Октября /1 ноября 1901. Пятница

Был посланник, Александр Петрович Извольский, говорил, что князь Гагарин, нагасакский консул, проектирует постройку в Нагасаки «дома для моряков», где бы они могли, сходя на берег, найти для себя место временного приюта, отдыха, развлечения чтением книг и подобного, и спрашивал (посланник), «можно ли начать в Посольской Церкви при богослужениях сбор в помощь на это?»

Я ответил, что не вижу никаких препятствий к начатию сбора, и спрашивать позволения не вижу причин, так как это будет в согласии с общерусским церковным обычаем, и на заявленное для всех благотвори­тельное дело.

— А нужно ли спросить разрешение на вынос нынешней домовой Посольской Церкви в отдельное здание, если бы оно могло быть постро­ено? — спросил еще Александр Петрович.

На это следует испросить разрешение Санкт-Петербургского Митро­полита, которому подведомы Посольские Церкви. Пусть о. Сергий пош­лет к нему план проектируемой Церкви на его благословение и утверж­дение.

Так как в следующее воскресенье — совпадение двух гражданских праздников: русского (восшествие на престол) и японского (рождение Императора), в которые оба я всегда участвовал в богослужениях, ныне же, отслужив, по обычаю, воскресную Литургию, должен буду: или тот­час же, в виду японцев, разоблачиться, не служа молебен за их Импера­тора, чтобы отправиться в Посольскую Церковь на русский молебен, или же — молиться за японского Императора, не участвуя в молебне за своего,— что делать? Не предпочесть ли последнее? Так как неблаговид­но в глазах японцев как будто бежать от молебствия за их Императора, спросил я в свою очередь Александра Петровича. Он вполне согласился с неблаговидностью последнего, и даже заявил, что не находит обяза­тельным для меня приезжать в Посольскую Церковь на молебствие и в другие наши табельные дни, исключая день рождения Государя Импера­тора, 6-го Мая. Нужно иметь это в виду на будущее время, тем более, что с молебном всегда связан завтрак у Посланника.

О. Феодор Мидзуно привел ко мне протестанта с карточкой Reve­rend Kitano, хотящего поговорить со мною. Говорил он с полчаса о себе; я молча слушал и нашел, что человек развитый, умный и, по-видимому, искренний. Сущность его речи была, что «в Христа Бога он верует, и никак не хочет утратить этой веры, но в протестантство потерял всякую веру, хотя по необходимости, для пропитания себя и семейства, служит протестантским проповедником, каковая служба его оплачивается. Вос­питался он здесь в протестантской миссионерской школе, потом служил катихизатором, потом отправился в Богословскую протестантскую шко­лу в Чикаго, проучился там три года, и вот, вернувшись, проповедует протестантство, но старается не держаться никакой секты, а только вообще христианства: чувствует, однако, что не стоит на своей почве прочно и ищет твердой опоры. От Павла Ниицума он несколько узнал о православии, и нравится оно ему, но он находит два пункта, особенно для него сомнительными, и вот пришел просить разъяснения. Эти пунк­ты: во-первых, православное учение о необходимости Священного Пре­дания, во-вторых, о Пресуществлении в таинстве евхаристии».

Нетрудно было разъяснить его сомнения; после полчаса моей речи он согласился, что действительно необходимо Священное Предание, что без него не стоит и Священное Писание и все христианское учение, также, что Пресуществление хлеба и вина в таинстве евхаристии есть основная истина в системе христианского учения о воспитании человека для вечной жизни, и согласился, по-видимому, весьма искренно.

На мое предложение поступить для основательного изучения право­славия в нашу Катихизаторскую школу он поник головой с печальным видом. У него жена и четверо детей — чем они будут жить, пока он ста­нет учиться? Я предложил ему частно, от себя, некоторую помощь на содержание их, он обещался подумать. Не знаю, какой Промысл Божий о нем, но человек он симпатичный и желательный для службы здесь.