Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Петроград: издательство «Былое», 1923. - 190 с.
Содержание Автобиографическая заметка (Вместо предисловия) Очерк первый. Крестьянское движение при Колчаке I. Общий обзор крестьянского движения в его разновидностях · 1. Значение крестьянского движения · 2. Общий обзор движения – Южный район · 3. Общий обзор движения – Томская губерния · 4. Общий обзор движения – Енисейская губерния · 5. Партизаны в Минусинском уезде · 6. Тасеевский повстанческий район · 7. Партийные группировки среди крестьян · 8. Тайшетский повстанческий район · 9. Крестьянское движение и революционная оппозиция · 10. К характеристике крестьянского движения – Сибирская махновщина · 11. Черно-Ануйский съезд повстанцев · 12. Перед приходом советской власти II. Как понимали партизаны советскую власть · 1. О материалах по данному вопросу · 2. Справка из прошлого · 3. Крестьянские съезды в Минусинске · 4. Вопрос об интеллигенции у повстанцев · 5. Политическая программа повстанцев · 6. Что объединяло повстанцев · 7. Отрицательные стороны партизанского движения · 8. Красноярские рабочие и партизаны · 9. Итоги и выводы Очерк второй. Как это было? (Массовые убийства в Омске при Колчаке в декабре 1918 г. и гибель Н.В. Фомина) · 1. Цензовые группировки в Сибири · 2. Омское восстание в декабре 1918 г. · 3. Адмирал Колчак и англичане · 4. Выступления полковника Уорда · 5. Н.В. Фомин и его общественная работа · 6. По приезде в Омск · 7. Мобилизация реакции · 8. Перед гибелью Н.В. Фомина · 9. Рассказ жены Н.В. Фомина о его гибели · 10. Комментарии к рассказу Н.Ф. Фоминой · 11. Мое расследование по делу Н.В. Фомина · 12. Министр юстиции Старынкевич об «офицерском самосуде» · 13. Еще раз у Старынкевича · 14. Чем заплатил Колчак за 18-е ноября Очерк третий. Адмирал Колчак в борьбе с крестьянством · 1. «Проблема о мужике» и адмирал Колчак · 2. Легенды о Колчаке · 3. Мое свидание с мистером Гаррисом и его результаты · 4. Диктатура омского военпрома · 5. Князь Кропоткин и его земельная программа · 6. Правительство о земельном вопросе · 7. В Красноярске при генерале Розанове · 8. По чьим директивам действовал генерал Розанов · 9. Адмирал Колчак и японцы · 10. На собеседовании с профессором Персом · 11. События в Ачинском уезде Енисейской губернии
· 12. Что мы переживали · 13. Дело канского городского головы Степанова · 14. Что было делать Очерк четвертый. Кризис чехословацкой армии в Сибири · 1. Роль чехов при Колчаке · 2. Что представляли собою чехи · 3. Чешская дипломатия и союзники · 4. Союзники и сибирская демократия · 5. Еще раз о профессоре Персе · 6. Генерал Гайда и его отношение к Колчаку · 7. Позиция Богдана Павлу · 8. Богдан Павлу о расстрелах в Красноярске · 9. Как развивался кризис у чехов · 10. Капитан Шемякин о судьбе Бориса Моисеенко · 11. Снова в дороге. - На Алтае · 12. Новая встреча с генералом Гайдой Указатель Автобиографическая заметка (Вместо предисловия) Эта книга требовала бы многих пояснений, я сделаю из них некоторые. Прежде всего о материалах, по которым она писана. Я давно задумал ее, не менее чем два-три года назад. А собирать документы к ней и литературу я начал еще раньше, но материала этого у меня не было под руками, когда я смог, наконец, заняться давно задуманной работой. Как это случилось, я поясню примером и аналогией. Когда я думаю об условиях, в которых мне пришлось работать, мне всегда вспоминается один эпизод, рассказанный в 3-ей части «Истории моего современника» В.Г. Короленко. Там, между прочим, говорится об одном юноше в Метехском замке в Тифлисе, арестованном за пропаганду еще в 1876 г., о том, как его приходил усовещевать вел. кн. Михаил Николаевич, и что из этого вышло. Позже, в Сибири, я хорошо знал этого юношу из Метехского замка. Он пробыл там, главным образом в Алтайском районе, больше 25 лет и выдвинулся, как один из лучших сибирских статистиков и как знаток экономической жизни края, в частности – истории в нем общинного землевладения. В течение четверти века он собирал разнообразнейший материал по этим вопросам, материал зачастую архивный и никому не известный, предполагая потом его обработать. В революцию 1905–1906 гг. он получил давно ожидаемую возможность выехать из Сибири в центр, в Петроград, и рассчитывал, что там он наконец сделает сводку собранного материала и завершит таким образом работу всей своей жизни. Весь свой огромный архив он послал багажом в десятках ящиков и сундуков, но багаж этот до Петрограда не дошел. На железной дороге нашлись люди, которые заподозрили, что в этих сундуках скрыты какие-то большие ценности, и сумели их похитить. Часть этого материала потом можно было встретить в поволжских городах, напр., в Самаре, на толкучках, куда он был пущен на продажу, надо думать, с веса. Не знаю, представляет ли себе читатель всю ту драму, которую тут пережил мой бывший юноша из Метехского замка, но я ее себе хорошо представляю, так как со мной случилось нечто подобное. Я тоже лишился вcего собранного материала в то самое время, когда долго ожидавшийся момент для работы, казалось, наступил. /3/
Тот юноша из Метехского замка, о котором рассказывает Короленко, с этим ударом не справился, и работа его осталась не написанной. Я думал, что и меня ждет такая же участь, но оказался счастливее его. Я решил сначала записать хотя бы для самого себя, что помнил и как помнил из времен своей сибирской жизни. Так составились первые два очерка этой книги, напечатанные предварительно в №№ 20 и 21 журнала «Былое». Но затем положение мое осложнилось, и я должен был совсем оставить мысль о работе, так как было не до того, и только в последнее время я снова мог вернуться к ней, быстро набросав опять по памяти, без материалов, вторую половину книги. К счастью, к этому времени я получил дубликаты небольшой части утерянных мною материалов из одного сибирского архива и мог пересмотреть заново все написанное. Оба раза мне приходилось работать с лихорадочной поспешностью, и мне некогда было думать о том, что у меня получается: мемуары или политический отчет. Я не чувствую в себе способностей мемуариста, а для отчета время как будто бы прошло. Но что бы ни получилось, я полагаю все-таки, что мои наброски не будут лишними даже в том виде, какой они имеют здесь. Я достаточно много видел в Сибири, а вне Сибири слишком мало знают, что происходило там за эти годы, чтобы мои записки оказались бесполезными. По происхождению я коренной сибиряк. Мой отец привлекался когда-то вместе с Гр. Н. Потаниным и Н.М. Ядринцевым по делу об отделении Сибири в 1865–1866 гг., все трое они вместе были арестованы в Томске и затем вместе же находились в заключении в омской губернской тюрьме, той самой, о которой не раз говорится в этой книге. Мой отец был убежденным дарвинистом в духе 60-х гг., он выучил самоучкой английский язык, чтобы прочесть в подлиннике «Происхождение видов» Дарвина, и не только прочел, но и перевел весь том для себя на русский язык. В конце 90-х гг. он сделался марксистом и с большим интересом следил за «Новым Словом», которое тогда только что стало выходить. Как марксист, он высказывался против общинного землевладения и очень сочувствовал промышленной капитализации России. Он всегда стремился на Запад, где – свобода, просвещение и где все построено на началах самоуправления, но жить ему пришлось в Сибири, в глуши, занимая пост акцизного надзирателя IV участка Восточно-Сибирского округа. Тут, у себя в канцелярии, он переводил Дарвина и следил за «Новым Словом». Он отличался безупречной честностью, его очень уважали во всем округе. Жил он в Ачинске, Енисейской губ. Позже обстоятельства сложились так, что именно Енисейская губерния сделалась центром моей политической деятельности в Сибири, и как бы по наследству ко мне перешли многие связи отца. Это во многих отношениях облегчало мое положение и давало мне доступ в такие сферы, куда проникнуть иначе мне было бы очень трудно.
Мать моя, как и отец, тоже коренная сибирячка, даже более коренная, чем он, если тут возможны степени. Она урожденная Разгильдеева, из Забайкальской области. Чрезвычайно известный в тех местах – «варвар Разгильдеев», начальник Карийской каторги, прославившийся легендарною жестокостью, /4/ близкий родственник отца моей матери. Женская же линия ее рода идет от князей Гантимуровых, которые своим предком считают хана Тимура (Чингис-хана). Таким образом, я могу по матери считать себя «потомком Чингис-хана»! Более сибирское происхождение найти едва ли можно. Я пишу это для того, чтобы читатель видел, что я с Сибирью связан не случайно. Я и родился в таком ультра-сибирском городе, как Нерчинск, куда отец мой был сослан после освобождения по делу Потанина. Мои детские годы были сплошь обвеяны чисто сибирскими воспоминаниями, о людях и традициях. Но меня самого покойный Потанин называл «плохим сибиряком», имея в виду мое тяготение к общероссийскому общественному движению. И он был прав в известном смысле. Отец мой всегда настаивал, чтобы мы, его дети, возможно скорее выбирались на Запад. Его не удовлетворяла даже и Европейская Россия, он хотел, чтобы мы воспитывались в свободных странах, по крайней мере, в Швейцарии, а еще лучше в Соединенных Штатах. Но тогда все мы были патриотами и ехать из родной нам Сибири не соглашались. Я помню, как мне в детстве казалась кощунственной самая мысль о том, чтобы я мог оставить когда-нибудь такую, казалось мне, лучшую страну в мире, как Сибирь. До известной степени это настроение подогревалось и семейными традициями, – я помню приезды Н.М. Ядринцева в наш дом в Томске и разговоры, всякий раз возбуждавшиеся его визитами. – «Сибирь так ужасна, Сибирь далека, но люди живут и в Сибири», – говорит княгиня Трубецкая у Некрасова. Живут, и как еще живут, – готовы мы были вторить ей в детстве. Позже, однако, у меня в значительной степени выветрилось это областническое настроение, и я стал проще относиться к своей родине. Помыкавшись по свету, повидав красоты горной Швейцарии, наслаждаясь годами чудными красками Генуэзского залива, этого благословенного места, которое стало мне второй родиной, давшей мне столько светлых минут, – я научился ценить и суровую красоту Сибири. Как она прекрасна, эта дикая сибирская природа! Но ее общественная жизнь, но жестокие нравы, веками в ней выраставшие, как они тяжелы! И этот климат с его нечеловеческими морозами, снежными ураганами, молниеносным жарким летом, все это так неприспособленно для культурной жизни. И опять мне вспоминаются жены декабристов, заброшенные, как тропические пальмы, в наши холода. И уж не княгиню Трубецкую, а Волконскую я всегда невольно вызывал в своей памяти в этих случаях, особенно ее слова в одном письме из Читы: – «какое мужество надо иметь, чтобы жить в этой стране».
– «Словно саваном, снегом одетая, словно мертвый, недвижно бледна, божьим солнышком скупо пригретая, человеческой жизнью бедна» – вот это Сибирь. Из Сибири первый раз я выехал в июле 1896 г. из Томска. Железная дорога тогда доходила только до Оби. На месте нынешнего Н. Николаевска была еще тайга. Я ехал в Петроград, на Запад. Мне было 17 лет. Вскоре после этого я был арестован по делу с Ветровской демонстрации 4 марта 1897 г., – это был мой первый арест, но далеко не последний. В конце 90-х гг. я вступил в Северный союз социалистов-революционеров, /5/ основанный тогда Аргуновым, и с тех пор вся моя жизнь определилась. Я всегда был народником, несмотря на то, что отец мой чувствовал себя марксистом. Моя жизнь прошла вся в революции, и если бы я ее снова начал, я встал бы на ту же стезю. Правда, теперь мы часто слышим сетования: – чего же ради мы боролись столько лет и для чего приносили такие жертвы? – Я понимаю настроение, но я чужд ему. От революции меня не отвратят «Двенадцать» Блока, но я и не буду их идеализировать. Я слишком свыкся с мыслью, что на земле царит закон борьбы, и для меня нет жизни без борьбы, как нет борьбы вне революции. Свою жизнь я вел долгое время вне Сибири. Но в 1916 г. мне пришлось снова попасть к себе на родину и надолго в ней задержаться. С небольшим перерывом (июль 1917 – июль 1918 гг.) я пробыл в ней вплоть до начала 1922 г. Я приехал туда за год до революции; жил я в Красноярске, задержавшись там на пути в ссылку в Туруханск; мартовскую революцию я тут и встретил. В ноябре 1917 г. я был заочно избран в Учредительное Собрание по списку №3. Зиму этого года, гениально описанную в «Двенадцати» Блока, я провел в Петрограде и снова в Сибири очутился летом 1918 г., тотчас после чехословацкого переворота. Очень многим казалось странным, но это факт: в чехословацком перевороте я не принимал участия и даже не знал о его подготовке, как я об этом подробнее говорю ниже. Для лучшего понимания дальнейшего я должен здесь привести еще несколько хронологических справок, но уже не только личного характера. Чехословацкий переворот произошел в мае – июне 1918 г. Первым пал Ново-Николаевск – 24 мая. Потом Омск – 8 июня. Потом Красноярск – 18 июня, наконец, Иркутск – 16-17 июля. В августе открылся путь через Читу и Харбин на Владивосток.
Переворот формально возглавляло Сибирское правительство, избранное на областном съезде в Томске в январе этого же года. Но большая часть его во главе с председателем находилась на востоке, на западе же оставался Зап.-Сиб. Комиссариат Сибирского правительства, составленный сплошь из эсеров. В конце июня месяца он передал бразды правления совету министров во главе с Вологодским. Это и есть так называемое Сибирское Временное правительство. Оно просуществовало до Директории и потом претворилось через Директорию во всероссийское. Это произошло в конце октября 1918 г. Через несколько недель после этого, 18 ноября 1918 г., круг замкнулся еще раз – воцарился адмирал Колчак. Моя книга посвящена не Сибирскому правительству, а правительству Колчака. Но я считаю, что «колчаковщина» началась еще до Колчака. Этапы ее развития можно обозначить датами политических убийств, – Новоселова, Моисеенко и др. Новоселов был убит 20 сентября 1918 г. по возвращении с Дальнего Востока. Военные организации монархического типа, создавшие впоследствие «колчаковщину», в то время уже существовали. Опасаясь, что с появлением на сцене Новоселова правительство может полеветь и стать социалистическим, – они решили сделать нападение на левую его часть, арестовали /6/ нескольких министров (Крутовского, Шатилова), затем заставили их силой дать подписи под заготовленными прошениями об отставке, а Новоселова, за отказ удовлетворить их требования – убили. Убийство Новоселова, это – первое открытое появление на политической арене «колчаковщины». Через месяц после этого бесследно исчез Моисеенко. О судьбе его я говорю подробнее в самой книге, в гл. 10-ой четвертого очерка. Правительство Колчака просуществовало немногим больше года. В Омске, впрочем, оно не смогло отпраздновать даже годовщину своего существования, так как Омск был взят красной армией 15 ноября, за три дня до годовщины. Но в Иркутске колчаковское правительство было ликвидировано только в начале января уже 1920 года. Этот процесс ликвидации колчаковщины и занимает мое особенное внимание, так как он был связан с чрезвычайно крупным событием в истории Сибири, — именно с начатыми еще в Красноярске переговорами от лица местных общественных организаций с советской властью о создании единого фронта для борьбы на востоке и с образованием так называемого «буферного» государства, ныне уже не существующего. Моя задача и состоит в том, чтобы дать не только картину этих переговоров, но и обрисовать, как в Сибири создалась обстановка, сделавшая их неизбежными, и какие силы в этом случае сыграли особенно крупную и важную роль. А так как во всем этом процессе ликвидации старого строя и выработки новых отношений с советской властью известное значение имело так называвшееся тогда земско-социалистическое движение и так как я являлся наиболее ответственным лицом его исполнительного органа – «Земско-Полит-Бюро», – то соответственным образом располагается и все мое изложение. В книге, которую я предлагаю теперь вниманию читателя, выполнена первая часть этого плана. Здесь дана общая, но, разумеется, не исчерпывающая, характеристика самой «колчаковщины» и намечены силы, способствовавшие ее разложению. Все остальное мной предположено ввести во вторую часть, которая, впрочем, должна будет носить такой же вполне самостоятельный характер, как и предлагаемая работа. Кончая это предисловие, я считаю нужным сделать еще несколько замечаний личного характера. Я старался в своем изложении выдержать чисто объективный тон и, полагаю, в общем достиг этого. Я ни с кем не полемизирую, а изучаю события, стараясь подвести итог для своих – «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет». Я полагаю, что сибирский опыт должен быть изучен и рассмотрен во всех подробностях и из этого должны быть сделаны твердые выводы для политической работы будущих поколений. Не предполагая пока охватывать всех событий в целом, в намеченных выше рамках, а ограничиваясь только периодом правления Колчака, я бы определил эти выводы, как осознанную необходимость бороться всеми средствами против восстановления старого дореволюционного порядка. Все наши несчастья; все бедствия, пережитые нами; ошибки, которые мы допускали; эксцессы, которые оказались неизбежными; ужасы жизни и кровавые /7/ кошмары, о которых так много говорится в этой книге, – все это наследие старого режима. Употребляя выражение известного русского социолога, можно сказать, что мы в своей революции приносили слишком большие «жертвы старой русской истории». Порвать с прошлым – такова задача. Она не так легка практически, как это кажется, хотя теоретически разрешается сравнительно просто. Я был бы счастлив, если бы моя книга в этом отношении принесла свою долю пользы. Я хотел бы во всяком случае сказать этим летучим листкам из запаса моей памяти: – «Идите в мир и послужите миру»... Евгений Колосов декабрь 1922 г. С.-Петербург
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2020-12-19; просмотров: 101; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.17.150.89 (0.019 с.) |