Централизация власти при первом императоре

 

Первое изменение, проведенное в царстве Цинь, заключалось в сотворении нового титула и образа для правителя. Объединение требовало учреждений и ценностей, пересиливающих региональные связи, причем верховной властью для этих учреждений и ценностей должен служить практически обожествленный монарх, правящий в качестве доверенного лица небесных сил. Назначенная свыше династия такого правителя отстраняется от происхождения в областях, входящих в состав его владений. Чтобы получить право на службу такому небесному монарху, доверенные лица государства должны отказываться от своей семьи и рода. Сановники императора, несмотря на возвышение над остальным обществом, становятся слугами монарха, облеченными его властью.

Царь династии Цинь присвоил себе титул хуанди, получивший на западе не совсем верный перевод «император». Ди слыл высшим божеством царства Шан, считающегося первым в истории Китая государством, во второй половине 1-го тысячелетия до н. э. располагавшимся в центральной долине реки Хуанхэ. Однако к началу периода Сражающихся царств его значение стало совсем другим. Мифических святых героев той культуры, которые якобы создали человеческую цивилизацию, называли ди, что означало их сверхчеловеческую власть. И четыре высших божества в религиозном пантеоне Цинь известны под титулом ди, соответствующим обозначениям на диске компаса, воплотившем в себе небесное пространство.

Своей претензией на титул ди царь Цинь сделал заявку на божественное происхождение своей власти, усиленной определением хуан, означающем «сиятельный» или «величественный». Этот эпитет часто всего использовался в сочетании с Небесами. Объявляя себя первым хуанди, первый китайский император претендовал на роль начинателя новой эры и прародителя второго, третьего и четвертого хуанди, то есть династии, которой суждено дожить до конца времен, как только ее владения достигнут пределов мироздания. Чтобы преодолеть пределы человеческого бытия и удостоиться бессмертия, первый китайский император положил начало жертвоприношениям фэн и шань, ради которых он поднимался на гору Тай, откуда он общался с высшим божеством.

Стремясь как-то обосновать небесное происхождение его титула, первый китайский император совершил объезд всех своих новых владений и описал свои достижения в поэмах, высеченных на вершинах гор. Тексты шести таких надписей сохранились до наших дней, и в них император сообщает о том, как его благословение даровалось всем живущим в пределах четырех морей существам «при свете солнца и сиянии луны», «везде, куда ведут человеческие пути», опускаясь даже до всех тварей живых и растений. Пределы его власти и милосердия охватывали всю вселенную2.

Такое новое представление о правителе было к тому же предельно ясно сформулировано в философском труде, выполненном по заказу первого главного министра царя Цинь по имени Люй Бувей. Текст трактата «Весны и осени господина Люя» (Люй ши чунь цю) был составлен в соответствии с календарем, и его автор уверяет, что правитель следует порядку Небес. Точно рассчитанным заявлением первый китайский император утверждал, что его приход к власти обусловлен небесным циклом, называемым циклом из пяти фаз, и в этом факте воплотилась высшая воля Божественного провидения.

Для того чтобы придать столице империи вид вселенной в миниатюре, начались масштабные строительные работы. Новый императорский дворец сориентировали по Полярной звезде в созвездии Большой Медведицы, считающейся у китайских астрологов неподвижным центром небесного свода. Созвездия в виде огромных статуй отлили из оружия, взятого у солдат побежденных царств, и копии дворцов правителей всех покоренных государств служили изображением поверхности Земли в миниатюре.

Эти обрядовые и архитектурные символы божественного происхождения императора сопровождались нормативными актами, составители которых нацеливались на централизацию и унификацию всех аспектов китайской жизни. Самые важные из них лежали в сфере знаний. Тогда как в каждом из Сражающихся царств существовала своя собственная система письма, правительство Цинь создало новое, упрощенное иероглифическое письмо, предназначенное для применения на всей территории империи. При этом удалось сократить количество сложных и разнообразных иероглифов «большой печати» с их изгибающимися линиями (этот вид письма наносился на обрядовые сосуды при династии Чжоу). Иероглифы стали проще на вид и приняли прямоугольную форму. В системе письма Цинь где-то на четверть сократилось число черт, существовавших до династии Цинь.

Новая стандартизированная каллиграфия обеспечивала значительно ускоренное письмо кисточкой с чернилами, облегчившее ведение летописи империи. Новую каллиграфию внедряли по всей империи через публичные показы иероглифов в виде надписей на камнях, на объектах, изготовленных в государственных мастерских, и в виде официальных документов. В результате появилось графическое койне[1]. Этот искусственный письменный язык существовал только в текстах, и он отличался от языков, носители которых в различных уголках империи друг друга не понимали. Он обеспечивал письменное общение между людьми, которые были не в состоянии общаться устно, потому что произношение одних и тех же иероглифов у них было совсем другим. Все еще использовавшуюся на протяжении практически всего периода династии Западная Хань эту каллиграфию позже заменили на вариант попроще. Он получил известность как «секретарская» каллиграфия. Написание иероглифов опять заметно ускорялось.

Развитие системы письма для подданных всей империи привело к основанию императорской академии, выпускники которой должны были контролировать распространение текстов и толкование их смысла. В летописях периода Хань и несколько позже это событие было описано как период «сжигания книг», но тогда на самом деле проводилась политика объединения, а не разрушения. Когда один ученый утверждал, что первый китайский император должен брать пример с основателей династии Чжоу, одаривавших своих родственников земельными наделами, главный министр Ли Сы возразил в том смысле, что государство должно положить конец подобной критике текущих учреждений со ссылкой на идеализированную старину.

Взяв на вооружение такой принцип, он изъял из частных рук весь тираж Ши-цзин, Шан-шу и трактатов по философской традиции, определил их на хранение в императорскую библиотеку и открыл доступ к ним для исследования только под присмотром назначенных правительством ученых. Книги по вопросам повседневной жизни, таким как медицина, ворожба, земледелие и лесоводство, изъятию у населения не подвергались. Убежденные в том, что унитарной империи требуется унитарная доктрина, министры правительства Цинь попытались поставить под свой контроль развитие политической мысли через ограничение доступа к письменному философскому наследию, но никакого системного их уничтожения не допускалось. Их уничтожение случилось в 206 году до н. э., когда Сян Юй осадил столицу династии Цинь и спалил дотла знаменитую императорскую библиотеку.

Важным событием с точки зрения установления государственного контроля над любителями рассуждений по поводу политики считается назначение ученых, которых обязали изучать соответствующие тексты и передавать свои знания ученикам. Притом что авторы хроник при династии Хань изображают правителей Цинь врагами науки, особенно исследований классических трудов, основанных на конфуцианской традиции, тут все оказывается наоборот. Первый китайский император обращался к знатокам классических трактатов относительно своего участия в обряде приношения жертв фэн и шань, и его каменные надписи пестрят классическими цитатами, составленными исключительно в размере стиха с использованием рифмованных групп, позаимствованных из Ши-цзин. Автор вышеупомянутых «Вёсен и осеней господина Люя» учел все интеллектуальные традиции, включая традиции классиков. Вопреки утверждениям представителей династии Хань их собственная политика в области просвещения в начале собственного правления строилась на циньском прецеденте, и первыми учеными при династии Хань служили либо бывшие ученые династии Цинь, либо их интеллектуальные преемники. Учреждение правителями династии Хань классического конфуцианского канона в качестве государственной ортодоксии представляло собой отнюдь не радикальный отказ от традиции Циней, а простое сужение общего кругозора.

Стандартизацию распространили на управление и предпринимательство через внедрение на всей территории империи единой системы весов и мер. Даже размах колесной оси телег предполагалось уравнять так, чтобы повозки и колесницы можно было гнать по дорогам с одинаковой колеей. Литые бронзовые эталоны единиц длины, веса и объема разослали в конторы местных органов власти, и всех купцов обязали ими пользоваться, чем облегчили организацию торговли. Образцы официальных бронзовых эталонов обнаружили во время археологических раскопок в таких отдаленных районах, как Маньчжурия. Управляющих государственными мастерскими обязали ежегодно проверять и уточнять их вес, размеры и балансировку, и от всех сосудов одного типа требовалась одинаковая длина и ширина. Клеймо конторы или мастерской, а также уполномоченного чиновника выставлялось методом гравировки или в виде ярлыка у основания всех объектов как подтверждение того, что они соответствуют норме. Нарушение установленных стандартов наказывалось по закону3.

В качестве единой меры стоимости правители Цинь отчеканили бронзовые монеты с нанесенными на них иероглифами «половина ляна» (равного около 8 граммов), обозначающими фактический вес монеты. На монетах Сражающихся царств обозначался номинал, не связанный с их весом. Автор трактата Хань-шу сообщает о том, что с появлением в обращении бронзовых монет «такие вещи, как жемчуг, нефрит, черепаховые панцири, раковины каури, серебро и олово, стали использовать исключительно в декоративных целях или как драгоценные сокровища, и они больше не использовались в качестве денег»4.

Стандартизация письма, текстовой канон, эталоны мер длины и веса, обращение монет и действие права (речь о нем еще пойдет в главе 10) сегодня выглядят обычным делом, и потребуется напрячь воображение, чтобы осознать новаторскую их суть в III веке до н. э. Многие из этих достижений в Европе начали внедрять уже после Французской революции, то есть на два с лишним тысячелетия позже, чем в Китае. Единая империя считалась совершенно новой формой политической организации государства в Китае, и стандартизация всего и вся выглядела крайне важной мерой для налаживания добротного управления территориями, разделенными огромными расстояниями, и для организации повседневной жизни населения на ее пространстве. Многие из этих нововведений придавали осязаемую форму новому предназначению императора, а также внушали мысль о том, что этому правителю и его чиновникам следует беспрекословно повиноваться.

Для того чтобы физически связать его вотчинные земли вместе и отгородиться от тех, кто обитал за их пределами, первый китайский император затеял прокладку сети дорог, расходившихся веером от столицы в городе Сяньян. Их потом используют для перемещения войск, движения чиновников и посыльных, а также в интересах развития торговли. Одна дорога протяженностью 700 с лишним километров, названная Циньнжидао («Прямой путь Цинь»), вела от столицы во Внутреннюю Монголию5. Следы и участки этой дороги, по которой перевозились еще строительные материалы для возведения первой Великой Китайской стены, сохранились до наших дней (карта 7). Дороги с твердым покрытием в империи Цинь простирались почти на 7 тысяч километров, а при династии Хань дорожную сеть в Китае раскинули еще шире. Эти дороги представляли собой не просто какие-то торные пути. В условиях разнообразного ландшафта Китая требовалось возведение каменных мостов, эстакад, подпорных сооружений поверх и внутри гор, а также устройство проезжих дорог на деревянных опорах вдоль отвесных скал. Их изображения появляются на стенах склепов периода династии Хань (см. рис. 2). Точно так же в погребальных письменах, посвященных местным чиновникам или знати династии Хань, находим упоминание об их заслугах в деле создания дорожных сетей. Транспортная система оснащалась постоялыми дворами, где путешественники могли поесть и провести ночь, а также эстафетными станциями, где курьеры меняли уставших лошадей на свежих.

Из юридических документов, найденных в Шуйхуди, стало известно, что при династии Цинь вдоль дорог появились контрольно-пропускные пункты, где путешественники вносили подать и предъявляли пропуска, без которых не могли продолжить свой путь. Эти учреждения сохранились при династии Хань. В хрониках сказано, что эти пропуска иногда подделывали, а в годы больших неурожаев пропускные ограничения на перевозку зерна отменялись6. В нескольких древних текстах говорится о пропусках для посещения столичной области и выезда из нее, об ограничениях на поездки зимой, на запрет отъезда подданных из приграничных областей и задержании на дорогах подозрительных путников. На случай крайней необходимости при постах проверки пропусков предусматривались камеры временного заключения. Дороги обеспечивали беспрепятственное перемещение людей и товаров по всему Китаю, но это перемещение тщательно контролировалось в интересах государства.

 

Карта 7

1 — Цзююань; 2 — Дай; 3 — Ляодун; 4 — Лунси; 5 – Бейди; 6 — Шан; 7 – Деньюань; 8 — Ханьдань; 9 — Шанцю; 10 — Пиньюань; 11 –  Линьцзы; 12 — Линьтао; 13 — Сяньян; 14 — Аньи; 15 — Шандан; 16 –  Динтао; 17 — Пэнчэн; 18 — Ханьчжун; 19 — Вань; 20 — Цзюцзян; 21 — Шу; 22 — Ба; 23 — Цзянлин; 24 — Даньян; 25 — У; 26 — Цяньтан; 27 — Цяньчжун; 28 — Чанша; 29 — Гуйлинь; 30 — Гуйян; 31 — Минь-чжун; 32 — Мян; 33 — Наньхай

 

Такая сеть дорог облегчила важнейший обряд объединения, известный как императорский выезд, во время которого император лично осмотрел объекты, строившиеся на территории его вотчины. Первый китайский император за десять лет совершил не меньше пяти поездок по своим новым восточным областям (см. карту 8). Многие императоры династии Хань, особенно в период Западной Хань, совершали такие же поездки по стране. Официальный статус вельмож определялся численностью свиты, которая сопровождала их при разъездах по империи для осуществления государственных дел. На фресках склепов сановников династии Хань изображены сцены с вереницами экипажей.

 

Рис. 2. Коляска с чиновником пересекает мост. Навес и верховой сопровождающий свидетельствуют о высоком положении седока

 

В дополнение к сухопутным дорогам на севере цини занимались перевозками грузов по рекам, а в области Гуаньчжун прокопали несколько судоходных каналов. Еще большей популярностью водный транспорт пользовался на юге Китая, где рельеф местности осложнял дорожное строительство, зато в значительной степени подходил для путешествий на речных судах.

 

Карта 8

1 — Цзююань; 2 — Дай; 3 — Цзеши; 4 — Ляодун; 5 – Лунси; 6 — Бейди; 7 – Шан; 8 — Ханьдань; 9 — Шацю; 10 — Пиньюань; 11 — гора Чжифу; 12 — Дунгуань; 13 — Линьтао; 14 — Ханьчжун; 15 — Сяньян; 16 — Шандан; 17 — гора Тай; 18 — гора И; 19 — уступ Ланья; 20 –  Шу; 21 — Ба; 22 — Цяньчжун; 23 — Цзянлин; 24 — Цзюцзян; 25 –  Пэнчэн; 26 — Чанша; 27 — Даньян; 28 — У; 29 — Цяньтан; 30 — гора Гуйцзи; 31 — Гуйлинь; 32 — Сян; 33 — Наньхай

 

Одновременно с возведением ключевых объектов, соединявших области их новой вотчины, правители династии Цинь работали над ограничением движения между их собственной территорией и землями, лежащими за их пределами. На протяжении первой половины 1-го тысячелетия до н. э. многие народы, которые жили к северу от территории, ставшей Китаем, постепенно перешли на новый уклад жизни, основанный на отгонно-пастбищном кочевье – перегоне домашнего скота с одного пастбища на другое в зависимости от сезона года. В период Сражающихся царств северные китайские царства захватили степи, использовавшиеся этими северными народами, и построили стены, чтобы сохранить свои территориальные приобретения. По мере знакомства с соседними народами, обитавшими к северу от Китая и их особым укладом жизни, китайцы стали называть свое собственное государство «срединным» относительно '«внешнего» мира, причем не только исходя из географического положения, но также и в связи с культурными традициями. Точно так же, как осознание греками своей самости через ряд отличий от их противников-персов (свободные люди по сравнению с рабами, непреклонные и выносливые по сравнению с изнеженными и чувственными), ощущение кардинального отличия от северных «дикарей» сыграло решающую роль в формировании Китайской империи.

Такое ощущение непохожести получило материальное воплощение в строительстве оборонительных стен на границе. Наибольшего размаха это строительство достигло во время попытки правителей династии Цинь обезопасить свою вотчину через включение древних стен на северной границе царства в единую систему обороны. Полностью вытеснив северные племена из долины большой излучины Хуанхэ, правитель династии Цинь назначил дорожного инженера Мэн Тяня руководителем строительства системы землебитных стен и сторожевых вышек, предназначенной для охраны этой недавно присоединенной территории, а также всего участка северной границы империи. Стена эта предназначалась для сдерживания северных кочевых племен, особенно хунну, чтобы они «больше не смели приходить на юг для выпаса своих лошадей, а их мужчины не рисковали бы хвататься за свои луки как орудия мести за нанесенные им обиды»7. Сыма Цянь в своем трактате Ши-цзи утверждает, будто Мэн Тянь получил в свое распоряжение 300 тысяч рабочих, занятых на проекте предприятия, возводимого на резкопересеченной местности, до которой было трудно добраться. На одного человека, трудившегося на фактической строительной площадке, приходилось несколько десятков дорожников, прокладывавших подъездные пути, и поставщиков материально-технических средств. Притом что это сооружение весьма часто называется Великая стена династий Цинь и Хань, доказательств того, что она простиралась непрерывно от Средней Азии до берега моря наподобие более поздней стены, построенной при династии Мин, не существует.

Заключительным шагом централизации империи было упорядочение эксплуатации труда и службы земледельцев. Сборы существовали в двух главных формах: взноса с урожая и подушного налога. Взнос с урожая, в начале правления династии Хань составлявший 1/15 часть урожая, позже уменьшился до 1/30 части. Так как данный сбор официально начислялся на урожай на корню, в государстве не хватало чиновников для взвешивания урожая каждого из земледельцев, и его фактически рассчитывали на основе площади принадлежавшей землевладельцу земли, помноженной на ожидаемый урожай на отдельных участках. Даже притом, что такой сбор составлял небольшую долю от среднего урожая, в неблагоприятные годы, когда случался серьезный недобор урожая, он мог ложиться на плечи земледельца весьма ощутимым бременем.

Подушный налог вносился наличными деньгами каждый год. За детей вносили половину суммы, причитавшейся со взрослых членов семьи. С помощью данного налога правители династии Цинь влияли на поведение своих подданных. Например, на живших вместе с отцом взрослых сыновей начислялся двойной налог, и у них появлялся стимул к созданию собственных домашних хозяйств. Тем самым достигалось возделывание максимальной территории пахотной земли. С удвоением числа домашних хозяйств, в свою очередь, увеличилось число мужчин, пригодных для военной службы.

В дополнение к оброку земледельцев каждый год привлекали к обязательному труду на благо общества (участие в сооружении государственных объектов). Возраст привлечения мужчин к предоставлению подобных услуг в разное время менялся, однако базовый их принцип заключался в том, что все взрослые мужчины должны были бесплатно работать на протяжении некоторого промежутка времени (один месяц в год при династии Хань) на строительных объектах, а также предоставлять мелкие услуги администрации округов и уездов. Они занимались перевозкой товаров, таких как зерно или пеньковая ткань, строительством дворцов и жилища для чиновника, добывали или таскали соль и железо, производившиеся организованными государством монополиями, ремонтировали дороги, мосты и водные пути. В период существования Восточной Хань это обязательство обычно подменялось внесением денежных средств, использовавшихся на оплату профессиональных наемных рабочих, обладавших необходимыми навыками, которых не было у земледельцев, вынужденных заниматься не своим делом по очереди.