и славянское население, хотя более поздние предания, в которых сарматы предстают далекими предками славян, особенно поляков, разумеется, являются легендами.

Последовавшие вторжения германцев‑готов и монголов‑гуннов – и те и другие лишь временно оккупировали территории славян, прежде чем пересечь границы империи, – носили иной характер. Лучше известные, чем их предшественники, ни один из этих народов не имел ничего общего со славянами и не оставил значительных следов в истории Центральной или Восточной Европы. Но некоторые иранские элементы, видимо, пережили и готский (ок. 200‑370‑е н. э.), и гуннский (370‑е‑454 н. э.) периоды. Согласно недавно высказанной точке зрения, некоторые племена аланов продолжали контролировать регион Азовского моря, где они общались с восточными племенами славян‑антов. Даже хорваты и сербы, то есть ведущие племена южной ветви славян, как и их названия, вероятно, имели и иранское происхождение.

Переходя от этих весьма спорных гипотез к историческим фактам VI–VII вв., господство аваров над восточными и южными славянами следует подчеркнуть как одно из самых опасных нашествий азиатов. Придя из Монголии под давлением своих соседей‑тюрок, авары появились у ворот Европы севернее Кавказа в 558 г. Вскоре они стали представлять серьезную угрозу Восточной Римской империи, и в конце VIII в. их в конечном счете разгромил Карл Великий, сохранивший Западную империю. Однако славянам, жестоко пострадавшим от этих завоевателей, пришлось столкнуться с другим, вдвое более сильным давлением, исходившим в это же время с Евразийского Востока.

На северо‑востоке ветвь булгар, представлявших собой тюрко‑угорский народ, который в начале VII в. создал на Дону Великую Булгарию, образовала государство в среднем течении реки Волги после падения этой империи. Эти волжские булгары, которых следует отличать от основной группы, отправившейся в направлении Балкан, завоевали главным образом финскую территорию, но на протяжении нескольких веков также оставались препятствием для дальнейшей экспансии славян.

Гораздо более важным для славян было основание Хазарского каганата на юго‑востоке. Хазары были еще одним азиатским племенем, вероятно этнически смешанным, которое впервые появилось к северу от Кавказских гор приблизительно в 570‑х гг. н. э., когда оно, очевидно, находилось под контролем тюрок. Разбив Великую Булгарию, хазары создали для себя большое государство, которое простиралось от Кавказских гор до низовьев Волги и Дона и с самого начала включало часть славянского населения. Объединенные народы разных рас и религий под властью их кагана, как назывался их верховный правитель, в конечном счете обращались в иудейскую веру. Хазарам пришлось воевать с арабами в Кавказском регионе и столкнуться с соперничеством Византии на Азовском море. Но почти одновременно они начали продвигаться в противоположном – северо‑западном направлении, где их экспансия достигла своего пика в первой половине IX в., когда они завоевали славянские племена, которые жили восточнее Днепра. Хазары дошли даже до Киева и потребовали от него дань.

Господство хазар, однако, было гораздо мягче, чем чье‑либо другое, которое узнали на себе славяне, и оно не оставалось неоспоримым для других народов, вторгавшихся на эту же территорию. Когда хазары впервые получили отпор от викингов – это дискуссионный вопрос, который следует изучать в связи со спорной историей создания Киевского государства в конце IX в. Но даже еще до этого хазары на землях близ Киева вступали в схватку с мадьярами (венграми) – угорским (отчасти монголоидным) народом, который задержался там приблизительно на 300 лет на своем пути от Уральских гор до Дунайской равнины. Это было еще одно племя, хотя, вероятно, не такое многочисленное, которое вклинилось между их западной и южной ветвями, испытывая некоторое их влияние на себе.

Это славянское влияние оказалось гораздо сильнее в случае тех булгар (болгар), которые, вместо того чтобы подниматься вверх по течению Волги на север, продолжили движение на юг в направлении низовьев Дуная. Задолго до того, как булгары переправились через реку и проникли на территорию империи, их кланы вобрали в себя так много восточных славян, что, когда они поселились на Балканах – ненамного позже, чем южные славяне сербы и хорваты, – они уже в большой степени были «ославянившимися». Роль, которую болгары сыграли в истории восточных славян, была лишь временной и достаточно ограниченной.

Однако в целом именно восточную ветвь славян сначала называли антами в самых первых источниках, а позднее они стали известны под загадочным названием Русь, которая по естественным причинам, вытекающим из ее географического положения, уже имела самые тесные контакты с различными азиатскими захватчиками Восточной Европы в доисторический период. Эти влияния неевропейцев, кем бы они ни были, почти не затронули две другие ветви славянских народов, разве что только через аваров и мадьяр (венгров). Западные славяне, особенно потомки венедов, были вообще практически ими не затронуты.

Этот существенный факт, естественно, способствовал растущей дифференциации среди трех основных славянских групп. Но он также сформировал различия и внутри самой группы восточных славян – между теми антами, которые остались на изначальной родине славян в Центрально‑Восточной Европе, где они составляли многочисленное местное население и легко присоединяли к себе любые чужеземные группы людей, проходивших через их территорию, и теми славянами‑первопроходцами, которые проникли за пределы бассейна Днепра в обширный промежуточный регион, который можно назвать Восточной Европой или Западной Евразией.

В этом регионе отдаленные поселения славянского мира были населены колонистами, которые были рассеяны по всей его территории и смешивались с финно‑угорским, тюркским или иранским населением, численность которого увеличивалась благодаря постоянным переселениям и вторжениям из Азии. Лишь за исключением большинства финских племен все эти евразийские народы были завоевателями, более сильными и лучше организованными, чем славяне, и поэтому имевшими возможность оказывать на них постоянное давление и влияние. В связи с этим оставался открытым вопрос, станет ли когда‑нибудь весь этот регион с его смешанным населением, подвергающимся столь многим различным тенденциям развития культуры, частью Европы с исторической точки зрения.