Реальная» критика. Деятельность Н.А. Добролюбова.

Добролюбов – прямой союзник Чернышевского в борьбе за «партию народа» в литературе, то есть за создание литературного течения, изображающего современную русскую действительность с позиций народа (крестьянства) и служащего делу его освобождения. Как и Чернышевский, он постоянный оппонент «эстетической критики», которую с немалым основанием квалифицирует как догматическую, обрекающую искусство «на неподвижность».

Как и Чернышевский, Добролюбов опирается на наследие Белинского 40-х годов. Вместе с тем критической позиции Добролюбова присуща глубокая оригинальность и самостоятельность, не только сближающие автора «Темного царства» с другими представителями реальной» критики, но и отличающие его от них. Они проявляются в понимании роли и значения в творческом акте непосредственного чувства художника, с одной стороны, и его идейной позиции (идеологии), с другой.

Добролюбов, анализируя произведения Островского, Гончарова, главные достижения этих авторов увязывает прежде всего с присущей им «силою непосредственного чувства», а не с их идейной позицией. Именно ему согласно Добролюбову, был обязан своим верным взглядом на явления русской жизни Островский. Более того, это чувство, по мнению критика, способно вступать в противоречие с идеологией (взглядами) писателя, если она расходится с жизненной правдой.

В чем тут дело? Почему Добролюбов, в отличие от Белинского и Чернышевского, обусловливает правдивость воспроизведения жизни не столько идеологией писателя, сколько его живым чутьем и чувством?

Ответ в философской предпосылке критики Добролюбова – так называемом антропологическом материализме.

Антропологизм – одна из разновидностей материалистического миропонимания, предшествовавшая диалектическому и историческому материализму К. Маркса и Ф. Энгельса. Материалистами антропологического толка были французские просветители XVIII столетия (в частности, Жан Жак Руссо), позднее многие из французских утопических социалистов. Затем антропологический принцип в философии был развит Л. Фейербахом, положившим его в основу своих представлений о человеке. В человеческом индивидууме философы-антропологи различают прежде всего изначальную природу (натуру, естество), сложившуюся в доклассовый период истории и состоящую из ряда основных компонентов (начал). Человек, согласно этому пониманию, по природе:

1. разумен (homo sapiens),

2. наклонен к деятельности, труженик (homo faber),

3. существо общественное, коллективное (sociale animal est homo; zoon politicon,

4. добр,

5. стремится к счастью (выгоде),

6. свободен и свободолюбив.

Наличие в том или ином индивидууме всех компонентов его природы, в равной мере развитых и друг друга дополняющих, превращает его в «нормального человека», то есть вполне отвечающего своей натуре.

Итак, реальный человек в своем поведении обусловлен прежде всего требованиями своей человеческой природы, однако на него воздействует и общество, в котором он находится. Это воздействие может совпадать с требованиями природы, если общество построено в полном согласии с нею: если в нем царят разум, всеобщий труд, чувство коллективизма, а не индивидуализма, добро, свобода каждого и всех. В этом случае и самый эгоизм человека, умиротворенный разумом и стремлением к добру, преображается в «разумный эгоизм», то есть естественно согласует интересы (выгоду, пользу) личности с пользой всего общества.

Ничего общего с ним не имеет, однако, наличное русское общество. В нем господствуют не труженики, а паразиты, не разум, но невежество и темнота, не разумный, но своекорыстный эгоизм, не свобода, но узаконенное рабство, гнет и подавление человека. И русские материалисты-антропологи называют этот общественный порядок «искусственным» или «фантастическим», подчеркивая этими определениями (они обретают терминологическое значение прежде всего у Чернышевского и Добролюбова) его противоестественный характер. Воздействие такого общества на личность ведет к искажению и подавлению ее природных начал, к деформации человека.

Добролю­бов в статье «О степени участия народности в развитии русской лите­ратуры» (1858) несколько расплывчато трактует понятие «народность». Что, собственно, понималось под народностью? Элементы этнографические, народные чаяния, народ как тема для писателей или участие писателей из народа в литературной жизни? Что понималось под самим народом? Все крестьяне или вместе с ними и средние слои общества? Добролюбов употреблял это слово в разных смыслах. И мужики -- народ, и Катерина -- купчиха -- героиня из народа.

Общий принцип понимания народности писателя у Добролюбова такой: «Чтобы быть поэтом истинно народным, надо <...> проникнуться народным духом, прожить его жизнью, стать вровень с ним, отбросить все предрассудки сословий, книжного учения <...> и прочувствовать все тем простым чувством, каким обладает народ».

Первое требование Добролюбова к критике: она должна, оставив собственно идеологию писателя в стороне, заняться созданными им художественными образами, так как миросозерцание художника отражается» именно в них. Этим путем и пойдет Добролюбов, анализируя драмы Островского, романы Гончарова, Тургенева, Достоевского. Не навязывая, скажем, Островскому никаких наперед заданных уставов и требований, чем грешили представители «эстетической» критики, Добролюбов сосредоточивает свое внимание на конкретных характерах, сценах и положениях той или иной пьесы, исследуя заключенный в них объективный смысл.

Добролюбов как сторонник реальной критики всегда в первую очередь интересовался не тем, что хотел сказать автор, а тем, что у него получилось. «Для нас не столько важно то, что хотел сказать автор, сколько то, что сказалось им, хотя бы и ненамеренно, просто вследствие правдивого воспроизведения фактов жизни», - писал он. Отмечая способность истинно талантливых авторов видеть всю полноту человеческой натуры в ее многообразных социальных и нравственных связях и отношениях, Добролюбов считал, что именно эта полнота и правда отражения жизни может служить залогом ее оценки критиком реального направления. Художественная достоверность была для него залогом достоверности и правды реальной жизни.

В основе критической методологии Добролюбова лежит своего рода социально-психологическая типизация, разводящая литератур­ных героев по степени их соответствия идеалам «нового человека». При этом суровому обличению Добролюбова подвергаются не только купцы Островского и чиновники Щедрина, но и «талантливые люди», «герои времени» 1820— 1850-х годов. Подводя Онегина, Печорина, Бельтова, Рудина под общий знаменатель «обломовщины», критик от­казывает им в притязаниях на общественную значимость, обвиняет их в отрыве от истинных чаяний общества, в бесплодности их устремле­ний. Печорины и Рудины даже вредны, поскольку их позиция скепти­ческого разочарования отрицает всякую попытку поступательного об­щественного движения. Наиболее откровенной и характерной реали­зацией этого типа для Добролюбова явился Обломов, который честнее в своей ленивой бездеятельности, так как не пытается обмануть окру­жающих имитацией активности.

Талант автора, художественная убедительность его творений остается для Добролюбова важным кри­терием оценки. Несамостоятельный, мелкий человек неспособен стать крупным художником. В лучшем случае он станет выразителем модных идей и настроений.

Литературно-критическая наблюдательность Добролюбова про­является и в изучении индивидуального языкового стиля писателя. Благодаря этому, критику удалось приподнять завесу таинственности над внутренним миром героев ранних произведений Достоевского: он первым сопоставил убогость, примитивность речи Девушкина, Голяд­кина, Прохарчина с их самосознанием и показал весь драматизм их бунта против необратимости социально-психологического угнетения.