Как Дебби и сандра получали пятерки.

Из всех девочек восьмого класса, в котором я преподавал в тот год, никто, казалось, не получал более твердых пятерок, чем Дебби и Сандра. Эти двое выделялись по всем предметам. Они, совсем, не будучи родственниками, вели себя, как двойняшки, - настолько их поведение было схожим. Дебби была маленькой брюнеткой, а Сандра - высокой блондинкой. Их дружба скреплялась общими интересами, вкупе со способностями к учению, заставляли меня радоваться тому, что они учатся в моем классе.

В конце учебного года эта радость обернулась унынием. Я практиковал пред летними каникулами приглашать каждого своего ученика в свой кабинет для совместной молитвы. Один за другими они приходили поделиться своими планами и попрощаться. На последней неделе занятий в том году Дебби появилась у дверей моего кабинета очень серьезной. Во время молитвы она начала всхлипывать, что было совсем загадочным. Когда мы поднялись с колен, она справилась со слезами.

- Есть ли что-нибудь, о чем бы ты хотела поговорить? - спросил я.

Она покачала головой. Затем, повернувшись, она поспешно вышла из кабинета.

Приходили еще учащиеся, и я почти забыл это происшествие, пока не подошла очередь Сандры. Она тоже была сама не своя. Он не всхлипывала во время молитвы, но после нее глаза ее были полны слез.

- В чем же тут могло быть дело? - недоумевал я.

Мне не пришлось, долго мучатся. Вскоре обе девочки вернулись в мой кабинет.

- Нам надо поговорить с вами, - тихо сказала Дебби.

Я улыбнулся и указал на пару стульев, стоявших в кабинете, но девочки решили постоять. Глаза Сандры все еще были полны слез.

- Мы списывали, - спокойно сказала она.

Я задохнулся, горло у меня пересохло, и я не мог придумать ничего такого, что можно было бы сказать в ответ на это ошеломляющее заявление. Я подумал, что, возможно, эти прелестные девочки списали последний экзамен, только по одному предмету.

- Да, - добавила Сандра, которая теперь начала плакать. - Это было ужасно. Мы на самом деле списывали.

Затем Дебби выпалила все до конца:

- Мы списывали весь год!

Передо мной стояли с опущенными головами две прелестные молодые девушки, рыдая от стыда за свою нечестность. Они, конечно же, были достаточно умны и способны успевать по всем предметам, но они выбрали списывание, и теперь в них заговорила совесть. Девочки обманули сами себя, обделив себя знаниями и одновременно лишившись подлинно открытых отношений со своими одноклассниками, учителями и Богом. И, что хуже всего, они лишили себя того мира, который наполняет наше сердце, если мы по настоящему правдивы и честны.

Наша совместная молитва была для девочек молитвой глубоко раскаяния. Слезы, которые обращают людей вновь к правильным отношениям с Богом и другими людьми, могут превратиться в слезы радости. И Дебби, и Сандра по-настоящему поняли это, когда покидали мой кабинет в тот день.

   

Беда интригана

Если и была хоть одна вещь, от которой, как полагал Майк, он мог зависеть, так это деньги. Он родился в богатой семье, поэтому имел деньги на все, что только хотел. Когда он собрался поступать в университет, ему не нужно было подавать заявление для получения студенческого займа. Другие вероятно, должны были ограничивать себя, экономить и тщательно планировать, но только не Майк. Он ходил по университету так, как будто он был владельцем студенческого городка.

Через несколько недель он обнаружил, что существуют тайные способы, строго говоря, покупать оценки, так что ему вовсе не обязательно учиться.

Он записался на курс, готовивший инженеров. Большинство предметов здесь были настолько трудными, что Майк решил использовать свои деньги, чтобы облегчить себе получение степени. Подпольная система продажи ответов и контрольных была дорогостоящей; Майк понял, что может получать удовлетворительные оценки без труда, а вот отличные стоили дорого...

- Если у меня есть бабки, то почему бы ни попробовать стать отличником? - спросил он самого себя однажды вечером. Затем он ухмыльнулся: - Это будет легко.

В течении четырех лет Мак платил тем, кто занимался в студенческом городке бизнесом на шпаргалках. Когда он шагал по проходу актового зала,… чтобы получить свой диплом, он чувствовал себя очень довольным и уверенным.

- Я не открыл ни одной книги за четыре года - говорил он самому себе.

Так гладко, так легко так ловко, оказалось, провести весь университет и всех его профессоров. Теперь он мог претендовать на должность инженера и начать делать свои деньги.

Имея столь высокие оценки, Майк сразу же получил должность в строительной фирме. Люди, которые пригласили его, думали, что столь блестящему студенту можно доверить выполнение ответственной работы. Через некоторое время Майку дали задание построить мост.

Однако взять на себя ответственность за выполнение такого проекта оказалось для него не под силу. Впервые Майк понял, что выбрал не тот путь и попал в серьезную беду. Вот тогда-то он и пришел к моей тете, которая была в университете советником. Он сидел в кабинете, ломая голову над своим положением.

- Я ничего не знаю о строительстве мостов. И ни чем другом, вот в чем дело, признался он.

- Что мне делать?

Я ничего не учил четыре года; я халтурил все это время. А теперь я получил солидное начальное жалованье и не могу больше халтурить. Но я ничего не знаю в строительстве.

Моя тетя молчала какое-то время, печально глядя на него, а затем произнесла то, что, должно быть, резануло как нож.

- Либо ты начнешь все снова в этом университет как первокурсник и будешь на этот раз честным, либо признаешься во всем фирме, которая тебя взяла на работу. Может быть, у них есть какое-то место дворника, и ты сможешь начать с подметания полов за минимальную зарплату.

То, что ощутил, что понял в тот момент Майк, - удел всех интриганов. Прозрение. Обманщик всегда сам себя обманывает.

Ревекка и ее сын Яков поняли это много веков назад, когда задумали обманом лишить Исава права первородства, солгав Ісаку, старому, слепому отцу. Когда Исав пошел охотиться на дичь, Ревекка задумала приготовить козлятину так, чтобы она могла сойти за дичь. Яков предстанет перед состарившимся патриархом и притворится своим братом Исавом. И так получит желанное право первородства.

Яков был взрослым человеком и должен был подумать получше, пока его мать готовила еду. Он чувствовал себя немного неловко из-за этого плана. Послушайте их разговор, когда Яков жалуется Ревекке.

- Мой брат Исав волосатый человек, а у меня кожа гладкая. Что, если отец коснется меня? Окажется, что я его обманываю, и это принесет мне проклятие, а не благословение.

И мать сказала ему:

- Сын мой, пусть проклятие падет на меня (Бут. 27:11-13).

Это проклятие осуществилось. Ревекка понесла наказание, которому, в конечном счете, подвергнутся все, кто попытается опираться на ложь. Грех ни когда не выглядит столь ужасным, как тогда когда кажется, что он удается. Ревекка с Яковом совершили свою маленькую подлость, воспользовавшись слепотой старого отца, но, сделав єто Ревекка потеряла больше чем приобрела. Она потеряла уважение своего мужа. И она потеряла Ісава, который больше не мог, доверять своей матери. Ревекка потеряла спокойствие духа, и вина терзала ее до тех пор, пока она, наконец, не пришла к Господу с раскаянием.

Но самое страшное то, что она послала своего сына в мир с искаженной верой. Грех не может окупить себя. Отвергая правило: "Что посеешь то и пожнешь", она отослала Якова, веря, что он сможет оказаться достаточно умным, чтобы опровергнуть это правило, что он сможет собирать виноград с терновника, а фиги с чертополоха. Пребывая в этом заблуждении, Яков должен был пройти тяжкий путь. Он тоже был, обманут, и только обратившись всем своим сердцем к глубокому раскаянию, он убедился, что Бог принял его. История Якова заканчивается на светлой ноте, но не благодаря его матери, а вопреки Ему.

Я буду выполнять "закон следопыта". Долгий полет планера

Когда я был еще ребенком, я буквально захвачен идеей полета. Глядя, как птицы парят, устремляются вниз и пикируют, я понимал, что свободно оторваться от земли было бы величайшим счастьем. Из моей спальни выступал небольшой балкон, и я решил попробовать свои силы в свободном полете. Спуск был катастрофически быстрым, и я очень больно ударился при приземлении.

- Если бы я пользовался зонтиком в качестве парашюта, то пролетел бы дольше, сказал я самому себе.

Зонтик моей мамы для этого дела не подходил. Он вывернуться, и тогда меня опять ожидала бы серьезные неприятности. Я начал рыскать вокруг подвала. К моей величайшей радости, я обнаружил, что кто-то после пикника оставил свой огромный пляжный зонт, и не остановился пред тем, чтобы прибрать его к рукам.

-То, что надо! - громко воскликнул я.

Я с треском раскрыл большой зонт в красную и черную полоску и почувствовал возбуждение от одной мысли о грядущем парении. Следующей задачей было поднять этот цветной зонт на балкон. Я боялся тащить его через дом из страха, что мама начнет задавать вопросы. В конце концов, не так часто мы видим людей, которые несут большой пляжный зонт на балкон. Поэтому я стоял снаружи и пытался поднять стойку зонта, чтобы положить его на пол балкона. Это было нелегко, но упорством я добился успеха. Вскоре я обнаружил, что поднять зонт на балкон было сущим пустяком по сравнению с тем, чтобы его открыть. Балкон был очень мал, а потолок слишком низок, чтобы дать этой огромной штуке раскрыться полностью. В конце концов, я был вынужден стать на перила, направить зонт в небо и медленно открывать его, разворачивая над краем крыши.

- Главное, чтобы он не зацепился за крышу, когда я буду прыгать, напоминал я себе.

Мои ноги дрожали, руки болели, удерживая зонт в таком неудобном положении, но я был полон решимости, попробовать совершить прыжок.

Ветер подхватил зонт и понес меня в сторону. Я приземлился мягким местом прямо на папину кукурузную делянку. Я был изрядно поцарапан и весь в синяках, однако пуще прежнего горел желанием летать.

- Я сам построю, планер и буду парить над всей округой! - воскликнул я и поспешил домой за аптечкой, чтобы оказать себе первую помощь.

Мама, слышала, как я сам с собой говорю о постройке планера, поэтому пришлось рассказать ей все о проекте постройки.

- Смотри, не расшибись, - предупредила она.

Расшибиться? Мне - расшибиться? Я был уверен, что могу своими способностями попрать закон всемирного тяготения. Это было еще до того, как были изобретены алюминиевые дельтапланы, поэтому мне пришлось использовать обрезки дерева, которые были в подвале. Дерево, возможно, немного тяжелее зонта, но все равно я был уверен, что смогу построить планер, который позволит мне парить над всей округой. Я рассказал своему другу Лоуэллу обо всей этой идее на следующий день в школе.

- Да! Собираюсь облететь все кругом.

Лоуэлл недавно переехал в наш город из прерий Южной Дакоты. Он был неразговорчивым мальчиком с фермы, но вскоре уже проявлял подлинный энтузиазм, наблюдая, как я пилю и сколачиваю.

- А как ты собираешься поднять эту штуку в воздух? - спросил он, искоса разглядывая конструкцию.

Я должен был самому себе признаться, что она выглядит больше похожей на деревянный каркас ящика, чем на планер, но говорить этого не стал.

- Я собираюсь сделать в середине специальное отверстие, так, чтобы я мог разбежаться вместе с планером для взлета.

И вот отверстие готово, достаточно большое, чтобы я протиснулся. Ручки, за которые я мог бы держаться при разбеге, должны были прикреплены по бокам под крыльями. Сначала планировал размах крыльев в четырнадцать футов, но смог найти только двенадцатифутовые рейки сечением два на четыре. Распилить доску заняло у меня много времени. Мои руки так болели, от пилы, что я мог должен был периодически останавливаться, чтобы немного отдохнуть. Во время этих перерывов я посвящал Лоуэлла в детали плана.

- Я возьму с собой веревку, и когда я оторвусь от земли, то брошу один конец тебе.

Лоуэлл насупился:

- Зачем?

- Чтобы ты мог меня притянуть вниз, когда это будет необходимо.

У Лоуэлла от удивления глаза на лоб полезли. Он и в самом деле примет участие в грандиозном полете планера? Это было крайне заманчиво!

Даже после того, как Лоуэлл ушел в то утро, я упорно работал, чтобы подготовить планер к полету. Я прибил черный толь на крылья и хвостовые доски в качестве покрытия. В тот же вечер за ужином я был настолько возбужден, что ни о чем другом не мог говорить. Но, несмотря на все мои усилия убедить родителей в необходимости полета, и мама, и папа отговаривали меня от этой попытки.

- Я докажу вам, что могу сделать то же самое, что и братья Райт.

- Но братья Райт были немного старше, - заметил папа.

- Это не важно, - сказал я. - Возраст не имеет никакого значения. Если они могли взлететь в воздух, то и я смогу. Вы только подождите. Завтра мое имя попадет в заголовки газет. "Мальчик летает на самодельном планере", - вот что будет в них написано.

Мама и папа смеялись так долго и сильно, что я вынужден был просто встать из-за стола и уйти в свою комнату, чтобы побыть одному. Я решил доказать, что они неправые.

На следующее утро Лоуэлл пришел как раз к запланированному времени старта, но его энтузиазм немного угас.

- Твои мама и папа знают, что ты собираешься сегодня лететь?

- Конечно, знают. Они думают, что я не смогу, но они увидят, что я прав.

- Ну-у, медленно произнес Лоуэлл. - А мои мама и папа тоже не думают, что это получится. Они думают, что ты это делаешь по глупости.

Я подбоченился и посмотрел ему прямо в глаза.

- Если ты собираешься говорить в этом духе еще, я не дам тебе держать веревку. Ни один взрослый не думает, что ребенок может что-нибудь сделать, но я им покажу. Ну как, ты со мной?

- Я с тобой.

- Хорошо, тогда пойдем.

Мой план заключался в том, чтобы разбежаться на пустом участке около нашего дома, а затем прыгнуть в овраг с края дороги.

В месте, которое я выбрал, было шесть или семь футов высоты, и я рассчитывал, что этого в воздух. Затем я мог круто повернуть и миновать ряд пихт, а уж потом, набрав достаточную высоту, сделать круг и спланировать прямо перед моим домом.

Солнце в то утро так блестело на кровельном толе. Что планер и в самом деле сиял. Это заставляло меня гордиться своей конструкцией. Планер был немного неуклюж и тяжеловат, но я твердо решил лететь. Я предполагал, что ветер может немного болтать меня, но в этом случае несколько утяжеленная рама только помогла бы.

Когда я влез в отверстие и пошел вместе с планером, эдакий человек в ящике, Лоуэлл начал смеяться.

- Ты выглядишь, как шагающий самолет. Я не удостоил его ответа. Я отошел к дальнему концу поля, а затем побежал так быстро, как только мог, волоча на себе планер.

- Еще немного! - крикнул я, пробегая мимо Лоуэлла.

К тому моменту, когда я достиг парапета, я уже почти задыхался. Но вот одним мощным прыжком я оставил твердую землю наверху… Как выяснилось только для того, чтобы врезаться в еще более твердую дорогу внизу. На самом деле я пролетел несколько футов; невозможно было прыгнуть далеко с таким большим грузом. Я лежал в куче обломков на дороге. Весь в веревках и толе исцарапанный досками, с ушибами от неожиданного падения, я мог только лежать и стонать.

Через некоторое время прибежал Лоуэлл, чтобы посмотреть, не разбился ли я. Я взглянул вверх, когда он подошел к краю дороги.

- Ты в порядке?

- О, я расшибся не настолько сильно, чтобы придавать этому большое значение, - простонал я.

- А вот, что действительно больно, так сказать родичам, что ничего не вышло.

Очевидно, мне нужно было еще много чего знать о законе всемирного притяжения, аэродинамике и строительстве планеров, прежде чем смог парить, как птицы. Как важно знать эти законы!

 

Свободное падение Гарольда.

Вся Вселенная Господа подчиняется закону. Можете ли вы себе представить, какой ужасный беспорядок начался бы, если бы этого не было? Вы посадили бы несколько семян дыни, в надежде поесть чего-то сладкого и сочного, а вместо этого вырос бы шпинат! "Ужас! - сказали бы вы - это совсем не то, что я хотел". К счастью, закон гласит, что пожнете вы то, что посеяли.

Солнце восходит каждый день на востоке. Это физический закон, который Бог установил для нашей солнечной системы. Предположим, что у Него нет на этот счет постоянных законов, и однажды утром оно выскочит на севере. Невероятно! Затем предположим, что, вместо того чтобы садиться на западе, оно опишет большую ленивую восьмерку и исчезнет опять там же, откуда и появилось, внезапно вновь появившись в полночь. Люди бы сошли с ума или были бы так напуганы, что у них начали бы стучать зубы и дрожать колени. Нам было бы страшно даже думать о жизни на "забарахлившей" планете.

Если бы на нашей планете не действовал закон тяготения, вы могли бы попытаться, перепрыгнуть бревно и воткнулись бы носом в землю, как крот. Ил вдруг обнаружили бы, что летите выше деревьев.

Возможно, вы никогда раньше не задумывались об этом, но понимание различных законов, которые дал Бог, и соблюдение «правил следопыта» имеют сходные черты. В рамках всех законов жизнь относительно приятна. Когда мы нарушаем закон, то ничего хорошего ждать уже не приходится. «Правила следопыта», на самом деле, являются следствием нашего Божественного предназначения. Следование этим правилам столь же естественно для человека, как воздействие на него силы тяжести – и столь же благословенно.

Мой друг услышал, как несколько парашютистов говорили о той радости, которую они испытывают, покинув самолет, во время свободного полета.

Слушая их разговор о кувырках, закрутах, поворотах и парении, раскинув руки и ноги, как лягушка, или пикировании с плотно прижатыми руками, Гарольд все больше и больше испытывал трепет. Именно желание испытать чувство свободы пространства подтолкнуло его записаться на курсы парашютистов.

- Мне бы только один раз попробовать! – воскликнул он.

Когда он научился укладывать свой парашют, получил все наземные инструкции, его инструктор перешел к заключительной проверке.

- Теперь, когда вы оставите самолет, - сказал инструктор, - сосчитайте до десяти, а затем потяните за кольцо. Для всяких там затяжных вы еще не готовы.

Гарольд кивнул. «Сосчитать до десяти, а затем выпустить свой парашют» – повторил он про себя несколько раз.

Он знал, что у него на груди есть запасной парашют на тот случай, если основной купол не раскроется. Он был поменьше, но в экстренном случае дал бы возможность безопасно приземлиться. Когда Гарольд забирался в самолет, он почувствовал, что сердце его сильно колотится. Оно забилось еще сильнее, когда летчик крикнул, что они уже почти на высоте 12000 футов. Опытные парашютисты могут прыгать с высоты 10000 футов, а затем открыть свой парашют на высоте 2000, но для Гарольда в тот день такого рода свободное падение не стояло в повестке дня. Он знал, что в первую секунду он будет делать примерно 11 миль в час, а уже через шесть секунд – нестись со скоростью 13 миль в час. Когда Гарольд выглянул из открытой дверцы, его охватил панический страх, однако ему удалось взять себя в руки. В конце концов, он хотел это сделать – хотя бы один раз!

- Пошел! – прокричал летчик у него за плечом.

Гарольд прыгнул вперед вниз головой и быстро перевернулся на спину.

В этом положении небо со своими прекрасными кудрявыми облаками на темно-голубом фоне выглядело так чудесно.

«Здесь, в небе, чудесный денек», - подумал Гарольд.

Все это время, пока радостные мысли легко скользили в его сознании, он камнем летел к земле. Но его органы чувств практически не ощущали никакого движения. Небо выглядело одинаково, сколько бы он не падал. Он чувствовал себя так свободно и легко, глядя в распахнутое небо. Шлем плотно прилегал к его ушам, и все казалось настолько спокойным и мирным, расслабляло настолько, что он забыл про счет.

Внизу на земле инструктор с ужасом следил за ним. Схватив большой рупор, он поднял его к небу, и закричал:

- Открывай свой парашют!

Как раз в этот момент Гарольд перевернулся и увидел землю. То, что он увидел, привлекло его внимание. Его глаза широко раскрылись. Рот тоже широко раскрылся.

- Ооайоайоаау!

Мгновенно среагировав, он дернул за кольцо, и цветной парашют выпустился, дав возможность безопасно приземлиться в самый последний момент. Радость свободного падения не была проблемой для Гарольда в отличие от жестокого приземления!

Гарольд мог вполне простодушно и искренне ощущать, что все просто чудесно, но закон притяжения не изменился бы в соответствии с его ощущениями.

Когда Гарольд рассказал мне о своем эксперименте, я подумал о том, как важно подчиняться правилам. В рамках правил у нас предостаточно удовольствий и свободы. Вне их, нас не ожидает ничего, кроме бед.

Вопрос директора.

Когда я учился в восьмом классе, у всех мальчиков были занятия по черчению. Их проводил директор школы господин Лоуери. Он был хорошим преподавателем, но его урок приходился именно перед последним, и занятие после обеда были мне в бремя. Я ерзал и приставал ко всем, если меня не заставляли, как следует заниматься.

Мои мысли были, в основном, о том, как можно скорее попасть домой и, переодевшись, отправиться в лес или полазить по высоким деревьям вокруг нашего дома. Меньше всего я думал о черчении, независимого от того, насколько интересным старался сделать его м-р Лоуери. Его усилие действительно были достойной похвалы, но мои мысли не давали мне спокойно сидеть на высоком табурете за партой и делать точные изображения заданного предмета. Сосредоточиться для меня было самым трудным.

Один раз днем м-р. Лоуери на время вышел из класса по какому-то срочному делу. Быть может, завхоз столкнулся с какой-то ремонтной проблемой и имел потребность в совете директора. Что бы там ни было, но м-р Лоуери пошел, а мы, мальчики, остались сами по себе, без присмотра.

Я быстро поднял голову от письма бумаги, что лежал передо мной, и мой взгляд заметался по комнате. В переднем ряде сидел Джефф, настойчиво пытавшийся закончить свою задачу по черчению. Его голова представляла собой действительно соблазнительную мишень. Я глянул на свою большую стиральную резинку, а, потом, не торопя, потрогал ее пальцем.

“Здорово было бы посмотреть, как эта резинка отскочит от головы Джеффа”, - подумал я о себе.

Чем больше я об этом думал, тем смешнее мне это представлялось. А что, невинная затея! Джефф был довольно серьезным мальчиком, это могло заставить его рассмеяться. Может быть, мы все сможем посмеяться и развеять скуку. Может быть, все начнут бросаться стерками. Вот это было бы действительно здорово. Действительно, здорово!

Соблазн был настолько силен, что я совсем забыл о черчении прямых линий и про все другое. То, как моя стерка отскочит от головы Джеффа, казалось мне более захватывающим.

Подобрав стерку и отведя руку, я запустил ее в его сторону. Она пролетела всего в нескольких дюймах от председателя Джеффа. Почти попал стерка стукнулась об доску, и я слез со своего табурета, чтобы забрать свой подпрыгивающий снаряд. По пути я заглянул в окно, к моей полной неожиданности, внизу, недалеко от велосипедной стоянки, стоял м-р Лоуери вместе с дворником. Директор посмотрел на меня именно в тот момент, когда я спешил в переднюю часть класса.

- Тэкс! – пробормотал я и быстро пригнулся.

- В полусогнутом положении я пробежал вперед, чтобы получить свою стерку. Где-то по дороге я выдвинулся и снова увидел, что м-р Лоуери все еще внимательно смотрит в мою сторону. Ринувшись назад на свое место так быстро, как только мог, поднялся на табурет и с всех сил попробовал сосредоточиться и заняться своей задачей по черчению.

- Через несколько минут м-р Лоуери возвратился в класс и остановился возле двери. По сей день я все еще слышу его сарказм:

- Доуард, вы что, человек, за которым надо присматривать?

- От этого вопроса у меня перехватило дыхание. Потом, много более поздний, состоялось еще что-то. Я начал всерьез задумываться о том, как на него ответить. Чем большее я думал, тем более сознавал, что я не хочу быть человеком, за которым надо присматривать. Я хотел, чтобы мне доверяли! Более поздний я узнал, что Бог возьмет на новую землю только тех людей, которым можно доверять. За спасенными, не надо будет присматривать! Никогда! Ни один из всей массы спасенных в Святом городе никогда не будет таиться, стараясь отколотить кусочки чистого золота на сияющих улицах ли бросить несколько плодов из древа жизни в кого-нибудь проходящего вблизи ли святого ангела. Бог просто не допустит туда все эти разрушительные, неспокойные, греховные эзоповы помыслы.

- «Правила следопыта» предназначены для того, чтобы защитить вас от мыслей, которые вводят в заблуждение. Божьей милостью вы можете придерживаться закона и показать не только людям, которые знают вас здесь, но также и всем небесам, которые за вами не надо присматривать.

Я буду слугой Бога.