Авраам Линкольн бродит в полночь

© Перевод М. Зенкевич

 

 

Для всех нас знаменательно и важно,

Что в полночь в нашем городе всегда

Проходит, молчаливо скорбный призрак

Пред мрачным, старым зданием суда.

 

То к дому своему пройдет и вспомнит,

Как здесь при нем играла детвора,

То выйдет он на городскую площадь

И ходит там до самого утра.

 

Высок и худ! На нем сюртук старинный,

Цилиндр и шарф – потертый старый плат.

Таким его мы знаем все и любим,

Народный вождь, из прерий адвокат!

 

Он спать не может на холме спокойно.

Он с нами вновь, живой, в борьбе со злом,

И мы, проснувшись и вздыхая, слышим,

Как он идет в молчании ночном.

 

Он думает о королях и людях.

Нет, не до сна, когда вопит весь мир!

Неведомо за что солдат воюет,

А дом его в деревне пуст и сир.

 

Магнаты войн бесчестны и преступны,

Гремят дредноуты пучин морских,

И на плечах он ощущает тяжесть

Безумных дел и страшных мук людских.

 

Он ждет, что возвестит заря средь ночи

Освобождение Европы всей,

Союз пародов на Земле Рабочих

И вечный мир всех Гор, Равнин, Морей.

 

Монархи всюду замышляют войны,

И люди, как рабы, еще в ярме.

Когда ж настанет мир и вновь спокойно

Уснуть он сможет на своем холме?

 

 

ПРИЗРАКИ БИЗОНОВ

© Перевод М. Зенкевич

 

 

Я с криком проснулся во мраке ночном.

Звенели все стекла, ударил гром,

И пол колебался, и огненный шар

За дверью раскрытой блеснул, как пожар.

Наружу я выбежал. Город исчез.

Где сад был фруктовый, там девственный лес,

И дом мой – блокгауз, и рядом поток.

Пустынно и тихо, и я одинок…

 

Вдруг…

Боги индейцев помчались рядами,

Вздымая пылающих факелов знамя,

Медведей, лосей и орлов оседлав,

Неслись они бешеным смерчем, стремглав,

С пронзительным воплем: «А‑ля‑ля…»

Неслись они, копья и луки подняв,

Вздымая в кострах догоревших пламя.

От топота тяжко гудела земля,

И несся, угрюмую полночь тревожа,

Вопль краснокожих,

Вопль краснокожих:

«А‑ля‑ля, а‑ля‑ля, а‑ля‑ля, а‑ля‑ля!»

Бронзовотелы, скопищем диким

Скакали индейцы с воинственным криком,

Пронзительно воя, вопя и рыча,

Мустангов серых своих горяча.

Сниматели скальпов, охотники прерий

Неслись за добычей, как хищные звери.

В погоне за грозным величьем былым,

За славой, рассеянной ветром, как дым,

За славой, погасшей, как отблеск кровавый,

Упавшей дождями на тучные травы.

На запад чрез бурную реку, вброд

Промчались для диких, привольных охот

Стремительным вихрем в померкшую синь,

Как призраки, духи небесных пустынь.

Их пастбище – небо, где звездные степи

Раскинулись в огненном великолепье.

Исчезли, и пылью клубился свет,

И я с изумленьем смотрел им вслед.

В ночной тишине

Лишь ветер уныло

Нашептывал мне

О том, что было

Много лет тому назад, –

Об избиеньях бизоньих стад.

Сова прокричала: «Чу… я лечу…»

И запиликал смычок,

Полночь прокликал сверчок,

Полночь прокликал сверчок.

Вдруг…

Нюхая молний летучее пламя,

Бизоны, бизоны помчались стадами,

Владыки прерий, на скалы похожи.

И я подхватил: «А‑ля‑ля, а‑ля‑ля»,

Вопль краснокожих,

Вопль краснокожих:

«А‑ля‑ля, а‑ля‑ля, а‑ля‑ля».

 

Бизоны, бизоны, тысячи вброд

На запад стремились чрез водоворот,

Рогами замедливших бег торопя,

Мехами дымящихся легких хрипя,

Катились лавиною многоголовой

Стада бизонов, телята, коровы,

Свирепые царственные быки,

Гривой тряся, закусив языки,

Вращая глаза, словно диски луп,

С ревом, как бурный косматый бурун,

Стремительно мчались в померкшую синь,

Как призраки, духи небесных пустынь.

Их пастбище – небо, где звездные степи

Раскинулись в огненном великолепье.

Исчезли, и пылью клубился свет,

И я с изумленьем смотрел им вслед.

 

Сверчок заиграл на скрипке своей,

И пугало, словно оторопев,

Тряпьем взмахнув, загремело сильней

Сковородкой, подвешенной у плечей.

И я услышал в трубе напев.

Ветер в трубе,

Ветер в трубе,

Ветер в трубе

Пел все слышней:

«Мечтай о чуде,

В мечту поверя,

Грезят люди,

Грезят звери.

Жизнь – мчащийся к западу грез ураган.

Жизнь – вечная греза, звездный туман,

Дыханье созвездий златоволосых,

Раскинувших в небе лучистые косы».

 

Любовную песню крылатый смычок

Запел что было мочи.

Вдали над водой прозвенел козодой.

И тихо запел сверчок,

И тихо запел сверчок:

«Спи… спи… Спо‑кой‑ной но‑чи!

Спо‑кой‑ной но‑чи!»

 

 

КАНЗАС

© Перевод А. Сергеев

 

 

Бывало, я по Ка́нзасу

Шагал в разгар страды,

Хлеба косил, снопы вязал,

Укладывал в ряды.

 

И каждый сноп, как золото,

Как солнышко, сверкал,

И каждый жнец из рук своих

Светила выпускал.

 

На плечи жар полуденный

Ложился тяжело,

Пустынь дыханье серное

Душило, жгло, пекло.

 

И все ж хлебнул я в Канзасе

Привольного житья

С веселыми бродягами

Такими же, как я.

 

Мы избавлялись в Канзасе

От страха и забот,

Там тридцать тысяч босяков

На жатве каждый год

 

Зовет в свои объятья штат

Людей со стороны;

Мы целый месяц в Канзасе

Всем гражданам равны.

 

Мы пели в знойном Канзасе

Псалмы воскресных школ:

«Звезда дневная в небесах»

И «Мирен райский дол».

 

Мы пели в славном Канзасе

«Свободы стяг святой» –

Под ним солдаты Шермана

Пришли к черте морской.

 

Столы в обильном Канзасе

Заваливала снедь;

Мы отъедались, чтоб верней

Пшеницу одолеть.

 

Амбар приливу хлебному

Ворота раскрывал.

Мы лезли спать на пахнущий

Люцерной сеновал.

 

Крутились крылья мельницы,

Вплывала в ночь луна;

Мне застилала зрение

Мечтаний пелена.

 

Ах, все мечтают в Канзасе

При солнце, при луне,

В рассветном полыхании,

В вечерней белизне.

 

А ветер гонит тополя

За облаками вслед,

А на снопах и на ветвях

Лепечет лунный свет.