Царица жертвоприношений и фламиника Юпитера

 

Приносить жертвы могли также еще две жрицы: фламиника Юпитера и regina sacrorum. Их статус резко отличался от статуса весталок: они были жрицами в составе супружеской четы. Их супруги – фламин Юпитера и rex sacrorum соответственно – были непременно патрициями и могли исполнять жреческие обязанности, только состоя в браке. После смерти жены фламин Юпитера должен был оставлять свой пост, разводиться ему, как правило, тоже не дозволялось. Плутарх прибавляет к этому^{529}, что существует длинный список церемоний, которые фламин может совершать не иначе как в присутствии супруги. Чета фламинов была нераздельной парой и жреческие функции исполняла именно в этом качестве; посему надо полагать, что жреческая власть фламиники была прямым следствием такого союза.

О «царице жертвоприношений» известно довольно мало, но мы знаем, что на календы (первый день каждого месяца) она приносила в жертву Юноне свинью или овечку, а значит, участвовала в заклании.

На статусе flaminica Dialis интересно остановиться поподробнее: ведь другие фламиники (супруги фламинов Квирина и Марса) упоминаются очень редко. Можно ли предположить, что и те участвовали в подобных обрядах? Наряд фламиники включает некоторые обязательные предметы: фламмей (покрывало новобрачной), обувь из кожи жертвенного животного, тутул – особую прическу в виде высокого шиньона, подвязанного священными лентами, к которой во время принесения жертвы привязывали ветку граната^{530}. Эти особенности трактуют как знак того, что фламиника символизирует не действительное, а потенциальное плодородие. Так же предлагается понимать и некоторые элементы обряда конфарреации^{531} (бракосочетания фламинов), а именно: будущие супруги садились в приставленные друг к другу кресла, покрытые шкурой жертвенного агнца; обряд совершал великий понтифик при свидетелях, олицетворявших участие в нем разных слоев общества, чем удостоверялись обязательства супругов перед всем городом; самое главное – они делили священный хлеб, что, как и всякая совместная трапеза, было символом союза, но в данном случае речь идет о совершенно особом продукте: полбе (far), том самом злаке, из которого весталки делали соленую муку (mola salsa). Во фламины Юпитера можно было «взять» только мужчину, сочетавшегося браком по обряду конфарреации, из‑за чего их бывало трудно подобрать^{532}. Юридические требования к этому древнему обычаю брака – передачи под власть мужа (manus) – были таковы, что их пришлось смягчить, ограничив одной лишь религиозной областью.

Не будем задерживаться на многочисленных предписаниях и запретах, касавшихся фламиники и четы фламинов – например, на требованиях к их ложу, ножки которого должны были быть слегка обмазаны грязью в знак укорененности фламинов в Риме (фламин не мог и отлучаться от своего ложа больше чем на три ночи). Но факт, что фламиника должна была сама ткать ритуальное облачение своего супруга («лену»), к покрою, материалу и способу изготовления которой предъявлялись строгие требования, – не просто напоминание об идеале женщины – пряхи и ткачихи: только рука супруги может прикасаться к одежде фламина, как только он один может ложиться на супружеское ложе; чье‑либо иное прикосновение оскверняет ее. В определенные периоды года вводились различные табу, связанные с запретом на бракосочетание и с поведением фламиники: в некоторые дни марта^{533} и июня^{534} она должна была ходить с распущенными волосами, а в мае – носить траур^{535}. Возвращаясь к жертвоприношениям, скажем, что фламиника носила такой же жертвенный нож, как весталки, и некоторые жертвы приносила вместе с мужем. Кроме того, она должна была приносить в жертву Юпитеру барана по базарным дням (нундинам – «каждый девятый день»)^{536}, подражая служению фламина и дополняя его – фламин приносил в жертву овна каждые иды.

Таким образом, активная роль этих жриц, которая дополняла служение их мужей, бывших в числе почетнейших жрецов Рима, была весьма значительна: их жертвы приносились божествам, ведавшим ходом времени. Но за рамки общих ограничений на участие в жертвоприношениях они были выведены, возможно, именно благодаря единству их брачной четы, олицетворявшей чету идеальную, чистота которой служит залогом действенности обряда.

Эти случаи были далеко не единственными исключениями из правил. Право приносить жертвы имели и другие жрицы, хотя мы и не можем точно понять почему. Таковы были салийские девы, о которых известно очень мало. Они носили «апекс» (остроконечный колпак) и воинский плащ салиев – жрецов, приносивших жертвы при начале и окончании войны. Салийские девы, будучи женской частью этой корпорации, приносили жертвы в древнем царском дворце (вероятно, Регии). Совершали жертвоприношения и некоторые жрицы культов иноземного происхождения, прижившихся в Риме: Цереры на Авентине, Кибелы и Исиды.

 

Женские священнодействия

 

Но не только жрицы справляли самостоятельные религиозные церемонии и даже не только они приносили жертвы. Варрон прямо говорит, что по «римскому обряду» женщины совершают жертвоприношения, накрывшись покрывалом^{537}, и некоторые изображения сохранили для нас картины таких женских богослужений.

По некоторым праздникам матронам полагалось совершать обряды, включавшие бескровные жертвоприношения.

 

Юнона

 

1 марта, на женские календы (femineis kalendis)^{538}, или Матроналии, матроны приносили ладан и цветы Юноне Луцине на Эсквилине:

 

Чтите богиню цветами! Цветы желанны богине!

Нежным цветочным венком все обвивайте чело^{539}.

 

Они получали подарки от супругов, совершали моления pro laude virorum («о славе мужей») и устраивали обед для своей фамилии. Сама дата объясняет этот обычай: 1 марта некогда было началом года. Таким образом, возникает параллель с декабрьскими Сатурналиями, когда подарки дарят мужчинам и рабы меняются местами с господами, и с новогодними пожеланиями. Но при чем тут Юнона Луцина, ведавшая родами, для которой мартовские календы – также годовой храмовый праздник?

7 июля, на Капротинские ноны, матроны с рабынями справляли праздник женской плодовитости, принося в дар Юноне под дикой смоковницей млечный сок этого же дерева. Об этой церемонии сказано много, особенно о символике смоковницы и козы (или козла), с которыми связаны и название праздника, и эпитет самой богини. Уже в древности пытались найти историческое объяснение ритуалам, объединявшим свободных женщин с несвободными, причем последним дозволялась неслыханная вольность поведения. Считалось, что праздник напоминает о героической преданности рабынь, которые в незапамятные времена, переодевшись, якобы заняли место своих хозяек, взятых заложницами, перепоили врагов и зажгли факел под покрывалом, дав римлянам знак, что можно истребить недругов. Но это всего лишь этиологическая легенда, придуманная для обоснования некоторых элементов обряда.

 

Мать‑Матута

 

Другой древний обряд – Матралии 11 июня – включал действо, вероятно, весьма характерное для всех женских обрядов. Матроны отправляются в храм Матери‑Матуты на Бычьем форуме и вводят в него рабыню, которую потом яростно изгоняют бичом. Другой момент этого ритуала: каждая матрона берет на руки ребенка своей сестры и, качая и лаская его, просит богиню о благосклонности. Овидий плохо понимает дошедшие до него обряды (Фасты, VI, 475–483):

 

Добрые матери, вам (Матралии – это ваш праздник)

Желтой богине пирог надо фивянке нести.

… … … … … … … … … … … … … … … … …

Что за богиня она, зачем служанок от храма

Гкать ей (а гонит!), к чему надобны ей пироги, –

Ты объясни мне, о Вакх…

 

На самом деле Мать‑Матута («Утренняя») – богиня зари, и пирог ее как раз утреннего цвета. По толкованию Дюмезиля, основанному на сравнительном анализе с ведической мифологией, матроны изображают, как Матута прогоняет ночной мрак, а также ее любовь к Солнцу, сыну Ночи (сама же она – сестра Авроры). Капротинские ноны, возможно, также связаны с этим праздником, поскольку теоретически (если бы республиканский календарь был точен) они проходили в первые ноны (первую лунную четверть) после летнего солнцестояния, когда солнечный день начинает уменьшаться, вплоть до зимнего солнцестояния.

 

Венера – Обратительница сердец и Мужская Фортуна

 

Тот же Овидий^{540} описывает праздник Вертикордии 1 апреля:

 

Лации жены, невестки, все чтите богиню, равно как

Вы, кто ни лент, ни одежд длинных не смеет носить^{541},

С мраморной шеи ее золотые снимите мониста

И драгоценности все: нужно богиню омыть.

Высушив шею, ей вновь золотые наденьте мониста,

Свежие надо цветы, свежую розу ей дать.

Вам повелела она себя вымыть под миртом зеленым…^{542}

… … … … … … … … … … … … … … … … …

Знайте еще, почему Мужской Фортуне вы ладан

Курите там, где вода теплой струею течет.

Женщины входят туда, свои покрывала снимая, –

Всякий заметен порок в их обнаженных телах, –

Все это скроет из глаз мужей Мужская Фортуна,

Если ее умолить, ладаном ей покурив.

 

Календарь Пренесты^{543} дает другое объяснение (возможно, дополнительное): женщины – во всяком случае, женщины скромного состояния, так называемые humiliores, – в этот день мылись в части терм, обычно предназначенной для мужчин, «потому что именно в этом месте мужчины обнажают ту часть тела, которой добиваются женской благосклонности». Но вернемся к Овидию:

 

Не упусти же и мак растереть с молоком белоснежным,

Не позабудь и про мед, выжав из сотов его.

 

Речь идет о «коцете» – возбуждающем питье, которое обычно давалось новобрачной. Итак, вероятно, речь здесь идет об одном приношении (ладан и цветы) двум богиням, которое совершали женщины всех слоев общества, воспроизводя некоторые предсвадебные обряды, испрашивая удачные половые и супружеские связи.

Обратим внимание, что при всех этих различных церемониях женщины совершают публичное богослужение, прямо их касающееся, поскольку речь здесь идет о плодовитости и сексуальности. Но у нас так мало источников, что мы не можем знать точно, ни что делали матроны на этих церемониях, ни как они совершались, ни почему совершались такие‑то действия. В особенности это относится к двойному празднику Карменталий 11 и 15 января (угодные богам нечетные числа до и после ид).

 

Кармента

 

Алтарь Карменты, или Карментиды, находился на Бычьем форуме и, по преданию, поставлен Эвандром, сыном богини. Римляне исторической эпохи плохо понимали этот архаический культ; они видели в Карменте то покровительницу родов^{544}, то богиню‑пророчицу^{545}. Согласно Овидию, 11 января посвящено мальчикам, 15 января – девочкам. В легендах, объясняющих праздник, говорится также о «забастовке» матрон, якобы отказавшихся рожать и принимавших абортивные средства^{546}. В отношении обряда известно, что в этом храме было запрещено варить пищу, что женщины приносили богине какие‑то жертвы, что жрец (фламин Карменты) произносил сакральную формулу в храме у Карментальских ворот, причем на церемонии присутствовали понтифики. Итак, это был вполне официальный, публичный культ, касавшийся женщин, но отправлявшийся вместе с мужчинами или одними мужчинами.

В той же связи можно вспомнить и Луперкалии – праздник 15 февраля, известный главным образом благодаря особым жрецам (луперкам). Они приносили в жертву Фавну козла, а затем делали из его кожи плетки, которыми хлестали всех встречных, а особенно женщин – обряд плодородия^{547} или, скорее, общее очищение Города: февраль вообще был месяцем очищений и погребальных треб.

Надо упомянуть еще о некоторых женских церемониях, подчас весьма важных в публичном культе, причем некоторые из них включали настоящие жертвоприношения животных.

 

Женская Фортуна

 

Так, например, 6 июля матроны отправлялись в окрестности Рима, на границу древней городской территории, и справляли праздник Женской Фортуны, жрица которой была непременно единобрачной. В этом обряде все неясно. До нас дошло от него только этиологическое сказание^{548}: во время войны с изгнанным Кориоланом, после того как послы‑мужчины дважды потерпели неудачу, женщины отправились в неприятельский лагерь и добились снятия осады. В «награду» они получили храм, воздвигнутый на месте их подвига, право приносить там жертвы, а также самим воздвигнуть вторую статую рядом с изображением, поставленным за счет государства. «К этой статуе женщины, бывшие второй раз замужем, не прикасались и не венчали ее»^{549}. Центральный обряд праздника Женской Фортуны – замена оружия на женскую столу: женщины действовали как мужчины, вместо и на месте мужчин как на войне, так и в религии. Чтобы оправдать в глазах римлян исторического периода странные привилегии, которыми пользовались женщины в этом храме, требовалась ссылка на Фортуну, статуя которой будто бы заговорила, приветствуя подвиг матрон.

 

Стыдливость

 

Еще меньше известно о культе Стыдливости (Риdicitia) – идеальной сексуальной чистоты женщин, о которой здесь так много сказано. В первые годы III в. до н. э. некая патрицианка, выйдя замуж за плебея, учредила культ Плебейской Стыдливости, вторившей патрицианскому культу. Тит Ливий^{550} добавляет, что право приносить жертвы двух разных видов в двух местах имели только матроны, лишь один раз бывшие замужем, известные добродетелью. И здесь женщины совершали мужские поступки: было признано, что они способны основать культ и принести жертву.

 

Добрая Богиня

 

Но если какой‑либо публичный женский культ оставил глубокий след в римской истории, то это, несомненно, культ Доброй Богини (Bona Dea) – архаический римский или пришедший из Великой Греции, а может быть, и то и другое. Ее праздник совершался в два этапа. Сначала 1 мая в храме на скале у подножия Авентина^{551} приносились жертвы и, вероятно, совершались игры. Об этом храме известно мало: только то, что в него отнюдь не допускались мужчины, вино (вернее, называние вина) и мирты, но зато там жили змеи. В ночь же с 3 на 4 ноября совершалось второе богослужение, известное гораздо лучше^{552} благодаря происшествию, случившемуся в 63 г. до н. э. у Цицерона, а главным образом – кощунству, совершенному Клодием год спустя^{553}. В доме магистрата, обладавшего верховной властью (консула или претора), при закрытых дверях собирались высокопоставленные матроны со своими рабынями, все же мужчины, жившие в доме, должны были его покинуть. Праздник возглавляла хозяйка дома – вернее (согласно Плутарху), старейшая из женщин в доме. Матроны, совершавшие обряд от имени римского народа (pro populo), вдевали в волосы пурпурные ленты, украшали дом арками из ветвей (кроме миртовых), приносили в жертву свинью, совершали возлияния вина (которое при этом называлось «молоком», а амфора для него – «горшком меда»), пели и плясали. В обряде принимали участие весталки, осуществлявшие общее руководство или, скорее, обладавшие правом инициативы и юрисдикции в священнодействиях; после скандала 62 г. сенат велел им совершить возобновление (instaurato) оскверненного ритуала. Таким образом, это был действительно публичный культ, на котором сходились весталки и женщины из семейств, давших Городу крупнейших магистратов. Матрона, председательствовавшая при этом, осуществляла необходимое женское восполнение религиозных обязанностей своего супруга; нарушались два запрета для женщин: они приносили в жертву животное и пили на пиру вино, где, как участницы жертвоприношения, делили между собой мясо жертвы (кроме «абдомена», посвященного богине) и вино возлияния.

 

Секулярные игры

 

Процессии, моления и пиры, куда ради восстановления согласия между римлянами и их божествами приглашали самих богов (их клали на ложа вокруг стола – lectisternia) или богинь (их сажали на кресла – sellisternia), при Империи стали играть особенно важную роль во время Секулярных игр. История этих игр при Республике известна мало, но в 17 г. до н. э. Август «в пятый раз от основания Города» с великой пышностью справил их, чтобы символически завершить «век» (saeculum) – сто десять лет римской истории. Позднее Домициан, иначе считавший годы, провел Секулярные игры в 88 г. н. э., а Септимий Север – в 204 г. (врач Гален рассказал о несчастном случае, который произошел на них с одним мальчиком). Эти празднества принадлежали к роду обрядов, у римлян называвшемуся греческим, частью которого были большие процессии. Взрослые девушки (puellae) пели торжественную песнь (carmen) – для игр 17 г. до н. э. ее сочинил Гораций. Праздник начинался в ночь с 31 мая на 1 июня с жертвоприношения Паркам. На другой день Юпитер Капитолийский принимал жертву белых быков, а Юноне приносили белую телку. Далее мы остановимся главным образом на празднествах 204 г. н. э., потому что сохранилась большая часть эпиграфического отчета о них. 2 июня после жертвоприношения Юпитеру и жертвенного пира в Капитолии император Септимий Север с сыновьями Каракаллой и Гетой, префектом претория и коллегией жрецов публичного культа (XVviri sacris faciundis) пришли во внутреннее святилище (cella) Юноны Царицы. Там в присутствии двух весталок император продиктовал своей супруге Юлии Домне и ста девяти матронам (то есть замужним женщинам, имеющим детей) сенаторского и всаднического сословия молитву к Юноне о сохранении и возрастании власти и могущества римского народа, о вечном его единстве, победах и силе, о защите римского народа и его легионов, о целостности и дальнейшем расширении Римского государства. После этого справили селлистерний Юноне, на следующий день – Юноне и Диане, а 4‑го числа «справили свои (sua) селлистернии, как и в предыдущие дни, зарезали молодых свиней, и потребили их на жертвенном пиру, и исполнили пляски»^{554}.

Таким образом, матроны во главе с самой почтенной из них – императрицей – отправляют свой собственный (sua) культ; их жертвы приносятся не за стенами частного дома, как жертвы Доброй Богине, и не вне городских стен, как жертвы Женской Фортуне, но в самом центре Города, на Капитолии, в точном соответствии с обрядами, которые совершает император с мужчинами. Но последовательность тех и других ясна: матроны свои молитвы возносят во вторую очередь; они преклоняют колени, а император (он же великий понтифик) произносит формулу; весталки безмолвствуют; таким образом, реальная религиозная власть принадлежит понтифику. Итак, во время этих масштабных богослужений женщины необходимы, но играют второстепенную роль.

 

Императорский культ

 

Среди форм официального культа была по крайней мере еще одна, прямо касавшаяся женщин: императорский культ. Будущий Август причислил к богам Юлия Цезаря. Сам он удостоился этой чести в результате постановления сената, а за ним многие другие императоры и члены их фамилий. К этому прибавлялся культ Рима и Августа, более или менее спонтанно установившийся в Империи и публично организованный на разных административных уровнях. В провинциях в данном случае существовали особенности, весьма существенные для женщин. Наряду с культом капитолийской триады^{555} императорский культ был единственным обязательным для колоний и муниципий. Нас сейчас интересует не сложный комплекс религиозных и политических достоинств, приписывавшихся живым и мертвым императорам, а тот факт, что императрицы и женщины из императорского окружения после смерти также признавались Divae – обожествленными; они обретали свой культ, храм и жриц: таковы Ливия – жена Августа, Поппея – жена Нерона, Марциана и Матидия из семейства Траяна, Плотина, Сабина и две Фаустины – жены Антонинов. Но некоторых из них почитали уже при жизни, уподобляя кому‑либо из известных богинь. Выбор совершался на основании какого‑либо признанного, придуманного или желаемого сходства императрицы с богиней или под воздействием тех или иных обстоятельств.

Подобное уподобление стало источником богатейшей, прекрасной и разнообразной иконографии, главным образом в форме монет и статуй. Как правило, эти женщины‑богини имели отличительные атрибуты соответствующего божества (колосья, цветы, плоды, колчан, полумесяц), рядом с ними мог быть изображен бог‑супруг, но у них сохранялись характерные портретные черты и модная прическа. Такие оригинальные художественные гибриды были весьма популярны и представляли собой очень ловкое средство пропаганды: женщины и их дети придавали мужской пропаганде некоторое обаяние. Так, Ливия, обожествленная позднее под именем божественной Августы, изображалась также как Фортуна или Церера. На статуе в Капитолии ее лицо вполне узнаваемо, но диадема украшена колосьями и маками Цереры. Во II в. Фаустина Младшая – дочь Антонина Пия и Фаустины Старшей, супруга Марка Аврелия, мать многочисленного потомства, в том числе двух пар близнецов, – могла изображаться как Венера с Марсом, как в группе из Остии^{556}, где божества напоминают внешностью императорскую чету в молодости, благодаря же плодовитости она стала особенно значимой фигурой в династической и семейной политике: мы видим ее в образе Вечности (Aeternitas) и матери воинских лагерей (Mater castrorum). Юлия Домна, уподобленная покровительнице Карфагена, получила официальное посвящение, прямо к ней обращенное: «Юлии Августе, богине небесной, матери императора Каракаллы, матери сената, отечества и воинских лагерей»^{557}.

В расчет следует принимать не только собственно императорскую точку зрения. Подобает также поинтересоваться практикой этих культов и созданных ради них священнодействий. Женщины прямо участвовали в них, начиная с Ливии, которая после смерти Августа получила титул жрицы Августа обожествленного (sacerdos divi Augusti), которой, если она отправлялась куда‑нибудь в силу своих религиозных обязанностей, полагался почетный охранник с фасциями – ликтор^{558}. Но прежде всего мы остановимся на многочисленных жрицах из италийских и провинциальных элит: ведь в большинстве областей эти и только эти священнодействия были единственной формой публичных функций, на исполнение которых могла надеяться женщина. Эти жрицы, либо являвшиеся фламиниками божественной Плотины^{559} или «божественных Август»^{560}, либо вместе с мужем составлявшие чету фламинов (провинция Тарраконская Испания) или великих жрецов (провинция Азия), получали в провинциальном обществе высокое, завидное место, благодаря которому принимали участие в официальной жизни муниципий, колоний, городов, а также в больших манифестациях провинциалов перед наместником. Не забудем и об открывавшихся для них возможностях благотворительности, также обосновывавшей и укреплявшей порядок в обществе и притом обеспечивавшей место на виду у публики, завидное и возбуждавшее зависть.

 

Различные формы политеизма

 

 

Диана, Церера и Флора

 

Этим не исчерпываются все аспекты участия женщин в римской религиозной жизни. Например, наше внимание могла бы привлечь главная лунная богиня Диана, праздник которой приходился на иды августа. Но ее культ, кажется, был сравнительно мало развит, а ее значение как покровительницы родов, видимо, затмевалось Юноной Луциной и Карментой, у которых также была эта прерогатива. Кроме того, имело значение, что это была латинская богиня, некоторым образом похищенная Римом по праву завоевателей и потерявшая в Городе свое политическое значение. Ей по‑прежнему возносили моления женщины^{561}, в том числе рабыни^{562}, но ей не удалось занять то место богини плебса, которого добилась Церера. Она присутствовала на селлистерниях матрон – вероятно, как гарант возобновления поколений.

Мы могли бы изучить и Цереру – божество со сложными функциями, покровительницу земледелия и особенно пшеницы, с италийско‑латинскими корнями, но издревле эллинизированную. Эта эллинизация в III в. до н. э. возродила ее культ с «общественными жрицами римского народа квиритов» (sacerdotes publicae populi Romani Quiritium) – иноземками, приехавшими из греческих колоний Южной Италии и получившими римское гражданство^{563}. Вместе с тем это была одна из богинь, представленных фламином – мужчиной. Ее храм на Авентине некогда был религиозным центром плебса в его политической борьбе и местом хранения плебейских архивов. «Цериалии» (12–19 апреля) включали игры, устраивавшиеся плебейским эдилом (их также называли Церериными эдилами), с гонкой колесниц в цирке 19‑го числа. В жертву богине приносили пшеницу (как всегда, полбу – far), соль и ладан, а также свинью. Вот что, по рассказу Овидия, должны были делать крестьяне:

 

Миролюбива Церера; просите и вы, поселяне,

Вечного мира для нас и миротворца вождя.

Полбой богиню почтить и крупинками надобно соли,

Ладана зерна сжигать на вековых очагах.

… … … … … … … … … … … … … … … …

Не закалайте волов, жрецы, подоткнувши одежды:

Вол – это пахарь; колоть праздную надо свинью.

Пусть занесенный топор подъяремную шею не тронет…^{564}

 

Был еще Sacrum anniversarium Cereris – летний (очевидно, переходящий) праздник обретения Прозерпины: после нескольких дней поста и воздержания матроны в белых одеждах приносили в дар первые плоды жатвы – гирлянды и венки из колосьев. Как говорит Цицерон, совершались также посвящения – ночные мистерии исключительно для женщин^{565}.

Сразу за Цериалиями в конце апреля – начале мая следовали Флоралии, где женщины, особенно проститутки, вместе с мужчинами весело и разнузданно славили богиню цветения^{566}. По контрасту с белоснежными одеяниями праздника Цереры они носили пестрые платья. Как говорит Овидий, «приветлива Флора»,

 

…это она шлет нам дары для услад:

Все за столами себе венками виски оплетают,

Всюду на светлых столах видны покровы из роз;

И собутыльники тут, заплетя себе волосы лыком,

Пляшут и без толку все чистое тянут вино…^{567}

 

Все эти культы многое сближает – например, близость храмов друг к другу, – но многое и разделяет, начиная с контраста между белизной юной Цереры и безудержностью Флоры; совершенно различны и слои общества, справлявшие эти праздники.

 

«Заговор вакханок»

 

В связи с этим следует вкратце упомянуть о событии, оставившем глубокий след в истории религии республиканского Рима: так называемом «деле вакханок»^{568}. В 186 г. до н. э. власти Рима решили запретить культ Вакха вследствие скандала, истоки и следствия которого весьма сложны. Но нас это дело интересует начиная с его истоков: вакхические обряды были ответвлением женских культов, в том числе культа Цереры, о котором мы только что говорили. Реформа, проведенная уроженкой Кампании Аной Пакулой, по которой мужчины, а особенно молодые, стали посвящаться в этот женский культ, послужила причиной расследований и многочисленных проблем общеправового характера: женщины претендовали на место мужчин и всего общества в мужском воспитании, которое должно было быть гражданственным, воинственным, мужественным. Вот два ключевых параграфа (13.10 и 13.12) из рассказа Тита Ливия:

«Участие в обрядах и мужчин, и женщин, да еще под покровом ночи, с неизбежностью повлекло за собой распутство и все гнусности, какие только можно представить. Мужчины там больше занимались друг другом, чем женщинами <…>. Мужчины, словно безумные, раскачиваются всем телом и прорицают, а замужние женщины в одежде вакханок, распустив волосы, несутся к Тибру с горящими факелами, окунают их в воду и вынимают опять горящими».

Переворот в традиционных ценностях, а вернее, риск, который в этом усмотрели, воспринимался как подрыв основ, как заговор. К этому добавлялся дух равенства, внезапное появление на римской политической сцене «маргиналов», в том числе италийских союзников. Наказание виновных мужского пола было публичным, женщин же поручили наказать мужчинам, от которых они зависели: этим подчеркивалась женская неполноправность, их подчиненное положение. Необходимо было подчеркнуть, что государство возвращается к самому строгому порядку, к патриархальной традиции.