Почему Кант видит необходимость в том, чтобы полагать определенные границы свободе мысли и поведения? В чем смысл различения «публичного» и «частного пользования собственным разумом»?

Первым, что сделал Кант на пути построения своей системы, было отделение проблемы свободы как нравственной и практической задачи от свободы как независимости в мире природной необходимости. Следствие такого разделения – снятие многих «больных вопросов» свободы, которые, главным образом, произрастают из единства природного и духовного, чувственного и нравственного. Кант сознательно отделяет свободу от природы с ее законами необходимости, а также индивидуально-чувственными склонностями и делает естественный переход во всеобщую сферу – в мир разума. Именно в разуме содержится общее и сверхиндивидуальное начало – залог объективности и ограничения индивидуального произвола. Свободное публичное применение разума рассматривается Кантом как несомненная общественная доминанта, ведь ни в одной частной сфере ее основоположения не могут и не должны уходить от критики разума, оставаться незыблемыми во все времена. Закон, в самом широком смысле слова, обязателен для исполнения, пока он не отменен или не изменен, а это неизбежно происходит в процессе развития человеческого общества, так как ничто не может остановить его стремление к совершенствованию, к просвещению. Отказаться от этого значит «нарушить и попрать священные права человечества».

 

Каков смысл императива: «Рассуждайте сколько угодно, но повинуйтесь»?

Поскольку ни сами люди, ни те из них, кто намеревается осуществить этот процесс трансформации, выхода из состояния несовершеннолетия в состояние совершеннолетия, не могут этого сделать, говорит Кант, для того чтобы понять, как должно произойти, выход из состояния несовершеннолетия, нужно разобраться с тем, что такое это состояние несовершеннолетия. И он говорит, что состояние несовершеннолетия характеризуется складыванием, так сказать, двух необоснованных и незаконных пар: во-первых, пары покорности и отсутствия рассуждений; во-вторых, пары или по крайней мере путаницы между тем, что следовало бы различать: частным и публичным.

Для этого просвещения требуется только свобода, и притом самая безобидная, а именно свобода во всех случаях публично пользоваться собственным разумом. Но вот я слышу голоса со всех сторон: не рассуждайте! Офицер говорит: не рассуждайте, а упражняйтесь! Советник министерства финансов: не рассуждайте, а платите! Духовное лицо: не рассуждайте, а верьте!  (Лишь один-единственный повелитель на свете говорит: рассуждайте сколько угодно и о чем угодно, но повинуйтесь!) Здесь всюду ограничение свободы. Однако только тот, кто, будучи сам просвещенным, не боится собственной тени, но вместе с тем содержит хорошо дисциплинированную и многочисленную армию для охраны общественного спокойствия, может сказать то, на что не отважится республика: рассуждайте сколько угодно и о чем угодно, только повинуйтесь! Так проявляется здесь странный, неожиданный оборот дел человеческих, да и вообще они кажутся парадоксальными, когда их рассматривают в целом. Большая степень гражданской свободы имеет, кажется, преимущество перед свободой духа народа, однако ставит этой последней непреодолимые преграды. Наоборот, меньшая степень гражданских свобод дает народному духу возможность развернуть все свои способности. И так как природа открыла под этой твердой оболочкой зародыш, о котором она самым нежным образом заботится, а именно склонность и призвание к свободе мысли, то этот зародыш сам воздействует на образ чувствования народа (благодаря чему народ становится постепенно более способным к свободе действий) и, наконец,  даже на принципы правительства, считающего для самого себя полезным обращаться с человеком, который есть нечто большее, чем машина, сообразно его достоинству

 

СЕМИНАР №2.