На подношение даме сердца книги джорджа герберта под названием «храм духовных стихотворений»

 

Строки, что прельстят ваш взгляд,

Высшую любовь хранят.

Мысль о блеске ваших глаз

Герберта влекла не раз.

Пусть вам мнится: в томе этом –

Ангел, спрятанный поэтом.

Тот, кто пчелке малой рад,

Ловит утра аромат.

В церкви вас узря украдкой,

Всяк познает трепет сладкий.

Вам дарит цвет души поэт,

Чтоб вы узнали горний свет.

Вас он знакомит с высшей сферой,

Где всех одной измерят мерой.

Я б сказать вам смело мог:

В ткани гербертовских строк

Плод моих душевных мук

Вам кладу в святыню рук.

 

 

ПАСТУШЬЯ ПЕСНЬ СПАСИТЕЛЮ

 

«Ты – в сладостной тиши росток,

Повлекший вековечный день.

Ты засветившийся восток,

Рассеявший ночную тень.

Ты зрим, – и мы хвалу поем,

Ты зрим в сиянии своем».

 

Но что сия юдоль скорбей

Пришельцу звездному дала?

Пещеру в несколько локтей

И место около вола.

С небесною – земная рать

Воюет, чтоб у ложа встать.

 

 

ПЫЛАЮЩЕЕ СЕРДЦЕ (Над книгой и изображением святой Терезы)

 

О Сердце благородное, живи

В словах неувядающей любви!

Всем языкам, народам, расстояньям

Явись одним слепительным пыланьем;

Гори – и жги; погибни – и восстань;

Скорби – и мучь; кровоточи – и рань;

В бессмертном ореоле вечно шествуй,

Зовя к страданию и совершенству;

Борись – и, умирая, побеждай;

И мучеников новых порождай.

О факел мой! примером светоносным

Восторжествуй над этим сердцем косным;

Разящей силой слов, лучами дня,

Прорвав броню груди, ворвись в меня

И унеси все то, что было мною,–

С пороками, с греховной суетою;

Как благо, я приму такой разбой,

Как щедрый дар, ниспосланный тобой.

Молю тебя и заклинаю снова –

Наитьем твоего огня святого;

Орлиной беспощадностью речей –

И голубиной кротостью твоей;

И всем, что претерпела ты во имя

Любви и веры, муками твоими;

Огромной страстью, жгущей изнутри;

Глотком последней, пламенной зари;

И поцелуем тем, что испытала

Душа, когда от тела отлетала,–

Его блаженством полным, неземным

(О ты, чей брат – небесный серафим!)

Молю тебя и заклинаю снова:

Не оставляй во мне меня былого;

Дай так мне жизнь твою прочесть, чтоб я

Для нового воскреснул бытия!

 

 

ГЕНРИ ВОЭН

 

 

ПТИЦА

 

Всю ночь со свистом буря продувала

Твой нищий дом, где вместо одеяла

Крылом ты прикрывался. Дождь и град

(Который и для наших крупноват

Голов) всю ночь по прутьям барабанил

И только чудом не убил, не ранил.

 

Но снова счастлив ты, и в упоенье

Слагаешь гимн благому Провиденью,

Чьей мощной дланью ветер усмирен,

А ты – живым и здравым сохранен.

И все, кому урок пришелся внове,

Сливаются с тобой в хор славословий.

 

Холмы и долы начинают петь,

Речь обретают листья, воздух, волны,

И даже камни вторят им безмолвно –

Не зная, как журчать и шелестеть.

Так, вместе с Утром, рассветают сами

Молитвы и хвалы под небесами.

 

Ведь каждый – малым небом окружен,

Душа – всегда подобие планеты,

Чей свет, хотя и свыше отражен,

Творит свои закаты и рассветы.

 

Но, кроме этих светлых, добрых птах,

Заутреню звенящих над полями,

Есть птицы ночи, сеющие страх,

С тяжелыми и мрачными крылами.

 

Когда заводят филин и сова

Зловещие ночные разговоры,

Золой и пеплом кроется трава,

И черной тиной – светлые озеры.

 

Ни радости, ни света, ни весны –

Пока Заря не брызнет с вышины!

 

 

ВЕНОК

 

О ты, чья жизнь блистает и цветет,

Над кем горит счастливая звезда,

Кого краса подруги хрупкой ждет,

Ты мой рассказ запомни навсегда.

 

Когда в мой двадцать первый год

Свободу я обрел,–

Я был тогда игрок и мот,

И мрак в мой дом вошел.

 

Я жадно кинулся в разгул,

Я слушал страсти зов,

Я в наслаждениях тонул

Средь ярых игроков.

 

Но знал ли я, судьбу дразня,

Сомнения глуша,

Что может пламя сжечь меня

Иль так болеть душа?

 

И ложь, и гордой славы взлет,

И горький мой обман –

Таков был всех восторгов плод,

Мой золотой туман.

 

В своей груди весну я нес,

Ее цветы собрав;

Венчал себя гирляндой роз

Мой безрассудный нрав.

 

Уже я славой мог блеснуть,

Но встретил мертвеца,

Который знал мой грешный путь

С начала до конца.

 

Как глуп и безрассуден ты,–

Сказал мертвец в сердцах:

Те сорванные днем цветы

Истлеют ночью в прах.

 

О, мир цветов – он гибнет точно в срок.

И если хочешь ты иметь живой венок,

Не торопи цветов безвременный конец –

Тогда ты обретешь божественный венец.

 

 

УХОД

 

Благословенна память дней

Блаженной младости моей,

Когда я знать еще не мог,

Зачем живу свой новый срок;

Когда душа, белым‑бела,

Была еще превыше зла;

Когда мой дух не позабыл,

Кого так трепетно любил,

Спеша хотя б на краткий миг

Узреть творца державный лик;

Когда душе светло жилось,

На злате облака спалось,

И в каждой малости земной

Являлась вечность предо мной;

Когда язык, рассудку нов,

Не испытал соблазна слов, –

И чувств моих немую речь

Я не умел на грех обречь,

Из плена плоти услыхав

Бессмертья зов, как голос трав.

О, мне б минувшее вернуть,

Опять вступить на древний путь!

Туда, к равнине, где впервой

Я бросил лагерь кочевой,

Туда, где видится вдали

Тот город Пальм моей земли!

Увы, пьяна вином невзгод,

Душа туда не добредет…

Другие пусть вперед спешат:

Мое «вперед» ведет назад.

Но все равно: пускай не я –

Мой прах вернется в те края.

 

 

МИР

1

 

Я видел Вечность в этот час ночной:

Сияющим Кольцом, где неземной

Блаженствовал покой,

Она плыла, и, сферами гонимы,

Дни, годы плыли мимо,

Как Тень, в которой мчался сквозь туман

Вселенский ураган;

И в Жалобе Влюбленного звучали

Мелодии печали,

Когда в мечтах из Лютни он исторг

Унылый свой восторг;

С ним бант, перчатки – глупые капканы

Для тех, кто непрестанно

Сжигал Себя в веселии шальном,

Чтоб слезы лить потом.

 

 

2

 

Правитель, помрачневший от забот,

Сквозь них, как сквозь густой туман, идет,

Не двигаясь вперед;

(И как Затменье) грозных мыслей рой

В его душе больной,

И даже без Толпы зевак они

Ему вопят: «Казни!»

Но Крот копал и, прячась от беды,

Под землю вел ходы,

Где жертву он сжимал что было сил,

Но дел своих не скрыл;

Его кормили церкви, алтари,

Клубились мух рои;

И кровь, которой землю он залил,

Он не смущаясь пил.

 

 

3

 

Трусливый скряга, сторона свой хлам,

Ведет, вздыхая, счет унылым дням,

Себе не веря сам;

Воров пугаясь, над своей мошной

Дрожит он день‑деньской.

Так тьма безумцев чахла взаперти,

Зажав металл в горсти;

Честнейший Эпикур велел искать

В усладах благодать,

И ни один из набожных ханжей

Не мог сказать умней;

Ничтожный трус, прослывший храбрецом,

Дрожал здесь пред Рабом,

И правда, что победою звалась,

Сидела притулясь.

 

 

4

 

Но те, кто пел и плакал без конца,

Достичь сумели светлого Кольца,

Чтоб обрести Отца.

О вы, глупцы, кому ночная тень

Затмила ясный день,

Кто ненавидит свет, как жалкий крот,

За то, что свет ведет

Из тьмы, из царства мертвого в чертог.

Где обитает Бог,

Где сможешь Солнце попирать ногой,

Его затмив собой.

Но, осудив так всех, презревших свет,

Услышал я в ответ:

Лишь та, кого Жених небесный ждет,

Достигнет тех Высот.

 

 

ВОДОПАД

 

Как сквозь укромно льющееся время

Прозрачно‑хладное свергает бремя

Владыка вод!

Шумит, ревет,

Взывает к свите пенистой, кипучей,

От ужаса застывшей перед кручей,

Хоть все равно

Дано одно –

Могиле в пасть

С высот упасть,

Чтоб тот же час из глуби каменистой

Ступить на путь возвышенный и чистый.

 

О водопад, придя к тебе,

О нашей я гадал судьбе:

Раз каждой капле суждено

Достичь небес, упав на дно,

То душам, оставляя свет,

Страшиться тьмы причины нет;

А раз все капли до одной

Возвращены в предел земной,

Должна ли опасаться плоть,

Что жизнь ей не вернет Господь?

О очистительный поток,

Целитель от мирских тревог,

Мой провожатый в те края,

Где бьет источник Бытия!

Как сплетены восторг и страх

В твоих таинственных струях,

 

Как много здравых горних дум

Являет твой волшебный шум!

Но человека сонный дух

Дотоле к откровеньям глух,

Доколе их не явит Тот,

Кто устремил тебя в полет.

И се– я вижу по кругам,

Внизу плывущим к берегам

И замирающим навек:

Так, так преходит человек.

О мой невидимый иадел!

Для славной воли я созрел,

И к небу льнет душа моя,

Как долу падает струя.