Онтологический поворот» в современной философии. Основные проекты постклассической онтологии

Современный неоонтологизм исходит из следующих положений: а) человеческое бытие как человеческая субъективность и сознание не выводимы в своей специфичности из законов мира и не могут быть поняты как часть мира, объясняемая этим же миром; б) само сознание рассматривается как особый регион бытия, отличный от других объектов универсума, ибо оно не просто есть, а существует как проект и открывает самого себя в мире; в) понимание человеческого бытия есть одно из его конституирующих моментов: «человек - это вечный «Фауст»,... никогда не успокаивающийся на окружающей действительности, всегда стремящийся прорвать пределы своего здесь-и-теперь-так-бытия и «окружающего мира», в том числе и наличную действительность собственного Я»

В результате на смену онтологии объекта как объективном учении о мире, (нивелируется субъективность) и онтологии субъекта, акцентирующей внимание на актах и структурах сознания, благодаря которым формируется наше представление о мире (исключается объективность, ибо внешний мир выносится за скобки), приходит экзистенциальная онтология человека или человеческого бытия, создаваемая той системой отношений, которая устанавливается между человеком и миром. Более того, антропологические ориентации порождают новые проблемные поля онтологии в виде вопроса о соотношении онтологии и феноменологии. Феноменология, не претендуя на все познание в целом, фиксирует человека в определенном пространстве культуры и в рамках концепции видимого мира разрабатывает новую "онтологию взгляда" как антитезу традиционной онтологии созерцания.

Онтология взгляда работает с такими понятиями, – как понятие бытия и явления, бытия и ничто, Другого и взгляда, плюрального бытия и возможности, фигуры и фона, тела и опыта, видимого и невидимого, понимание которых и ведет к идее видимого мира.

«Онтология взгляда» формирует такое понимание бытия, которое не «прекрасно, истинно и благо», завершено и совершенно, и которое открывается в своей целостности для умственного взора (умозрения или созерцания), а такое, которое, прежде всего, и большей частью скрыто, но всегда уже, в своей возможности, находится под взглядом. Феноменология взгляда в отличие от онтологии созерцания разворачивается не в пространстве за существующим миром, а в самом мире, между мной и Другим, в перекрещевании наших взгляда – говоря феноменологически, наших интенций, одной из которых и является интенция желания. Взгляд отличается от умственного взора тем, что застигает меня как взгляд Другого. Бытие, в таком случае, и располагается вокруг того, кто этим взглядом владеет. Такая постановка вопроса предполагает однако, что раньше возможности моего видения мира существуют Другие со своими видениями, т.е. перспективу Другого, а, значит, и неоднородного, плюрального бытия, которое не может быть сведено к некоторому единству. Плюральное бытие не предмет обладания, оно характеризуется своей открытостью и открытой возможностью быть иным, нежели наши представления о нем. Т.е. – это бытие разнородное и становящееся, незавершенное и открытое, возможное и во многом непредсказуемое.

Раскрыть содержание онтологии видимого мира в рамках феноменологической традиции возможно путем анализа и интерпретации текстов: М. Хайдеггера «Бытие и время», Ж. П. Сартра «Бытие и ничто», М. Мерло-Понти «Феноменология восприятия» и Ж. Делеза «Мишель Турнье и мир без Другого».

В экзистенциализме выделяется 3 вида бытия, что называют онтологической триадой. В наиболее общем виде идея такой триады была разработана Хайдеггером в виде цепочки Мир – Бытие-в-мире – Бытие. У Сартра она предстает в ином виде: Бытие-в-себе – Бытие-для-себя – Бытие-для-Других. А у Ясперса она имеет и такой вид: Феноменологическое бытие – Я – Бытие-трансценденция, разговаривающая с Я-Бытием на таинственном языке шифров.

Обращение к онтологическому проекту Ж. П. Сартра обусловлено тем, что этот проект с самого начала задается таким образом, что мы приходим к идеи видимого и невидимого, с точки зрения которых, только и возможно говорить о бытии. Бытие, по Сартру, предшествует ничто, но ничто может "неантизироваться " (франц. Neant - ничто; неантизирование - калька с термина Хайдеггера "нижтожествование") на фоне бытия. Ничто в онтологическом проекте Сартра оказывается пока еще невидимым, но уже находящимся «под взглядом», регионом бытия, для раскрытия которого необходимо обратиться к понятиям Ничто, феноменального и трансфеноменального, наконец, к понятию взгляда. Сартр отождествляет ничто со свободой. У Хайдеггера "ничто ничтожествует", из него "вытягивается бывающее бытие". 

Основные понятия онтологии у Ж. П. Сартра: бытие и ничто, феноменальное и трансфеноменальное, видимое и невидимое.

Проект видимого мира М. Мерло-Понти – это прежде всего проект понимания человеческого существования как разворачивающегося в двух модусах: для себя и для Другого. Такое понимание человеческого существования превращает мир в систему Я-Другой-мир, в которой я обнаруживаю себя телесно инкарнированным. Сам же мир обретает свои смыслы в результате вырисовывания фигуры на фоне, обнаружения того, что я вижу и видим одновременно, что делает мир плотным. Человеческое существование и сосуществование, понимаемые как телесные и речевые, становящиеся и разомкнутые задают предпосылки для понимания мира «изменяющегося бытия». При этом определяющим для этого бытия является возможность и многообразие встреч меня с Другим, тем возможным Другим, взгляд и существование которого и задает «структуру мира». Понятия у М. Мерло-Понти: Я-Другой-мир (анализируются в перспективе видимого и невидимого), тело, язык, Другой, видимый мир.

Видимый мир может быть рассмотрен в качестве одного из ключевых понятий феноменологической философии (Делез). Феноменология видимого мира и является, и не является новой теорией познания, и новой онтологией, т.к. стремится избежать и того и другого, чтобы не попасть в их ловушки. Поэтому, если «новая» онтология и возможна, то ее предметом становится существующее и изменяющееся бытие, которое не скрыто от взгляда в некоем мире идей, а только под этим взглядом и существует, что не означает, что оно абсолютно прозрачно и видимо.

В этом контексте возникает вопрос: как возможно говорить обо всем бытии, которое в основном скрыто, без того, чтобы не навешивать на него ярлыки вечного и конечного, истинного и благого? Феноменологи предлагают говорить в терминах видимого и невидимого. Делез пишет: "ту часть объекта, которую я не вижу, я полагаю видимой для другого, так что, когда я обойду этот объект, чтобы достичь этой скрытой части, я присоединяюсь к другому, стоящему за объектом, и я объединю его таким образом, каким уже предвидел. … Короче, другой гарантирует границы и переходы в мире …". Делез полагает, что ошибка философских теорий в том, что иногда они сводят другого к частному объекту, а иногда – к другому субъекту. Но другой не является ни объектом в поле моего восприятия, ни воспринимающим меня субъектом: другой, изначально – это структура перцептивного поля.

Само понятие видимый мир отсылает, исходным образом, с одной стороны, к понятию жизненного мира Э. Гуссерля, с другой, – к понятию опыта мира М. Мерло-Понти. Оказывается, что такой опыт мира возможен как визуальный опыт, руководствующими понятиями – для прояснения которого – становятся понятия восприятия и тела, отношения фигуры и фона, видимого и невидимого и, наконец, понятие художественного опыта. У Мерло-Понти, сознание – это "бытие в отношении вещи при посредстве тела ". Соответственно, сущность сознания, по Мерло-Понти, в способности оформлять материю опыта и помещать за потоком впечатлений некий инвариант, а также способность представления себе мира или миров. Согласно, Мерло-Понти, экзистенция – это определенный способ восприятия мира. Оно же (восприятие) есть бытие-в-мире. Такой способ восприятия первичен по отношению к дуализму души и тела, психического и физического. Тело и душа – это разные уровни поведения, наделенные разными значениями. Истина не существует только во внутреннем человека, человек познает себя только присутствуя в мире. Феноменальный мир – это смысл, просвечитвающий на точках пересечения опыта моего и опыта других. Мое тело – моя точка зрения на мир, тело – основное средство обладания миром. Человек свободен и нет инстанции, лишающей его ее. Но его свобода детерминирована миром, в котором он живет и пережитым прошлым. Мы выбираем наш мир, он выбирает нас. Свобода существует потому, что я развернут лицом к миру.

 

Оформление онтологии понимания в философской герменевтике.

Особое значение герменевтика приобрела благодаря работам Шлейермахера. Если в философии Канта и Гегеля мы можем видеть лишь своеобразную подготовительную работу, которая отделяет постижение в области искусства от других форм человеческого познания, а также формирует понятийный аппарат герменевтики, ее проблемное поле, то в работах Шлейермахера герменевтика, как постигающая деятельность человеческого духа, обретает сама себя. Философия Канта, Баумгартена, Гегеля как бы очерчивает, определяет место, которое не контролируется в полной мере ни наукой, ни философией, но также имеет своей целью своеобразное постижение реальности. Дальнейший ход – попытаться не только увидеть это, неконтролируемое научным познанием место, но и вывить и сформулировать определенную методику поведения человеческого познания в этой сфере. Эту задачу и пытается решить герменевтика. И первый – Шлейермахер. Он изолирует проблему и процедуру понимания и вырабатывает методологию герменевтического познания. Пониманию подлежит не только дословный смысл сказанного или написанного тем или иным автором, понимание должно понять и самого творца-художника. Всякий текст, всякая речь может быть осмыслена и преобразована в акт понимания. Метод понимания обращается как на общее, так и на единичное: должен быть постигнут и текст, и контекст самого произведения и автора. Психологическое по-нимание должно преодолеть временной барьер и оказаться в позиции так называемого «первоначального читателя». При этом данная позиция оказывается отождествлением с самим автором. Таким образом, цель понимательных процедур герменевтики есть постижение через анализ произведения самого автора, причем понять его лучше, чем он себя сам понимал. Суммируя, можно сказать, что именно со Шлейермахера началось восстановление значимости и онтологического статуса герменевтики, ибо проблема понимания и истолкования захватывает не только само художественное произведение, но оказывается и способом постижения человека, автора и всей человеческой реальности.

Дальнейшее развитие герменевтики происходило по пути «насыщения» ее проблемного поля историческим измерением. Историческое измерение возникает благодаря вкладу Ранке, Дройзена и в особенности Дильтея. Именно историческая пре-емственность образует культуру как форму человеческого существования. Важнейшим условием исторической науки является то явление, что историю исследует тот, кто ее творит. Герменевтическая проблема понимания явлений и отношений духовного мира требует прежде всего отделения ее от причинно- следственных связей, которые господствуют в природе и подлежат изучению естественными науками. Жизнь, которая осмысливается как фундаментальный факт истории, приобретает онтологический статус. При этом дух постигает себя и завершает себя не в спекулятивном познании, а именно в историческом постижении. Историческое познание есть способ само-познания. Герменевтика, осмысленная как постижение историчности, оказывается основой наук о духе, ибо исторический процесс мыслится как подлежащий расшифровке текст.

Дальнейшее расширение герменевтического горизонта связано с именем М. Хайдеггера. Это происходит прежде всего благодаря особому месту языка в «эк-зистенциализме» немецкого мыслител я:. Язык оказывается историческим горизонтом понимания, а само понимание (герменевтика) становится свер-шением бытия, Особое значение приобретает и значимость художественного произведения. Именно оно дарует истину. Вследствие этого возникает, с одной стороны, подчинение эстетического содержания- логическому движению идеи, а с другой — само это содержание оказывается своеобразным инобытием идеи, т. е. опять- таки произведение искусства есть чувственный способ познания.

Совершенно особое значение герменевтика приобрела благодаря работам Г. Г. Гадамера. Он постарался суммировать и развить достижения своих предшественников. В своей концепции герменевтики он старается «удержать» и интенции шлейермахеровской герменевтики, и историзм Дильтея, и онтологическое намерение Хайдеггера, осуществляя своеобразный и довольно действенный синтез. Прежде всего проблемное поле герменевтики понимается Гадамером довольно широко. Речь идет об особой области, которая имеет своей задачей «рас-крыть опыт постижения истины, превышающий область, контролируемую научной методикой, везде, где мы с ним сталкиваемся, и поставить вопрос о его собственном обосновании». Таким образом, герменевтика имеет отношение к истине и может раскрыть ее, следуя своему собственному методу, который сопротивляется научному подходу, поскольку методология естественных наук не может быть применена в, областях так называемого гуманитарного знания. Эта область гуманитарного знания довольно широка — герменевтика как понимание пытается осмыслить не только текстовой материал, она «вторгается» в область эстетики и даже истории.

Прежде всего эстетика как область исследования произведений искусства оказывается в совершенно уникальной ситуации. В произведениях искусства «постигается истина, недостижимая никаким иным путем». Это ставит определенные границы для претензий как философии, так и науки на полное постижение реальности. Сущность искусства — это игра. Игра, однако, рассматривается Гадамером в совершенно своеобразном плане: это способность преобразовать субъект, игра обладает собственной сущностью, которая независима от сознания играющих, она обладает собственной целью и т. д. Произведение искусства именно поэтому может быть осмыслено как игра, поскольку также направлено на преобразования в субъекте-зрителе. Особое внимание в игре Гадамер уделяет структуре игрового движения. Именно благодаря структуре осуществляется возникновение, преображение игры в произведение искусства. 

В этом преобразовании участвует прежде всего сам зритель, а произведение искусства благодаря этому вырывает его из всего окружающего и одновременно возвращает ему всю полноту бытия. Это происходит вследствие изначальной заданности на открытость вопрошания. В самом деле, зритель «ищет» смысл, т. е. им формулируется в процессе восприятия произведения вопрос. Но это вопрошание может быть только открытым. Задача герменевтического понимания — это вступление в диалог, беседу с текстом. Вопрошание и достигнутое в результате него понимание всегда есть нечто большее, чем простое возведение чужого смысла. В результате подобного вопрошания мы имеем собственное понимание, собственный смысл, который одновременно раскрывает и нас самих, и художественное произведение.

Таким образом, мы видим, что язык у Гадамера, и у Хайдеггера, есть та среда, то пространство, где осуществляется собеседование, истолкование, диалог. Эта универсальность язык отражает изначальную его причастность к чистой идеа ости смысла. Язык, кроме того, не представляет собой некое изначальное и неприкосновенное целое, которое не способно изменяться. Язык насыщен переживаниями и духовным опыте предшествующих поколений. В языке становится видимой действительность, которая возвышается над сознанием индивидуальностей. Сам по себе языковый опыт мира абсолют возвышается над нашим конкретным бытием и охватывает любые отношения, любое бытие. Языковой опыт предшествует всему тому, что мы познаем и высказываем.

Несмотря на то, что язык как универсальная среда (нечто похожее на говорение языка у Хайдеггера) обладает всеобщностью, а следовательно, подчиняющим индивидуальное характером, все же процесс понимания у Гадамера сохраняет определенную свободу индивида. Взаимоналожение горизонтов понимания, которое осуществляется в процессе герменевтического прочтения, осмысливается им как незамкнутое событие, как продолжающийся и никогда не могущий быть завершенным разговор. Сохраняют свободу произведение и зритель еще потому, что сущность произведения искусства — игра.

Таким образом, мы видим, что у Гадамера герменевтика имеет определенный онтологический статус, который позволяет ей выступать своего рода методологией гуманитарного познания. Она есть не только понимание и интерпретация того или иного текстового материала, но и познание и самопознание человека и человечества. Герменевтикой «контролируется» тот массив знания — гуманитарные науки и искусство, — который не может быть постигнут и осмыслен исходя из точных наук. И эта область человеческого познания обеспечивается своей совершенно своеобразной методологией. Герменевтика — познание и самопознание человека, его места в мироздании, его истории, его культуры, она касается наиболее значимых для человека областей его существования.