Кладбищенская морока. История двадцать третья

 

 

1

 

В конце восьмидесятых, когда произошли события, о которых я хочу рассказать, о биоэнергетике знали крайне мало, а уж о некроэнергетике – и того меньше.

По рукам тогда ходили ксерокопии докладов некоего мифического института по исследованию аномальных явлений, специализирующихся на НЛО.

Не буду, впрочем, утверждать, что на волне газетно‑журнального бума появились по‑настоящему объективные статьи, основанные на реальных фактах.

Большинство из сенсационных публикаций высосаны из пальца, и это почти не скрывается.

Единственный практический совет, который можно почерпнуть из них, таков: остерегайтесь попадать в зону действия некроэнергетики.

Иначе последствия могут быть самыми плачевными и непредсказуемыми...

 

2

 

Началось всё очень обыденно.

Осенью, в конце 80‑х, ко мне заглянул в гости старый знакомый – тоже Александр, мой тёзка, а фамилию его вам знать незачем.

За разговорами и чаем мы засиделись до позднего вечера.

Потом он спохватился: пора ехать домой.

Минут тридцать мы простояли на остановке «Зорге» (Западный микрорайон Ростова), любуясь на круглую, как чайное блюдце, Луну.

Ни троллейбусов, ни автобусов не было. Даже «тачки» куда‑то запропастились.

И тут мой тёзка, помявшись, вдруг предложил:

– А давай к моей бабушке сходим?

– Ты что, спятил? – Я глянул на часы. – Двенадцатый час!

– Да это совсем близко! Постоим немного у могилы, помянем мысленно...

– Как это – «у могилы»? Она что, умерла?!

– Ну да. А похоронена во‑о‑он там!..

И он кивком указал в сторону Коммунистического проспекта.

Ниже, за девятиэтажками, находится старое кладбище, стиснутое вертолётным полем, садами и гаражным кооперативом...

– Послушай, – сказал я, – я твою бабушку даже не видел никогда... И вообще, что это тебя так разобрало?

Он помолчал немного. Потом сказал:

– Честно говоря, я сегодня на Западный не к тебе ехал, а чтоб на кладбище заглянуть. Да как‑то с духом не собрался. Дело в том, что она ко мне вчера приходила...

Кожа у меня покрылась мурашками.

– Саша, – сказал я. – Ты точно свихнулся.

– Я видел свою покойную бабушку так же ясно, как тебя сейчас, – сказал он. – Ты мне не веришь?

– Да как тебе сказать...

– Правильно. Я б на твоём месте не поверил. В сверхъестественное никто не верит, пока сам не столкнётся с какой‑нибудь чертовщиной...

Так вот, вчера вечером, часов в одиннадцать, в мою дверь постучали. В глазок я увидел пожилую женщину.

Голова у неё была повязана шёлковым цветастым платком, а лица её я сразу не разглядел: лампочка на лестничной клетке светила ей в затылок.

«Кто там?» – спросил я.

И услышал в ответ:

«Это я, баба Галя. Открывай, внучек!».

Сперва я ничего не понял.

Даже подумал: «Надо же, какое совпадение! Эту женщину зовут, как мою покойную бабушку по материнской линии!..».

Сказал громко:

«Вы ошиблись адресом».

«Разве ты меня не узнал?» – удивилась женщина.

Она отступила на шаг, чуть повернула голову, и свет упал на её лицо.

Это была она, моя бабушка, умершая много лет тому назад!

Я там, под дверью, чуть не кончился. Ноги начали подламываться, а перед глазами поплыло.

«Извините, не узнаю, – прохрипел я кое‑как. – Вы ошиблись адресом. Досвидания!»

И, чтобы не упасть, прислонился к двери.

«Я не могла ошибиться, – сказала моя покойная бабушка с лёгким недоумением. – Я у вас давно, правда, не была, но раньше ведь часто приходила... Мама дома? Открывай, Андрюша!»

Перед глазами у меня всё уже не плыло, а мелькало.

«Я ж говорю, вы ошиблись адресом, – сказал я из последних сил. – Да и меня не Андреем зовут...».

В полуобморочном состоянии прошёл на кухню. Хлебнул воды прямо из чайника, проливая на грудь.

Меня начало отпускать, но тут я вспомнил, что в своё время родители долго не могли выбрать, как меня назвать: Андреем или Александром. В конце концов, они сошлись на Александре.

А вдруг там – ты понимаешь, где? – я числюсь как Андрей?

Полночи я думал.

Все знают, например, к чему снятся усопшие родственники. А вот о чём может свидетельствовать усопший родственник, пришедший наяву?

Или, может, у меня просто крыша поехала? Я слышал, что зрительные и слуховые галлюцинации бывают очень правдоподобными.

Потом я немного успокоился. Я сообразил, что бабушка меня с собой никуда не звала, она просто пришла – так сказать, в гости, соскучившись по любимому и единственному внуку.

Наверное, решил я, на характер галлюцинаций повлияло подсознательное чувство вины – я несколько лет на кладбище не был.

А утром, на автобусной остановке, встретил соседа. Старый хмырь, чуть ли не в Первой Конной воевал.

Увидел меня и сразу бочку покатил:

«Ни днём, ни ночью покоя нет!».

«Вы это о чём?» – спросил я.

«Ночью спать надо, а не гостей принимать!» – заорал он ещё громче.

А мне, сам понимаешь, снова дурно стало.

Весь день я порывался отпроситься с работы и побывать на кладбище – проверить, цела ли могила. К вечеру решился, но...

Давай сходим, а? Прямо сейчас.

 

3

 

На дороге тем временем показался автобус, уютно освещённый изнутри.

Мой тёзка на него даже не взглянул. Он смотрел на меня.

Идти, разумеется, не хотелось. И без всяких там оживших бабушек кладбище находится в жутком месте. Там можно хоть из пушки палить – никто не почешется.

А с другой стороны, Саша был в состоянии, близком к истерике. Пока не завидит, что и могилка цела, и земля не разрыта, не успокоится. Ещё в самом деле рехнётся...

Справедливости ради должен заметить, что полдороги тёзка болтал как заведённый, – пока мы шли по Зорге и лавировали между панельными девятиэтажками.

Фонтан красноречия стал иссякать, когда мы, миновав дома, спустились в балку.

Справа и слева высились покосившиеся заборы садов. По дну балки журчал ручеёк. Мысль, что мы единственные люди в радиусе полутора километров, доставляла почти физическое неудобство.

– Ты уверен, что мы найдём могилу в этой полутьме? – поинтересовался я.

Моего намёка Саша не понял.

– Обязательно найдём, – сказал он. – Я все ориентиры помню. Пара пустяков.

– Ну‑ну, – сказал я.

Интуиция подсказывала, что всё будет не так просто.

 

4

 

Сады закончились. Мы поднялись на холм.

Позади нас виднелись контуры девятиэтажек. В некоторые окнах горел свет.

Слева простиралось вертолётное поле, справа и слева из темноты выступали очертания надгробий и крестов.

Грунтовая дорога, по которой мы шли, пересекала кладбище, деля его на две неравные части.

По закону подлости, искать сашкину бабку нам предстояло как раз в большой части.

– Очень странно, – сказал вдруг Сашка, – что я её так хорошо помню. Она умерла более двадцати лет назад, а последняя фотография «испортилась» лет пять назад.

– «Испортилась?» – переспросил я.

На секунду мне показалось, что мой спутник пожалел, что заговорил об этом.

– Ну да, – вяло сказал он. – Видишь ли, моя бабушка была если не ведьма, то что‑то очень близкое к этому. Что она вытворяла, на ночь лучше не рассказывать.

Фотографироваться она не любила. Впрочем, фотоплёнка её тоже «не любила».

Однажды ей была нужна фотография на пропуск, так бабушка раз десять ходила в ателье фотографироваться – кадровичка не находила сходства между оригиналом и теми снимками, которые она приносила.

А после смерти бабушки фото начали портиться: желтеть, выцветать...

В средние века её сожгли бы на костре.

– Тогда не было фотографий, – возразил я.

– И без фото поводов нашлось бы предостаточно. По наследству кое‑что перешло к моей маме.

Как‑то раз она торговку на рынке сглазила.

Торговка была слишком наглая и развязная.

Ну, ма ей и пожелала: «Чтоб ты всё продала!..».

Через пару дней шла через рынок, торговка её вспомнила.

Оказывается, за весь день она ничего не продала – покупатели словно обходили её стороной, хотя лука на рынке было мало.

– М‑да, – сказал я. – Такие байки хороши тем, что концов не найдёшь. Ищи‑свищи ту торговку.

– Почему же, бывало и при свидетелях...

Чашечку она как‑то взглядом разбила – человек шесть это видели.

У нас был ремонт, мы перетаскивали мебель из одной комнаты в другую и сели перекурить.

Тут появляется ма – очень не в духе.

«Куда сервиз поставили? – сказала она. – Ведь разобьётся же!..».

А сервиз у нас был роскошный, чешский фарфор.

Отец сказал:

«На шкафу стоит. И хорошо стоит – не упадёт...».

«Какое там хорошо!» – возмутилась ма и кивнула в сторону шкафа.

Чашка, которая стояла к нам ближе, вдруг дёрнулась, упала на бок и покатилась, описывая полукруг.

Когда шкаф закончился, упала и разбилась...

– М‑да, – сказал я. – Слава Богу, я за тобой чертовщинки пока не замечал. Далеко ещё?

– Нет, мы уже почти пришли. Вот аллея, напротив ивы. Бабушкина могила седьмая по счёту.

Аллея была узкая, заросшая травой. Я шагнул вперёд, старательно отсчитывая: «Первая... вторая...».

Зацепившись руками за ржавую ограду, оглянулся и обнаружил, что иду я, оказывается, уже один.

– Э, а ты чего? – негромко окликнул я.

– Посмотри, пожалуйста, сам, – сказал Саша. Он стоял у ивы и нервно курил – красный огонёк то становится ярче, то тускнел. – Я подожду здесь.

– На могилке хоть табличка есть? – спросил я. – Как фамилия твоей бабушки?

Он ответил, и я отправился дальше. На седьмой ограде остановился.

В памяти всплыла сценка из какого‑то американского боевика: гнилая рука с окровавленными пальцами выныривает из‑под земли и хватает за щиколотку...

Не без содрогания я открыл калитку и вошёл.

Как и ожидалось, свежей земли или разрытый не было, дёрн не повреждён.

Щёлкнув зажигалкой, я осветил табличку.

Фамилию разобрать было трудно, но она явно была не та.

 

5

 

– Саша! – крикнул я. – Ты уверен, что бабкина могила именно седьмая?

– Чёрт! – сказал он, подойдя ко мне. – И ограда совсем другая...

– Может, не седьмая, а шестая или, например, восьмая?

– Я точно помню. Седьмая.

– Может, здесь несколько ив?

Этого Саша не знал, и мы прогулялись по грунтовке через кладбище, аж до гаражей кооператива, освещённых прожекторами.

Ив больше не было, зато на обочине мы обнаружили несколько берёз, тополей и даже один кипарис.

На всякий случай (а вдруг моего тёзку подводит память?) мы проверили и их. Без каких‑либо результатов.

На часах уже была половина третьего. Мне надоело с умным видом ходить‑бродить меж оград, продираться сквозь заросли чертополоха и бурьяна и рассматривать таблички на крестах с таким усердием, словно от этого зависит спасение души.

Кроме того, я чувствовал сильную усталость.

– Я ж тебе говорил, – пробормотал я. – Ничего мы не найдём в этой темноте.

Саша уныло кивнул.

– А я ещё где‑то сигареты посеял, – сообщил он. – Полпачки. Жалко.

Не сговариваясь, мы повернули обратно – в мир пустых асфальтовых улиц и ритмичного перемигивания светофоров.

Я шёл, погружённый в мысли, и, наверное, поэтому не заметил то, отчего щёки у Саши вдруг покрылись смертельной бледностью.

Честно говоря, я заметил это, когда мы вышли на проспект, пустынный и залитый светом натриевых ламп.

– Что‑то мне паршиво, – признался Саша. – Съел, наверное, что‑то несвежее.

Потом я остановил тачку, и мы сперва поехали ко мне.

– Может, зайдёшь? – предложил я. – Полежишь немного. Что‑то мне твой вид не нравится.

– Ничего страшного. Через десять минут я дома буду.

И когда я уже вылез из салона, он вдруг спросил негромко:

– Ты ничего не слышал и не видел?

– Где? Когда?

– Ну... когда мы обратно шли.

– Нет. А что?

– Ничего. Мало ли что примерещится в полнолуние...

Я подождал немного, но он больше ничего не сказал. Я пробормотал: «Пока!..» – и захлопнул дверцу.

Такси почти сразу тронулось с места.

 

6

 

Смутно помню, как я поднялся на третий этаж.

Снова навалилась усталость. Меня шатало, перед глазами плыло.

Кое‑как добравшись до дивана, лёг и сразу отключился, а проснулся от телефонного звонка.

Было раннее утро, за окном расцветала сизая мгла.

Чувствуя себя разбитым и усталым, как будто не спал, я посмотрел на часы (начало седьмого) и снял трубку.

Женский голос, взволнованный и какой‑то сдавленный, извинился за столь ранний звонок и спросил, не было ли у меня вчера Саши.

Несколько напрягшись, я понял, что разговариваю с сашкиной женой.

– Он был у меня весь вечер, – сказал я. – Потом взял тачку и поехал домой.

– Во сколько это было?

– Ну‑у... – Я подумал немного. Мысли путались. – Часа в три приблизительно. А что?

– Его до сих пор нет...

 

7

 

Всё выяснилось в течение ближайшего часа.

Оказывается, прямо в такси, на заднем сиденьи, Сашке стало совсем плохо.

Обхватив руками живот и почти мыча от боли, он свалился на резиновый коврик в проходе.

У таксиста хватило ума без промедления доставить его в больницу.

Язвенное прободение желудка и внутреннее кровотечение чуть не отправили Сашку в гости к любимой бабушке.

К счастью, операция прошла удачно. Он лишился четверти желудка, но зато остался жив.

Через несколько дней, когда доступ в больницу разрешили, я увидел его – бледного, небритого, с чётко обозначившимися скулами.

Поболтали о том о сём...

А когда я был уже в дверях, Сашка вдруг сказал:

– Больше не ходи туда. Плохое место.

– Может, ты, наконец, скажешь, что услышал там или увидел? – спросил я.

Он долго молчал. Потом всё‑таки сказал;

– Когда мы возвращались, слева я вроде бы слышал... шаги. Как будто кто‑то шёл параллельно нам. А пару раз... не буду утверждать это со всей определённостью... мне показалось, будто я заметил силуэт, скользнувший между крестами. Силуэт этот принадлежал кому‑то тучному, грузному, как... как... как моя покойная бабушка.

Последнюю фразу он произнёс шёпотом, прерывающимся от волнения.

Меня словно обдало холодком.

– Ну, выздоравливай быстрее, – сказал я напоследок.

Чтобы хоть что‑то сказать.

 

8

 

В то время среди знакомых у меня был один чудак, который обожал с парой металлических рамок обследовать квартиры друзей и знакомых, выискивая участки отрицательных и положительных полей.

Не припомню, чтобы кто‑нибудь следовал его советам по расстановке мебели.

Совершенно неожиданно мне пришло в голову зарядить этого фанатика во благое дело.

Не потому, что я верил в экстрасенсорику. Просто мне было любопытно узнать, чем всё закончится.

Михаил Петрович (так звали фанатика‑энтузиаста) согласился сразу, не раздумывая. Его столько раз называли «шизофреником» или, в лучшем случае, «шарлатаном», что он был готов обожествить любого, обратившего на него внимание.

В ближайшую субботу, ясным солнечным днём, мы сходили на кладбище.

Неподалёку от ивы я остановился и сказал:

– ТО место приблизительно здесь.

– Очень может быть, – заметил Михаил Петрович, доставая из сумки свои причиндалы.

Не без доли здорового скепсиса я наблюдал, как он крутится на одном месте, держа рамку перед собой на вытянутых руках, слегка вихляет из стороны в сторону, чтобы уточнить направление.

Потом Михаил Петрович сказал: «Ого‑го!..» – и медленно направился вперёд, не разбирая дороги, прямо через заросли бурьяна.

Я стал ждать результата, сидя у ивы и покуривая.

Ждать пришлось недолго. Докурив сигарету, я хотел было запалить вторую и услышал радостно‑возбужденное:

– Здесь! Это здесь!

– Ну‑ну... – сказал я.

Прикинув, как проще до него добраться, увязшего среди оград и крестов, я вошёл в аллею, которая начиналась... напротив ивы.

По дороге чисто машинально я начал считать могилы: «Первая... Вторая... Третья...».

Михаил Петрович стоял у седьмой, и на лице его был безумный восторг.

– Чертовски сильное поле! – сказал он. – Я смог бы засечь его, наверное, с автобусной остановки!

– Вы не ошиблись? – спросил я.

– Ошибиться невозможно, – заявил он. – Даже слепой заметит солнце – если не по свету, то по жару!

Медленно, как во сне, я открыл калитку и вошёл внутрь, хотя ещё издали разглядел надпись на табличке, прикреплённой к кресту.

Краска была старая, она местами облупилась, но всё равно фамилия, имя и отчество сашкиной бабушки читались легко.

Ну как после этого не верить в чертовщину?