Соотношение распада и развития психики.

Б.В. Зейгарник

О СООТНОШЕНИИ РАСПАДА И РАЗВИТИЯ ПСИХИКИ

Л. С. Выготский неоднократ- но утверждал, что для полного освещения проблемы развития и созревания психики необходимы знания данных о ее распаде. Продолжая мысль Л. С. Выготского, А. Н. Леонтьев (1959) подчеркивал, что развитие человека заключается не в приспособлении к окружающей среде, а в усвоении и присвоении всего того, что накоплено челоечеством.

Проблема распада и развития должна поэтому решаться в психологии иначе, чем в биологических науках. Однако для конкретной аргументации этого общего положения потребовались многие специальные патопсихологические исследования.

 

Исследованиями в области паологической анатомии и гистологии показано, что при болезнях мозга поражается более всего молодое, т. е. филогенетически наиболее поздно развившееся образование коры головного мозга.

 

Экспериментальными исследованиями И.П.Павлова и его сотрудников на животных подтверждают положение о том, что при патологическом процессе ранее всего нарушается то, что было приобретено позднее. Так, приобретенные условные рефлексы разрушаются при болезни мозга значительно легче, чем безусловные. Дальнейшими исследованиями в области физиологии высшей нервной деятельности установлено, что поражение более поздних в филогенетическом отношении образований влечет за собой ослабление их регулирующей роли и приводит к «высвобождению» деятельности более ранних.

 

Из этих данных нередко делается вывод, что при некоторых болезнях мозга поведение и действия человека совершаются на более низком уровне, соответствующем якобы определенному этапу детского развития. Исходя из концепции о регрессе психики душевнобольного человека на более низкий в онтогенетическом отношении уровень, многие исследователи пытались найти соответствие между структурой распада психики и определенным этапом детства. Так, еще Э. Кречмер (1927) сближал мышление больных шизофренией с мышлением ребенка в пубертатном возрасте.

 

Выступивший на XVIII Международном конгрессе психологов (1966) известный швейцарский ученый Ж. Ажюриагерра тоже отстаивал точку зрения о регрессе психической деятельности душевно- больного человека на онтогенетически более низкий уровень развития.

 

В основе этих взглядов лежит идея о послойном распаде психики — от ее высших форм к низшим. Материалом, питающим эти представления, были следующие наблюдения: 1) при многих заболеваниях психики больные перестают справляться с более сложными видами деятельности, сохраняя при этом простые навыки и умения; 2) некоторые формы нарушений мышления и способы поведения больных по своей внешней структуре действительно напоминают мышление и поведение ребенка на определенных этапах его развития.

 

Однако при ближайшем рассмотрении эти наблюдения оказываются несостоятельными. Прежде всего далеко не всегда при болезни обнаруживается распад высших функций. Нередко именно нарушения элементарных сенсомоторных актов создают основу для сложных картин болезни (Лурия, 1969).

 

Анализ второй группы фактов (соотнесение поведения больных с этапами детства) показывает, что речь идет в этих случаях лишь о внешней аналогии.

 

Остановимся, например, на нарушениях навыов, поскольку их онтогенетическое формирование выступает особенно четко. Исследования распада различных навыков — письма, чтения, привычных действий — у психически больных позднего возраста выявили их различную структуру при разных заболеваниях. Так, при болезни сосудов головного мозга без очаговой симптоматики наблюдались дискоординация, прерывистость действий и параприксии, неловкость движений, выступавших из-за огрубевшей и запаздывающей коррекции движения (Рубинштейн, 1965). У больных, страдающих болезнью Альцгеймера (атрофическое заболевание головного мозга), выявляется утеря двигательных стереотипов (письма, чтения), выпадение сложных человеческих умений, обусловленное утерей прошлого опыта. Никаких действенных компенсаторных механизмов у них обнаружить не удавалось, в то время как нарушения навыков у больных сосудистыми заболеваниями мозга выступали "в обрамлении" компенсаторных механизмов (которые, в свою очередь, усложняли картину нарушений).

 

Следовательно, распад навыков носит сложный и неоднородный характер. В одних случаях его механизмом является нарушение движения, в других — нарушение компенсаторных механизмов, в некоторых случаях — нарушение самой структуры действия.

! При всех этих формах нарушений навыков не был обнаружен механизм действия, напоминающий этап развития навыков у ребенка.

 

К этому же выводу приводит анализ различных форм нарушений мышления. Пр. «снижение уровня обобщения». Больные (в основном с грубыми органическими поражениями мозга) могли в своих суждениях и действиях напоминать детей младшего школьного возраста. В суждениях подобных больных доминируют непосредственные представления о предметах и явлениях при выполнении ряда экспериментальных заданий, таких как «классификация предметов», они руководствуются конкретно-ситуационными признаками и свойствами предметов. Обобщенные формы систематизации заменяются конкретными, ситуационными связями.

 

При поверхностном взгляде мышление этих больных является в известной мере аналогом мышления детей-дошкольников, которые тоже опирают- ся на образно-чувственные связи. Однако при более глубоком анализе вскрывается качественное отличие мышления слабоумного взрослого больного от мышления ребенка. Слабоумный взрослый больной не в состоянии овладеть системой новых связей, установить при выполнении умственных заданий непривычные для него отношения между предметами, достаточно владея в то же время запасом прежних знаний и навыков, которыми он оперирует. Ребенок, не обладая прочным запасом знаний, широким кругом связей, легко образует новые понятия и овладевает новой системой знаний. Круг ассоциаций ребенка в процессе обучения быстро расширяется, его знания увеличиваются и усложняются. Хотя мышление ребенка действительно охватывает лишь малую часть явлений, однако в ходе практической жизнедеятельности ребенка оно постоянно совершенствуется благодаря мощной ориентировочной деятельности, общению с окружающими людьми. Ребенок быстро усваивает самые различные знания о предметах, накапливает и синтезирует их. Даже умственно отсталый ребенок всегда обучаем, в то время как дементный больной практически не обучаем.

àНесмотря на внешнее сходство мышления взрослого слабоумного больного и ребенка, они по своей структуре качественно раз- личаются.

 

«Откликаемостью» и отвлекаемостью ребенка:

 Больные с «откликаемостью» не в состоянии стойко действовать в направлении намеченной цели. Любой объект, любой раздражитель, не адресованный к больному, вызывает повышенную реакцию с его стороны. Подобная «откликаемость» взрослых больных является отклонением от нор- мального поведения. В окружающей нас среде имеется множество разнообразных объектов и раздражителей из которых нормальный психический процесс восприятия отбирает нужные и отвлекается от посторонних, нарушающих стройное течение мысли. У описанных же больных любой объект может вступить в качестве сигнального раздражителя и направить в свою сторону их мысли и действия.

 

НО В действительности генез отвлекаемости ребенка совершенно иной. В ее основе - ориентировочная деятельность, т. е. высокая степень бодрствования коры, поэтому отвлекаемость ребёнка обогащает его развитие, оно дает ему возможность образовать большое количество связей, из которых позднее образуется человеческая целенаправленная деятельность. В отличие от этого «откликаемость» является следствием снижения бодрствования коры, она не только не обогащает их умственную деятельность, но, наоборот, способствует в конечном итоге разрушению ее целенаправленности.

 

«Некритичность» и беззаботным поведением ребенка:

Цели, которые преследует ребенок, ограничены, они не включены в более общую сложную цепь отношений. Однако эта ограниченная цель у маленького ребенка все же существует, всякое его действие обусловлено потребностью (пусть элементарной), и в этом смысле оно всегда мотивировано, целенаправленно.

 

Как показывают экспериментальный материал и клинические наблюдения, действия больных недостаточно обусловливались личностными установками и намерениями. Их действия не регулировались поставленной целью. Критическая оценка своих действий отсутствовала. Эти формы нарушения поведения лишь внешне напоми- нают структуру поведения ребенка на определен-ном этапе его развития.

 

ВЫВОД: психологический анализ клинического материала показывает, что структура поведения и мыслительной деятельности взрослого больного не соответствует структуре поведения и мышления ребенка. Ни одна из болезней не приводит к повторению особенностей, свойственных развитию психических процессов по этапам детства.

 

Этот вывод, полученный на основе конкретных патопсихологических исследований, согласуется с общими положениями отечественной психологии. А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия неоднократно подчеркивали, что материальным субстратом высших психических функций являются не отдельные корковые участки пли центры, а функциональные системы совместно работающих корковых зон. Эти функциональные системы созревают самостоятельно при рождении ребенка, а формируются в процессе его жизнедеятельности, постепенно приобретая характер сложных, прочных межфункциональных связей.

 

Психические процессы и свойства личности не являются (в отличие от психики животных) результатом созревания отдельных участков или зон мозга. Они складываются в онтогенезе и зависят от образа жизни ребенка.

 

Болезнь протекает по биологическим закономерностям, которые не могут повторить закономерности развития психики. В тех случаях, когда она по- ражает наиболее молодые, специфически человеческие отделы мозга, психика больного человека не принимает структуру психики ребенка на ранней стадии ее развития. Тот факт, что больные утрачивают возможность думать и рассуждать на более высоком уровне, означает лишь, что ими утрачены более сложные формы поведения и познания, но подобная утрата не означает возврата к этапу детства. Распад не является негативом развития. Разные виды патологического процесса приводят к качественно различным картинам распада.