Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Лесной Колобок — колючий бок⇐ ПредыдущаяСтр 21 из 21
Жили-были старик со старухой — те самые, от которых Колобок укатился. Пошли они в лес. Старик и говорит старухе: — Глянь-ка, старуха, никак под кустиком-то наш Колобок лежит? Старик плохо видел, да и у старухи глаза слезились. Наклонилась она поднять Колобок — и наткнись на что-то колючее. Старуха: «Ой!» — а Колобок вскочил на коротенькие ножки и покатил по дорожке. Катится Колобок по дорожке, — навстречу ему Волк. — Колобок, Колобок, я тебя съем! — Не ешь меня, Серый Волк, я тебе песенку спою:
Я лесной Колобок — Колючий Бок! Я по коробу не скребён, По сусеку не метён, На сметане не мешен. Я под кустиком рос, Весь колючками оброс, Я на ощупь нехорош, Меня голыми руками не возьмёшь! Я от дедушки ушёл, Я от бабушки ушёл, От тебя, Волк, подавно уйду!
Волк рассердился, — хвать его лапой. Колючки в лапу впились Волку, — ой, больно! А Колобок подскочил и покатился по дорожке, только его Волк и видел! Катится Колобок, — навстречу ему Медведь. — Колобок, Колобок, я тебя съем! — Где тебе, косолапому, съесть меня!
Я лесной Колобок — Колючий Бок! Я по коробу не скребён, По сусеку не метён, На сметане не мешен. Я под кустиком рос, Весь колючками оброс, Я на вкус нехорош, Меня в рот не возьмёшь! Я от дедушки ушёл, Я от бабушки ушёл, Я от Волка ушёл, От тебя, Медведь, подавно уйду!
Медведь разозлился, хотел его в пасть схватить, губы наколол, — ой, больно! А Колобок опять покатился, — только Медведь его и видел! Катится Колобок, — навстречу ему Лиса. — Колобок, Колобок, куда катишься? — Качусь по дорожке. — Колобок, Колобок, спой мне песенку! Колобок и запел:
— Я лесной Колобок — Колючий Бок! Я по коробу не скребён, По сусеку не метён, На сметане не мешен. Я под кустиком рос, Весь колючками оброс, Я кругом нехорош, Как меня ты возьмёшь? Я от дедушки ушёл, Я от бабушки ушёл, Я от Волка ушёл, От Медведя ушёл, От тебя, Лиса, не хитро уйти!
И только было покатился по дорожке, — Лиса его тихонечко, одними коготками толк в канаву! Колобок — плюх! — в воду. Мигом развернулся, заработал лапками, — поплыл. Тут все и увидели, что это совсем не Колобок, а настоящий лесной ёж.
ЛАТКА
Здравствуй!
Таня сидела на крылечке — смотрела, как солнце тихонько опускается за озеро, покрытое льдом.
Вдруг идёт школьный учитель, а впереди него бежит незнакомая собачка. Откуда такая? Таня таких не видела. Ростом невеличка, на коротких ножках, уши до полу, хвост культяпочкой. Сама вся белая, а на спине — чёрные пятна, и на одном глазу пятно, как заплатка. Увидала Таню — марш-марш к ней на крылечко; села и лапку подаёт: здравствуй, мол! Учитель подошёл, смеётся: — Ишь ты, узнала хозяйку! Твоя ведь теперь эта собачка, Танюшка: я её из Ленинграда привёз от твоего дяди Пети. Собачка испанской породы. Вот и письмо к твоей матери. Мать вышла на крыльцо, поздоровалась с учителем и прочла. «Дорогая сестра! — писал дядя Петя. — Посылаю тебе собачку, уж не гневись. Мне в городе её никак нельзя держать: в шестом этаже ведь живу, сам весь день на заводе — вывести погулять её некому. А собачка больно хорошая, учёная, очень породистая, ласковая. Твоей Ташке за товарища будет; вещи разные приносить обучена. А летом приеду — на охоту с ней ходить буду. Я охотником решил стать. Вот собачку себе охотничью достал, а к лету соберусь с деньгами — глядишь, и ружьишко себе куплю. А дичь — всю тебе». — С какого конца ружьё держать, ещё не знает, — улыбнулась мать, — а уж дичь дарит, чудак человек! — Глянула на собачку и руками всплеснула: —Желанные мои! Экая уродка бесхвостая!.. Со всей деревни ребятишки сбежались — и ну хохотать: — Латка! Латка! Заплатка! А соседские Колька и Толька тут же и дразнилку сложили:
Ташка, Ташка, простота, У ней собачка без хвоста, Ухи-то лопатой, На глазу заплата!
Таня очень обиделась за свою собачку.
Баретка
Утром Таня ранёшенько вскочила — и в школу бежать. А одной баретки нет как нет, и куда её с вечера задевала — никак не вспомнит. — Латка, Латочка! — кричит. — Ищи бареточку, понимаешь? Ищи! Латка одно ухо подняла, другое опустила, сообразила что-то — и нырк под лавку! — Поняла, поняла! — обрадовалась Таня. — Гляди, мама, сейчас притащит мне Латка бареточку! И верно: тащит Латка из-под лавки… что это? Да старое голенище! — Ай, дурашка! — рассердилась Таня. — Баретку, баретку, я тебе сказала, а не голенище! Понимаешь? Ба-рет-ку! Ищи, ищи!
Латка виль-виль-виль хвостом-культяпочкой — да в дверь! Минуты не прошло — тащит из чулана… дохлого крысёнка. И подаёт Тане в руки. — Фу, гадость! — чуть не плачет Таня. — В крысёнка, что ли, я ногу обувать буду? Бессовестная какая! А мать, говорит: — Зачем напрасно бранишь собачку! Откуда ей знать, что это такое «баретка»? В городе такого слова и не слыхали. Ты покажи ей другую свою бареточку, дай хорошенько понюхать её — вот она и поймёт. Собаки всё больше носом понимают. Таня дала понюхать свою баретку Латке, та и поняла: нырк под кровать — и тащит Танин полуботинок. — Вот умница! — обрадовалась Таня. Быстренько обулась и побежала в школу.
Нырок
Пришла весна. Лёд на озере стаял — и засияла вода, синяя-синяя! В первый раз побежала Таня со своей Латкой на берег. Собачонка с разбегу — бух в воду! Таня кричит: — Сумасшедшая, куда ты! Вода ледяная — воспаление лёгких получишь! Куда там! Резвится себе в воде, плавает. Подошли соседские мальчишки Коля и Толя. Коля наклонился, поднял камень со свой кулак и кричит: — На, Латка, на! Размахнулся да как швырнёт камень в озеро! Камень — бульк! — и пошли круги по воде. А Латка — нырк! — и скрылась из глаз. Таня так и ахнула: — Утонула моя собачка! А Латка и не думала тонуть: достала камень со дна, вынырнула, фыркает, плывёт. Вылезла на берег и подаёт Тане добычу, а у самой весь рот в крови: разорвала об острый камень. Мальчишки смеются: — Ай, собачонка — нырок, настоящий водолазик! Таня очень рассердилась на мальчишек и поскорей увела Латку домой.
Охота
В конце лета приехал дядя Петя — в отпуск. — Ну как, — спрашивает, — собачка испанской породы? Понравилась? — Очень хорошая собачка! — отвечают мать и Таня в один голос. — Прямо умница собачка! — Вот и чудно! Завтра пойдём с ней на охоту, на озеро. С этой породой как раз на уток охота. Я себе и двустволку купил. Рано утром пришёл учитель, и дядя Петя собрался с ним на охоту. И Таню с собой позвали — дичь помогать нести. Идут по берегу озера. Латка впереди бежит, за ней дядя Петя с двустволкой шагает, за ним учитель с одностволкой, позади всех — Таня. Вдруг — шырр! — вылетает из камышей утка. Дядя Петя — бах! бах! — из своей двустволки, учитель — ббах! — из своей одностволки. А утка летит себе — и скрылась за лесом. Дядя Петя проводил её глазами, почесал в затылке и говорит: — Это чирёнок. Больно маленькая утка. И мчится как сумасшедшая. В такую попасть невозможно. А Латка сразу после выстрелов бросилась в камыши, поплавала там, поплавала — видит, что там убитой утки нет, и вернулась к охотникам. Зарядили ружья. Пошли дальше. Теперь учитель впереди. Вылетает из камышей большая утка — кряква. Учитель — ббах! Дядя Петя — бах! бах! Утка только ходу наддала и скрылась из глаз. — Кхм! Кхм! — откашлялся учитель. — Верно, помирать полетела… Дядя Петя промолчал, а Латка на этот раз даже не полезла в воду. Зарядили ружья. Пошли дальше. Но сколько ни вылетало из камышей уток, сколько ни бабахали учитель и дядя Петя, птицы улетали целёхоньки. И каждый раз охотники находили причину, почему дичь не падает. А Таня шла за ними и улыбалась: радовалась, что утки спасались от выстрелов живы и здоровы.
Наконец охотники устали и присели отдохнуть.
Добытчик
Таня отошла от них в сторону, выбрала местечко, где камыши отошли от берега, и стала купаться. А Латка плавала с ней, плавала и заплыла в камыши. Только вылезла Таня из воды, оделась — плывёт из камышей Латка и держит в зубах… утку. Вылезла и подаёт Тане в руки. Таня смотрит: утка живёхонька! Сама хоть большая, а крылья ещё не отросли, летать не может. Шлёпунцами таких зовут, потому что они как кинутся удирать, так крыльями по воде — шлёп-шлёп-шлёп! — а подняться в воздух — никак! Вот Латка в камышах его и поймала. Таня крикнула дядю Петю. А Латка уж второго шлёпунца тащит. Пока охотники «ох!» да «ах!»—шесть утят перетаскала, целый выводок! — Ох, и пристыдила нас собачонка! — говорит дядя Петя. — Стреляли мы, стреляли — ни одной утки на обед не взяли. А Латка сплавала — полдюжины обедов принесла. Да без выстрела. Вот это так добытчик! Таня спрашивает: — Какие-такие «обеды»? Не дам шлёпунцов убивать! Мои шлё-пунцы: мне их Латка принесла. Пускай все у меня и живут! Охотники видят — делать нечего. Таня права: её утки. Поклали всех живыми в мешок, потащили домой. Ох, и смеху было над охотниками в деревне! «Ваша дробь, — говорят, — только живит дичь!» Ну да охотнички и сами над собой посмеялись с другими. — Сами видим — не годимся в стрелки. Мы и ружья решили продать. Пускай Латка одна за нас на охоту ходит: у неё это лучше получается. А Таня так всех шестерых утят и выкормила. Осенью, когда дикие утки собрались в отлёт, им подрезали отросшие крылья — и они остались зимовать в курятнике. Таня их вволю кормила, и они очень привязались к доброй девочке. Услышат её голос издали и — квяк! квяк! квяк! — ковыляют к ней навстречу все шестеро, одна за другой — гуськом.
В лесу
Школьники готовились к празднику Седьмое ноября, украшали зелёными ветвями свои классы. И задержались в школе до поздних сумерек. Кто близко живёт — тем ничего. А Тане с соседскими Колей и Толей, второклассниками, три километра домой идти — да лесом, да полями. А в лесу дорога чёрная-чёрная — размыло дождями. Мальчики говорят: — Мы лучше не пойдём — подождём, пока лошадь пришлют. Дороги нисколько не видать. Боязно идти. Ну, а Таня — та смелая! Когда с ней Латка — ничего не боится. А Латка от Тани никуда, и в школу вместе ходят; пока Таня в классе, Латка во дворе играет.
Таня и говорит мальчикам: — Эх вы, трусишки! Да ведь моя Латка впереди нас побежит, нам дорогу указывать будет. Уж не собьётся с пути: она дорогу носом видит. Уговорила мальчишек. Вошли они в лес — совсем темно, дороги в потёмках не видно. А Латка впереди бежит — Латку ребятам видно: мелькает впереди белая Латкина спина. Белое на чёрном даже в потёмках видно. Шли так ребята, шли — ночью дорога куда дольше кажется — шлёпали, шлёпали.. И вдруг повалил снег! Первый в году снег, а густой-густой, крупными хлопьями — всё кругом закрыл. И Латка вдруг затявкала, затявкала и умчалась куда-то прочь. Верно, заяц на дорогу вышел — зайца погнала. Прошли ребята немного вперёд, чувствуют — под ногами у них неутоптанная земля. Ещё маленько прошли — на кусты стали натыкаться, на деревья… Дорога совсем куда-то потерялась. Пошли ребята назад — как, им казалось, только что шли. Нет дороги. Взяли вправо — нет дороги, чаща. Повернули налево, шли, шли — лес будто реже, верхушки деревьев стали видны, а дороги всё равно нет. Остановились ребята: поняли, что заблудились.. Мальчишки посопели-посопели — и в рёв! Тане хуже всех: ведь это она уговорила маленьких Колю и Толю не дожидаться лошади, самим домой идти. Теперь и поедут за ними — не найдут в лесу, раз уж с дороги сбились. И Тане одной отвечать.
Шаги
Таня усадила мальчиков под шатёр большой ели; даже в темноте разобрала, что это ель: здорово колется.. А Коля и Толя в голос ревут, причитают: — Пропали наши головушки! Мы на холоду замёрзнем, нас волки-медведи съедят!.. — Цыц, вы! — Таня на них. — Никаких тут волков-медведей сто лет нет — всех повывели. А самой как раз и вспомнилось: вчера только мать рассказывала, что объявился в лесу за озером медведь. Тёлку задрал. Долго ли ему сюда перебежать?.. И ух как страшно самой стало! Хотела ещё Латку крикнуть — голос перехватило: а ну как вместо Латки да медведь услышит!.. Мальчики замолчали, только всхлипывают. Слышно в тишине: мягко так падают холодные пушинки на землю, на ветки. Чуть шебуршит в лесу. И вдруг послышалось Тане — шум какой-то издали! Ближе, ближе… Будто баба-яга — костяная нога идёт по дороге, клюкой постукивает. Ближе, ближе… Цок-цук! Цок-цук! Цок!.. Мальчики всхлипывают, ничего не слышат. А у Тани прямо сердце зашлось от страха. Хоть бы Латку сюда: она бы носом разобрала, что там…
На поиски
Между тем в деревне уже хватились Тани и мальчиков: уж ночь, снег повалил, а ребят все нет из школы. Колхозники живо запрягли лошадь, и Танина мать погнала в школу: думала, ребята еще там. Въехала в лес. Стучат лошадиные подковы по мёрзлой земле, дорога снегом покрыта — видна в темноте. Доехала быстро. Но школа оказалась закрытой, а сторожиха сказала, что Таня с обоими мальчиками ушла домой ещё в сумерки. — Не иначе как с дороги сбились, в лесу плутают, — догадалась мать. — Замёрзнут малыши! И погнала лошадь назад: живей народ собирать — да в лес!
Латка
… Таня слушала, замерев от страха. Но стук копыт бабы-яги — костяной ноги, приблизившись, вдруг стал отдаляться, отдаляться и затих вдали. Страх отпустил Таню. И вдруг что-то холодное, мокрое ткнулось Тане в руки: собачий нос! — Латка, Латочка! — прошептала Таня. — Собачушка моя!. И к Тане в один миг вернулась вся её смелость. — А ну, ребятишки, побежали! — весело скомандовала она мальчикам. — Латка нас живо выведет! И правда: они прошли совсем немножко по всё редевшему лесу — и вышли в поля. Тут было гораздо светлее. К тому же и снег перестал падать. На белом поле хорошо были видны чёрные «заплатки» на боках у бежавшей впереди Латки: чёрное на белом даже в потёмках видно. Прямиком через поля и добежала Таня с мальчиками до своего дома. Утки услыхали её из курятника и громко закрякали: «Квяк! квяк! квяк!» А из-за угла улицы раздалось вдруг: «Цок-цук! Цок-цук! Цок!» — будто баба-яга — костяная нога идёт, по мёрзлой земле клюкой постукивает. — Тпру-у! — крикнула мать. — Никак, ты, Танюша? — Я, я, и с мальчиками! Нас Латка довела! Ну, как узнали про всё это ребятишки— сразу зауважали Латку, собачку испанской породы, коротконожку, уши до полу, хвост культяпочкой, сама белая, а по бокам и на глазу — чёрные пятна, как заплатки.
ВОСПИТАННИКИ
ПЕРЕМЕНТ
Для своих котят тётина Фенина кошка Машка всегда была очень хорошей матерью. Кормила их сперва своим молочком, а как подрастут — мышей и птичек начинает им приносить с поля. Не раз и цыплят соседкиной клушки приносила. Такая бандитка! Сколько неприятностей тёте Фене было из-за неё! А нынче — вот уже второй год — котят у Машки нет. Тётя Феня говорит, что и не будет больше: старенькая Машка стала. Машка, и верно, всё больше на печке лежит или на крылечке на солнышке греется. На покое теперь. На каникулы приехала к тёте Фене внучка — Натка-юннатка. И сразу: — Мне, — говорит, — необходимо полдюжины цыплят. Инкубаторских, с птицефермы. Мне, — говорит, — наш юннатский кружок поручил — раз я в колхоз еду — петушков и курочек воспитывать. Тётя Феня ей: — Разве можно при такой бандитке, как наша Машка, цыпу-шек заводить? Она их всех поест! А Натка: — Ничего ещё неизвестно! Сделаем экс-пери-мент. Мы в кружке эксперименты часто делаем — опыты, значит. Тётя Феня даже не дослушала: слово эксперимент ей необыкновенно понравилось. Она мигом приспособила его на свой лад и стала употреблять на каждом шагу. — Ну, — говорит, — коли перемент, так заводи цыпушек. Поглядим, что получится. Сама купила цыпляток на птицеферме— махоньких, прямо из яйца. Стала их у себя на дворе выпускать из корзиночки, а Натка стоит на крыльце над Машкой с прутиком: на случай — кинется! Машка притворяется, будто спит, а сама один глаз приоткрыла: следит за цыплятами. Посредине двора стояла Машкина мисочка с едой. Цыплятки подкатились к ней, кашу на пол — и зёрна клювиками — тюк-тю-рик! тюк-тю-рю-рик! Кошка видит, а ничего, не бросается на них. — Перемент сделался, — говорит тётя Феня с удивлением. — То ли Машка сыта? Наклевались цыплюшки зёрнышек, а всё пикают, всё что-то по двору ищут. — Матку свою ищут, — говорит тётя Феня, — клушку, значит. Холодно им так, бесприютно. Под крылышко хочется. Тут один увидал на крыльце Машку и со всех ног — к ней! И все за ним. Не успели тётя Феня с Наткой сообразить, что делать, цыпки так и обсыпали кошку: трое забились ей под лапы, один забился под хвост, двое вскочили на спину. Машка широко открыла глаза, приподняла одну лапу, выпустила когти и… опять спрятала их! И глаза зажмурила: будто ничего и не видела, ничего и не почувствовала. Но она почувствовала. Почувствовала, как доверчиво прижались к ней малыши, как нежно согрели они её старое тело. Уютно примостившись в чёрной шёрстке кошки, жёлтенькие цыплятки закрыли глазки и спокойно заснули: они нашли свою маму. И так неожиданно попавшая в мамы старая кошка вдруг блаженно зевнула, высунув красный язычок, и замурлыкала. С этого дня Машка усыновила цыплят — признала их своими. Она даже к мисочке своей не подходила, пока из неё не поедят все цыплята. А раз случилось вот что. Тётя Феня с Наткой-юннаткой пекли у себя в кухне оладьи и через открытое окно посматривали во двор на подросших уже тогда цыплят. В поисках зёрен и крошек цыплята разбрелись по двору. Вдруг по земле метнулась тень! Коршун упал с высоты, схватил одного из цыпляток и, тяжело махая крыльями, хотел подняться в воздух… Да не тут-то было! С крыльца бросилась на него чёрная кошка. Всё это произошло так быстро, что тётя Феня с Наткой не успели даже крикнуть! Тёмный пух закружился в воздухе, и два больших Коршуновых пера закачались над забором. Кошка тяжело упала во двор, за ней, распластав крылышки, — цыплёнок, а коршун, судорожно махая дырявым крылом, скрылся за избой. Больше он ни разу не решался нападать на цыплят и далеко облетал тётин Фенин двор, завидев в нём чёрную кошку. Цыплят, говорят, по осени считают. Осенью налицо оказались все шесть Наткиных цыплят. А тётя Феня всё хвастала: — Вот у нас какой перемент сделался! Вот у меня какая старушка Машка! Цыплячья матка!
СОРОКА ГАЛЯ
Галю я отбила у мальчишек, которые её мучили. И выкормила её. Она очень весёлая. Целый день стрекочет, особенно когда ребята приходят. Я научила её «писать». Возьму перо и нарочно макаю его при ней в чернильницу. И она суёт свой клюв в чернильницу. А потом начинает размазывать чернила по бумаге, вытирая о неё нос. Вся бумага становится в кляксах. Галя хватает «письмо» и начинает таскать по комнатам, показывать всем ребятам — будто хвастает: «Вот я какая грамотная!» А с весёлым щенком Неркой они устраивают «футбольные матчи». Нерка толкает мяч лапой, а Галя — носом. Каждый хочет догнать мяч и завладеть им. А мяч выскальзывает. Играют они с большим азартом. Вечером её стрекотня прямо надоедает. Уж спать пора, а сорока всё прыгает и шалит. И каждый день я твердила ей: — Тише, Галя, тише! Ведь уже все, все спят! Спать, спать! Вдруг раз вечером она сама и говорит — да так ясно: — Все, все шпят! Чуть только пришепетывает: «шпят». Она очень не любит, когда ребята долго не обращают на неё внимания, своими делами занимаются. И сейчас же рассердится и начинает кричать: — Тише! Тише! А потом: — Шпать! Все, все шпать!
ПАСЯЕЧКА И ДРОЗДОК
Был у нас кот Пасяечка. Он знал своё имя очень хорошо, а главное, был очень умный и никогда без спроса ничего не трогал. Жили мы тогда в совхозе. И вот раз ночью слышу, как будто кто-то крыльями машет. Я встала, открыла штору, а на окне сидит Пасяечка и держит в зубах птичку. Кота я нашлёпала как следует. Птичку мне удалось выходить. Мы прозвали её Дроздок. Дроздок очень скоро к нам привык, нисколько нас не боялся, скакал по комнате, взлетал на окна и ловил мух. Все мне говорили: «Вот уйдёте куда-нибудь, Пасяечка и съест вашу птичку». Но я строго погрозила коту пальцем и сказала, чтобы не смел Дроздка трогать. Вот однажды мне пришлось уйти из дому. Квартиру я заперла на ключ. Прихожу, отпираю — ни кота, ни дрозда нет. У меня так сердце и упало!. И вдруг вижу: в кухне на полке лежит Пасяечка, свернулся в клубочек, а на нём, как в гнезде, стоит Дроздок! С этого дня началась их дружба. Спали они всегда вместе. Если Дроздок долго не идёт, Пасяечка сходит за ним, лапкой его тронет, Дроздок и вскочит на него. Кот разляжется, а Дроздок давай из него шерстинки выклёвывать. Коту это нравится, он мурлычет.. Теперь уж я за Пасяечку боялась: как бы ему Дроздок глаз не выколол. Около нашего дома был пруд. Как-то мы собрались идти в кино на дневной сеанс, а сосед как раз несёт нам в тазике живых карасей. — Большое спасибо! — сказала я и поставила тазик в кухне на стол, прикрытый скатёркой. Сосед сердится: — Я не коту, я вам живёньких принёс! А Юра — сынишка мой — отвечает: — Что вы! Пасяечка такой честный. Он без спросу не возьмёт. Сосед и поспорил с ним на плитку шоколада, что кот обязательно рыбу утащит. Пришли из кино. Позвали соседа, при нём дверь открыли и вошли в кухню. Я так и ахнула: на столе стоял пустой тазик! — Ну вот, — сказал сосед. — Будете знать, как верить коту! У Юры даже слёзы на глазах показались. Вдруг слышим шорох и видим: кошачий хвост из-под стола торчит. Подняли скатёрку, а там кучей карасики лежат и над ними Пасяечка и Дроздок сидят. Как какой карасик шевельнётся, так Пасяечка его лапкой, лапкой, а Дроздок — носом. Сидят оба и охраняют рыбу, чтобы не удрала, пока мы ходим. Соседу это так понравилось, что он подарил Юре целую коробку шоколада и сказал, что больше никогда спорить не будет. Вот какие были честные наши Пасяечка и Дроздок!
СЛЕПОЙ БЕЛЬЧОНОК
Папа нашёл мне бельчонка весной. Он валялся под большой сосной, где у белки гнездо. Может быть, белка перетаскивала его куда-нибудь и обронила? Я не знаю. Мы с папой даже не заметили, что он слепой. То есть мы видели, но считали, что он нормальный: ведь они все родятся слепыми. Мы его выкормили из соски. То есть сперва он соску не брал, сперва мы его с пальца кормили: обмакнёшь в молочко палец, а он с него слизывает. А потом на бутылочку стали соску надевать, и он из бутылочки пил. Он рос, рос — а глаза не открываются. Потом открылись — и мы увидели, что они совсем белые — слепые! Мы не знали, что с ним делать! Но он такой весёлый был и ласковый. Узнавал по голосу и папу, и меня. Войдёшь в комнату, он — раз! — и вмиг у тебя на плече очутится! А к папе всегда в карманы залезал: нет ли там чего вкусненького? Очень любил шишки, орехи. В лапках держит, зубками быстро-быстро работает. Три ореха съест, четвёртый про запас прячет. Только как прятал-то? Положит куда-нибудь в уголок между полом и стенкой и думает, что спрятал. Слепой. Думает, и все слепые. Не знает, что раз открыто лежит, — значит, у всех на глазах. Слепой, слепой, а по всей квартире отлично бегал, ни на что не натыкался. Со стула на спинку кровати, с кровати на шкаф чересчур даже ловко прыгал: ни разу не было, чтобы сорвался или там вещь какую-нибудь уронил. Такой акробат! Вот только когда стул или там что-нибудь неожиданно переставишь, куда ему прыгать, — ну, тут прыгнет и шлёпнется. Слепой же ведь всё-таки. Нисколько не видел. Вещи надо было всегда так передвигать, чтобы он слышал. Тогда он понимал и уж в пустое место не прыгал. Ушами понимал. Уши у него были, словно зрячие.
СВЕЙКИ
В Латвии народ любит птиц. Рассказал я одному знакомому латышу про удивительную сороку Галю. Сорока эта на чисто русском языке посылала ребят спать, чуточку только пришепетывала: «Шпать! Все, все шпать!» Латыш сказал, что для него это не удивительно, потому что у них в Латвии даже неприрученные птицы, бывает, говорят на латышском языке. И рассказал мне такой случай. Нынче весной он развесил в своем саду много новых птичьих домиков, и все дуплянки, скворечники, синичники сейчас же были заняты разными дуплогнездиками. Потом ему пришлось надолго уехать в Ригу, попал он к себе в деревню только в начале лета. Подходит к своему саду и вдруг слышит — кто-то радостно его приветствует весёлым свистящим голосом: «Свейки, свейки, свейки! Лабрит!» «Свейки» — по-латышски — «привет», а «лабрит» — «доброе утро»! Хозяин остановился, но ни в саду своём, ни на крыше дома никого не увидел. Решил, что ему это просто послышалось, и вошёл в сад. И тут опять, теперь прямо у него над головой, раздалось весело: «Лабрит! Свейки, свейки, свейки!» Латыш взглянул вверх и увидел… скворца! Чёрный, весь в ярких блёстках скворчик сидел рядом со своей скворечней, смешно трепетал крылышками и высвистывал: «Свейки, свейки, свейки!» — как бы приветствуя хозяина. Потом оказалось, что каждое утро колхозницы и колхозники, проходя мимо сада, приветствовали этого скворца — домик его у самой дороги — словами «свейки» и «лабрит». Вот скворец вызубрил эти приветствия и пел их всем прохожим. А добрый привет всегда по сердцу птицам, как и людям!
ЗАЙЧАТА
Раньше я ничего не знала о жизни зайцев. Слыхала только, что они быстро бегают, едят капусту и всего боятся. У нас в пионерском лагере живут три маленьких зайчонка. Оказывается, зайцы очень весёлый народ. С самого утра они затевают игры с беготнёй и прыжками. Утомившись после этой «утренней зарядки», они просят завтракать: рыскают по всем углам, становятся на задние лапки, чухают носом, тыкаются в миску. Зайчата очень привязались к нам. Им, видно, очень нравится, что мы о них так заботимся. Но однажды мы не углядели, и наши воспитанники всей гурьбой удрали в лес. Мы, конечно, очень огорчились: ищи ветра в поле! Пропали, пропали зайцы! Но напрасно мы волновались: едва настало время сна, все зайцы в полном сборе явились домой! И мы увидали, что нашим зайцам вполне можно доверять: они уже привыкли к дисциплине! Я очень полюбила зайчат. Теперь я знаю, какой у них забавный характер.
ПАУЧОК-ПИЛОТ
Жил-был маленький паучок. Была у него страшная паучиха-мамаша и множество братишек и сестрёнок. И вот в один прекрасный осенний день наш паучок потихоньку убежал от паучихи, от всех своих братишек и сестрёнок, залез на высокий стебель и начал ткать паутинку: решил сплести тенёта, ловить мух и комаров — зажить своим домиком. Но только он стал выпускать из себя паутинку, глядь — бежит мохнатое страшилище: ни шеи, ни хвоста — голова да брюхо, восемь ног, восемь глаз — все враз на нас! Это была паучиха — его мамаша. Ужасно испугался паучок. У пауков ведь так: паучиха долго таскает на себе мешок, набитый детишками. Бережёт их от дождя и холода, от хищников. С опасностью для собственной жизни защищает их от всех врагов. А подрастут паучишки, разбегутся кто куда, — и кончено: мамаше на глаза не попадайся — съест! Наш паучок, как увидел паучиху, так со всех ног наутёк: со стебля на листок, с листка на цветок, на одуванчик. Осень тихая стояла, солнечная — одуванчики в ту пору опять зацвели. На цветке на одуванчике собрал паучок все свои восемь ног к голове. Брюшком к небу повернулся.. А внизу на земле муравьи собрались, букарашки, сам жук-олень пришёл, — и все смотрят, — что такое паучок делать собрался? И паучиха сюда приближается… Паучок из себя паутинку пустил. Длиннее, длиннее выпускает. И зацепилась паутинка концом за стебель. Тут пошёл паучок с цветка на стебель. Тихонько идёт, еле ножками перебирает. А сам паутинку всё ткёт, ткёт, ткёт… Уж длинной петлёй паутинка завилась. А паучиха к одуванчику подошла, на стебель лезет. Паучок как припустил к ней вниз! Голову, что ли, потерял со страху?! Добежал до места, где его паутинка за стебель зацепилась, — раз её! — откусил как ниточку. Ветерок дохнул — паутинку метнул — оторвал паучка от травинки. Паучок лёгонький — пушинка! Летит себе на паутинке. Паучиха так не может: тяжела. Слезла поскорей с одуванчика, — побежала догонять паучка: спустится же где-нибудь! Коротка паутинка, — летит паучок над самой травой. Летел-летел — да за какую-то травинку и зацепил. Глядь — это не травинка, а длинный ус зелёного кузнечика-скачка! Рассердился скачок, — как тряхнёт усом! Паутинка порвалась, — отлетел паучок далеко в траву. Да ведь это не спасенье: живо и тут паучиха найдёт! Где она? Влез паучок посмотреть на голубой цветок цикория. Откуда ни возьмись, — две страшные осы на него! Полосатые как тигры, крылатые как ястреба, спереди челюсти-жвала, позади — смертоносные жала! Спешат, жужжат, — обе сразу бросились — да в воздухе и столкнулись, — на землю упали. Только тем и спасся. А сзади уж ещё две летят. Ну, паучок не стал ждать: пал вниз — и спрятался в траве. Спрятался — и видит: висит на кусту большая серая роза — осиное гнездо. Собрал паучок ножки, брюшко вверх, и паутинку ткёт, ткёт, ткёт!.. Ветерок дохнул, паутинку мотнул, паучка сорвал — паучок дальше помчал. Летел, летел — да раз! — опять за что-то паутинка задела! Повис паучок вниз головой — и видит: на земле под ним слизняк-мягкотел с витиеватым домиком на спине. Две длинные, две короткие мягкие булавочки выставил. Кругом оглянулся паучок, — сразу про булавки забыл! Кругом — огромные рыжие мыши!.. Но так ему со страху показалось: это были всего только мыши-малютки. Они даже паучкам не опасны. Одна мышь-малютка лезет на стебель, другая сидит на земле, колосок в ручках держит и пастишку разинула: смешно ей, как паучишка на ниточке раскачивается кверх ногами. А за ней на траве замечательное свито гнёздышко из соломинок. Паучку стыдно стало, что он мышей-малюток так испугался. Он и спрашивает у хохотуньи: — Это ваш домик тут на траве? — Самый наш, — отвечает мышка. — Мы в нём всей семьёй живём. — Скажите, пожалуйста, — а что это у вас в руках? — Вот смешной! Не видишь разве? Колосок. В кладовку несу — на зиму запас собираем. — А скажите, пожалуйста, что такое «зима»? — Ой, да ты и глупенький! Разве тебе мама не говорила, что скоро пойдут дожди, дожди.. ветры сорвут с кустов платье, станет холодно-холодно!. Залетают снежинки — белые такие, ледяные мушки, — засыплют всю землю. Тогда нечего станет грызть, нечем станет брюшко себе набивать. А зима долгая-предолгая, — и кто не запасёт себе на зиму зерна, тот с голоду помрёт. — Какой ужас! — сказал паучок. — А как же я? Я совершенно не умею собирать себе на зиму запасы. — Поди-кась ко мне, — промямлил снизу чей-то мятый голосок. — Я тоже запасов себе не коплю. Это шептал слизняк-мягкотел со своим домиком на спине. Чтобы лучше слышать, паучок спустился к нему на листок ромашки. — Ты сделай, как я, — сказал слизняк. — Начнёт холодать, — я утянусь в свой домик весь с головой, замкнусь в нём — и спать! Ловко? — Ловко-то оно ловко, — сказал паучок. — А как мне быть, если у меня домика-то нет? — Н-не знаю, — промямлил слизняк. — Поди вон к шмелям. Шмели — не осы, тебя не тронут. А домиков из себя делать тоже не умеют. Паучок побежал к шмелям. Мохнатые шмели сказали паучку: — А ты собери всё своё семейство — и сделайте себе такую землянку, как у нас. Первым делом свою мамашу зови. У нас мамаша всем домом правит. Паучок как услыхал про мамашу, так боком, боком со всех ног наутёк. Взбежал на травинку, видит: на чёрного жука-медляка напали муравьи. Жук стал на голову и ядовитой струйкой отстреливается от врагов. Паучок испугался: а ну как в него попадёт смертоносная струйка, или муравьи увидят — набросятся… Живому не уйти! Слизняк — тот весь в свой домик утянулся со страху. Паучок бежал, бежал, видит: берёза. На листьях жучки сидят — красоты неописанной! Уж на что у берёзы листья зелёные, — жучки ещё зеленее. Листья золотистые — жучки ещё золотистее. А блестящие — прямо глаза слепит! И у каждого — хоботок: слоники-жуки. Паучок залез на ветку, на паутинке спустился — и спрашивает: — Слоники-зелёники, а вы что тут делаете? — Не видишь разве: листья в трубки свёртываем. Листовёрты мы. В трубки яички свои откладываем. Там их ни дождём не замочит, ни холодом не проймёт. — Понимаю, — говорит паучок. — Так как из яичек личинки выйдут, значит, вы для своих личинок листяные домики на зиму готовите. — Ничего ты не понимаешь! — рассердились слоники. — Это летнее помещение— дача. Зимовать будут наши личинки в земле. — Как так? — Как так да как так! — передразнили слоники. — Не мешай ты нам, не приставай, пожалуйста! Один жучок залез на ветку — и перегрыз паутинку. Ветерок дохнул, паутинку мотнул, приподнял слегка — понёс паучка. Летит паучок над самой травой, глядь — а по земле паучиха бежит, его догоняет! Паучок скорей паутинку ткать — подлинней отпускать. Выше поднялся, а паучиха за ним, как тень по земле, — никак не отстаёт! Паучок и думает: «Вон впереди река! Дай-ка перелечу её. В воду-то мамаша ни ногой! Там и спасусь». Ткёт, ткёт на лету паучок паутинку. Паутинка длиннее — ветерку веселее, — высоко понёс паучка над берегом, над речкой… Вот и другой берег. Паучиха на том осталась. Пора и снижаться. Стал паучок паутинку укорачивать, под себя подбирать, на ножки наматывать. Короче паутинка — ниже паучок. Ещё короче — ещё ниже.. И приземлился паучок на берёзовый листок. Корабликом плыл этот листок по реке у самого берега. Плывёт паучок и видит: снуют по реке быстрые водомерки как посуху. А в воде-то, а на дне-то всяких чудищ! Тут и клоп-скорпион с длинной пикой сзади, и хищный жук-плавунец, и гладыши-кувырканчики, и страшные стрекозьи личинки, и слизняк-прудовик, и такое ещё, отчего у паучка глаза на лоб полезли: прищеплен на водоросли вроде бы прозрачный горшочек из воздуха, а в горшочке самый настоящий паук живёт, сам весь серебрится! Выскочил паук-серебрянка из своего пузыря, всплыл наружу и говорит: — Иди, паучок, к нам под воду жить! — Ой, да куда тут купаться! — испугался паучок. — Зима скоро, холод. — Эк напугал! — серебрянка смеётся. — Слизняковых домиков — витиеватых ракушек — пустых сколько хочешь на дне валяется. Залезь в любую, натаскай в неё мохнатыми лапками воздушные шарики-пузырьки, крышку ракушки закрой поплотней — и спи себе в покое до весны! — Ой, да ведь я ни плавать, ни нырять не умею! — говорит паучок. — И воздух в лапках таскать не могу. Тут ветерок дохнул, листок толкнул, — прибил к бережку. Паучок скок на бережок и думает: «Лучше всех всё-таки слоники-зелёники! Для лета у них — дача на воздухе, для зимы — дом под землёй. Поищу-ка и я себе зимнюю квартиру». А её и искать не надо: лежит на земле пустой жёлудь, в нём дырочка — для паучка дверь. Влез паучок в жёлудь. Мягкой паутинкой его выстлал. Дверку паутинной затычкой заткнул. Собрался в комочек — и заснул. Тепло и уютно! Весной проснётся — на дачу переедет, сеть-паутину на травке сплетёт — мух ловить. То ли не житьё!
РЕПОРТАЖ СО СТАДИОНА ЖУКАМО
Наш микрофон — на стадионе Жукамо.
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2020-11-22; просмотров: 60; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.14.130.24 (0.246 с.) |