Мая /12 июня 1904. Воскресенье

Некто Ямазаки Мицуаки основал общество под именем «Фурё-доо- дзёо квай» — «Общество сочувствующих военнопленным». Цель: «показать военнопленным сочувствие делами любви, сообразными с принципом филантропии», война-де между нациями, а не между частными людьми. Иван Накасима, регент церковного хора в Коодзимаци, принес мне конституцию общества, отпечатанную на листе по-японски, по-англий­ски и французски, и сказал, что затевается этим обществом концерт в пользу русских военнопленных в Мацуяма.

Мая /13 июня 1904. Понедельник

Вполне кончивши все по переводу Праздничной Минеи, сегодня мы с Павлом Накаем принялись за дело разделения Евангелия и Апостола на зачала. Дело это начерно сделано Акилою Кадзима, сделано, как сегодня мы видим, недурно; нам нужно проверить, дополнить и придумать удобные способы окончания чтений, разграничения и тому подобное.

Врач Ясосима прислал мне ящик вишен — все в утешение в моем одиночестве здесь в войну.

Июня 1904. Вторник

О. Роман Фукуи пишет с Сикотана, что Максим Обата, катихизатор, соглашается остаться там еще на год, по неимению в виду человека, который бы заместил его, а Обата в своем письме просится из Сикотана в другое место; стало быть, о. Роману говорил одно и тут же в письме изложил совсем противоположное. Нехорошо! А хуже всего то, что для Сикотана, действительно, трудно найти человека, а там бонзы строят кумирню и не оставляют усилий совратить наших курильцев в язычество.

О. Роман пишет еще очень гневно о хакодатских властях, не отпуска­ющих о. Андрея Метоки на свободу, и советует хлопотать здесь о том. «Хвалятся-де гуманностью в этой войне, а совершают такой акт варварства, как без всякой причины лишение свободы японца-священника»,— него­дует Роман.

Июня 1904. Среда

Из всех иностранцев, кажется, один Rev. Jefferys, американский епи­скопальный миссионер, искренно расположен и к Православной Цер­кви, и к России: чуть что доброе находит в получаемых им религиозных журналах, тотчас делает вырезку, или целый номер шлет ко мне с крас­ной отметкой. В последнее время четыре раза было это. Спасибо ему за это теплое чувство! Прочие миссионеры все зауряд — явные враги Рос­сии в текущей войне и, конечно, еще более враги православия вообще.

На днях везде в газетах приторное письмо английской епископши, Mrs. Awdry, радующейся успехам Японии. Недавно был англиканский епископальный миссионер, Rev. Cholmondeley, с пафосом и жестикуля­цией объявлявший, что он как союзник Японии за Японию, но как христианин за Россию — в виде любезности мне прибавивший...

Гуляя сегодня по двору, слышал с улицы объяснение японского джентль­мена сопутствующим ему двум дамам: «коре мото Никорай, има сейкан-ни натта» (Это прежде было место Николая, теперь правительственное). Неудивительно, что так принимают. Семь полицейских и два жандарма приставлены специально охранять Миссию; на дворе и у ворот только и видны полицейские при саблях и в формах; ворота, кроме времени богослужений, всегда заперты; только в калитки можно проходить имеющим какое-нибудь отношение к Миссии; публике вход во двор не дозволяется. Да еще полицейских будок натащили целых четыре, которые торчат ныне у ворот, точно вывеска, что место-де и взаправду прави­тельственное; да еще ныне красят эти будки в ярко блистающий белый цвет.

Впрочем, за такое тщательное охранение нельзя не поблагодарить от души японское Правительство; до сих пор никакой беды Миссии, даже ни одного стекла не разбито японскими патриотами.

Июня 1904. Четверг

Раздосадовал о. Сергий Судзуки. В письме к Василию Ямада подроб­но описывает свое первое свидание с русскими пленными в Мацуяма и первое служение у них обедницы в прошедшее воскресенье. После служ­бы отпалил им проповедь по-русски; это было нечто вроде путешествия по болоту с прилеганьями, чтоб вытащить то одну ногу, то другую; рус­ские, вероятно, с изумлением, и удерживая смех, смотрели на это ориги­нальное хождение. Но это бы еще ничего, а главную-то мысль его они, должно быть, поняли; и вот вся беда в этой мысли: он убеждал их ни

более ни менее, как в том что они должны, не стесняясь, исповедаться пред японским чиновником, в свидетельство своей искренности, своей благодарности к японскому Правительству и прочих своих добродете­лей, то есть собственно держать исповедь пред ним, священником, но в присутствии японского приставленного к нему чиновника — таково-де правило.

Об этом он писал и в предыдущем письме к Василию Ямада, что-де одно из правил, поставленных ему в руководство, то, что он может посещать русских не иначе, как в сопровождении другого японца, знаю­щего русский язык, чтоб контролировать все то, о чем он будет говорить с русскими, так что и исповедать русских он должен будет не иначе, как в присутствии сего господина; но я думал, что это простые речи, что знает же он, как священник, церковное правило о секретности испове­ди, и надумается хорошо объяснить чиновникам, что, мол, даже и в семействе никто не имеет права слушать чужую исповедь, а отступают или выходят, когда больного должно исповедать.

Но о. Сергий не только не догадался сделать это, а без всяких возра­жений подчинился этому правилу, и вот, русских убеждал к тому же. Мне совестно за него. И я, по прочтении его письма, послал ему строгий выговор и требование, чтоб он объяснил чиновникам невозможность исполнить правило о публичности исповеди, иначе пусть не исповеду­ет, чтоб не нарушить церковное правило. Исповедать он думает и здоро­вых; боюсь, чтоб русских не соблазнило еще допущение к исповеди и причастию без говения.

Я не сомневаюсь, что на соблюдении правила о присутствии свидете­ля на исповеди не станут настаивать, если о. Сергий вразумительно объ­яснит невозможность подчиниться сему правилу. Всякий другой на его месте тотчас бы и сделал это. Но о. Сергий во многом похож на просто­душного ребенка. Недаром о. Иоанн Оно в письме к секретарю Нумабе выражает опасение, «как бы о. Сергий не наделал глупостей, лучше бы- де послать более практичного и разумного о. Павла Морита».

Кроме этого пункта об открытости исповеди, все прочее в письме о. Сергия хорошо. Японское Правительство весьма гуманно относится к военнопленным и делает все возможное к их удобству. Размещены они в 5-ти отделениях — в кумирне и других местах, и о. Сергий ежедневно будет отправлять богослужения поочередно в каждом, или будет посе­щать эти отделения, в назначенное для того время, с 8 1/2 часов до 11-ти.

Это побудило меня сегодня, тотчас по прочтении письма, заказать киоты к 4-м иконам, чтоб их отослать в 4 отделения, так как прежде две большие иконы в киотах отосланы были для молитвенного места, зна­чит для одного из помещений пленных.

О. Сергий посетил все помещения. Всех пленных там ныне 21 офи­цер и 584 нижних чинов, из коих 280 раненых больных. Все приняли о. Сергия с почтением, просили у него благословения и целовали руку. Не имевших крестиков от меня, он одарил крестиками, а больным давал и иконки, которыми также снабдил каждую комнату. Во время богослу­жения обедницы пели пленные хорошо. Как видно, между ними есть основательно знающие богослужение, потому что в письме о. Сергия имелась записка по-русски, которой спрашивалась отсюда «Месячная Минея» и «Обиход Бахметева» — которые тотчас же здесь и выданы для отправления (Минея за июнь, июль, август; Обиход, за неимением в Миссии, послан из Посольской Церкви, имевшийся здесь у Петра Тоокай- рин. Послана и Следованная Псалтырь). После Богослужения о. Сергию вручили собранные между молившимися около 4 ены, он понял — на вещи, потребные для богослужения, но, должно быть, русские имели в виду поблагодарить его за служение: у нас здесь не понимают «возна­граждение за труд богослужения», а русские не понимают «богослуже­ния без вознаграждения за него». Просит еще о. Сергий посылать ему отсюда просфоры для богослужений; это неудобно для него же; пусть научит там булочника печь просфоры; для того дана ему просфорная печать. Впрочем, сегодня заказаны 25 для отправки ему.

Июня 1904. Пятница

Наконец, я обрадован присылкой из России денег — в первый раз в этом году. Пришла сумма из Святейшего Синода на 1-е полугодие, 3 ты­сячи рублей, и при ней еще скопившиеся в Хозяйственнном Управле­нии некоторые пожертвования. Пакет обыкновенный — Хозяйственного Управления; не видно, чтоб вскрывали и свидетельствовали здесь на почте. Одновременно получено письмо о. Феодора Быстрова, тоже без всякого признака, чтоб его читали здесь на почте. Пожалуй, и правда, что здесь не задерживается на почте, как уверяли чиновники почтамта, ничто, идущее в Миссию, а приостановлена посылка газет и журналов там, в России, из опасения, что не дойдет сюда.

После полудня посетил из Французского Посольства Mr. Andre. Этот еще больше обрадовал известием, что французский посланник получил сумму для передачи мне. Должно быть из Миссионерского Общества ожидаемая мною ассигновка на 1-е полугодие. Не далее понедельника это уяснится; теперь Mr. Andre только взял у меня сведения, какие имен­но деньги ожидаются для Миссии; посланником деньги еще не получе­ны, а только уведомление из банка в Йокохаме, что на его имя есть деньги.

Mr. Andre сообщил, между прочим, что между убитыми на войне в последнее время русскими офицерами оказался Зиновьев, сын нашего турецкого посланника; в кармане его мундира найдено было 500 рублей, которые и доставлены японцами французскому посланнику для пересылки отцу убитого; на ассигнациях следы крови. Сын же Генерала Деваля, бывшего Петербургского Губернатора, брат М-me Мясоедовой, недавно уехавшей отсюда с мужем, состоявшим секретарем при Посольстве в Токио,—простреленный пулею, но не смертельно — лечится теперь между военнопленными в Мацуяма. Боже, сколько эта война внесет слез в тысячи семейств в России и Японии! А она еще, по-видимому, только начинается; до сих пор все только нас побеждают; но разве Россия может остаться побежденною!

Июня 1904. Суббота

До сих пор Кёотская Женская школа удивляла отсутствием больных, и вдруг поразила присутствием: 11 человек разом заболело дифтеритом, в том числе начальница школы Надежда Такахаси и учительница Ольга Ябе. Больные лечатся в школе; Ябе — опасно больная — уложена в город­ской госпиталь; здоровые переведены в дом диакона, и ученье на время прекращено. Какая-то одна затащила из города болезнь и заразила.

О. Иоанн Катакура описывает посещение Церквей; Церкви все спо­койны; было несколько крещений; многие исповедались и приобщи­лись; но проповедь вообще в застое.

О. Николай Сакураи пишет, что жена его начинает поправляться, так что даже на ноги может встать. Послал еще 10 ен, чтоб молоком и яйцами поскорее возобновила силы. Жен священников нужно беречь. Несмотря на болезнь жены, о. Сакураи отправится посетить свои Цер­кви, чтоб донести Собору об их настоящем состоянии, но на Собор не прибудет.

А вот Павел Сайто и не священник, а желает прибыть на Собор, чтоб изложить пред оным какую-то свою жалобу на священника и выложить какие-то свои прожекты. Отвечено, что может выразить себя письмен­ным изложением; на Собор ему одному из катихизаторов явиться нельзя дозволить. Пустой человек! Вместо проповеди занимается публичным показыванием волшебного фонаря со сценами войны и военными рас­сказами к ним, занимающими по три часа времени, как сам хвалится в сегодняшнем письме. Это значит: вместо того, чтоб делать свое церков­ное дело, для которого его вместе с его большим семейством содержит Русская Церковь, он, напитавшись русским хлебом, в благодарность за это выходит пред публику бранить и поносить Россию.

Другой, не менее пустой, катихизатор Павел Кацумата пристает за подачками, жалуясь на многочисленность детей. Получает 18 ен, почти самое большое, что может получать катихизатор. На днях послал 10 ен помощи. Сегодня просит еще. Отвечено: пусть трудится по службе, тогда христиане станут помогать. Пусть просит помощи у брата, богато­го человека, некогда тоже евшего хлеба Миссии в Катихизаторской школе. Если ни то, ни другое, то пусть ищет себе другой, более доход­ной, службы мирской, оставив церковную, ибо Миссия помогать больше ему не может.

Трогательно пишет из Хиросима Илия Кунии, ученик Катихизатор- ской школы, только что взятый из школы в военную службу; совсем на пути в Манчжурию, где надеется исполнить свой долг, но ныне очень скучает в кругу товарищей-язычников, находящих удовольствие в вине и прочем подобном; занимается чтением взятых духовных книг и молит­вою; просит молитв.

Июня 1904. Воскресенье

Игнатий Мацумото перевел последнюю часть Церковной истории Смирнова и пришел спросить значение некоторых латинских слов и названий, чтоб подставить перевод их; но некоторых слов совсем нельзя перевести — или непонятно будет на японском, или неприлично; можно ли, например, поставить в переводе «praeputium» Иисуса Христа, кото­рый католики на Западе когда-то выставляли для поклонения, да еще разом в четырех городах? Насилу убедил его оставить так, как в русском тексте — латинское слово, надписав произношение его катаканой; пусть непонятно; кому нужно, тот доберется смысла.

7/20 июня 1904. Понедельник

О. Роман Фукуи пишет о Сикотане, что получил деньги, 107 ен, на покупку двух коров для сикотанских христиан (напрасно священник берет на себя эту комиссию); что Евгению Сторожеву, дочь Владимира, просватал за Федора Судзуки в Кусиро; что Максим Обата как бывает в домашнем платье, так и идет в Церковь отправлять общественное мо- литвословие, а это претит благочестивому чувству тамошних христиан, потому просит о. Роман прислать туда хоть старый стихарь для надева­ния при молитвословиях (будет послан, и не старый) и прочее. Пишет еще, что Феодор Сайто, теперешний катихизатор в Немуро, непремен­но в тех местах желает служить, и что он, о. Роман, думает поместить его в Абасири, где непременно нужен катихизатор; еще — что нужно катихи­затора для Обисиро, где 4 дома христиан и один чиновник — Иоанн Яманоуци — весьма благочестивый человек, у себя собирает христиан для молитвы и бесед — и так далее.

Тит Накасима из Ициносеки пишет, что «церковное здание у них все занято солдатами, а кругом огород истоптан их лошадьми — молиться негде». Что будешь делать, коли теперь везде по Японии такое военное движение и возбуждение!

Яков Ивата, катихизатор в Какогава, пишет, что «у него несколько человек приготовлено к крещению и сетует, что о. Сергий Судзуки не может посетить его Церковь, занятый теперь службою у русских воен­нопленных». Тотчас же ему отвечено, что посетит их о. Яков Мацуда, ближайший из священников; а о. Якову отправлено письмо Якова Ивата с наказом от меня — по пути на Собор в Токио остановиться дня на два-на три в Какогава, испытать приготовленных и преподать креще­ние, если достойны. Написано об этом и к о. Сергию Судзуки, местному священнику.

Июня 1904. Вторник

Настоятель Посольской Церкви в Берлине, протоиерей Алексей Петрович Мальцев, при сочувственном письмеце прислал 55 марок на Миссию, составивших здесь 23 ены 5 сен.

От Банка Мицуи пришло уведомление, что на мое имя получено от «Chartered Bank» в Йокохаме 24 865 ен 50 сен, которые и записаны на мой счет. Это значит, из Казны на 2-е полугодие нынешнего года. День­ги присланы телеграммой на имя французского посланника, чрез Шан­хайскую контору «Chartered Bank». Но в телеграмме не было упомянуто какая сумма, так что французский посланник не мог сообщить мне, сколько денег, как говорил сегодня Mr. Andre, привезший письмо Маль­цева; и я лишь догадываюсь, что деньги из Казны; но это, конечно, так. Слава Богу! А я уже задумывал в Россию ехать за деньгами, если не вышлют.

Июня 1904. Среда

Побыл в Банке Мицуи, чтоб положить часть денег на fixed deposit. В первый раз сегодня выехал в город после того, как в конце генваря ездил в Посольство попрощаться с отъезжавшим бароном Розеном. По­лицейский в частном платье сопровождал, конечно, не отходя от меня даже в банке. Нехорошее время войны! Ни на минуту нельзя забыть ее. Да и как забыть? Вот опять было сражение, и в третий раз уже разбили русских на суше — в Теглице тысячи убитых и раненых на той и другой стороне. Вот когда поучиться смирению!

Сопоставил себя с каждым из убитых: разве я лучше их? Что вы! Избави Бог и подумать это! А между тем жизнь их пошла так дешево, кровь их разлилась, как вода. Если каждый из них оказался столь легким на весах суда Божия, то я-то что же пред Богом? Достоин ли Его хране­ния? И если хранит еще, то какою благодарностью должен гореть мой дух и каким усердием, и служением Ему!..

Июня 1904. Четверг

Был на экзаменах в 7 и 6 классах Семинарии; в первом, ныне кончаю­щем, 4 ученика, и из них два плоховатые; в шестом классе 5 учеников, из которых только два первые хороши, а один — заика. Скудна Церковь служащими, еще скуднее запас. Что вперед будет? Бог весть! Из России вот десятки лет ждешь — никого! Здесь умственно-православная бедность и убожество. Печально все на свете!

Разделение Евангелия на зачала и Апостола — тоже кончено. Акила Кадзима очень помог в этом деле; он же поможет и отпечатать то и другое для церковного употребления; нужны внимательность и аккурат­ность, а эти качества у него есть, хотя по временам, как у молодого человека, изменяют ему; но мы с Накаем будем держать последнюю корректуру. Отпечатание будет после каникул.

Июня 1904. Пятница

На экзамене в Семинарии у 5-го класса, где 9 учеников, из которых один болен, по Русской Гражданской Истории,— отвечали хорошо, и в Катихизаторской школе по толкованию Евангелия, кроме двух послед­них, тоже недурно отвечали; здесь во 2 классе, выпускном, 10 учеников, а в Гм всего 3, из которых один отсутствовал за болезнью, а один совсем плохой по успехам.

Русскую историю я ныне в первый раз слышал на экзамене, так как она стала преподаваться лишь в последние два года.

Переводим ныне с Накаем разные Богородичные, чтоб наполнить остаток времени до каникул. За большое — Октоих или же Постную Триодь — примемся после каникул.

Июня 1904. Суббота

На экзамене в Катихизаторской школе по Основному Богословию, у молодого преподавателя Петра Уцияма, из окончивших семинарию в прошлом году. Только что похвалил его в душе, после экзамена: «вот-де и в Академии не был, а преподает не хуже академиста и будет отличным наставником для Семинарии и Катихизаторского училища» — как вне­запно он и отнимается: сегодня же уезжает домой, в Мияко, на Север, для военного осмотра, и, конечно, по нынешнему времени не будет ему снисхождения — уйдет на войну, так как никаких телесных изъянов не имеет. Жаль очень! И какое жестокое правило: один сын у отца, стари­ка, и того берут. А я много на него рассчитывал для служения Церкви: умный, скромный, добро настроенный и деятельный молодой человек.

Июня 1904. Воскресенье

Поражает и обескураживает механическое, недостойное отношение японских христиан к исповедуемой ими вере. Новые христиане, при­нявшие веру по убеждению, должны бы ревностно, тепло относиться к ней — куда! Старик Иов Накацука, несколько лет с утра до ночи находя­щийся в Соборе и всем любопытствующим язычникам объясняющий христианство по иконам, конечно, толкующий и о необходимости Христо­вой веры для вечного спасения, тут же, в Токио, спокойно допускает умереть свою родную сестру в язычестве. Недавно приходит и с улыбкой говорит:

— Сестра очень больна; должен пойти к ней.

— А что же она, сделалась христианской?

— Нет,— улыбается Иов и ушел. Сегодня приходит и с улыбкой докла­дывает:

— Похоронил сестру,— Значит, по-язычески. И горюшка нет, что сест­ра в слепоте душевной отошла в вечность. А нужно, сейчас же пойти толковать язычникам, что непременно надо веровать во Христа, иначе, мол, вечная гибель, да еще с пафосом станет толковать. И все это хрис­тианство лишь на конце языка — дальше не проникло.

О. Сергий Судзуки пишет к Петру Исикава длиннейшее ворчанье все в ответ на мое письмо к нему об исповеди: точь-в-точь старая баба, у которой как прорвется бочка ее разглагольствия, так и конца нет ее течению. Я уже писал ему, чтоб перестал, что «если исповедующийся говорит ему так тихо, что находящиеся в том помещении не могут слы­шать, то и ладно, больше ничего не требуется»; сегодня опять написал ему о том же с наказом непременно перестать больше писать о сем; но едва ли щель в бочке заткнется этим. Там, в Мацуяма, он, говорят, надоедает чиновникам приставанием к ним с своими длинными разгла­гольствиями обо всем. Недаром его не любят христиане в Оосака; всякому может надоесть такой характер.

При письме о. Сергия приложено 5 ен, пожертвование на Миссию офицера с судна Добровольного Флота «Екатеринослав», Владимира Пантелеймоновича Кисимова. Эти пожертвования военнопленных осо­бенно трогательны: сами нуждаются во всем и жертвуют на Церковь! Приложена еще записочка двух лютеран, что они нуждаются в книгах для чтения. Посланы им Новые Заветы.

Июня 1904. Понедельник

Утром на экзамене в Семинарии.

Павел Цуда, катихизатор в Сюзендзи, прибыл: «время-де свободное, все заняты полевыми работами, так — посетить о. Павла Савабе, который просил его о сем»; но главное, как видно, ходатайствовать за о. Павла Косуги, живущего на покое в Сюзендзи, чтоб ему и вперед оставить полное священническое содержание; я положительно отказал в сем; совесть мне не позволяет сего; с 8-го месяца поступает на заштатное — 12 ен в месяц, и никакие просьбы не помогут. Как им всем чужды инте­ресы церковные! Лишь бы выклянчить!

Иван Акимович Сенума приходил с письмом от о. Петра Кавано: «просит непременно ныне принять его сына в Семинарию»; что в ны­нешнем году приема нет, об этом знает, но просит безотложно принять; до сего времени сын учился в гимназии; теперь о. Кавано берет его оттуда — недокончившим курса, и, вот, хочет предоставить Семинарии. А до сих пор никогда ни слова, что хотел бы воспитать сына для церков­ной службы — значит, и намерения сего не было. Теперь же случилось что-то такое, что — перспектива там дрянь, изъян какой-нибудь в сыне или что другое нехорошее — его и навязать Семинарии, на содержание Церкви! Отказ прямой: пусть, если хочет, дождется общего приема в Семинарию, в будущем году, вероятно, оный будет; теперь никак нельзя, ни к какому классу не подходит, учителей же особых для него нет.

Петр Исикава приводил Ямазаки, основателя «Общества сочувствую­щих военнопленным», о котором замечено выше, 12 июня нового сти­ля. Предварительно Исикава сказал, что Ямазаки имеет говорить со мною «об исповеди военнопленных». Я вновь выбранил в душе о. Сер­гия Судзуки, эту старую бабу, своею болтовнею втягивающую в дело и иноверцев, и сказал Петру Исикава, что с Ямазаки об этом предмете я толковать не стану — это дело кончено между мною и о. Сергием. Ямаза­ки отрекомендовался католиком, происходящим от католиков, сделав­шихся таковыми при Нобунага и Хидеёси; родом из селения в 300 домов близ Куруме, на Киусиу; католическая искра хранилась под пеплом триста лет и ныне вспыхнула — вся деревня католическая. Общество, затеян­ное им, еще не получило, да кажется, и не получит санкции от Прави­тельства и потому не процветает; данный в прошлую субботу концерт успеха не имел — зала была почти пуста. Говорил он, что думает хлопо­тать об отправлении в Мацуяма католического патера, ибо между плен­ными есть католики-поляки; на мое замечание, что в Мацуяма и без хлопот есть католический патер, миссионер Шарон, который и может доставлять пленным католикам религиозное утешение, Ямазаки ото­звался незнанием сего обстоятельства. Я поблагодарил его за оказываемое участие к русским военнопленным.

Июня 1904. Вторник

В «Japan Mail» сегодня напечатано, что «полковник Halchansky и 7 других офицеров и 331 нижних чинов, взятые в плен при сражении в Теглице, привезены 25 числа в Модзи и на следующий день отправлены в Мацуяма». Нужно будет отправить и им книг для чтения. Бедное рус­ское воинство! Разбивают его по частям. Как оказывается, Куропаткин бездарный полководец.

И как же поносят Россию по поводу ее унижения пред японцами! Просто отчаяние берет. Каждый номер газеты, точно бич наносящий удары, от которых кровь сочится. Дай Бог твердости — нести без послаб­ления своему делу!

Получил письмо от о. Феодора Быстрова, что «Феодор Матвеевич Янсен, по собственному его прошению, уволен из Академии, как извес­тил о том о. Феодора Преосвященный Сергий, ректор Академии; что сему обстоятельству предшествовали ежедневные отлучки Янсена из Академии, долги, нежелание жить вместе с студентами. Где ныне он — неизвестно. У о. Феодора не бывает. Денег у о. Феодора до сих пор за­брал 314 рублей». Весьма жаль! На скользкий путь вступил, как видно; кто развратил его — неизвестно.

Июня 1904. Среда

Читал с Накаем переписанную для печати Службу «навечерия Рож­дества Христова».

В Соборе сняли фотографию с сосуда для святого мира, с ковчега Ф. Н. Самойлова, напрестольного креста его друга Гавр. Мат. Комарова и со всех священных вещей, пожертвованных Юр. Ст. Нечаевым-Маль­цевым; это для книги иллюстрированного описания Собора, готовимой к печати Исаею Мидзусима.

Сквернейшее расположение духа по поводу войны с такими порази­тельными русскими неудачами. Однако же и быть кислятиной не прихо­дится — и не прилично, и некогда. Философское равнодушие — самое приличное дело при настоящих обстоятельствах; оное и напустил на себя. Газеты буду просматривать раз в три дня, чтоб не каждый день терпеть удары.

Июня 1904. Четверг

На экзамене во 2-м классе Семинарии по Священной Истории. Этот класс еще обильный учениками, больше 30 человек, и учится хорошо. Русские два мальчика тоже отлично успели в японском языке, почти как японцы говорят.

Хлопотливый день месячных расплат; впрочем, и переводил с Нака­ем — Богородичны из Часослова.

Июня /1 июля 1904. Пятница

О. Павел Морита пишет, что на Соборе будет просить переместить его из Маебаси. В прошлом году удалили его из Такасаки, ныне и из Маебаси хочет бежать. Если бы у него не был характер, склонный к интриге, таких бы разногласий и охлаждений с христианами не возни­кало бы.

Илья Яци, бывший катихизатор, опять просится на церковную служ­бу чрез о. Бориса Ямамура. На Соборе поговорим об этом. Принимать, разумеется, не следует; бывшие неудачники, испытавшие неудачи и на других путях (без чего опять не просились бы) навсегда останутся не­удачниками — это испытано. Но если окажется крайняя необходимость при распределении катихизаторов, придется и его принять.

Из Исиномаки от о. Иова Мидзуяма и катихизатора Иоанна Котера сначала — очень тревожные письма, что камнями бьют стекла и черепи­цу на крыше церковного дома; но всегда затем успокаивающее письмо, что полиция приняла самые энергичные меры к прекращению сего и теперь спокойно.

Павел Кацумата в ответ на последнюю мою отповедь ему, что Миссия не может давать ему больше того, что дает, и что если мало ему, то пусть ищет для себя другой службы, вне церковной, отвечает, что не будет больше беспокоить Миссию просьбами, а удовлетвориться получае­мым, и благодарит за двукратную экстренную помощь. Жаль, что не оставил службы — бездеятельный и безуспешный катихизатор, хоть и давно поступивший на службу.

В Акаси от ультрапатриотов вместо нас досталось протестантам, как пишет катихизатор Макарий Наказава. Протестантский проповедник в уличной проповеди, которую слушала собравшаяся толпа, упомянул, между прочим, что «вместо того, чтобы тратиться на фонари для улич­ных процессий и прочее бесполезное по поводу японских побед, лучше бы эти деньги жертвовать на военные нужды»; этих слов достаточно было, чтоб воспламенить толпу против проповедника: «А, он против японских побед, он ротан!» И проповедник едва спасся от разъяренных патриотов, которые затем камнями стали разбивать протестантскую молельню. На другой день опять огромная толпа собралась около этой молельни, собираясь совсем разнести ее. Полиция тоже поспешила на место в большом количестве, и ей едва удалось успокоить и рассеять возбужденных патриотов. В то же время полиция охраняла и наш мо­литвенный дом и проповедника, которых буря на этот раз не коснулась.

Июня / 2 июля 1904. Суббота

На экзамене в 4 классе Семинарии, где 10 учеников, хорошо отвеча­ли по Гражданской Истории.

Симеон Мацубара, катихизатор в Аомори, пишет, что преподал кре­щение солдату, слушавшему учение у него всего двадцать дней; по вне­запности отданного приказа к выступлению, священник не мог быть призван, а слушавший очень просил крещения, потому Симеон и решил сам крестить его сокращенным крещением, какое преподается, напри­мер, внезапно заболевшему ребенку.