Апреля 1904. Фомино воскресенье

Боже, что за апатия иногда нападает! Ни церковная служба, ни раз­мышления, ни усилие воли, ничто не помогает. Ушел бы куда-нибудь, отдохнул бы в тишине и молчании день или два — некуда и нельзя. Отвел бы душу в разговоре — не с кем: мои печали для окружающих меня — радости, и радости законные, кто же не радуется отечественным успе­хам и славе? Ни к чему рук не приложи — простых писем не в состоянии написать. А тут еще экзема несносная, каждый день два раза приходится полтела пачкать лекарствами и сушить пред камином. Атам еще из Рос­сии почему-то деньги на содержание Миссии не идут, хотя двум суммам давно бы пора прийти. Впрочем, вся эта апатия временная — осадок приключившейся печали и тревога за миссийские деньги... Вот со втор­ника начнется перевод, душа зароется в дело и хворобу ее как рукой снимет. Знаю это. Но... но теперь пока на душе скверно.

Апреля 1904. Понедельник

Фоминой недели

С 7 часов Литургия, потом панихида, на которую я выходил. Чашек с кутьею было не меньше, чем в прошлом: 4 столика и 3 длинных классных стола были уставлены, а молящихся было, кажется, больше, чем в про­шлом году. Помолился горячо о Степане Осиповиче Макарове, и печаль о нем смягчилась, так что по выходе из Церкви мог заняться делом: написал письмо к обер-прокурору К. П. Победоносцеву.

Но сложная моя печаль осталась еще о побитии нас. Любезные мои японцы торжествуют; но, как я ни люблю их, на этот раз не с ними: Отечество милей и дороже; и крайне печально, что не Отечество бьёт японцев, а они нас.

Впрочем, бьют, но не побеждают. Где же их победа? Взяли ли они Порт-Артур? Взяли ли хоть одно наше военное судно в плен? Нет. Берут они хитростью и коварством; конечно, нужен ум и на эти качества, но ум низменный, ум кошки, подстерегающей мышь, ум мальца, неожиданной подножкой сбивающего посильнее себя. Так именно и погиб Макаров с «Петропавловском». Подкрались японцы и незаметно разбросали мины близ входа в гавань; потом подошли малым числом судов, чтоб выманить наших на бой; заманили их подальше от рейда; потом беспроволочной телеграммой дали знать всей своей эскадре, скрыто в засаде стоявшей; когда показалось большое число судов, и наши увидели, что драться против такого количества не могут, повернулись и направились к гавани; тут «Петропавловск» наткнулся на мину, и его взорвало.

Однако же весь японский флот и тут не мог дальше ничего серьезно­го сделать: ни взять крепости, ни захватить какое-нибудь из оставшихся русских судов, а пострелял и ушел.

Не все ли дело только в хитрости? Конечно, и она на войне позволи­тельна, но она не есть ни храбрость, ни военный талант, а именно только мастерство сделать засаду, подставить ногу. Но на это японцы мастера. Этим они нас давно перещеголяли; мы перед ними разини и простаки. Но, полагаю, что это последнее больше на первый раз; а порядочно расквася нос, и мы можем взяться за ум и собраться с мыслями. Вот посмотрим, кого кто побьет на суше. Если и Куропаткина японцы разобьют, то тогда уже настояще печалиться можно. Но надо надеяться, этого не случится. Мы уже достаточно побиты, чтобы подтянуться, а тогда и мы бываем зорки и неглупы.

Апреля 1904. Вторник

Фоминой недели

О. Сергей Судзуки находит, что война не только не мешает, а, напро­тив, помогает делу проповеди в Оосака: слушателей учения там теперь больше, чем прежде, и Церковь оживленней. Поэтому он находит весь­ма неблаговременным отозвание одного из тамошних катихизаторов, Кирилла Мори, в Токио (куда он вызывается для замещения в Семина­рии Пантелеймона Сато) и, уступая его ныне Семинарии, просит заме­нить его кем-либо другим для Оосака. Если теперь нет никого, то на Соборе непременно выделить одного катихизатора для Оосака.

Но будет ли еще Собор в нынешнем году? Едва ли. А Кирилла Мори, в самом деле, жаль потерять для катихизаторства. Кроме о. Сергия, и о. Иоанн Оно хвалит его как катихизатора: «И умеет говорить, и пони­мают, и любят его слушатели и христиане». Но что делать! Без наставника в Семинарии тоже нельзя обойтись.

О. Иов Мидзуяма пишет, что в Исиномаки язычники неприязненно относятся к христианам: в Церкви камнями стекла побили, так что при­шлось обратиться за защитой к полиции, которая ныне и охраняет Церковь. В Пасху служба была не ночью, а днем, с 10-ти часов, и собра­лись на нее не больше 70 человек.

В Вабуци то же,— о. Иов пишет,— язычники объявили: «не нужно, мол, нам в деревне ни одного русской веры»; но катихизатор Стефан Такахаси не дал никому из христиан ослабеть от угрозы; фактического же зла язычники не посмели христианам сделать.

В Каннари язычники также против христиан, но там И. Кавамата, племянник покойного о. И. Сакай, тверд в вере.

А в Санума и Такасимидзу Церкви уже так сильны и стяжали такое уважение от язычников, что с ними никто и не думает враждовать.

Апреля 1904. Среда

Фоминой недели

О. Андрей Метоки, высланный военным начальством из Хакодате и пребывающий в селении Арикава, пишет, что там пред Пасхой у него было 8 крещений, а в Пасху на богослужении больше 50 человек. Зна­чит, для Арикава счастье, что ему пришлось жить там — тамошняя Цер­ковь и умножится, и воспитается; с ним же там и катихизатор Исайя Мураки, обреченный на одну с ним участь временного заточения в Ари­кава.

А о. Роман Фукуи утешил христиан в Хакодате. Прибывши туда, он явился к местным властям, и те сказали ему, что «он совершенно свобо­ден отправлять богослужения и все христианские требы для своих веру­ющих — никто не помешает ему ни в чем; если же бы кто сделал ему что неприятное, то пусть тотчас же донесет о том, и с виновных будет взыскано». Вследствие он беспрепятственно в Страстную неделю слу­жил для христиан, которые исповедались и приобщились Святых Тайн, совершил обычное Пасхальное богослужение, причем Церковь была полна христианами, хотя, однако, не все христиане были; в Пасхальную неделю обошел дома христиан с молитвословием, причем также из 83 домов 19 не приняли его, или заранее просили не быть у них — это все ослабевшие в вере, или оробевшие при отнятии у них о. Андрея; «в исполнение Писания: поражу пастыря и разыдутся овцы стада», замеча­ет о. Роман. Впрочем, отрекшихся от веры нет; со временем оживятся и ободрятся и эти.

Апреля 1904. Четверг

Фоминой недели

Нифонт Окемото, катихизатор в Хиросаки, пишет, что «язычники там неприязненны к нему и христианам, но что он очень рад этому гонению — укрепился в вере чрез него сам и христиане его». Все зависит от того, с какой точки зрения или в какие очки человек смотрит на жизнь! Дай Бог, чтоб побольше было смотрящих так, как Нифонт Оке­мото!

В Вакуя было 120 человек в Церкви на Пасху; в Аомори — 52 человека, в том числе 6 человек семейства русского купца Семенова, высланного из Хакодате и там ныне живущего; в Оцу — 70 человек. Все это показывает, что христиане праздновали Пасху и ныне, в военное с Россией время, как всегда, и молились в таком же количестве лиц, как в мирное время. Из Оцу вместе с описанием празднования катихизатор Абе прислал 11 праздничных поздравительных речей, сочинения тамошних христи­анских детей.

Павел Кубота, катихизатор в Ханда, пишет, что и там язычники нехо­рошо относятся к христианам, хотя фактически вреда от того нет нико­му. Упоминает, что «на Внутренний Правительственный Заем подписа­ли там врач Давид Ниими 500 ен, другой христианин 300 ен, еще один 100». Ведь вот есть же у христиан деньги, а на содержание того же катихизатора Кубота никто ни копейки не даст! И так по всем Церквам! Господи, что делать с этими грошовиками и сквалыжниками?

9/22 апреля 1904. Пятница

Фоминой недели

Адмирал Скрыдлов назначен вместо Макарова. Земляк мой — из од­ного села Березы — и близкий знакомый. Дай Бог ему оправдать возла­гаемые на него Государем и Россиею надежды! Но, мне кажется, вполне заменить Адмирала Макарова он не в состоянии; он — расшибатель, но не строитель, а Макаров был и то, и другое... Не перестает болеть душа по Макарове; но тщетны все вопли сердечные!... Он так любил море, так исследовал его и так знал; и вот он теперь неразлучно будет в своей любимой стихии до тех пор, пока грозный глас трубный повелит морю изнести своих мертвецов! Среди своего штаба, окруженный своими любимыми и бравыми матросами, он покоится теперь вместе с ними от своих великих бранных трудов. Какой великолепный предмет для балла­ды! А английская и японская прессы сдержанно радуются и притворно сожалеют о погибели его... Еще бы и не радоваться им!

Апреля 1904. Суббота

Фоминой недели

Был Mr. Andre от французского посланника; говорил: «Министр ино­странных дел, зная, как русские благочестивы, намеревается выписать из России священника для русских пленных здесь. Он только поговорит об этом с военным министром, и если сей не найдет ничего против, то Министр иностранных дел будет просить французского Министра по­стараться добыть священника из России. Так, не могу ли назвать, кого бы в таком случае вызвать?»

Я сказал, что «можно священника здешнего Посольства, о. Сергия Глебова. Если же он по каким-нибудь причинам не может приехать, то Святейший Синод найдет другого кого послать.»

Mr. Andre потом сообщил, что «для русских пленных здесь в Токио уже определено место — храм, где помещались пленные китайцы в Ки­тайскую войну».

Я ответил, что «в таком случае я сам здесь могу исправлять все рели­гиозные потребности для них».

Но Mr. Andre выразил сомнение, чтоб мне было дозволено это. В таком случае, конечно, хорошо, если будет вызван священник. А самое лучшее, если Генерал Куропаткин не даст в плен ни одного русского. Дай Господи, чтоб это так и было!

Mr. Andre совсем некстати привез мне пачку газет «Новое Время» о. Сергия Глебова для чтения. Но когда мне читать!

Некто Такаици, наш христианин, пишет из Мацуяма, что он посетил русских пленных там и получил от них иконку, вероятно, одну из послан­ных мною им. «Это теперь единственная у меня икона, так как иконы и книги украли у меня туземцы на Формозе»,— прибавляет Такаици.

Апреля 1904. Воскресенье

Жен Мироносиц

Так как кое-где в заграничной прессе говорится, что нынешняя война Японии с Россиею представляется, между прочим, борьбою язычества с христианством, и, значит, если отчасти война религиозная, то у некото­рых бонз и у протестантских христиан возникло желание опровергнуть это, и предпринимается собранием и речами заявить это. Петр Исикава и Василий Ямада приходили сказать мне об этом и попроситься на это собрание, хотя оно составляется по инициативе бонз. Я не нашел ничего против, так как и в самом деле война не имеет религиозного характера: мы же сами пользуемся полной свободой проповеди, несмотря на войну, и полным покровительством со стороны Правительства.

Николай Исикава, катихизатор в Окаяма, пишет, что «там, когда началась война, один христианин, сробевши, бросил Церковь (дакквай- сита), но теперь очень жалеет, что принял на себя такой позор, ибо видит, что православие нисколько не стесняется: в газетах и школах — везде пишут и говорят о свободе веры и о том, что война не должна отзываться никаким религиозным стеснением никому». Это, конечно, под влиянием Правительства. Так японское правительство само, не ду­мая о том, охраняет нашу Церковь от разброда.

Апреля 1904. Понедельник

Из Санума пишут, что там было в Пасху в Церкви больше 200 христиан.

Савва Сакурада, из Обо, Аракава и прочих пишет, что в той глуши и до сих пор христиан ругают словом «ротан» (русский шпион); а в Аракава, откуда родом о. Андрей Метоки, язычники так озлобились на него, что собираются убить его, если он явится туда, чтоб повидаться с матерью.

Исключительно поздравительных пасхальных писем 47, почтовых листков (хагаки) 44, телеграмм 33; несколько меньше ныне, чем в про­шлом году. Кроме того, много поздравлений было в деловых письмах. На телеграммы отвечается взаимным поздравлением тотчас же по полу­чении, на письма и листки — всем вместе в следующем за Пасхой номере «Сейкёо-Симпо».

О. Матфей Кагета извещает, что из Каяма 6 человек язычников из нападавших на христиан вызваны в Сидзуока и содержатся под стражей на допросе. Желательно, чтоб не поступлено было с ними очень строго.

Апреля 1904. Вторник

Петр Исикава приносил прочитать письмо, составленное под дик­товку лежащего в параличе о. Павла Сато к священникам всей Право­славной Церкви здесь, убеждающее их стараться о поставлении Япон­ской Церкви на свое собственное содержание. Написано умно, мягко и убедительно, но будет бесполезно. Я, однако, поблагодарил о. Павла за усердие и убеждал его не ограничиться этим первым шагом, а вскоре за ним сделать другой — написать письмо о том же ко всем катихизаторам; эти поживее и моложе священников — вероятно, сделают больше; а по­том в третий прием — адресовать письмо ко всем христианам; тогда после первых двух попыток и их более или менее успешного действия можно уже надеяться на порядочный успех предприятия.

Из Наймусё (Министерство внутренних дел) прислали гектографи­ческий статистический листок с графами для наполнения, чтоб полу­чить сведение о том, сколько христиан принадлежит здесь, в Токио, Собору, кто заведует Церковью и прочее. Оо. Юкава, Циба и Мидзуно, имеющие Собор своею приходскою Церковью, все в совокупности имеют здесь в приходе: 1531 человек, в том числе 808 мужчин, 723 женщины. Так и сообщено Министерству. Заведующим же Церковью прописан я. Из Церкви в Коодзимаци даны особые сведения.

О. Василий Усуи пишет, что христиане Ооисо, охладевшие или бро­сившие христианство (Тоофуя Аоки, Чёо-врач Амано, Минегиси-гос- тинник), не перестают требовать от него возврата им денег, прежде пожертвованных ими на Церковь. Таковых накопилось 430 ен, и в про­шлом году все христиане Ооисо, согласившись, передали эту сумму на хранение о. Василию, который и хранит ее в банке. А теперь вот эту церковную собственность требуют отчуждить от Церкви и разделить — «варимодосу» им. О. Василий отказал в этом, так как не имеют ни нравст­венного, ни юридического права на свое притязание. Не в первой, а многократно уже было, что японцы пожертвуют на Церковь, а потом отбирают назад или же тратят церковные деньги, как свои собственные.

Фома Исида, из Фукусима, пишет, что и там ругаются словом «ро­тан», но что ни он, ни христиане его не обращают на это внимания (мутонцяку).

Апреля 1904. Среда

Вчера неожиданно явился о. Тит Комацу.

«По какому делу?» — спрашиваю.

«Ничего особенного»,— говорит; и вправду, наболтал много — дель­ного ничего. Сегодня являются вместе: о. Павел Савабе и о. Тит.

«Насилу убедил его приехать; писал и писал я, наконец, вызвался»,— прошамкал мне о. Павел. Но зачем же ему-то о. Тит? Больше решитель­но незачем, как отвести душу, поболтать с ним. И объясняет о. Павел, что «теперь у него единственное удовольствие видаться с людьми и говорить; все время ходит по знакомым, чтоб доставить себе это удо­вольствие; а если к нему кто придет, так он рад-радешенек».

Худой, истощенный, совсем в гроб смотрит о. Павел, коснеющим языком объясняющий все это, крайнюю жалость и печаль возбуждает. Цепляется еще за жизнь, инстинктивно противится закону разрушения, но тем ярче выступает бессилие человека в этой борьбе.

Господи, уже ли и мне предстоит вот-вот скоро так же бояться смер­ти? Нет, нет! Прочь, эта мысль! С радостью буду ждать смерть, как же­ланную гостью; только дай, Господи, перевести богослужение, хоть и не все, да еще Ветхий Завет.

Апреля 1904. Четверг

О. Сергий Судзуки отправился посетить Церкви ведения о. Симеона Мии, за болезнью сего последнего, и из Тояма пишет, что катихизатора Никиту Сугамура в городе не нашел — отправился к отцу в Ното, по расспросу о. Сергия на квартире его. Оказывается, что у него слушате­лей учения и видом не видать и слыхом не слыхать, а читает Сугамура аглицкие книги и болтает с захожими посетителями о всяких пустяках. Вот так катихизатор! А так усиленно просился на службу по выбытии из оной раз. Перевести его в Оосака, на место выбывшего оттуда Кирилла Мори.

Георгий Абе и Павел Сато, катихизаторы — первый в Оцу, второй в Мито — коллективно «просят позволения и денежной помощи заняться проповедью на пространстве 18 ри между Мито и Оцу, по линии желез­ной дороги, надеясь на успех». Но у того и другого и без того много мест проповеди; не было бы это в ущерб их теперешним местам. Впрочем, письма посланы о. Игнатию Мукояма, их священнику, испросить его мнение.

Апреля 1904. Пятница

Доктор Ясосима опять, в выражение своего участия к моему ныне здесь одинокому (без других русских) положению, прислал ящик отлич­ного печенья. Я разделил пирожки с Накаем и секретарями, и завтра Давид Фудзисава, младший секретарь, пойдет с моей карточкой побла­годарить участливого доктора.

Василий Таде, катихизатор в Оказаки, извещает, что там ныне языч­ники совсем утихли и не оскорбляют христиан; полиция охраняет по­следних. Разбитие памятников на христианском кладбище всеми ныне порицается в городе и в прессе. Христиане все крепки в вере; на Пасху служил там о. Матфей Кагета, в Церкви было до 90 христиан.

Иоанн Котера, катихизатор в Исиномаки, напротив, жалуется, что так и до сих пор язычники поносят христиан, не делая, впрочем, факти­ческого зла; полиция защищает плохо, за исключением одного полицей­ского, прежде слушавшего учение. В окрестности богач Сато, слушав­ший учение, приостановился в этом; впрочем, зародившейся в нем веры не потерял, что видно из того, как он отстоял выбор в городской мест­ный совет одного христианина, которого забаллотировали было за то, что он православный христианин.

Апреля 1904. Суббота

Катихизатор Павел Оокава пишет, что в Каннари Якова Кавамата побил некто Сугавара, язычник, так сильно, что он болен; из-за чего собственно это произошло — не видно из письма; видно только, что война с русскими и православие в том виноваты.

Иоанн Коцукури, катихизатор в Ваканай, на Эзо, оставил церковную службу к удовольствию моему и пользе Церкви, ибо бездеятельный и бесполезный был — даром только тратилась Церковь на него.