На берегах широкого Потомака

© Перевод И. Кашкин

 

 

На берегах широкого Потомака снова старые голоса.

(Все бормочешь, все волнуешься, неужели ты не можешь

прекратить свою болтовню?)

И старое сердце снова ликует, и снова всем существом

ждешь возвращенья весны,

Снова в воздухе свежесть и аромат, снова в летнем небе

Виргинии ясное серебро и синева,

Снова утром багрец на дальних холмах,

Снова неистребимая зеленеет трава, мягка и бесшумна,

Снова цветут кроваво‑красные розы.

 

Напои мою книгу своим ароматом, о роза!

Осторожно промой каждый ее стих своею водой, Потомак!

Дай мне сохранить тебя, о весна, меж страниц, пока они

еще не закрылись!

И тебя, багрец на холмах, пока они еще не закрылись!

И тебя, неистребимая зелень травы!

 

 

СТАРИКОВСКОЕ СПАСИБО

© Перевод К. Чуковский

 

 

Стариковское спасибо, – пока я не умер,

За здоровье, за полуденное солнце, за этот неосязаемый

воздух, за жизнь, просто за жизнь,

За бесценные воспоминания, которые со мною всегда

(о тебе, моя мать, мой отец, мои братья, сестры,

товарищи),

За все мои дни – не только дни мира, но также и дни

войны,

За нежные слова, ласки, подарки из чужих краев,

За кров, за вино и мясо, за признание, которое

доставляет мне радость

(Вы, далекие, неведомые, словно в тумане, милые

читатели, молодые или старые, для меня безымянные,

Мы никогда не видались и никогда не увидимся, но наши

души обнимаются долго, крепко и долго),

За все, что живет, за любовь, дела, слова, книги,

за краски и формы,

За всех смелых и сильных, за преданных, упорных

людей, которые отстаивали свободу, во все века

во всех странах,

За самых смелых, самых сильных, самых преданных

(им особую лавровую ветвь, пока я не умер, –

в битве жизни отборным бойцам,

Канонирам песни и мысли, великим артиллеристам,

вождям, капитанам души),

Как солдат, что воротился домой по окончании войны,

Как путник, один из тысяч, что озирается на пройденный

путь,

На длинную процессию идущих за ним,

Спасибо, говорю я, веселое спасибо! от путника, от

солдата спасибо!

 

ЭМИЛИ ДИКИНСОН

© Перевод В. Маркова

 

«Вот все – что я тебе принесла!..»

 

 

Вот все – что я тебе принесла!

Это – и сердце мое.

Это – и сердце мое – все поля –

Летних лугов разлет.

А если хочешь сумму узнать –

Пересчитай подряд

Это – и сердце мое – всех Пчел –

Что в Клевере гудят.

 

 

«День! Здравствуй – День очередной!..»

 

 

День! Здравствуй – День очередной!

Означь свой малый срок.

Случайный выстрел иногда –

К виктории пролог!

 

Пошел вперед простой солдат –

И крепость в прах легла.

Скрепись – душа! Быть может – бой

Решит твоя стрела!

 

 

«Я все потеряла дважды…»

 

 

Я все потеряла дважды.

С землей – короткий расчет.

Дважды я подаянья просила

У господних ворот.

 

Дважды ангелы с неба

Возместили потерю мою.

Взломщик! Банкир! Отец мой!

Снова я нищей стою.

 

 

«Успех всего заманчивей…»

 

 

Успех всего заманчивей

На самом дне беды.

Поймешь – как сладостен нектар –

Когда – ни капли воды.

 

Никто в пурпурном воинстве –

Сломившем все на пути –

Не смог бы верней и проще

Слова для Победы найти –

 

Чем побежденный – поверженный…

Сквозь смертной муки заслон

Он слышит так ясно – так ясно –

Триумфа ликующий стон.

 

 

«Ликование Свободы…»

 

 

Ликование Свободы –

Это к морю – путь души –

Мимо мельниц –

Мимо пастбищ –

Сквозь ряды крутых вершин.

 

Мы росли в кольце долины.

Разве моряки поймут

Упоенье первой мили –

Первых Вечности минут?

 

 

«Полет их неудержим…»

 

 

Полет их неудержим –

Шмель – Час – Дым,

С элегией повременим.

Останутся – не догорят –

Вечность – Го́ре – Гора.

О них не говорю.

Иной – упокоясь, – взлетит.

Найдет ли неба зенит?

Как тихо загадка спит.

 

 

«Склонить – подчеркнуто – голову…»

 

 

Склонить – подчеркнуто – голову

И под конец узнать –

Что позы такой не приемлет

Бессмертный разум наш!

 

Родится злая догадка –

И вы – в этой хмари – все –

Колеблетесь –

Паутинки

На зыбкой Кисее.

 

 

«Есть что‑то в долгом Летнем дне…»

 

 

Есть что‑то в долгом Летнем дне –

В ленивом факельном огне –

Торжественный настрой.

 

И что‑то в летний полдень вдруг –

Отзвук – аромат – Лазурь –

Глубинней – чем восторг.

 

А летней ночью – меж тенет –

Мерцая что‑то преблеснет –

Махну рукой в ответ –

 

Вуаль спускаю убоясь –

А вдруг от слишком жадных глаз

Все убежит – но нет –

 

Волшебных пальцев не уймешь –

И в тесных ребрах невтерпеж

Пурпурному ручью.

 

Янтарный флаг восточных стран –

Багряных красок Караван –

Утеса на краю.

 

Спеши же – Утро – и опять

Мир в чудеса одень –

Иду встречать я – сквозь росу –

Новый Летний день!

 

 

«Как изменился каждый холм!..»

 

 

Как изменился каждый холм!

Тирийский свет[36] наполнил дол.

Все шире зори поутру –

Все глубже сумрак ввечеру.

Ноги пунцовой легкий след –

Пурпурный палец на холме –

Паук за старым ремеслом –

Победный Шантеклера[37] зов –

Повсюду в гости ждут цветов –

И в роще посвист топора –

И пахнет травами тропа.

Не перечислить всех примет –

Так каждый год она на свет

Родится снова – и твоим

Конец сомненьям – Никодим[38]!

 

 

«Дарят мне песни пчел…»

 

 

Дарят мне песни пчел

Волшебный произвол –

Но как – и в чем секрет –

Мне легче умереть –

Чем дать ответ.

 

Холм огненной каймой

Сжигает разум мой.

Смеешься? Берегись!

Сам бог сошел к нам вниз –

Вот мой ответ.

 

Восход – и я лечу –

Но как и почему –

В чем сила этих крыл?

Тот – кто меня лепил –

Найдет ответ.

 

 

«Я узна́ю – зачем? – когда кончится Время…»

 

 

Я узна́ю – зачем? – когда кончится Время –

И я перестану гадать – зачем.

В школе неба пойму – Учителю внемля –

Каждой муки причину и зачин.

 

Он расскажет – как Петр обещанье нарушил –

И – когда услышу скорбный рассказ –

Забуду я каплю кипящей Печали –

Что сейчас меня жжет – обжигает сейчас.

 

 

«Укрыта в покоях из алебастра…»

 

 

Укрыта в покоях из алебастра –

Утро не тронет –

День не слепит –

Лежит Воскресения мирная паства –

Стропила – атлас –

Крыша – гранит.

 

Эры шествуют Полумесяцем млечным –

Миры выгнут арки –

Катятся сферы –

Диадемы – падают –

Дожи – сдаются –

Бесшумно – как точки

На Диске из снега.

 

 

«Она метет многоцветной метлой…»

 

 

Она метет многоцветной метлой –

Но мусора не подберет.

О Хозяйка вечерней зари –

Вернись – обмети пруд!

 

Ты обронила янтарную нить –

Обронила пурпурный клубок –

А теперь засыпала весь Восток

Изумрудами лоскутков.

 

А она все машет пятнистой метлой –

А передник ее все летит.

Метла померкнет – россыпью звезд –

Время – домой идти.

 

 

«Вспыхнет золотом…»

 

 

Вспыхнет золотом –

Погаснет багрянцем –

Леопардом прыгнет на небосвод –

Потом – к ногам Старика Горизонта

Склонив пятнистую морду – умрет.

 

Пригнется – в окошко к Бобру заглянет –

Коснется крыш –

Расцветит амбар –

Колпачок свой снимет – прощаясь с поляной –

Миг – и откланялся День‑Жонглер.

 

 

«У света есть один наклон…»

 

 

У света есть один наклон.

Припав к снегам устало –

Он давит – словно тяжкий Груз

Соборного Хорала.

 

Небесной Раной наградит –

Но ни рубца – ни крови –

И только сдвинется шкала

Значений и условий.

 

Отчаяньем запечатлен –

Кому он подневолен?

Он – словно царственная скорбь –

Которой воздух болен.

 

Придет –

И слушает Ландшафт –

И тень вздохнуть не смеет.

Уйдет – как бы Пространством

Отгородилась Смерть.

 

 

«Два Заката…»

 

 

Два Заката

Послала я –

День меня перегнать не смог –

Я второй завершила – и россыпь Звезд –

Он едва лишь первый разжег.

 

И пусть – как заметила я друзьям –

Обширней его Закат –

Но мой не в пример удобней –

Легко унести в руках.

 

 

«Он сеет – сквозь свинцовое сито…»

 

 

Он сеет – сквозь свинцовое сито –

Припудрит лес и овраг –

Он алебастром загладит

Морщины сельских дорог.

 

Он вылепит плоское Лицо

Из равнин и холмов –

Невозмутимый Лоб – от востока

И до востока вновь.

 

Он каждую ветхую изгородь

Обернет мохнатым руном –

Накинет небесную Вуаль

На темный бурелом –

 

На ствол – на стог – на стебель.

Засыплет слоем слюды

Акры сухих суставов –

Отшумевшей жатвы следы –

 

Он столбы в кружева оденет –

И вдруг прикорнул – затих.

Мастера его скроются – легче видений –

Словно нет и не было их.

 

 

«Бьет в меня каждый день…»

 

 

Бьет в меня каждый день

Молния – так нова –

Словно тучи только сейчас

Огонь – навылет – прорвал.

 

Она по ночам меня жжет –

Она бороздит мои сны –

Каждым утром задымлен свет –

Так глаза мои опалены.

 

Я думала – Молния – миг –

Безумное – быстрое «прочь».

Небеса проглядели ее

И забыли – на вечный срок.

 

 

«Это – письмо мое Миру…»

 

 

Это – письмо мое Миру –

Ему – от кого ни письма.

Эти вести простые – с такой добротой –

Подсказала Природа сама.

Рукам – невидимым – отдаю

Реестр ее каждого дня.

Из любви к ней – Милые земляки –

Судите нежно меня!

 

 

«Наш Мир – не завершенье…»

 

 

Наш Мир – не завершенье –

Там – дальше – новый Круг –

Невидимый – как Музыка –

Вещественный – как звук.

 

Он манит и морочит –

И должен – под конец –

Сквозь кольцо Загадки

Пройти любой мудрец.

 

Чтобы найти ответ –

Сносили наши братья

Презренье поколений –

Не убоясь распятья.

 

Споткнувшись – ловит вера –

Со смехом пряча стыд –

Хоть прутик Доказательства –

Флюгер – поводырь.

 

Раскаты аллилуйи –

Гром с кафедры – вотще!

Наркотик не работает –

Душу точит червь.

 

 

«Мне – написать картину?..»

 

 

Мне – написать картину?

Нет – радостней побыть

С прекрасной невозможностью –

Как гость чужой судьбы.

Что пальцы чувствовать должны –

Когда они родят

Такую радугу скорбей –

Такой цветущий ад?

 

Мне – говорить – как флейты?

Нет – покоряясь им –

Подняться тихо к потолку –

Лететь – как легкий дым

Селеньями эфира –

Все дальше – в высоту.

Короткий стерженек – мой пирс

К плавучему посту.

 

Мне – сделаться Поэтом?

Нет – изощрить мой слух.

Влюблен – бессилен – счастлив –

Не ищет он заслуг –

Но издали боготворит

Безмерно грозный дар!

Меня бы сжег Мелодий

Молнийный удар.

 

 

«Я вызвала целый мир на бой…»

 

 

Я вызвала целый мир на бой –

Камень – в руке моей.

Крепче меня был пастух Давид –

Но я была вдвое смелей.

 

Я камень метнула – но только себя

Ударом на землю смела.

Был ли слишком велик Голиаф –

Или я чересчур мала?

 

 

«Я голодала – столько лет…»

 

 

Я голодала – столько лет –

Но Полдень приказал –

Я робко подошла к столу –

Дрожа взяла бокал.

 

Обжег мне губы странный сок!

Не раз на пир такой –

В чужое заглянув окно –

Я зарилась тайком.

 

И что же? Здесь все дико мне –

Привыкла горстку крошек

Я вместе с птицами делить

В столовой летних рощ.

 

Я потерялась – я больна –

С избытком не в ладу.

Не приживется дикий терн

В прекраснейшем саду!

 

Как ненасытен за окном

Отверженного взгляд!

Войдешь – и Голод вдруг пропал –

Ты ничему не рад.

 

 

«Я для каждой мысли нашла слова…»

 

 

Я для каждой мысли нашла слова –

Но Одна ускользает из рук –

Поддаться не хочет мне –

Словно мелом черчу Солнца круг

 

Для племен – взращенных во Тьме.

А как начала бы ваша рука?

Разве Полдень пересказать лазуритом

Или кармином Закат?

 

 

«Я не могу быть с тобой…»

 

 

Я не могу быть с тобой –

Ведь это – Жизнь –

А с нашей – кончено все –

За шкафом лежит.

 

Ризничий в темный чулан

Убрал под запор

Нашу Жизнь – словно чашку –

Брошенный фарфор.

 

Хозяйке нужен другой –

Новомодный севр –

Старый в трещинах весь –

Хрупкий товар.

 

Я не могу – быть с Тобой –

Даже в смертный миг.

Надо ждать – чтоб закрыть мне глаза.

Ты – не смог.

 

А я – мне стоять и смотреть –

Как стынешь Ты –

Без права на вдовью часть

Морозной тьмы?

 

Я с тобой не могу воспарить –

Потому что Твой лик

Затмил бы самого Иисуса –

Чужестранен и дик

 

Для моих доморощенных глаз.

Что мне райский чертог?

Ты бы поодаль в нем сиял

Чуть ближе – чем бог.

 

Они б нас судили – но как?

Ты служил небесам –

Или пытался верно служить –

Я – нет – знаешь сам.

 

Ты насытил зренье мое.

Я не искала – зачем? –

Это скаредное совершенство –

Именуемое Эдем.

 

Если небо осудит Тебя –

Это и мне приговор –

Хотя бы имя мое

Славил ангельский хор.

 

А если ты будешь спасен –

Но меня удалят

Туда – где Тебя нет –

Вот он – худший ад!

 

Так будем встречаться – врозь –

Ты там – я здесь.

Чуть притворена дверь:

Море – молитва – молчанье –

И эта белая снедь –

Отчаянье.

 

 

«Мой дом зовется – Возможность…»

 

 

Мой дом зовется – Возможность –

Потому что Проза бедна.

У него Дверь величавей –

Воздушней – взлет Окна.

Комнаты в нем – кедры –

Неприступные для глаз –

Его вековечная Крыша – кругом –

На фронтоны холмов оперлась.

Посетительницы – прекрасны.

Занятие? Угадай.

Распахну свои узкие руки –

Забираю в охапку рай.

 

 

«Говорят – Время смягчает…»

 

 

Говорят – Время смягчает.

Никогда не смягчает – нет!

Страданье – как сухожилия –

Крепнет с ходом лет.

 

Время – лишь Проба горя –

Нет снадобья бесполезней –

Ведь если оно исцелило –

Не было – значит – болезни.

 

 

«Публикация постыдна…»

 

 

Публикация постыдна.

Разум – с молотка!

Скажут – бедность приневолит –

Голода аркан.

 

Что ж – допустим. Но уйти

С чердака честней –

Белым – к белому творцу –

Чем продать свой снег.

 

Мысль принадлежит по праву

Лишь тому – кто мог

Дать ее небесной сути

Телесный анало́г.

 

Милостью торгуй господней –

Ссуда – под процент –

Но не смей унизить Гений

Ярлыком цены.

 

 

«Моя душа – осудила меня – я содрогнулась…»

 

 

Моя душа – осудила меня – я содрогнулась.

Адамантовыми языками поругана –

Все меня осудили – я улыбнулась –

Моя Душа – в то Утро – была мне другом.

 

Дружба ее закалит Презрение

К подвохам людей – козням времени –

Презренье ее! Лучше сжег бы меня

Палец эмалевого огня.

 

 

«Стояла Жизнь моя в углу…»

 

 

Стояла Жизнь моя в углу –

Забытое Ружье –

Но вдруг Хозяин мой пришел –

Признал: «Оно – мое!»

 

Мы бродим в царственных лесах –

Мы ищем лани след.

Прикажет мне – заговорю –

Гора гремит в ответ.

 

Я улыбнусь – и через дол

Бежит слепящий блеск –

Как бы Везувий свой восторг

Вдруг пламенем изверг.

 

Я грозный враг – его врагам.

Вздохнут – в последний раз –

Те – на кого наставлю перст –

Направлю желтый глаз.

 

Пусть он и мертвый будет жить –

Но мне – в углу – стареть –

Есть сила у меня – убить –

Нет власти – умереть.

 

 

«Из Тупика – в Тупик…»

 

 

Из Тупика – в Тупик –

Потеряна Нить –

Тащу Механические ноги –

Стоять – упасть – дальше брести –

Не все ли равно?

 

Достигнута цель –

И сразу же вдаль

Уходит неясным концом –

Я закрыла глаза – и ощупью шла –

Куда светлей – быть Слепцом.

 

 

«Истина – неколебима!..»

 

 

Истина – неколебима!

Дрогнут земные недра –

Дуб разожмет кулаки –

В сторону прянет кедр –

 

Гора к чужому плечу

Головой припадет – ослабев –

Как прекрасен тогда Великан –

Он сам – опора себе!

 

Истина – исполински мощна!

Смело в нее поверь –

И она не только устоит –

Любого подымет вверх.

 

 

«Бог каждой птице дал ломоть…»

 

 

Бог каждой птице дал ломоть –

Мне – кроху – вот и все!

Почать ее не смею я.

Роскошество мое

 

Мучительное – поглядеть –

Потрогать – чуть дыша –

Мой хлебный шарик – подвиг мой –

Мой воробьиный шанс.

 

В голодный год не надо мне

Ни одного зерна –

Так яствами богат мой стол –

Так житница полна!

 

Шах копит золото – набоб

Лелеет свой алмаз.

Есть только кроха у меня –

Но я – богаче вас.

 

 

«Невозможность – словно вино…»

 

 

Невозможность – словно вино –

Подхлестывает кровь

С каждым глотком. Возможность

Пресна. Но к ней добавь

 

Случайности хоть каплю –

И проникнет в смесь

Очарованья ингредиент

Так же верно – как смерть.

 

 

«Вскройте Жаворонка! Там Музыка скрыта…»

 

 

Вскройте Жаворонка! Там Музыка скрыта –

Лепесток в лепестке из серебра.

На нее скупятся для летнего утра.

Она про запас –

Когда Лютня стара.

 

Отомкните поток! Он насквозь неподделен.

Из горла бьет за струей струя.

Багровый опыт!

Теперь ты веришь –

Фома – что подлинна птица твоя?

 

 

«Я ступала с доски на доску…»

 

 

Я ступала с доски на доску –

Осторожно – как слепой –

Я слышала Звезды – у самого лба –

Море – у самых ног.

 

Казалось – я – на краю –

Последний мой дюйм – вот он…

С тех пор у меня – неуверенный шаг –

Говорят – житейский опыт.

 

 

«Когда вижу – как Солнце встает…»

 

 

Когда вижу – как Солнце встает

Над грядой потрясенных вершин –

Ставит День у каждых дверей –

В каждом месте Деянье свершит –

 

Без аккомпанемента похвал –

Без шумихи на каждом шагу –

Мне кажется – Земля – Барабан –

За которым мальчишки бегут.

 

 

«Если сердцу – хоть одному…»

 

 

Если сердцу – хоть одному –

Не позволю разбиться –

Я не напрасно жила!

Если ношу на плечи приму –

Чтоб кто‑то мог распрямиться –

Боль – хоть одну – уйму –

Одной обмирающей птице

Верну частицу тепла –

Я не напрасно жила!

 

 

«Запел сверчок…»

 

 

Запел сверчок

И закат зажег –

Мастера дошили день в срок –

Стежок – и еще стежок.

 

Роса огрузила травы подол.

Сумрак застенчивый долго‑долго

Шляпу вертел в руках – и гадал –

Войти или нет в дом?

 

Пришли – как соседи – Ширь без конца –

Мудрость – без имени и лица –

Покой накрыл весь мир – как птенца –

Так началась Ночь.

 

 

«День смаху бросила навзничь…»

 

 

День смаху бросила навзничь –

Примяла ранняя Ночь –

В глубокий Вечер он уронил

Лоскут – окрашенный в Желчь –

Ветер воинским маршем пошел –

Листья сбежали в обоз –

Гранитную шляпу Ноябрь

Повесил на плюшевый гвоздь.

 

 

«Прошлое – нет существа странней…»

 

 

Прошлое – нет существа странней.

Глянешь в упор –

И тебя ожидает восторг

Или позор.

 

Безоружный – встретишь его –

Беги – во всю прыть!

Заржавленное ружье

Может заговорить.

 

 

«Нарастать до отказа – как Гром…»

 

 

Нарастать до отказа – как Гром –

И по‑царски рухнуть с высот –

Чтоб дрожала Земная тварь –

Вот Поэзия в полную мощь

И Любовь –

С обеими накоротке –

Ни одну не знаем в лицо.

Испытай любую – сгоришь!

Узревший Бога – умрет.

 

 

«Колодец полон тайны!..»

 

 

Колодец полон тайны!

Вода – в его глуши –

Соседка из других миров –

Запрятана в кувшин.

 

Не видим мы ее границ –

Лишь крышку из стекла.

Ты хочешь в Бездну заглянуть?

Здесь – рядом – залегла.

 

Я удивляюсь каждый раз

Мужеству травы.

– Прильнет к тому – что нас страшит –

В безвестное обрыв.

 

Но морю тростники сродни –

Глядят в него в упор.

И лишь для нас Природа

Чужая до сих пор.

 

Другой все знающий о ней –

Как бы ее посол –

В дом – полный привидений –

Ни разу не вошел.

 

Но кто – по правде говоря –

С ней коротко знаком?

Ведь мы тем дальше от нее –

Чем ближе подойдем.

 

 

«Здесь лето замерло мое…»

 

 

Здесь лето замерло мое.

Потом – какой простор

Для новых сцен – других сердец.

А мне был приговор

Зачитан – заточить в зиме –

С зимою навсегда –

Невесту тропиков сковать

Цепями с глыбой льда.

 

ЖОАКИН МИЛЛЕР

 

СКАЧКА КИТА КАРСОНА

© Перевод М. Зенкевич

 

 

Простор! Быть свободным и вольно дышать.

Гигантом расти, как безбрежная гладь,

Со скоростью ветра скакать на коне

Без троп, без пути по глухой целине.

Простор! Океан, безгранично велик,

Целует, как брата, большой материк.

Бизоны с косматыми волнами грив

Там движутся грозно, как бурный прилив.

Не спросит охотник – ты друг или враг,

И гостя пригреет вигвама очаг.

Равнины Америки! Прерий простор!

От берега моря, где волны шумят

Привет чужестранцу, стремлюсь я назад,

Я к вам возвращаюсь, к вам руки простер!

 

Припустить? Сэр, взгляните, какой это конь!

Паче – лучший мой друг. Он горяч, как огонь.

Не узнаете вы по блестящим глазам,

Что он слеп, как барсук… Расскажу я все вам…

Мы лежали в траве золотой, словно клевер,

На восток и на запад, на юг и на север

Простирался сухой травяной океан

Вдаль, где в Бразосе был наш охотничий стан.

Мы лежали средь трав побуревших, сухих,

Выжидая, когда скроет ночь нас троих;

Убежала со мной индианка‑невеста,

И селенье ее краснокожих родных

Отделяла от нас только ночь переезда.

 

Я держал ее руку, ловил ее взгляд,

И волос сине‑черных роскошный каскад

Рассыпал, ниспадая с ее головы,

По груди красно‑смуглой душистые струи.

Был в касанье ее жаркий трепет травы,

Принимавшей от солнца с небес поцелуи.

Ее голос воркующий, томен и густ,

О любви пробужденной шепнул мне украдкой,

И слетал каждый звук с ее розовых уст,

Как пчела, отягченная ношею сладкой.

 

Мы лежали в траве, старый Ревелс и я

И бежавшая с нами невеста моя.

«Сорок миль лишь, и больше ни фута… Поверьте,

Что настигнут нас здесь краснокожие черти,

Если только команчи напали на след, –

Проворчал старый Ревелс. – Но выхода нет,

Только ночь нас избавит от пыток и смерти».

Крепко лассо держа, он лежал на спине

И за солнцем следил. Вдруг в глухой тишине

Он вскочил, словно что‑то почуяв во мгле,

И упал, и приник чутким ухом к земле.

Он поднялся – лицо, словно саван, бело,

Борода в серебре, а в глазах его пламя,

 

Как седой патриарх, он стоял перед нами,

Его голос звучал, как тревожный сигнал:

«Крепче лассо стяните! Взнуздайте коней!

Поскорей, поскорей ради жизни своей,

Чтоб спастись, пока время еще не ушло!

Подожженная прерия пышет пожаром.

Я услышал, когда к земле ухом прильнул,

Топот диких коней, как морской дальний гул,

И другой, отдаленный грохот и гуд,

То бизоны, гонимы пожаром, бегут.

Ураган так сметает все в бешенстве яром!»

 

Лассо мы затянули и быстро бегом

За конями погнались с уздой и седлом,

И, подпруги стянув, на коней мы вскочили.

Поскакали мы в Бразос, и воздух кругом

И свистел и гудел, а глаза нам слепил

Ярко‑красными вспышками яростный пыл.

Настигал нас в пути ураган огневой

И катившийся черный ревущий прибой

В темном облаке едкого дыма и пыли.

 

Нет, ни вопля смятенья, ни слова моленья,

И не дрогнуло сердце от страха в груди,

Надо было спешить, смерть гналась позади,

Был один лишь на тысячи шанс на спасенье.

Двадцать миль!.. Тридцать миль!.. Вот пятно впереди…

Полоса… Это Бразос встает в отдаленье.

Закричал я – так радость была велика –

И направо взглянул, привставая слегка.

Где же Ревелс?.. Взглянул чрез плечо я в тревоге

И увидел, что, голову низко склоня,

Ревелс к шее споткнувшегося коня

Голой грудью припал и огонь красноногий

Быстро гнался за нами по травам сухим.

Рядом с Ревелсом мчался матерый бизон,

Гулко землю топча, словно прерий владыка,

Грозно гривой косматой он тряс, разъярен,

Пропылен и продымлен, и, жаром гоним,

Он ревел, будто бешеный, злобно и дико,

И торчащие в космах кривые рога

Устремлял, словно копья, вперед на врага.

Я взглянул еще раз, и, настигнут огнем,

Старый Ревелс исчез, мы скакали вдвоем…

 

Я пригнулся пониже, помедлил с минуту

И с тревогою тайной налево взглянул,

И навстречу из мрака роскошных волос

Мне в глаза ее взгляд лучезарный сверкнул,

Полный преданной, нежной любви, полный слез

И тревожной заботы, и, дымом окутав,

Пламя вверх к волосам ее пышным неслось.

Ее копь зашатался и рухнул без сил,

Я чрез пламя невесту мою подхватил,

В Бразос Паче домчал и меня и ее,

Он ослеп от огня, но мне дорог и мил…

Вот и все!

 

 

ЧЕРЕЗ ПРЕРИИ

© Перевод М. Зенкевич

 

 

Идут быки в ярме в упряжке,

Скрипит фургон с поклажей тяжкой.

Прозрачные и с поволокой

Их круглые глаза блестят,

Но укоряет темный взгляд

Какой‑то грустью волоокой.

Сгибая шею до земли,

Быки влачат фургон в пыли,

Сухой и твердый дерн гудит

От их раздвоенных копыт.

 

Быки, снося свой рабский труд,

Как пленных два царя, идут.

Печаль лучится в их глазах,

Внушавших раньше дикий страх.

Ногами приминая травы,

Топча степную целину,

Они ступают величаво,

Как будто бы имеют право

По‑царски шествовать в плену.

 

 

У ТИХОГО ОКЕАНА

© Перевод Э. Шустер

 

 

Здесь с царственною тишиной

Пространство в дружбе состоит,

Здесь смерть владычицей сидит

Над непомерной глубиной.

Здесь вот он – край земли нашелся,

И запад с западом сошелся.

 

Над ярким золотом небес

Вознесся величавый пик,

К его подножию приник

Людьми заполоненный лес.

Но так все мирно, что забота

Забыла про свои тенета.

 

Косой закатный видит луч

В глубинах только глубину;

Садятся птицы на волну,

А рядом бьет торговли ключ.

Индейцев праху здесь не спится,

Он служит Западу зарницей.

 

 

НА ЗАПАД

© Перевод Э. Шустер

 

 

О, что за пыл и дух мятежный

И что за воинства сошлись!

То – Запад! В битве неизбежной

Стальные мышцы напряглись

Людей и леса. Слышишь крики

Первопроходцев, звон великий

Пил, топоров и стук подвод,

Как будто армия идет

В атаку, нападая рьяно,

С настойчивостью урагана.

 

Здесь человек возвышен стал,

Как будто храм средневековый!

Здесь властелин теперь он новый,

Но, восходя на пьедестал,

Он жатвы не пожал кровавой…

Нет склепов здесь, нет дутой славы –

В час смерти чьей‑то взрежет плуг

Клочок земли, и жизни круг

Замкнется в ней. Надгробьем – зыбкий

След лемеха. Даря улыбки,

В луга выходит красота,

Неспешным делом занята, –

Идет, с могил простых срывая

Цветы, что звезд прекрасней мая;

Замрет, наклонится затем

И тихо вопросит – зачем

Земля так странно здесь изрыта

И птицей почему подбитой

Густая стелется трава.

 

Да, Время, этот старый жнец,

Без счету вас здесь накосило.

Зовем мы вас – молчат могилы;

Ответом нам не стук сердец –

Железный грохот. Ширь и дали,

Все подчинил себе прогресс,

А тихий пионер исчез.

Сроднился дух его с лесами;

Скупая память только с нами

О тех, что некогда дерзали,

Сражались здесь и умирали.

 

СИДНИ ЛАНИР

 

ЧЕРНЫЕ ДНИ

© Перевод Р. Дубровкин

 

 

В ослепшем сердце не осталось веры,

Лишь тени прошлого живут для нас,

Молчаньем мы рассвет встречаем серый,

С востока горестных не сводим глаз.

 

Там черных дней уже кружится стая,

Как воронье, зловещи эти дни, –

Из завтрашней лазури прилетая,

Что в клювах острых принесут они?

 

Прижаты тенью скорбных этих крыльев,

Забыв о боге среди вечной тьмы,

Под гнетом унижений обессилев,

С тюрьмой своею втайне свыклись мы.

 

Крикливая, губительная стая,

Блеснет ли и для нас когда‑нибудь

Грядущего полоска золотая,

К иным рассветам указав нам путь?

 

 

ВЕСЕЛЬЕ В СЕНАТЕ

© Перевод Р. Дубровкин

 

 

На юге, вечно голодна,

Лежит забытая страна:

Лохмотья жалкие она

На камень стелет голый,

 

Но чу! Какой‑то шум вдали.

Кряхтя, встает она с земли

И слышит, ветры принесли

В пустыню смех веселый.

 

Ужели бедствиям конец?

Ужели просьбам внял Творец

И вскоре снова выйдет жнец

В рассветный час на поле?

 

Увы, напрасные мечты:

В сенате праздные шуты

Острят, смеясь до хрипоты, –

Что им до нашей боли?

 

Дрожит от хохота дворец,

Не вспомнит ни один подлец,

Когда последний лег мертвец

В сырую темень гроба.

 

Что им до горечи людской?

Колпак надеть бы шутовской,

Но от веселости такой

Повсюду зреет злоба!

 

 

КОЛОСЬЕВ СПЕЛЫХ ШУМ…

© Перевод Р. Дубровкин

 

 

О мудрый пахарь, чей послушный плуг

Под сенью этой липы одинокой

Весною очертил просторный круг,

Где ныне за стеною ржи высокой

Так часто коротаю я досуг,

Палящим летним днем в тени глубокой,

Сюда сегодня вновь меня привел

Веселый гул трудолюбивых пчел

И сладкий для уединенных дум

Колосьев спелых шум.

 

В лощине, скрытой от меня холмом,

Сын пахаря насвистывает звонко

Простую песню о себе самом;

Угадывая мысли пастушонка,

Сверчок, с бесхитростным своим умом,

Стрекочет ненавязчиво и тонко,

Влюбленный голубь в синей вышине

О юных днях спешит напомнить мне.

И все ж моих не нарушает дум

Беспечный этот шум.

 

Как далеки отсюда города,

Где низменные побеждают страсти,

Где места нет для мирного труда,

Где все и вся у золота во власти,

Где торг не умолкает никогда, –

Как счастлив я, что вырвался из пасти

Своекорыстия, – и здесь в глуши

Могу подслушать в утренней тиши

Столь сладостный для одиноких дум

Колосьев спелых шум.

 

 

ПЕСНЯ РЕКИ ЧАТТАХУЧИ

© Перевод М. Зенкевич

 

 

Вниз от вершины Хабершэм,

Вниз по долине Холл

Устремилась я стремглав на поля,

Дробясь об утесы, что встали, как мол,

Водопады стремя, у порогов гремя,

Пролагая узкий путь средь теснин,

Вырываясь на вольный простор равнин,

Устремилась я, бурля, на поля

Вдаль от вершины Хабершэм,

Вдаль от долины Холл.

 

В пути от вершины Хабершэм,

В пути средь долины Холл

Камыш густой шелестел мне: «О, стой!»

Цветник из кувшинок в воде моей цвел,

И лавры прельщали меня красотой,

Лужайки манили в лесной тишине,

Кусты ежевики склонялись ко мне,

Тростник золотой шелестел мне: «О, стой

Здесь у вершины Хабершэм,

Здесь средь долины Холл».

 

На склонах вершины Хабершэм,

На склонах к долине Холл

Рассказывал лес мне так много чудес

И теней голубых хороводы вел,

И каждый дуб, и орех, и каштан

Молил, наклоняя свой гибкий стан:

«Останься здесь, где так много чудес

У темной вершины Хабершэм,

В укромной долине Холл!»

 

Не раз у вершины Хабершэм,

Не раз средь долины Холл

Из кварца кристалл блистал и сверкал

В сиянии радужном, как ореол,

Драгоценный камень из бурых скал,

Иль дымчато‑мглист, иль хрустально‑чист,

Рубин, и гранат, и аметист,

Меня прельщая, блистал и сверкал

В теснинах вершины Хабершэм,

В низинах долины Холл.

 

О нет, и вершина Хабершэм,

О нет, и долина Холл

Не удержат меня, я спешу на поля,

Призыв отдаленный ко мне дошел.

Изнывая без влаги, там сохнет земля,

И спешу я туда для полива, труда,

Оживит мириады цветов там вода,

Властно море меня зовет чрез поля

Вдаль от вершины Хабершэм,

Вдаль от долины Холл.

 

 

БОЛОТА ГЛИННА

© Перевод А. Шарапова

 

 

Лес виргинских дубов, чьи огромные тени

Гнутся под тенями лоз, что в змеином сплетенье

Жаждут вцепиться в развилки ветвей.