Flyccкoe скаутское движение в 1916 и 1917 годах

ка е движение в России быстро росло, по городам возникали новые Вот перечень скаутских организаций по списку, опубликованному в журнале

«Вокруг Света» % 38 за 1916 год:

Александровск.  (Екатеринославская   губ.) Общество «Бой-Скаут», Н.М. Никифоров.

Ардатов. (Симбирская губ.). Мужская гимназия, В. Нескородеев. Астрахань. Fимнастическое общество «Сокол».

Баку. Реальное училище.

Бахмут. Земское реальное училище. Бирск. (Уфимская губ.). Реальное училище. Валуйки. (Воронежская губ.).

Вятка. 2-я мужская гимназия. Екатеринодар. 2-е реальное училище. Екатеринослав. 2-я мужская гимназия. Житомир. 1-я мужская гимназия.

Киев. Львовская ул. 47-3. Нач. отряда А.К. Анохин. Кисловодск. Жуковская ул. 3, Ю.Ю. Чекальский.

Москва. l-й отряд. Остоженка, Савеловский пер., 10, кв. 1. Секретарь В.И. Костылев;

2-й отряд Московского речного Яхт-клуба. Берсеневская набережная, дом

1. Главный инструктор В.А. Попов. Одесса. 2-я мужская гимназия.

Петроград. Клинский пер., 2. Секретарь общества «Русский скаут».

И.Н. Жуков.

Пермь. Мужская гимназия.

Рыбинск. Крестовая ул., Брандт. П.И. Троицкий. Ставрополь. Учительская семинария.

Харьков. 4-я мужская гимназия. Царицын. Александровская l-я гимназия.

Царское Село. Реальное училище. Нач. отр. Э.П. Цитович. Юрьев. Николаевская гимназия.

Весной 1916 года в Московском речном Яхт-клубе был организован Яхт-

 

138.

клубский отряд, первый в России отряд речных бойскаутов. Организатором отряда был В.А. Попов, редактор журнала «Вокруг Света».

Летом на территории Яхт-клуба на Воробьевых горах провели 6-ти недель- ный лагерь. В программу занятий кроме обычной скаутской тренировки широ- ко входила практика всевозможных «водных навыков» — гребля, плавание, спа- сание на воде, водные игры и проч. Скауты Яхт-клуба носили синие галстуки в отличие от скромных гpязно-зеленых галстуков «савеловцев».

В печати того времени находим интересные сведения о скаутских органи- зациях. Так например в журнале «Весь мир» за 1916 год №19, помещена инфор- мация «Праздник бойскаутов»:

«23 апреля на футбольном поле Русско-Азиатского банка (Петроград) со- стоялся парад скаутов, в котором участвовало 8 отделений (по 40 человек в каж- дом отделении) и 5 специальных команд: пионерская, морская, велосипедная, санитарная и сигнализационная (по 20 человек в каждой), которые показали свои навыки. На параде присутствовали Председатель Общества «Русский Ска- ут» вице-адмирал И.Ф. Бострем и вице-председатель полковник О.И.Пантюхов. Они произнесли речи о скаутской подготовке. Скауты прошли церемониаль- ным маршем до угла Каменноостровского и Большого проспектов.

На параде присутствовали герл-скауты, не носившие тогда скаутской фор- мы, т.к. еще не сдали испытаний на 2-й разряд».

В «Педагогической энциклопедии», изд. 1966 года, в статье «Скаутизм» ав- торы Э.М. Соколова и С.А. Фуpин указывают, что в 1917 году скаутские органи- зации имелись в 143 городах и насчитывали 50 тысяч бой- и герл-скаутов. Нам неизвестно, откуда у авторов такие данные. Возможно, что число городов ука- занно верно, но число скаутов сильно завышено. Впpочем, в последующие годы оно, вероятно, превысило 100 тысяч человек.

В 1916 году в журнале «Вокруг Света» появился новый отдел «Будь го- тов!» — Вестник скаутского движения в России и за границей (1916 г., №№ 36, 37, 38, 39, 40, 41, возможно еще и в других номерах. Авт.). В последнем 49-50 номере журнала за 1917 год. В.А. Попов, редактор отдела «Будь готов» — извещает о прекращении выхода в свет журнала и последний выпуск «Вестника» дает на четырех страницах. Он помещает «12 законов скаутов», сведения о вязании узлов, программы испытания на разряды для бой- и геpл-скаутов и другие сведения.

Приведем здесь краткие сведения о 1-й Московской дружине бой- и геpл- скаутов в 1917 году, данных Владимиром Алексеевичем. В состав дружины вош- ли четыре отряда бойскаутов (четырех — пяти патрульного состава) и один от- ряд геpл-гайд (девочек-проводников, четырех — патрульного состава) и «стаи волчат» (мальчики от 9 до 12 лет). Начальниками отрядов являются старшие скауты.

Штаб-квартира (адрес: Остоженка, Савеловский пер., дом 10, кв. 7) занима- ет 5 комнат, и имеет для скаутов лавочку, в которой продаются книги по скау- тингу, предметы снаряжения и экипировки, различные предметы скаутского обихода.

Почти каждый день в штаб-квартире, являвшейся в то же время и скаут- клубом, собирается какой-нибудь из отрядов дружины для скаутских занятий, бесед, игр, пения или гимнастики. Раз в месяц собирается вся дружина в боль- шом помещении какой-нибудь школы. На дружинных сборах отряды и патрули демонстрируют свои практические навыки, проводят новые игры, исполняют новые скаутские песни.

Первый дружинный сбор, на котором присутствовало около 150 скаутов, состоялся в большом зале женской гимназии на Остоженке 14 января. После- дующие назначаются по воскресеньям 11 февраля, 11 марта, 15 апреля и 23 апреля в 11 часов утра.

Прием новичков в дружину (мальчиков и девочек) производится с письмен- ного разрешения родителей. Возраст от 13 до 16 лет. Членский взнос 8 рублей в год. Прием ограниченный.

В 1972 году в городе Николаеве мне посчастливилось получить документ- реликвию, написанный детским почерком по старому правописанию. Автор его Андрей Федотов, патрульный «Сов», проживал в детстве в Новочеркасске. Это составленный им список отрядов и патрулей «1 Н/д Дружины». Предпола- гаю, что это сокращение может означать:

«1-ая Новочеркасская Донская дружина скаутов». Она состояла из 3 отрядов бой — и 3 отрядов геpл-скаутов. Вот ее состав:

Начальник дружины С. Покшишевский; пом. нач. дружины — Б. Шелякин. Начальники отрядов: 1-го — Н. Филимонов, 2-го — К. Андpеев, 3-го — Т. Покши- шевская, 4-го — Р.Козьмин, 5-го — С. Залюбовская, 6-го — О. Андpеева. Приложен список 19 патрулей с указанием наименований патрульных зверей и фамилий патрульных.

На отдельных листах список адресов и «Азбука Морзе», написанные тем же детским почерком.

* * *

 

 

139.

 

Щ,ЮЩ,ШАЮ    ШС&ШЕС&ЮЮ   @ЫШ tЗСШТАШСШО Ш@ФС ЫТЫп»

                             фрагмент из семейной хроники ІЗантюховых

(О.И. Пантюхов. «О днях былых», 1969, Франфуркт на Майне)

(Краткое изложение собъtтий со дня отречения Гос јдаря до переезда О. Пантюхова в Москв у сделано редактором)

1917 году я лечится от контузии в Крыму (Массандра). После от- решения Государя на улицах городов и поселков Крыма шли ми- тинги солдат с пением Интернационала и Марсельезы, сопрово- ждавшиеся бесчинствами. Разруха в Ялте была полная.

Великий князь Николай Николаевич предполагал принять Царский Трон от отрекшегося Николая II и поехал в Ставку, в

Могилев, сразу после отречения, чтобы принять «бразды правления», но его не пропустили сторонники Керенского...

В начале мая я получил запрос на согласие принять назначение меня коман- диром 21-го Восточно-Сибирского Стрелкового полка. Полк этот до отречения Государя был шефским —шефом была Императрица Александра Федоровна. Я согласился и мы с женой отправились в Царское Село. В Царском Селе в казар- мах моего полка размещались запасные батальоны из местных мастеровых, не хотевших идти на фронт, революционно настроенных.

Приходили на ум слова думского оратора: «Глупость это или измена?» На- дежных частей в столицах почти не было. (Ред.)

12 июня я яв гі яс я в штаб 5-го Сибирского Армейского Корпуса генерала Ба- грамова. Мне было сказано, что 21-й полк понес большие потери, и меня назна- чили командиром 29-го Сибирского стрелкового полка. Но уже после приказа

№ 1 действовали во всех полках солдатские «комитеты» и начались убийства офицеров. В Царском Селе было очень неспокойно. И было много поводов то- ропиться с отъездом. Для этого я поехал в Петроград на Дворцовую площадь, к старому однополчанину Юрию Дмитриевичу Романовскому. Теперь он был начальником Генерального штаба в правительстве Керенского. Он предпола- гал перемену обстановки с приходом генерала Корнилова, и предложил мне пост начальника 3-ей Московской школы прапорщиков, вспомнив, что я родо- начальник русских скаутов-разведчиков, а значит могу вдохновить будущих офицеров. Я дал согласие на назначение и немедленно выехал в Москву, оставив жену и детей в Петербурге, в надежде вернуться из Москвы и забрать их. Но не смог этого сделать и весь переезд лег на плечи Нины Михайловны. (Ред.).

В Москве поехал сначала к своему новому начальнику генералу, заведывав- шему всеми четырьмя школами прапорщиков. Я представился ему, но он не дал мне почти никаких практических указаний или советов относительно распо- рядков и руководства школою. Мне кажется, он и сам был не очень долго на своей должности.

Он похвалил двух-трех из числа моих офицеров. Посоветовал мне сделать визит недавно назначенному московскому коменданту полковнику Морозу, упо-

мянув кстати, что комендант имеет постоянное кресле в Большом Московском театре и охотно предоставлял это кресло начальникам школ прапорщиков и другим начальникам частей.

Прием мною школы прапорщиков состоялся на огромном плацу перед зда- нием школы. Это здание раньше во время войны принадлежало одному из гре- надерских полков московского гарнизона, кажется, Фанагорийскому гренадер- скому. Я сказал подходящее к случаю слово. Затем обошел помещения рот, а в офицерском собрании мне были представлены все офицеры. Началась обыч- ная для школы строевая и школьная жизнь.

Кроме обычных занятий по подготовке будущих прапорщиков, много вни- мания приходилось уделять вопросу питания юнкеров и офицеров. Недостаток продуктов мы уже испытали в Царском Селе, где офицеры рады были получать еду из солдатского котла. Вопрос этот меня, конечно, очень тревожил, так же как и очень трудная для Нины Михайловны работа по укладке вещей. Но от- пуска мне не удалось получить.

Из моей школы мы решили посылать расторопных юнкеров за продукта- ми в другие губернии.Помню, что почти вся школа прапорщиков знала об этих поездках и все были заинтересованы в них, во-первых, из-за улучшения довольствия, а во-вторых, все восхищались предприимчивостью и умением ездивших. Ведь это было время, когда все железные дороги были переполне- ны дезертирами, беженцами, мешочниками, и было чрезвычайно трудно, а иногда и опасно добираться куда надо. Я все это испытал уже при своей по- ездке в Москву.

Все смотрели на юнкеров, ездивших за продуктами, почти как на героев.

Кроме продуктов они привозили с собою новости из других губерний: чем даль- ше от фронта, тем больше было спокойствия и больше продуктов. Пропаганда большевиков и полубольшевиков чувствовалась меньше в глухой провинции, но все же юнкера возмущались пассивностью или, вернее, покровительством, поощрением большевиков Керенским.

Командующим войсками Московского военного округа в это время был, на- значенный тем же Керенским, полковник Верховский, очень молодой офицер, в 1904 году исключенный из Пажескаго корпуса за революционную выходку и отправленный на Японскую войну солдатом, прославившийся своими «левы- ми» выходками. Мы его не видали ни разу.

Первые дни моей московской жизни я ночевал в своем кабинете в школе. Я расспрашивал у своих офицеров относительно квартиры и с помощью одного из них, кажется Околовича, нашел квартиру в Замоскворечьи, на Пятницкой улице, на пол-пути от школы к Москве-реке. Наши денщики тоже помогали в поисках квартиры. Один из них был занят также моим конем «Эльбрусом». Он привез коня в Москву, но тут выяснилось, что нелегко доставать фураж и мало шансов на то, что будут случаи, когда мои юнкера будут участвовать на маневрах и верховая лошадь могла бы пригодиться. Так что я поручил моему растороп- ному Илье продать моего славнаго боевого коня, что он и исполнил...

В это время от Нины Михайловны были самоотверженно бодрые письма, что для нашей мебели и вещей уже найден подходящий сарай и все уже пере- везено туда, и что ее торопят с освобождением квартиры, и что она с детьми и новой нянькой выезжает в Москву.

Это был конец августа или начало сентября 1917 года. В воздухе носилось беспокойство, тревога, но очень неопределенная: мы как-то не знали настоя- щей правды. Газет привычных, правдивых, уже не было; только слухи одни фантастичнее других.

Квартира наша помещалась во дворе, во втором этаже. Все было бы непло- хо, но трудно было с едой. Одну или две порции мы получали из Школы, но нас было пятеро, считая няньку. Денщик довольствовался при Школе. Наш стар-

 

 

1 41.

ший сын Олег, во время прогулок с няней по окрестным улицам, сам нашел для себя школу и стал ходить по утрам туда на уроки.

0

У нас в Москве было очень мало знакомых и друзей. Самая близкая для Ни- ны Михайловны особа была ее еще детская «няня» —Лена Плечикова из Виль- ны. Это ее девичья фамилия. Теперь в Москве она была замужем за банковским чиновником. Это была добрая, любящая Нину Михайловну и всю нашу семью, особа. У них был сын, имевший гражданское мужество работать и помогать Патриарху Тихону.

Затем в Москве были наши скаутские друзья и знакомые: В. В. фон Мек, бывший секретарь Великой княгини Елизаветы Федоровны, с женой Варварой Геннадиевной и еще — Райский, Попов и Преображенский. Все они стремились меня видать и считали, что я хорошо помогу им и их скаутам наладить столь любимую ими скаутскую работу.

На одной из площадей Москвы, около гимназии, был устроен в мою честь скаутский парад. Затем была устроена поездка в район Московского яхт-клуба, где тоже был небольшой отряд скаутов... Молодежь еще сильнее, чем взрослые, переживала это тревожное, гнетущее время и хотела «делать что-то» для спасе- ния России.

На квартире у нас состоялись два-три заседания руководителей скаутов. Ка- залось, что если все будет благополучно, то Москва может стать хорошим ска- утским центром. Был поднят вопрос, конечно, о названии, и милый Преобра- женский убедительно говорил мне, что надо оставить иностранное назва- ние— «скаут».

Какой славный был этот Преображенский! Он не только отлично снова перевел книгу Баден Пауэля, но и снабдил перевод русскими дополнениями, и все это было издано журналом «Вокруг Света» под редакцией Попова. Преоб- раженский несомненно предчувствовал крушение России и говорил, что если большевики воцарятся, он не станет с ними работать, а уйдет в монастырь, в Сибирь, или вот еще что он может придумать: он притворился босяком!... И он становился в разнузданную позу, поднимал воротник пиджака, взъерошивал волосы и начинал говорить простоватым жаргоном. Впечатление было очень яркое. Мы все-таки надеялись, что до этого не дойдет и сводили разговор на скаутские темы: скаут должен верить в лучшее будущее! Но скаут должен быть

«Всегда готов» — с этим мы все были конечно согласны.

Еще одно знакомство, хотя и краткое, было у нас в Москве —это Сатины, —род- ственники Духовских и Рахманиновых. Впрочем, у нас было мало времени, чтобы ходить по знакомым. Не знаю, при каких обстоятельствах мы с Ниной Михай- ловной познакомились с братом Чайковского, отставным адмиралом. Кажется, что наш приятель, Владимир Владимирович фон Мек, познакомил нас, и это знакомство мне очень пригодилось вскоре при других обстоятельствах.

 

 

Наступил октябрь. Были тревожные вести из Петрограда. Газеты стали вы- ходить с перерывами. Лучшие из них совсем прекратили свое существование. Это уже было дело большевиков и Совета. Было отчего встревожиться и мы все тревожились, но думали, что невидимый для нас «командующий войсками» полковник Верховский и комендант города Москвы полковник Мороз находят- ся в курсе дел и предпринимают необходимые шаги.

События показали, что это было не так.

И вот в одно утро в канцелярию нашей школы для меня пришел приказ: выступить со всей школой к Кремлю, где взбунтовавшиеся солдаты арестовали коменданта полковника Мороза.

Юнкера, снабженные по походному, выступили в этот исторический поход в отличном строю, с трудно передаваемым на словах чувством готовности по-

стоять за Россию, — сделать «что-то» для нее, если надо будет. Это неопределен- ное «что-то» пожалуй походило на чувства моих скаутов.

0

Мои юнкера ведь были в большинстве зеленая молодежь, почти того же возраста и той же среды, как и скауты. В их разговорах, в их вопросах и даже в их облике, в их глазах чувствовалось желание послужить родной России, если нельзя на фронте, который рассыпался, то хоть здесь в сердце России, в Кремле. Большинство из нас думало, что с нашим появлением взбунтовавшиеся запас- ные солдаты положат оружие и освободят Кремль. Впрочем, мы знали вначале очень мало: только, что коменданта Мороза не выпускают из Кремля взбунто- вавшиеся солдаты. Этим было уже сказано все.

Был свежий прохладный день. Небольшой снежок лежал кое-где на улицах. Я шагал впереди своего батальона юнкеров. Рядом — адъютант Школы капитан Зайцев. Путь мы держали к сборному пункту, к огромному гарнизонному Мане- жу. Рассказывали москвичи, что этот Манеж видел на своем веку очень много. Не говоря о царских и великокняжеских парадах гарнизона, о елках и народ- ных гуляниях, в этот грандиозный Манеж в прежнее время направляли толпы участников демонстраций и беспорядков и студенческих, и рабочих.

Мой батальон юнкеров, когда вступил в этот Манеж, то занял едва ли ты- сячную часть этого огромнаго пространства, так нам казалось. Вскоре подош- ли и другие школы прапорщиков. И мы, начальники, и юнкера, все хотели бы знать хоть какие-нибудь новости, но новостей никаких не было. Я знал только, что с кремлевским гарнизоном, который взбунтовался, ведутся переговоры по телефону. На все предложения и приказы сдаться получался все тот же отрица- тельный ответ. Коменданта Мороза, впрочем, через какой-то промежуток вре- мени они выпустили. Я не могу сказать, когда именно он был выпущен, потому что он, во всяком случае, не показывался на нашем горизонте и никакого влия- ния на нас он не имел. Кому именно мы все были подчинены? Старшим в чине был начальник Александровского военного училища. Он и стал распоряжать- ся. Наша школа прапорщиков из Манежа была переведена в это училище после долгого стояния в Манеже.

Юнкера посылались патрулями ограждать доступ к Кремлю. В Алексан- дровском училище им был приготовлен обед и на ночь свободные от службы юнкера пользовались дортуарами-спальнями хозяев юнкеров: всем хватило ме- ста. Я взял одну из коек среди своих юнкеров.

Настроение у всех было приподнятое. Как будто чувствовалось, что время наступает историческое и на каждом лежит ответственность перед Россией. Мы все, конечно, с волнением ожидали добрых вестей о военной подмоге. Из

«достоверных источников» передавали о приближении генерала Корнилова. Но из тех же, еще более «достоверных источников», говорили о так называемом

«нейтралитете» «ВИКЖЕЛЯ», то-есть, железных дорог, не желаіощих перевоз- ить верных долгу солдат.

Конечно, я очень волновался —как все обстоит у нас дома, и первые дни мне удавалось говорить с Ниной Михайловной по телефону. Наш денщик Илья был на высоте и доставал солдатский паек в Школе. Наш Олежка, конечно, уже пере- стал ходить в свою школу. Вообще показываться на улицах было не безопасно, потому что шальные пули из осажденнаго Кремля свистели и в Замоскворе-

 

Однажды, когда я поздно вечером обходит свои заставы и посты, расстав- ленные вокруг Кремля, меня пригласили в какую-то очень симпатичную семью, где обогревалась наша застава. Я никогда не забуду этого в высшей степени тро- гательнаго, ласкового уюта. Вся семья как будто чувствовала особое значение, я бы сказал «величие» историческое этих дней. Какая дружеская ласка была в голосе и в обращении каждого члена этой семьи. Они не говорили высоких, красивых слов, но они будто считали каждого из нас членами своей семьи. Да

 

1 44.

так в сущности и было: все мы, русские, во дни опасности для нашей России, мы одна семья и дружная, братская семья. Мне никогда не забыть этих близких русских людей, москвичей. И видно было, что мои юнкера чувствовали все это одинаково, как и я.

Прошло два-три дня. В училище приходило много студентов, гимназистов и просто молодых людей, иногда и не очень молодых, предлагая себя в добро- вольцы. Сколько отваги и любви к нашей Матушке России было у них.

Что представляли из себя огромные, красивые залы училища в это время, трудно себе представить и трудно описать, Это был муравейник, где юнкера, офицеры и штатские добровольцы ходили от одной группы к другой, стараясь разузнать хоть какие-нибудь новости, и в особенности новости утешительные, которым охотно верили. Все ждали поддержки со стороны казаков — не помню откуда именно, — и казаки будто объявили «нейтралитет». Были ли это только слухи, или была в них доля правды, мы этого не знали.

Наша надежная юнкерская группа проявила много инициативы и энергии: был сделан налет на пороховой погреб, на склад оружия и было привезено не- сколько ящиков боевых патронов и несколько пулеметов. Было в нашем рас- поряжении и одно орудие с весьма ограниченным числом снарядов. Вот на это орудие и возлагались наши надежды, когда речь шла о предстоящей «атаке» Кремля. Телефонные разговоры с бунтовщиками не приводили ни к чему. Кто именно говорил оттуда? Кто начальствовал там? Позднее выяснилось, что это был прапорщик Берзин. Во всяком случае только после нескольких дней осады, когда у осажденных, по-видимому, стал ощущаться недостаток и патронов, и продовольствия, только тогда и после того, как им был поставлен ультиматум, что в случае отказа от сдачи, мы будем атаковать, разрушив opyдиeм Боровиц- кие ворота Кремля, — только тогда ответом было согласие на сдачу. Мы так часто в эти дни, да и раньше, любовались этими воротами, — они выходят в направле- нии к Храму Христа Спасителя.

Перед тем, как перейти к рассказу о занятии Кремля, хочу еще вспомнить, что во время нашего пребывания в Александровском военном училище, осо- бенно выделялся своим красноречием и, может быть, аффектированным энту- зиазмом полковник генерального штаба Дорофеев.

В дополнение к моим московским записям скажу, что мои юнкера всего про- были в Кремле от 28 октября до утра 1 ноября 1917 года.

Что делалось в те времена вне Москвы, мы почти не знали. Газеты выходили неаккуратно, боязливо, с пропусками и все же их закрывали. Все же в одной из них было напечатано стихотворение Бальмонта, посвященное генералу Лавру Георгиевичу Корнилову, само имя и отчество которого звучало вдохновитель- но. Я не помню стихотворения полностью, но лишь несколько строк: «В тебе упорный дух крестьянина и дух свободный казака. Твоя рука в боях изранена, но вера в Родину легка»... На следующий день и эта газета была закрыта.

Ответ из Кремля о сдаче был получен лишь в самую последнюю минуту, когда моя школа прапорщиков и другие школы выстроились у ворот Кремля, готовые к атаке. Это была торжественная минута.

Ворота Кремля наконец открылись и в них показался с поднятыми кверху руками прапорщик Берзин. Он не был очень воинственного вида, но все же одет по форме. Вид у него был какой-то странный, как будто ничего особенного не случилось. Тут же оказался с нашей стороны какой-то морской взволнованный офицер мичман, или младший лейтенант, выхвативший свой револьвер с на- мерением застрелить Берзина. Мичмана еле удержали. Он был почти невменя- ем, вспоминая своих погибших от рук большевиков родных. Итак, мы вступили в Кремль.

Несмотря на столь чрезвычайные обстоятельства, нельзя было не любо- ваться и не восхищаться красотою и простором огромной площади и подъезда

к колокольне Ивана Великого. Мы стройно маршировали мимо Успенского со- бора и мимо дворца, не встречая ни души. Справа, за кремлевской стеной, от- крывался чудесный вид на Замоскворечье. Вот там и наша Пятницкая улица! Как там поживают все мои?

Но вот и главная площадь и у гауптвахты выстроен караул, который как будто поджидал официальной сдачи своих постов. Однако наш генерал и его окружение, да и все были слишком взволнованы и слишком негодовали на бунтовщиков-предателей, чтобы выстраиваться перед ними и, принимая, как полагается по уставу, караульное помещение, отдавать бунтовщикам установ- ленную честь. Моя школа прапорщиков, мой батальон в это время почти весь находился на наружных постах и был на заставах и караулах в разных частях города. Со мною в Кремле была лишь незначительная часть юнкеров и я не мог особенно вмешиваться в распоряжения нашего генерала. Да к сожалению рас- поряжений и приказов ясных, доходивших до каждого из нас, не было и трудно было их ожидать в этой тревожной обстановке. Я мог бы находиться и в Алек- сандровском военном училище, но, конечно, предпочел быть в Кремле.

Караулу, выстроившемуся у караульного помещения, вместо смены прика- зано было составить ружья в козлы. То же было сделано с пленным запасным батальоном. Численность его была, насколько я помню, около 100–150 человек.

Все шло вначале нормальным порядком, как вдруг неожиданно с крыши соседнего арсенала раздались выстрелы и даже звук пулемета. Упали раненые как в наших юнкерских рядах, так отчасти и в меньшем количестве среди плен- ных. По старой боевой или маневренной привычке многие легли на землю, но в этом случае, когда огонь был сверху, горизонтальная, лежачая фигура пред- ставляла собою еще большую цель.

Юнкера были озлоблены так же, как и их начальники, считая, что стрельба с крыши — это была провокация, обман. Но, конечно, для всех было ясно, что никакого смысла в этой стрельбе не было. Может быть кто-то хотел еще больше разжечь обоюдную вражду, или это была выходка сумасшедшего человека. Как бы то ни было, но вражда была этой стрельбой очень сильно подогрета. Ране- ных юнкеров отвезли в госпиталь, так же, как и двух раненых солдат запасного батальона, а всех пленных поместили в нижний этаж или арсенала или сосед- него здания.

Теперь настала наша очередь защищать Кремль. На старых кремлевских стенах, в наиболее ответственных местах, были поставлены сторожевые по- сты. Почти в это же время, или очень вскоре после взятия Кремля, большевики, по-видимому, получили подкрепления. Наши попытки сделать новый налет на пороховой погреб, или на склад opyжия, окончились полной неудачей, а вопрос вооружения, вопрос патронов был самый насущный. Следующим вопросом

был вопрос относительно продовольствия не только юнкерского, но и пленных.

Наши патрули, несущие службу между Кремлем и Александровским воен- ным училищем, а также и в некоторых других пунктах города, подвергались обстрелу и с каждым днем было больше и больше убитых и раненых. Телефон- ная связь с городом, бывшая вначале почти нормальной, стала прерываться и наконец мы получили дружеское предупреждение от телефонной станции, что через короткое время телефоны перестанут работать. Я успел опять погово- рить с Ниной Михайловной, моей женой, и успокоить ее, что все благополучно и узнать, что, несмотря на стрельбу на улицах, нашему денщику все еще удава- лось получать обеды в школе прапорщиков. Пули нередко свистели вокруг дома, но раненых в окрестных улицах не было. Я выразил нашу общую надежду, что скоро подойдут подкрепления и нам удастся отстоять окончательно и Кремль,

и всю Москву, а с нею и всю Матушку Россию. Так нам думалось, так мы надея-

 

 

1 45.

 

1 46.

лись. Но мы не знали ничего, что делалось в это время в Петербурге и где был Корнилов, на которого все так надеялись.

Здесь в Кремле состоялось заседание старших начальников и представите- лей города, а может быть и правительства, трудно было сказать, — кого именно. Может быть всех, кто хотел бороться за Россию!... Помню, что председатель- ствовал на этом собрании Петр Струве. Он поделился сведениями, какие у него были. Утешительного и нового было мало.

Вместо войск генерала Корнилова к Москве приближались враждебные нам войска-латыши. Неприятельская apтиллepия впервые дала о себе знать стрельбою по Кремлю, и так отвратительно было смотреть на глубокие раны в нашем любимом Иване Великом. Большая часть площади вокруг Ивана Велико- го была усеяна обломками кирпичей исторической колокольни. Часть штука- турки попала и на Царь-Колокол. Я всматривался, есть ли опасность для самой постройки Бориса Годунова — для колокольни. Нет: крепок был старый Иван!

Только грустно очень уж было ему!

Когда я обходил эти места, я увидел около Ивана Великого какую-то малень- кую, поникшую головой, фигуру. Странно было видеть постороннего штатско- го человека в пустынном Кремле. Я заговорил с ним. Это был старый дворцовый лакей, у которого хранились ключи всех царских сокровищ Грановитой Пала- ты... Было о чем вспомнить ему и было о чем тревожиться. Он старался расспро- сить меня о положении дел. Но зияющие раны на Иване Великом здесь, перед нашими глазами, говорили яснее каких бы то ни было сообщений.

Эта встреча с хранителем ключей Грановитой Палаты и царских сокровищ произвела, конечно, на меня очень сильное впечатление. Я пошел дальше вдоль по кремлевской стене. Вот Чудов монастырь, а вот памятник Императору Алек- сандру Второму. Вспоминались стихи Глинки:

Кто Царь-Колокол подымет? Кто Царь-Пушку повернет? Шляпы кто, гордец, не снимет У Святых Кремля ворот?

Из Александровского военного училища стало больше и больше поступать

сообщений о ранениях и о гибели наших юнкеров. Патронов у юнкеров — мень- ше и меньше и нет надежды на пополнение боевых запасов.

Я пошел туда под пулями стрелявших из окон большевиков, но были уже сумерки и я добрался благополучно. В училище сутолока еще больше прежнего. Особенно неприятна была раздача желающим штатской одежды. Ее получили бесплатно из магазина Мюр и Мерилиз. Впрочем, подходящей одежды было очень мало. Я не взял ничего, кроме какого-то ярчайшего синего кашне, явно не пригодного для обычного употребления. Это кашне в будущем произвело сильное впечатление на С.В. Духовскую в Ялте, когда я приехал туда в штатском костюме.

Как я писал выше, не русские, а латышские воинские части наступали на Москву и теперь именно они окружили наше Александровское военное учили- ще. Все, кто мог, старались вовремя уйти и проникнуть через это латышское окружение. Очень неприятно было видеть эти озверевшие лица солдат, одетых в русскую форму и не говорящих по-русски. С каким облегчением и благодарно- стью Богу вздыхали все, кому удавалось вовремя проникнуть через стягивав- шееся вокруг училища кольцо. — «На юг, на Дон» — вот что звучало в наших ду- шах, да и в наших ушах в последние дни осады. Но для исполнения этого надо было проявить много хитрости и настойчивости, и первое, что я сделал по вы- ходе из училища, еще до возвращения домой, — я зашел к брату Чайковского, контр-адмиралу в отставке, Ипполиту Ильичу, с которым мы познакомились не так давно. Он был очень рад меня видеть, особенно в такое тревожное и опасное время. Я рассказал ему о положении вещей и кстати спросил — где можно было

бы купить штатский костюм? Ипполит Ильич был моего роста и, не задумыва- ясь, предложил мне на время, пока я не найду продавца, свое пальто и шляпу.

0

Итак, я вышел от него по виду уже штатским человеком и это было очень кстати и вовремя, потому что уже не война, но зверства начались в Москве. Юнкеров и даже кадет посадили в тот самый огромный Манеж, где дней восемь тому назад мы начали свое наступление. Разница была в том, что бедную моло- дежь, в большинстве своем даже не причастную к военным действиям, подвер- гали пыткам: ей не давали никакой еды, кроме соленой сушеной рыбы, возбуж- давшей жажду, но пить не давали. Мне рассказывали очевидцы, что в городе еще долго продолжались зверские убийства на улицах.

И Нина Михайловна, и друзья, и знакомые, и даже наш денщик — все сове- товали мне поскорее уехать из Москвы. Но как оставить Нину Михайловну и детей? Я очень колебался... В это трудное время пришли на помощь наши вер- ные друзья: Елена Плечикова и вся ее семья, то есть ее муж и сын, и милые Карсаковы, и другие. Было обещано, что Нина Михайловна с детьми вскоре вслед за мной будет отправлена на юг ко мне.

У ворот нашего дома уже «маячили» какие-то солдатские фигуры и мы все, всей семьей, воспользовавшись разрешением наших соседей, прошли через их квартиру и вышли через другой подъезд. Мы верили, что это Бог помог нам. Но минуты были очень беспокойные.

Мы ночевали день или два в той же семье Лены Плечиковой; затем я пере- ночевал у одного из наших друзей, а в это время шли хлопоты с покупкой билета на поезд, а также штатского костюма. Во всем помогала семья Лены Плечиковой; один добрый человек самоотверженнодал мне свой паспорт. Это было геройство с его стороны, которое нельзя забыть. Однако иметь у себя железнодорожный билет—это одно, а занять хоть какое-нибудь место в поезде —это совсем другое и почти невозможное дело. Наши друзья и тут мне помогли, и с помощью знакомого носильщика мы рано утром отправились на какой-то отдаленный запасный же- лезнодорожный путь. Но и тут уже огромная толпа бешено осаждала каждую входную дверь вагона. С огромным трудом в конце концов удалось мне протис- нуться, но чемоданы остались на перроне. Их подали мне через окно.

Нина Михайловна осталась на попечении наших московских друзей с Оле- гом и Игорем и нянькой при них.

Елена Михайловна, т. е. Лена с мужем и сыном, все они были как родная семья для нас. Муж ее занимал хорошую должность и в голодные дни все они старались, чтобы наша семья не голодала, а когда Нина Михайловна с детьми уехала ко мне на юг, то Елена Михайловна перенесла свои заботы на наших близких друзей Карсаковых.

Я решил ехать в Ялту через Симферополь.

Моя поездка на юг прошла благополучно, но как было тревожно, когда со- ветские власти стали проверять паспорта при переезде «границы», кажется, где-то у Харькова...